ным.
Детеныш зачмокал, потом расплакался.
   Нет, если о нем  не  позаботиться,  он  точно  умрет,  -  решил  Кеман  и
повернулся к Отцу-Дракону в поисках помощи.
   - Кеман, если ты знаешь, что нужно делать, так действуй же,  -  проворчал
Отец-Дракон. - Особенно, если ты точно это знаешь.
   Кеман снова заколебался. А вдруг Лори обнаружит, что он забрал  детеныша?
Она удрала от Алары, но на него, Кемана, она и внимания не обратит.  А  если
она захочет съесть детеныша, Кеману с ней не справиться.
   Но если до тех пор, пока Аларе не станет  лучше,  никто  не  узнает,  что
детеныша  унес  Кеман,  и  если  поставить  однорогов   в   один   загон   с
Попрыгуньей...
   Да, так он и сделает. Даже Лори не захочется идти мимо однорогов.
   Единожды приняв решение, Кеман больше не колебался. Конечно, он не  может
пока что превратиться в двуногого и взять  детеныша  на  руки,  но  что  ему
мешает унести детеныша в передних лапах?
   Только как бы не поранить малышку - а то ведь он понятия не имеет, как ее
лечить. А если вдруг он причинит малышке какой-то вред,  она  останется  без
помощи, пока Алара не поправится достаточно, чтобы позаботиться о ней.
   Ну  что  ж,  значит,  просто  нужно  быть  поосторожнее.  Ему  ведь   уже
приходилось носить маленьких детенышей.
   Кеман накрыл детеныша лапой  и  принялся  медленно  и  осторожно  сводить
когти, стараясь не прикасаться к малышке. Когда  когти  сомкнулись  -  между
когтями оставалось столько места, что человек мог бы просунуть руку, - Кеман
медленно поднял лапу.
   Детеныш преспокойно устроился в корзинке из когтей. Малышка  не  получила
ни царапины.
   Кеман облегченно вздохнул и направился к своему логову, ковыляя  на  трех
лапах. Раз он оглянулся - посмотреть, не идет  ли  за  ним  Отец-Дракон.  Но
шаман молча исчез, пока Кеман пытался подобрать детеныша. А прочие хлопотали
сейчас вокруг Алары.
   Ну что ж, прекрасно. Теперь Кеман  точно  знал,  что  ему  делать,  и  он
полагал, что прекрасно сумеет позаботиться о детеныше без помощи взрослых.
   Зверинец располагался в пещере, неподалеку от  одного  из  многочисленных
выходов. Рядом с этим выходом  как  раз  находилось  неплохое  пастбище  для
крупных травоядных животных. К тому времени,  когда  Кеман  пробрался  через
жилую часть пещеры к боковому туннелю, он успел  здорово  устать.  Ему  и  в
голову не приходило, что  ходить  на  трех  лапах  настолько  трудно.  Кеман
никогда прежде не замечал, что по дороге к зверинцу столько  неровных  мест,
через которые нужно перебраться, и столько выступов, которые нужно обогнуть.
Скакать здесь со всех четырех ног - одно дело, а  нести  что-то  такое,  что
нипочем нельзя ронять, - совсем другое.  Правую  переднюю  лапу  уже  начала
сводить судорога.
   Ну когда же он наконец вырастет и сможет менять  облик  или  пользоваться
драконьей магией?! Его мать способна была при желании плавить камни. Если бы
он уже мог работать с магией, то сейчас расчистил бы себе нормальную дорогу.
   Наконец уставший до изнеможения дракончик доковылял до выгона. Кроткие  и
неспособные защищить себя двуроги паслись рядом со входом  в  пещеру.  Кеман
соорудил вокруг выгона каменную ограду и даже небольшое каменное укрытие для
двурогов. Сейчас он был жутко рад,  когда  наконец-то  положил  детеныша  на
солому рядом с Попрыгуньей. Попрыгунья  лежала  на  боку  и  кормила  своего
теленка. Она выделялась кротостью даже на фоне своих сородичей, и  Кеман  не
раз уже отдавал ей на воспитание осиротевших детенышей.
   Кеман с облегчением расслабил правую лапу. На мгновение  ему  показалось,
что судорога уже никогда не отступит - но ничего, обошлось.  Кеман  взглянул
на детеныша. Кажется, с ним все было в порядке. Малышка лежала на соломе,  а
Попрыгунья не обращала на нее ни малейшего внимания.
   Отлично. Этого он и ожидал. Кеман  встал  и  двинулся  ко  входу.  Там  в
маленьком боковом ответвлении хранилось всякое  имущество,  необходимое  для
ухода за животными. Прежде всего ему  понадобится  мятное  масло  и  тряпка.
Сейчас он намажет  всю  троицу  мятой,  и  Попрыгунья  перестанет  понимать,
который из двоих детенышей - ее. Если повезет, она выкормит обоих.
   Прежде этот способ действовал. Кеман полагал, что он должен  сработать  и
сейчас, несмотря на то, что этот  детеныш  был  куда  беспомощнее  всех  тех
зверьков, которых Кеман до этого подкладывал Попрыгунье, и что он не имел ни
малейшего сходства с двурогами.
   Детеныш испустил крик. На этот раз было совершенно ясно, что кричит он от
голода.  Неожиданно  Кемана  охватило  беспокойство:   что   станет   делать
Попрыгунья? Ведь ее теленок блеет совсем иначе.
   Попрыгунья удивленно уставилась на детеныша, поставив уши торчком.  Кеман
придвинулся ближе. Он  готов  был  в  любое  мгновение  всунуть  лапу  между
детенышем и Попрыгуньей, если двурожиха  вдруг  начнет  выказывать  признаки
враждебности.
   Но вместо этого Попрыгунья потянулась и с любопытством обнюхала  детеныша
- а потом, прежде, чем Кеман успел шелохнуться, носом же перекатила детеныша
поближе к себе. Младенец тем временем продолжал  орать,  требуя  еды.  Кеман
встревожился: вдруг такое перекатывание повредит детенышу?  Дракончик  одним
движением оказался рядом с Попрыгуньей.
   И обнаружил, что  детеныш  уже  пристроился  к  соску  рядом  с  теленком
Попрыгуньи. Со стороны казалось, что они все  совершенно  точно  знают,  что
именно им следует делать.
   Приложив некоторые усилия, Кеман  при  помощи  сладких  корешков  заманил
однорогов на выгон Попрыгуньи. При этом он не забывал держаться подальше  от
их острых раздвоенных копыт. Однороги терпели его, как терпели членов своего
маленького стада. Они не испытывали привязанности к Кеману  и  не  позволяли
ему никаких вольностей. Однороги некоторое время  со  сдержанным  презрением
рассматривали Попрыгунью и ее выводок, потом устроились поблизости.
   На Кемана они не обращали никакого внимания, но подросток к этому привык.
Он устало потащился обратно в логово, надеясь, что мать уже вернулась  туда,
но обнаружил, что пещера пуста, как и прежде.

***

   Их логово было не слишком велико. На самом деле это было всего лишь звено
в цепи известняковых пещер, протянувшихся с этой стороны долины. Теперь  эти
пещеры уже не были соединены между собой. Каждый дракон, желающий заполучить
подземное жилище,  просто  заявлял  права  на  некоторое  количество  пещер,
прокапывал отдельный вход, после чего отгораживал свой участок от  остальной
системы.
   Сочащаяся  из   стен   вода   за   многие   столетия   заполнила   пещеры
разнообразнейшими выступами и наростами.  Некоторые  из  них  Алара  убрала.
Другие  оставила  -  просто  потому,  что  ей  нравилось  на  них  смотреть.
Отполированные бесчисленными каплями воды сталактиты  и  сталагмитами  мягко
поблескивали в полумраке пещеры. В  главной  пещере  потолок  был  настолько
высок, что при желании  Алара  вполне  могла  бы  взлететь.  Хозяйка  пещеры
разровняла пол  в  этом  помещении  и  убрала  большую  часть  известняковых
образований. Впрочем, кое-что она  оставила.  Самый  впечатляющий  экземпляр
стоял в центре, под наиболее высоким местом свода пещеры. Это  был  огромный
сталактит. Он все еще продолжал расти, и  ему  не  хватало  лишь  нескольких
сантиметров, чтобы сомкнуться с таким же огромным сталагмитом,  свисающим  с
потолка. Нижняя часть  этой  пары  до  странности  напоминала  стилизованное
изображение  горы,  поросшей  лесом,  и  Кеман  с   матерью   очень   любили
рассматривать ее. Сталактит со всех сторон окружало озерцо глубиной с  длину
Кемана, и такое чистое, что в нем видно было дно.
   Стеклянные шары, сделанные его матерью и  заполненные  магическим  огнем,
заливали холодным светом те  части  логова,  которые  Алара  желала  видеть.
"Лесистая гора" и озерцо  всегда  светились  мягким  синим  сиянием,  а  обе
спальни - и Кемана, и матери, - приглушенно-зеленым. В настоящий же  момент,
поскольку Алары уже месяц не было дома, остальная часть логова была темной и
не очень уютной. Иногда  тишину  нарушал  звук  капающей  воды  или  быстрый
топоток ящериц, разведенных в свое время Кеманом. Все прочее время в  пещере
было тихо.
   Кеман забрался в свою спальню - пещерку в форме яйца, с  мягким  песчаным
дном и  очень  скромным  запасом  драгоценных  камней,  принадлежащих  лично
Кеману, - и попытался уснуть.  Но  из  этой  попытки  ничего  не  вышло.  Он
просыпался от малейшего шума и  каждый  раз  после  этого  подолгу  лежал  с
открытыми глазами, прислушиваясь к шорохам, что доносились из темноты.
   В конце концов Кеман сдался. Ну не может он больше здесь лежать! Лучше уж
пойти и чем-нибудь заняться.
   Рысцой добравшись до  зверинца,  Кеман  увидел,  что  солнце  только  что
взошло. Кеман со вздохом подумал, что ему так  или  иначе  все  равно  нужно
кормить своих подопечных. А раз так, почему бы ему не  заняться  этим  прямо
сейчас?
   Большинство травоядных можно было просто выгнать на огороженное пастбище,
но Попрыгунью и однорогов придется кормить в загоне, если  он  хочет,  чтобы
человеческий детеныш пребывал  в  безопасности.  А  это  означало,  что  ему
придется трудолюбиво рвать траву, складывать ее на выделанную шкуру, а потом
тащить эту кучу в загон. И  так  раз  за  разом.  Как  давно  уже  узнал,  к
собственной печали, Кеман, травоядные уделяли еде очень большое внимание.  К
тому времени, как подросток справился с  этой  работой,  солнце  уже  стояло
довольно высоко, а сам Кеман жутко хотел есть и пить.
   Правда, в зверинце содержались еще и хищники, но с ними особых проблем не
было. Сейчас Кеман отправится добывать себе  завтрак,  а  на  обратном  пути
прихватит что-нибудь и для них.  Иногда  Кеман  пикировал  на  какого-нибудь
упитанного двурога, и ему приходило в голову, что это самое животное  вполне
могло бы быть одним из его любимцев, - тогда дракону  приходилось  напрягать
все силы,  чтобы  убить  добычу.  Впрочем,  потом  стадо  пускалось  наутек,
просыпались инстинкты, и прежде, чем Кеман успевал сообразить, что  к  чему,
он уже жевал нежное вкусное мясо.
   Некоторым инстинктам ужасно трудно сопротивляться. Одного лишь взгляда на
разбегающееся стадо хватало, чтобы Кеман начинал бить хвостом  и  готов  был
ринуться на все, что движется.
   А в  настоящий  момент  он  был  настолько  голоден,  что  даже  ласковая
Попрыгунья начинала казаться ему едой.
   "Лучше я  отправлюсь  на  охоту".  Кеман  взобрался  на  верхушку  скалы,
расправил крылья и взлетел - довольно неуклюже, надо признать.  Он  был  уже
достаточно  взрослым,  чтобы  летать,  но  пока  что  не  отличался   особой
искусностью в этом деле. Особенно в том,  что  касалось  взлета  и  посадки.
Кеман всегда старался проделывать это наедине - чтобы некому было  смеяться,
если он вдруг расквасит себе нос.
   По мере того, как Кеман работал крыльями, набирая высоту,  он  чувствовал
себя все более голодным. Он решил сегодня поохотиться на табун диких лошадей
- есть двурогов ему сейчас как-то не хотелось. На  выходе  из  ущелья  Кеман
поймал восходящий воздушный  поток  и  принялся  осматривать  узкие  долины,
лежащие вокруг Логова. Большинство взрослых не охотились так близко от дома,
а Кеману временами удавалось отыскать  здесь  очень  даже  неплохую  добычу.
Несмотря на близкое соседство огромных, вечно голодных  драконов,  окрестные
пастбища всегда притягивали к себе небольшие табунчики травоядных.
   На этот  раз  Кеману  повезло:  в  одном  тупиковом  ущелье  с  небольшим
источником  в  дальнем  его  конце  он   застал   врасплох   табун   крепких
серовато-коричневых кобыл. Кеман  приглядел  себе  одну,  которая  была  без
жеребенка, собрался с силами и спикировал.
   Кобыла была так перепугана, что даже не пыталась бежать. Кеман ударил  ее
с налета всем своим весом и всадил когти ей в  круп.  Он  почувствовал,  как
хрустнули спина и шея кобылы, - и животное свалилось на землю, даже не успев
оказать сопротивление.
   Чистая работа. Кеман был чрезвычайно горд собой. Кроме того, лошадь  была
значительно крупнее тех животных, что обычно служили ему добычей.
   К тому времени, как  опомнившиеся  лошади  бросились  наутек,  Кеман  уже
пировал в свое удовольствие. Он никогда не рассматривал  диких  лошадей  как
возможную  составляющую  своего  зверинца:  слишком  уж  они  были  глупыми,
нервными и упрямыми, чтобы с ними возиться. Отец-Дракон как-то  рассказывал,
что это эльфы сумели каким-то образом скрестить трирогов с лошадьми,  и  так
появились  однороги.  Если  это  правда,  то  однороги  умудрились   вобрать
наихудшие черты обеих пород. Однороги были упрямы, как  лошади,  агрессивны,
кактрироги, а коварством превосходили их обоих. У Кемана не  раз  появлялось
ощущение, что однорогам нравится убивать. Ну эльфы и нашли, что выводить!
   Кеман решил, что  теперь  он  будет  питаться  исключительно  лошадьми  и
трирогами. Большинство других драконов не интересовались лошадьми, - ну  что
ж, ему больше достанется. Подумаешь - мясо жестковато! Зато  совесть  мучить
не будет, и ему  не  придется  каждый  раз  после  охоты  прятать  глаза  от
укоризненного взгляда Попрыгуньи. Может, конечно, виной тому  было  излишнее
воображение Кемана, но ему всегда казалось, что Попрыгунья знает,  когда  он
ел двурогов.
   Кобыла была слишком большой, чтобы Кеман мог  управиться  с  ней  в  один
присест. А того, что осталось, за глаза хватило бы, чтобы накормить всех его
хищников. Но с таким грузом Кеман не мог взлететь с ровного места  -  сперва
нужно было найти какую-нибудь возвышенность.
   Кеман недовольно заворчал. Ну вот, новая возня! Какая  жалость,  что  его
подопечные не могут сами добывать себе пищу!
   Цепляясь за камни и  волоча  за  собой  тушу,  Кеман  взобрался  на  край
каньона. К тому времени, как он добрался до верха, мясо было неплохо отбито,
а сам Кеман еле дышал.
   Ну и ладно. Луперам без разницы, как выглядит мясо.
   Кеман некоторое время отдыхал и восстанавливал силы. Он раскинул  крылья,
чтобы вбирать  солнечное  тепло  всей  их  поверхностью.  Погревшись,  Кеман
ухватил тушу и поднялся в воздух.
   Хорошо, что Логово было недалеко! За последние сутки Кеман так мало  спал
и так много работал, что теперь готов был рухнуть на землю от изнеможения.
   Заходя на посадку, Кеман уныло подумал, что ему еще надо успеть накормить
свое зверье, прежде чем он свалится с ног.
   Невзирая на старания Кемана, посадка получилась  неудачной.  В  последнее
мгновение подросток плохо рассчитал  высоту  и  слишком  тяжело  ударился  о
землю. Потом он споткнулся о свою же добычу и врезался мордой  в  утоптанную
глиняную площадку. Над местом неудачного приземления поднялась туча пыли.
   Кеман поднялся и невольно поморщился. Ну вот, опять на  подбородке  синяк
будет!
   Интересно, научится ли он хоть когда-нибудь приземляться так  же  изящно,
как мама? Пока что не похоже...
   Вспомнив про добычу, Кеман разорвал тушу на  части  и  поделил  ее  между
плотоядными животными из своего зверинца. В число их входили ящерицы, луперы
и пятнистые коты. Из них только луперы содержались как пленники. Когда Кеман
позвал их, луперы подошли к самой ограде. Их острые уши стояли  торчком,  из
зубастых пастей свисали языки, а хвосты  ходили  ходуном.  Они  получили  от
Кемана лошадиную лопатку и утащили добычу  в  нишу,  служившую  им  логовом.
Луперы прыгали плохо, зато бегали они, как серые молнии, и удержать их можно
было лишь при помощи прочной каменной ограды.  Один  из  луперов  был  слеп;
второму, как и Попрыгунье, недоставало  ноги;  остальные  два  были  слишком
стары, чтобы  самостоятельно  добывать  себе  пищу.  В  целом  же  это  были
безвредные  и  довольно  дружелюбные  поедатели  падали.  Они  склонны  были
рассматривать Кемана как вожака их небольшой стаи.
   Пятнистые коты куда-то делись, но Кеман знал, что их порцию можно  просто
оставить у входа в пещеру - они потом сами подберут. Они всегда так  делали.
Остаток мяса Кеман порвал на мелкие кусочки и бросил в загончик к  ящерицам.
Они тоже ели, когда у них появлялось настроение.  А  тем  ящерицам,  которые
обосновались в логове, вообще хватало насекомых.
   Кеман добрел до маленького ручья, протекающего  по  ущелью,  и  тщательно
вымылся. Он не хотел приближаться к однорогам и Попрыгунье, пока не смоет  с
себя запах крови. Кеман не знал, что может сделать Попрыгунья, зачуяв кровь,
зато прекрасно знал, что сделают однороги: тут же пойдут на  него  в  атаку,
причем с самыми дурными намерениями. Запах крови действовал на них мгновенно
и совершенно однозначно. А однороги превосходно  умели  пользоваться  своими
длинными витыми рогами. Казалось, что они прямо рождаются  с  этим  умением:
даже жеребята, посчитав кого-то врагом, вполне могли наброситься на него,  и
их маленькие рожки без промаха находили цель.
   Отец-Дракон говорил, что эльфы  вывели  однорогов  в  военных  целях.  Но
оказалось, что однороги практически не поддаются дрессировке и совершенно не
желают ходить под  седлом.  Тогда  эльфы  разочаровались  в  своей  затее  и
отпустили однорогов. Многие из них оказались  настолько  воинственными,  что
нападали на кого угодно - вплоть до  такого  неподходящего  противника,  как
драконы. В результате эта порода оказалась на грани вымирания. На самом деле
эльфы именовали этих зверей немного иначе: единороги. Но  Кеман  называл  их
так, как было принято у Народа.
   Пробираясь к загону, Кеман  подумал,  что  ему  уже  надоело  возиться  с
однорогами. Неприятностей от них  было  куда  больше,  чем  пользы.  Правда,
сторожа из них получались отличные, ничего не скажешь.  И  двурогов  они  не
трогали. Возможно, они считали, что убивать двурогов слишком уж легко.
   На этот  раз  однороги  отнеслись  к  Кеману  достаточно  благосклонно  -
возможно, потому, что он их уже покормил. Они ограничились предостерегающими
взглядами  и  отошли,  настороженно   оглядывая   прилегающую   к   изгороди
территорию. Двуроги выставляли часовых, а однороги стояли на страже всегда.
   "А все-таки жалко, что однороги такие зловредные!"  -  с  легкой  грустью
подумал Кеман, глядя, как силуэты однорогов вырисовываются на  фоне  красных
скал ущелья. Они ведь и вправду очень красивые...
   Прямой витой рог - кажется, будто он сделан из перламутра, - у  основания
может сравниться толщиной с когтем Кемана, а к концу становится острым,  как
игла. Основание рога располагается точно посредине  между  ушами  животного.
Уже по глазам можно догадаться, что это животное, мягко говоря, не совсем  в
своем уме. Странные, огромные глаза огненного  оранжевого  цвета,  а  зрачки
постоянно расширены, как будто животное  непрерывно  находится  в  состоянии
сильного возбуждения. Очень изящная голова, формой  напоминающая  лошадиную,
но глаза расположены таким образом, что даже  Кеману  ясно:  в  этой  голове
много мозгов не поместится. Длинная лебединая шея переходит в мощные  плечи.
Передние ноги оканчиваются чем-то средним между  копытами  и  когтями.  Круп
мощью не уступает плечам, а задние  копыта  уже  больше  походят  именно  на
копыта. Длинная струящаяся грива, пышный хвост, небольшая  бородка  и  щетки
волос над копытами. И чистейшей белизны шерсть -  как  только  что  выпавший
снег.
   Отец-Дракон говорил, что бывают и черные однороги, но Кеман пока  что  не
видел ни одного. Однороги, как и любое другое  творение  эльфийских  лордов,
создавались прежде всего с учетом, внешнего вида, и лишь во вторую очередь -
из практических соображений. Очевидно, эльфы считали,  что  черный  и  белый
цвета эффектнее естественной раскраски двурогов и трирогов.
   По  крайней  мере,  черная  и  белая  масть  однорогов  позволяет   более
безвредным животным своевременно заметить их приближение.
   Ну, а последний штрих, завершающий облик этого противоречивого животного,
можно было заметить, когда кто-нибудь из них открывал рот, - вон,  наприме