камень везли, обронили на полдороге и по Корнелиевой дороге угодили.
  - Циник ты, Грубин, - сказал с тоской Корнелий Удалов.
  И видно всем было, что и в самом деле очень ему хочется рассказать, но
пока не решается. На выступающих частях его пухлого лица показались
капельки пота.
  - Циник ты, Грубин, и самое удивительное, что почти угадал, хотя не можешь
себе представить всей глубины такого события. Я же слово дал, почти
подписку, что не разглашу.
  - Ну и не разглашай, - сказал Грубин.
  - Ну и не разглашу, - сказал Удалов.
  - Нужны нам твои истории, - сказал Грубин, который, несмотря на эти резкие
слова, был лучшим другом Удалова.
  - Так что с дорогой приключилось? - спросил Валя Кац. - А то меня сейчас
жена ужинать позовет.
  - Не поверите, - сказал Удалов.
  - Не поверим, - согласился из окна Грубин.
  Но Удалов уже решился на рассказ, не слышал грубинских слов, глаза у него
помутнели и приобрели отсутствующее выражение, с каким былинные сказители
в отдаленные времена вынимали гусли из торбы, обращали лицо к самому князю
и начинали разворачивать длинное, увлекательное повествование,
правдоподобное для слушателей и совсем невероятное для потомков.
  - Я сегодня до Грязнухи пешком пошел, - сказал Удалов. - До маслозавода
автобусом, а там пешком. Нам через месяц нужно будет в санатории крышу
перекрывать. Вот и пошел посмотреть.
  - А как же твой, Корнелий, персональный грузовик? - спросил Грубин.
  - Машина в Потьму за генератором ушла. А я в санаторий отправился. А куда
мне спешить, я спрашиваю? Куда мне спешить, если дорога лесом, местами над
самым берегом, птицы поют, вокруг никакого движения и даже отдыхающих не
видно.
  - А это правда, что санаторий прикрыли? - спросил Василь Васильич.
  - Временно, - сказал Удалов. - Временно грязевой источник иссяк. Будем,
наверно, нарзан возить. Это как решим. Вот я их и встретил.
  - Отдыхающих?
  - Каких отдыхающих? Людей на "Москвиче". Целая семья. Туристы, наверное.
На крыше все привязано: и палатка, и матрац, и детская коляска. Потому я к
ним и не подсел - пять человек в машине.
  - Зачем тебе к ним подсаживаться?
  - Как "зачем"? Чтобы до санатория подбросили.
  - Так они же тебе навстречу ехали.
  - Нет, Валентин, ты все путаешь. Сначала они меня обогнали. И я к ним не
подсел. Куда спешить? А потом они обратно поехали. Навстречу. Он сам,
который за рулем сидит, бледный весь, детишки плачут, высунулся из машины
и машет рукой - давай в смысле обратно. Вот, думаю, чудак. Не знал я еще,
что меня ждет за поворотом.
  - За поворотом Корнелия ждал холодный труп, - сказал Грубин.
  - Не перебивай, - возмутился Погосян. - Человек рассказывает, понимаешь, а
ты перебиваешь.
  - За поворотом меня ждал знак. "Идут дорожные работы", знаете такой знак?
Треугольный, а в нем человек с лопаткой. Я даже удивился, какие такие
дорожные работы без ведома ремстройконторы? Город наш небольшой, и не
может быть неизвестных работ. И еще меня удивило, что знак странный. Плохо
выполнен с точки зрения художественного образа. У рабочего три ноги.
  - А кто у нас знаки делает?
  - Знаки из Вологды присылают. Знаки - дело милицейское. Да не в этом дело.
Плохой ли знак, хороший, но что характерно - три ноги.
  - Хулиганство, - сказала старуха Ложкина, которая своего мужа покормила и
теперь высунулась в просвет между аквариумом и канареечной клеткой, чтобы
послушать интересную историю.
  - И я так подумал, - согласился Удалов. - И еще меня люди в "Москвиче"
обеспокоили. Чего они испугались?
  - Хулиганство, ясное дело, хулиганство, - повторила старуха Ложкина.
  - Знак, значит, стоит, закопан в землю, а из-за поворота слышны звон
металла и всевозможные звуки строительных работ. Делаю еще десять шагов,
признаюсь, что делаю их со всей осторожностью. Вижу: поперек дороги
барьер. И на нем надпись черными буквами: "Проезд воспрещен". А прямо за
барьером разворачивается бульдозер странного вида, а на бульдозере сидит,
вы мне не поверите, инопланетный пришелец из космоса, и у него четыре руки
и три глаза.
  - Во дает, - сказал Погосян, который ничему не поверил.
  - Валентин, обед стынет! - крикнула жена Каца из окошка.
  - Погоди, - сказал Кац. - Дослушаю и приду.
  - Вы только подумайте, что делается, - сказала жена Каца через весь двор
старухе Ложкиной. - Валентин не бежит, когда его зовут кушать!
  - На голове у него был прозрачный шлем, как у космонавтов, - продолжал
Удалов, прикрыв глаза, чтобы яснее представить эту картину. - Из шлема
торчат проводочки, а костюм на нем оранжевого цвета. Он меня увидел, вида
не подал, заглушил мотор, соскочил на землю, и вижу я, что ног у него
минимум три, и что характерно - все в различной обуви. Я поздоровался,
потому что был в состоянии шока, и он мне тоже говорит: "Здравствуйте".
  - Во дает! - сказал Погосян. - "Здравствуйте", значит, на межпланетном
языке, а Корнелий, ясное дело, ему обучен, да?
  - С детства, - согласился с шуткой Грубин, который оставил свое дело и ни
слова из сказанного не пропускал.
  - Он мне сказал по-русски, - возразил Удалов. - Ну и я ему ответил: "Кто
дал указание работы проводить?"
  - Конечно, - сказал Грубин. - Видим мы человека на трех ногах, гостя из
далеких звездных миров, и вместо "добро пожаловать" сразу ему ляпаем: "Кто
дал указание?"
  - Я перепугался, - сказал Удалов. - В другом случае я бы ему все как надо
сказал. А тут с перепугу взял быка за рога.
  - А у него и рога были? - удивилась старуха Ложкина.
  - Это он фигурально, - сказал Василь Васильич.
  - Я пошел, - сказал Погосян. - Я пошел, а то он меня вместо ужина,
понимаешь, баснями кормит.
  Но Погосян никуда не ушел. Ему хотелось, чтобы его стали останавливать,
говорить, что все это шутка, но никто не останавливал и не говорил. Все
знали, что, хотя у Удалова сильно развито воображение, хотя он человек
нервный, он крайне правдив.
  - Я его спрашиваю, - продолжал между тем Удалов, - а он машет своими
ручонками и говорит: "Скандал, безобразие получается".
  - Крупные они, пришельцы? - спросил Василь Васильич.
  - Нет, не крупные, с третьеклассника, - сказал Удалов.
  - Я так и думал, - сказал Василь Васильич. - Откуда им быть крупными?
  - Я хотел под шлагбаум подлезть, а он сначала не пускал, на надпись
показывал, лопотал, что проход воспрещен. Ну я ему и указал, что являюсь
начальником ремстройконторы города Великий Гусляр, на окраине которого он
ведет неизвестные работы.
  - И не испугался?
  - Испугался я потом, - признался Удалов. - А сначала меня взяло
возмущение. Ездит тут на бульдозере, не пускает, людей пугает, и, что
характерно, бульдозер также не нашей марки. Тогда пришелец этот оробел и
говорит мне: "Извините, не будете ли так любезны проследовать за мной,
поговорить с нашим руководством?"
  Жена Каца высунулась из окошка по талию и чуть не свалилась вниз.
  - И ты пошел?
  - А чего же? Пошел. Подлез под шлагбаум, завернул за поворот, а там за
холмиком открылось мне удивительное зрелище. И тогда я внутренне все
осознал. Дорога там метров на тридцать была полностью разрушена, будто по
ней громадным молотком стукнули или лавину обрушили сверху. Но я то сразу
понял, в чем фокус, - пониже на склоне лежала, накренившись, их летающая
тарелочка.
  - А какие опознавательные знаки были? - спросил подозрительно Погосян.
  - Без опознавательных знаков, - сказал Удалов. - Им это не нужно. Лежала
эта тарелочка, вокруг нее масса пришельцев. Одни тарелочку чинят, другие
на дороге возятся. Техника, приспособления, дорожные машины - удивительно
даже, сколько добра в этой тарелочке поместилось.
  Грубин вылез из окна - ноги сначала, сам потом - и подошел поближе.
  - Я их спрашиваю: "Вынужденная посадка?" Из толпы ко мне один подходит,
тоже на трех ногах, и отвечает: "Безобразная посадка. Хулиганская посадка.
Я, скажу честно, сделал штурману строгое предупреждение". Я спрашиваю:
"Зачем же так строго?" И тогда он отвечает...
  В этот момент Удалов прервал свои речи, ибо почувствовал, как Шехеразада,
что слушатели полностью захвачены повествованием.
  Удалов повернулся к своему окну и строго спросил:
  - Ксения, скоро ужинать?
  Ксения ничего не ответила.
  - Успеешь еще, поужинаешь, - сказал Кац. - Ты сначала свою байку доскажи.
  - Кому байка, а кому действительность, - сказал Удалов, и никто не
засмеялся.
  - Давай дальше, - сказал Василь Васильич. - Прохладно становится.
  - Я спрашиваю, значит, - продолжал Удалов, закуривши. - "Почему так
строго?" А мне главный пришелец отвечает: "А что делать? Представьте, -
говорит, - себя на нашем месте. Прилетаем мы на чужую планету. Имеем, -
говорит, - строгий приказ в контакты не входить, а лишь проводить
визуальные наблюдения. Туземные, - говорит, - цивилизации, должны
развиваться по своим законам".
  - Это кто такие туземные цивилизации? - спросил Погосян.
  - Мы, - ответил за Удалова Грубин.
  - Мы не туземная, - сказал Погосян. - Это оскорбительное слово. Мы, что,
получается, голыми бегаем? Голые, да?
  - Не оскорбляйся, - сказал Грубин.
  А Удалов между тем продолжал:
  - "Избираем, - говорит мне главный пришелец, - тихое место на окраине
мелкого городка..."
  - Это кто такой мелкий городок? - спросил Погосян. - Великий Гусляр мелкий
городок, да?
  - "Избираем мелкий, тихий городок, хотим сесть неподалеку, чтобы собрать
образцы растительной флоры и сделать всякие снимки. И вот по вине этого
головотяпа штурмана совершается катастрофа!"
  - И правильно, - сказала старуха Ложкина. - Правильно, что строго
предупредили штурмана. Если пустили в космос, так работай, а ушами не
хлопай.
  - Может, он увидел сверху, какая прекрасная наша земля в окрестностях
Великого Гусляра, - сказала жена Каца, - и рука у него дрогнула?
  - А что, ихние предупреждения, они с изоляцией или как? - спросил Василь
Васильич.
  - Не знаю, не спрашивал, - сказал Удалов. - Если кому неинтересно,
уходите. Не мешайте. Развели дискуссию.
  Находясь в центре внимания, Удалов заметно обнаглел, и в тоне его
появились металлические нотки. Слушатели замолкли.
  - Вокруг нас роботы суетятся, машины, космонавты, спешат, чтобы их позор
не стал достоянием земной общественности. Начальник шлемом качает,
вздыхает по-своему и говорит далее: "А каково нам будет, если Галактика
узнает, что наш корабль разрушил дорогу на Земле, в окрестностях Великого
Гусляра? А представляете себе, как будут хохотать над нами нахальные
акарили с планеты Цук? Как будут мяукать в припадке издевательства
низменные душой тумсы? Как будут качать всеми своими головами мудрые
йыкики? Ведь нас же предупредят на всю Галактику..."
  - Нет, не иначе как у них предупреждение со строгой изоляцией, - сказал
Василь Васильич.
  - И как это ты, Корнелий, запомнил все эти имена? - спросил Грубин.
  - Они знали, с кем на Земле встречаться, - ответил с достоинством
Корнелий. - "Представляете мое состояние", - говорит этот пришелец, и я,
конечно, выражаю ему сочувствие. И тут подходит к нам еще один, в
полосатом комбинезончике, черненький, с глазками врозь. И что-то по-своему
лопочет. Я пока осматриваюсь, полагаю, что им с дорогой и ремонтом
тарелочки придется до ночи провозиться. Даже с ихней хваленой техникой.
"Не знаю, - переходит тем временем на русский язык главный пришелец. - Но
надеюсь, что сама судьба послала нам разумного и доброго туземца".
  - Так и сказал - туземец? - спросил Погосян.
  - Так и сказал.
  - Тут бы я ему ответил, - сказал Погосян. - Поставил бы его на место. Ведь
ты же не голый был!
  - Не голый, в пиджаке, - сказал Удалов. - Только я об этом не думал. Они
со мной как с братом по разуму разговаривали. Зачем же междупланетные
отношения обострять без надобности?
  - Правильно, - сказал Василь Васильич, - а то они бы тебя предупредили,
только мы тебя и видели.
  - Ой! - сказала жена Каца. - Какая опасность.
  - Ничего, - успокоил ее Удалов. - Я им сразу ответил: если есть просьба
или поручение - люди Земли и Великого Гусляра в моем лице готовы прийти им
на помощь.
  - Молодец! - сказал Василь Васильич. - По-нашему ответил.
  - И тогда он мне говорит, что есть просьба. Дорогу они починят, следов не
останется, тарелочку свою уберут на околоземную орбиту. Но вот белил у них
нету.
  - Чего?
  - Белил. Масляных. Они по обочине дороги вывернули столбики, в труху
превратили. А столбики должны быть окрашены в белый цвет во избежание
аварии движущегося транспорта. Он меня и просит, принеси, дорогой брат по
разуму, нам банку белил. Мы тебя по-царски отблагодарим. Я ему отвечаю -
не надо мне наград, всегда готов. А он мне отвечает, что Галактика моей
скромной услуги никогда не забудет. Ну и побежал я обратно в город...
  Слушатели с минуту сидели в молчании, осознавали, то ли Удалов свой
рассказ завершил, то ли будет продолжение. Солнце клонилось к реке, тени
стали длиннее, прохладный ветерок потянул из-за леса. У Кацев пригорел
ужин, но жена Валентина этого не замечала.
  - И все? - спросил наконец Грубин.
  - Почти что, - сказал Удалов. Его праздник кончался. Кончался вместе с
рассказом. - Я целый час эту банку искал. И кисть тоже. Хозяйственный
закрыт, на складе сторож обедать ушел и так далее. Потом прибежал все-таки
к ним, нельзя же людей подводить. Прибежал, а знака дорожного нету. И
ничего нету. Ни тарелочки, ни машин, ни роботов. Пустота.
  - А дорога?
  - Дорога полностью починена.
  - И ты домой пришел?
  - Нет, - сказал Удалов. - Сначала я свое обещание выполнил. Я столбики
покрасил.
  - А они некрашеные были?
  - Некрашеные. Четыре столбика. Новенькие, но некрашеные. И около одного
записка лежала. Показать?
  - Конечно.
  - Глядите.
  Удалов достал из кармана сложенную вчетверо записку. Развернул, разгладил
на столе. И прочел вслух. Остальные склонились к столу и читали, повторяли
за ним слово в слово. Вот что написано было в записке. Печатными буквами,
черными чернилами:


  "ЗАРАНЕЕ БЛАГОДАРНЫ ЗА ПОМОЩЬ. СТОЛБИКИ К ВАШИМ УСЛУГАМ. ВАША ПОМОЩЬ НЕ
БУДЕТ ЗАБЫТА. ПРОСЬБА О ПРОИСШЕДШЕМ НЕ РАСПРОСТРАНЯТЬСЯ".


  - И без подписи, - сказал Погосян.
  - И правильно, что без подписи, - сказал Василь Васильич. - Только ты,
Удалов, доверия не оправдал, и будет тебе при первом же случае серьезное
предупреждение с последствиями.
  - Это почему же? - вскинулся Удалов.
  - Просили не разглашать. А ты разгласил. Знаешь, что за это бывает?
  - Ничего подобного! - сказал Удалов с обидой. - Они тоже хороши. Я бы
молчал, а они улетели - и никаких следов. Может, мне хотелось им вопросы
задать? Может, мне хотелось с ними о будущем посоветоваться? Может, они из
благодарности могли не записочку оставить, а хоть какой бульдозер ихней
марки для нашей конторы? Разве не правильно я говорю?
  И все согласились, что правильно.
  - Я даже адреса их не спросил, с какой планеты они прилетели, даже не
узнал, что они будут делать, если агрессоры развяжут на Земле ядерную
войну? Разве так себя ведут настоящие пришельцы?
  И все согласились, что настоящие пришельцы себя так не ведут.
  Потом опять все немного помолчали, переваривая серьезное событие. И
Погосян спросил:
  - А доказательства у тебя, Удалов, есть?
  - Какие еще доказательства?
  - А доказательства, что ты сегодня с пришельцами виделся?
  - Ну, знаете! - возмутился Удалов. - Ну, знаете! А банка эта, которая на
виду у вас посреди двора стоит? Из-под белил. Сегодня же брал на складе.
За наличный расчет. Зачем мне белила? Зачем мне, спрашиваю, белила? Вы же
в курсе, что состою на руководящей работе.
  - Правильно говорит, - сказал Василь Васильич. - Зачем ему про белила было
врать?
  - И завтра же, в воскресенье, - сказал Удалов нервно, - пойдем все вместе
на ту дорогу. И вы эти столбики увидите, свежепокрашенные. И такие эти
столбики гладкие и ровные, что нашим плотникам никогда не сделать. Словно
импортная мебель. И краска на четырех еще свежая.
  - Кор-не-лий! - крикнула из окна Ксения Удалова, которая была не в курсе и
потому к Удалову уважения не ощущала. - Мне что, третий раз суп греть?
  - Иду, Ксюша, иду, - ответил Удалов. - До завтра, - сказал он друзьям и
соседям.
  - Чего уж там, - сказал ему вслед Василь Васильич, - почему не верить
человеку? Конечно, мы ему поверим.
  И все поверили. И не поехали на следующий день на ту дорогу, хоть Удалов и
уговаривал. Что толку на столбики смотреть?
  С тех пор в Великом Гусляре ждали нового прилета братьев по разуму. Потому
что уже какие-никакие связи налажены. Связи личного характера.






  (с) Кир Булычев, 1969, 1990.
  (с) "Госснаб СССР. Тиман", 1990.
  (с) Дизайн Дмитрий Ватолин, Михаил Манаков, 1998.
  (с) Набор текста, верстка, подготовка Михаил Манаков, 1998, 1999.
  (с) Корректор Сергей Чекмаев, 1999.
  Тексты произведений, статей, интервью, библиографии, рисунки и другие
материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНЫ без согласия авторов и издателей.



Кир Булычев


                           Сильнее зубра и слона


                                  Рассказ

                              Цикл - "Гусляр"

                          Написан - 19-21.10.1975


  1

  - Вам письмо, Мишенька, - прошелестела редакционная секретарша, беленькое
пушистое существо с детским точным прозвищем Курочка.
  Миша Стендаль поморщился. У него сидел пенсионер с жалобой, шел солидный
разговор о водопроводе, пенсионер величал Мишеньку по отчеству, так что
обращение Курочки было неуместным.
  - Положите на стол, Антонина Панфиловна, - сказал Миша.
  Курочка вспыхнула от такого афронта и обиженно уцокала каблучками из
комнаты. Миша вздохнул, обратился к пенсионеру:
  - Продолжайте, я слушаю.
  А сам покосился на письмо. Письмо было личное.
  "Гор. Великий Гусляр. Редакция газеты "Гуслярское знамя". Т. Стендалю М.
А."
  Но главное, обратный адрес. Стендаль давно перестал слушать пенсионера,
только поддакивал и ждал момента, когда можно будет письмо вскрыть.
Обратный адрес был такой: "Гуслярский район, Заболоцкое лесничество. Зайке
Терентию Артуровичу".
  Терентий Зайка был старым знакомым Стендаля, представителем семейства
талантливых изобретателей. Месяца три назад Зайка приезжал в город на
самоходной русской печи своего изобретения, и тогда Стендаль написал о нем
яркий очерк, который был перепечатан в сокращенном виде в областной газете.
  Стендаль давно просился к Зайкам в гости, ждал приглашения. И вот письмо...
  Наконец, пенсионер ушел. Стендаль сразу потянулся к письму, вскрыл его и
прочел следующее:
  "Здравствуй, дорогой друг Михаил Бальзак!"
  Слово "Бальзак" было аккуратно вычеркнуто и поверх написано "Стендаль".
Терентий вечно забывал, с каким великим писателем Миша однофамилец, -
рассеянность, простительная для самородка.
  "Пишет тебе Терентий Зайка, если вы меня не забыли. Жизнь у нас тихая,
природа начинает оживать после зимней спячки, хотя до весны еще не близко.
Зимний период для нашей семьи выдался занятый. Надо подготовиться к лету,
к борьбе с лесными пожарами, вредными насекомыми и туристами,
подкармливаем диких животных, ведем текущие дела и немало времени отдаем
научной работе. Как вы знаете, Миша, наш батя Артур Иванович, мой брат
Василий и лично я склонны к размышлениям. Раза два приезжали
корреспонденты, жаль, что тебя с ними не было, но мы с чужими людьми
держим себя сдержанно, потому что некоторые из них гоняются за сенсацией.
Печка наша на ходу, не жалуемся. Последние три месяца мы посвятили
биологии. Кое-чего добились. Если тебе интересно, приезжай к нам в субботу
или воскресенье, буду ждать тебя с нетерпением, адрес ты знаешь.
  Остаюсь преданный тебе друг Терентий".
  От Гусляра до Заболотья полтора часа на автобусе, а оттуда до кордона по
проселку час пешком, если не будет попутки.
  Когда Стендаль, одурев от долгой езды и духоты, выбрался из автобуса, его
ждали.
  Стоял хороший, яркий, морозный, искристый мартовский день. Солнце светило
по крышам, бросало сиреневые тени голых деревьев на серебристый снег,
посреди площади стояла большая, беленая - на с