нты...
  - И шпионы, - понизив голос, сказал Батыев. - Обязательно.
  - Я так думаю, - предложил Карась, - когда проведем соревнования по
домино, надо будет этот корабль все же вытащить, распилить или взорвать.
  - Правильно говоришь, - согласился Батыев. - Пока он таится под площадью,
мы с тобой сидим на бомбе замедленного действия.
  Машина подъехала к площади.
  На площади было неладно.
  Уже громадная толпа кишела в ее центре. Точно огромными скомканными
пластами копировальной бумаги корежился на площади асфальт. Лопатами,
кирками, а то и голыми руками население восстановило злополучную яму.
  Открыв люк, Минц первым вошел в корабль. Там лежал в состоянии анабиоза
вполне живой космонавт. Его перенесли в больницу и начали оживлять. А
корабль на ночь заперли, чтобы никто не забрался внутрь.
  Пока медицина возилась с космонавтом, на город опустилась летняя ночь. И
никто не видел, как на площадь вышла массивная фигура Батыева. Он взял
лопату и принялся засыпать яму.
  Батыев работал до рассвета, но яма почти не уменьшалась.
  Наступило утро, уже пошли на работу люди, местное радио передало второй
бюллетень о состоянии здоровья пришельца, который раскрыл глаза и сказал
всем спасибо. А Батыев все засыпал яму.
  В девять часов к Батыеву присоединился Кобчиков из общего отдела. Он
рассчитывал на повышение. Секретарша Людмила принесла Батыеву стакан чая с
лимоном.
  И тут на площадь выехала кавалькада машин во главе с товарищем Чингисовым.
  Чингисов сидел на заднем сидении и уже перекатывал пальцами в кармане
горошину, с помощью которой проверял, хорошо ли заботятся о дорогах и
площадях во вверенных ему городах и поселках. И что же он увидел? На
центральной площади Великого Гусляра зияла яма с пятиэтажный дом, в
которой лежала железяка гигантского размера. Возле ямы стоял Батыев и пил
чай с лимоном.
  Именно эта деталь более всего взбесила Чингисова - районный руководитель
не только довел мостовые до жуткого состояния, но еще и цинично распивал
чаи.
  Все это Чингисов высказал Батыеву. И не выслушав его объяснений, уехал.
  Батыев уселся на краю ямы и первый раз в жизни заплакал.
  А в больнице пришелец скушал чашку куриного бульона и сказал, что теперь
положит жизнь, чтобы отблагодарить город.


                               Часть вторая

  В кабинет осунувшегося Батыева вошел человек махонького роста, с
зеленоватым личиком.
  - Я пришел, - сказал он, - от имени цивилизованной Галактики высказать вам
благодарность, как отцу города, за мое спасение.
  - Садитесь, - сказал Батыев. - В ногах правды нет.
  Батыев старался улыбаться, хотя улыбаться было не из-за чего - вот-вот в
город должны нагрянуть корреспонденты и шпионы.
  - Чем могу быть вам полезен? - спросил пришелец.
  - Вас, наверное, тянет домой, - сказал Батыев. - К родным. Мы вас не
задерживаем.
  - Вы благородны, - сказал пришелец. - Но родные подождут. Они ждали
восемьсот лет и ничего с ними не случится.
  - Но ваш корабль мешает движению, - сказал Батыев.
  - Разумеется, - согласился пришелец. - Десять минут назад я его перенес на
берег реки.
  Батыев метнулся к окну.
  И в самом деле - корабля не было. И ямы не было. И площадь была гладкой,
хоть катай горошины. Только не привычного асфальтового цвета, а розового,
с жемчужным отливом.
  Батыев ахнул.
  - Если не возражаете - сказал пришелец, - я могу сделать покрытие для всех
улиц вашего города.
  Он полез в карман своего сиреневого комбинезона и достал мешочек.
  - Здесь, - сказал пришелец, - затравка. Достаточно разбавить ее в стакане
воды - один грамм, не более, а потом вот из этого пульверизатора
разбрызгать смесь по улице, мысленно представляя себе, какой ширины должно
быть покрытие. И улица замощена.
  - Ну, молодец! - восхитился Батыев. - Чаю хочешь?
  - Чаю не хочу, пил у Минца. Какую улицу будем мостить?
  - Погоди, - сказал Батыев. - Вызовем Начстроя и решим.
  - Слушай, Слабенко, - сказал Батыев Начстрою. - Вот тут товарищ имеет
предложение по поводу благоустройства.
  - Знаю, - сказал Слабенко, кивая пришельцу. - Площадь-то замостил в
рекордные сроки. Плохо только, что без разрешения.
  - Слабенко, не будь бюрократом! Лучше планируй как дальше работать. Чтобы
город к завтрему был образцовым. А то приедут иностранцы - что увидят? Вы
сколько у нас еще останетесь?
  - Сколько надо, - ответил пришелец. - Но не связывайте мое пребывание с
хозяйственными работами. Затравку я вам оставлю. И каждый сможет делать
любые дороги и так далее...
  - Что значит так далее? - насторожился Батыев.
  - Можно дома строить...
  - Какие дома?
  - Любые, - сказал пришелец. - Берите затравку, смешиваете со стаканом
воды, поливаете на землю и мысленно представляете, какой нужен дом. И он
растет.
  - А скобянка? А сантехника?
  - Все будет как положено, - сказал пришелец.
  Батыев прошелся по кабинету, затем поглядел на Слабенко:
  - Сечешь? Выходим на первое место в области. А ты - пришельцы, пришельцы?
Надо верить в космическое братство!
  Батыев ласково положил руку на плечо пришельца.
  - Так я пошел делать улицы? - спросил пришелец.
  - Иди, - сказал Батыев. - С богом!
  Пришелец ушел, а Слабенко, оставшись в кабинете с Батыевым, сказал:
  - Кранты нам, товарищ Батыев.
  - Ты о чем?
  - Давно вы сидите начальником, а простых вещей не понимаете. Для чего я в
городе?
  - Чтобы строить, - сказал Батыев.
  - Правильно. Поэтому у меня бухгалтеры есть, рабочий класс, кассиры -
всего двести шестьдесят человек, не считая подразделений. И все при деле.
  - И все план не выполняют! - перебил Начстроя Батыев. - Зачем только хлеб
едите? Пришел вот один пришелец...
  - Вот именно, - сказал Слабенко. - Не выполняем, но стараемся, принимаем
социалистические обязательства, боремся. А теперь что? Куда мне девать
аппарат?
  Батыев задумался. Потом спросил:
  - У тебя все?
  - Нет, не все! Он дороги строит вечные. Их ремонтировать не надо. Понял,
какая для нас катастрофа?
  - Займешься жилищным строительством... - голос Батыева дрогнул.
  - Жилищным? А ты посмотри в окно!
  Они подошли к окну. Вдали, на берегу реки, медленно поднимался, этаж за
этажом, белоснежный дом. На глазах поднимался. И окна уже были
застекленные.
  - К обеду жилищная проблема в городе будет решена, - сказал Слабенко. -
Значит еще тысячу человек без работы оставим. А у тебя в конторе отделы
промстроя, культстроя - куда их денешь? А меня куда денешь?
  - Ну уж ты преувеличиваешь.
  - Преувеличиваю? А знаешь, что он в интервью сказал?
  - В каком?
  - Он вчера интервью дал "Гуслярскому знамени". Он сказал, что покажет, как
можно наладить производство тканей и обуви без фабрик и заводов. Он
сказал, как можно навести порядок в бухгалтерском учете, установив
компьютер, который никогда не сломается... Это же провокация!
  - Карась! - крикнул Батыев громовым голосом. - На выход!
  И они втроем побежали по улице к растущим небоскребам.
  А там пришелец уже показывал Удалову и другим гуслярцам, как можно самому
построить за пять минут комфортабельный дом.
  - Товарищ пришелец! - закричал Батыев. - Остановитесь!
  - Чем могу служить?
  - Это правда, что вы компьютер установите?
  - Разумеется, но после обеда, - сказал пришелец.
  Общественность, что сгрудилась вокруг, захлопала в ладоши.
  - А как же бухгалтерия? - спросил Батыев. Он еще не до конца поверил
пессимисту Слабенко. Но уже сильно боялся.
  - Не нужна больше бухгалтерия, - сказал пришелец.
  - И заводы автоматические построите?
  - И заводы. И даже автоматические свинофермы. Зачем цивилизованному
человеку заниматься таким отсталым трудом?
  - Но чем же мы будем управлять? - спросил Батыев.
  - А ничем, - сказал пришелец. - Все будет само делаться.
  - А мы? А я? А они?
  - Вы все займетесь творческим трудом, - сказал пришелец. - У нас на
планете все занимаются творческим трудом и никто ничем не управляет.
  Ужас охватил Батыева. Нет, он не сдастся!
  - Товарищ пришелец, - сказал Батыев. - Как я понимаю, скоро корреспонденты
приедут, надо бы нам с вами обсудить некоторые организационные вопросы.
  - Пожалуйста, - сказал пришелец. - Сейчас я кончу небоскреб, гостиницу и
освобожусь.
  - Я займу тебя только на минут пять, - сказал Батыев твердо. - Проблемы
есть.
  - Хорошо, - согласился пришелец. - Корнелий Иванович, вы сможете кончить
небоскреб без меня?
  - Почему нет? - ответил Удалов. - Дело простое.
  Он взял стакан с раствором и занялся строительством.
  Батыев подхватил пришельца под одну ручку, Слабенко под вторую и они
быстро поволокли его к реке.
  У космического корабля остановились.
  Слабенко уже понял, чего хочет Батыев. Он подтолкнул пришельца к
раскрытому люку корабля и сказал:
  - Давай, вали отсюда! Чтобы твоего духа не было!
  - Я вас не понял, - промямлил пришелец. - Разве я нарушил какой-то ваш
обычай?
  Батыев испугался, что пришелец начнет звать на помощь общественность -
тогда неприятностей не оберешься.
  - Слушай, - сказал он как можно сердечнее. - Мы тебя очень просим,
немедленно улетай и больше не прилетай.
  - Но почему?
  - Из гуманизма, - сказал Батыев. - Из любви к людям.
  - Я не понимаю. Я все делаю из гуманизма. У меня нет других намерений,
кроме космического сотрудничества.
  - Мы, люди, - сказал Батыев, - привыкли жить в борьбе. Все, что сделано
вокруг, - Батыев обвел рукой окрестности: недостроенное здание общежития,
мусорную свалку, трубу, из которой лилась в реку вонючая жидкость,
замусоренный пляж... - все добыто в труде и бою. Мы никогда ничего просто
так не делаем. Мы за все боремся. Мы боремся с природой, мы выигрываем и
проигрываем битвы за урожай, мы боремся даже за товарищеское отношение к
женщинам. Что же ты, пришелец, нам предлагаешь - разоружиться? Опустить
руки? Нет! Мы не сдадимся на милость прогресса, мы сами придем к высотам.
И в этом есть великий гуманизм.
  - Это странно, - сказал пришелец.
  - Вы видели, сколько людей сидит в доме, где я работаю? - спросил Батыев.
- Триста с лишним человек. И это только кажется, что они курят и пишут
бумаги. Они борются и помогают бороться другим. Не лишайте нас права на
бой!
  - Давай, давай! - сказал Слабенко и как следует подтолкнул пришельца. Тот
влетел в люк.
  - Все же удивительно, - донесся его голос из корабля. - Я хотел как
лучше...
  Батыев собственноручно захлопнул крышку люка. Пришелец выглянул в
иллюминатор, что-то говорил, но его уже не было слышно. Батыев властно
показал пришельцу пальцем вверх. Тот кивнул и корабль взмыл к небу.
  - Значит так, - сказал Батыев Слабенко. - Беги к Удалову, отними у него
стакан, но не выбрасывай. Нам с тобой еще бы по даче построить.
  - Понял, - лукаво улыбнулся Слабенко.
  - И подготовь документы себе на премию за площадь и небоскреб. А я пойду
звонить Чингисову, пускай приезжает, покатает горошину.







  (с) Кир Булычев, 1992.
  (с) "Варяг", 1992.
  (с) Дизайн Дмитрий Ватолин, Михаил Манаков, 1998.
  (с) Набор текста, верстка, подготовка Михаил Манаков, 1998, 1999.
  (с) Корректор Сергей Чекмаев, 1999.
  Тексты произведений, статей, интервью, библиографии, рисунки и другие
материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНЫ без согласия авторов и издателей.



Кир Булычев


                             Подоплека сказки

                                  Рассказ

                              Цикл - "Гусляр"

                            Написан - 1982 (?)


  Появление археологической экспедиции в окрестностях города Великий Гусляр
было сенсацией куда более неожиданной, чем, скажем, прилет космического
корабля с Сириуса.
  Это не означает, что в Гусляре не было археологических ценностей. Своими
корнями история города уходит в далекое прошлое. А если как следует
поискать в соседних лесах и по берегам озер, найдутся и стоянки
троглодитов, и остатки древних скитов и даже языческие капища. Не
исключено, что в сосновом бору за озером Копенгаген, куда дороги нет,
стоит, упорно упоминаемый в легендах, ушедший в болото город Крутояр.
  Но при таком потенциальном богатстве тех мест, археологи их не жаловали.
Они пытались оправдать свое безделье дикостью здешних мест, молчанием о
Великом Гусляре "Повести Временных лет" и "Слова о полку Игореве". На
самом деле они панически боятся гуслярских лесных комаров, которые
отличаются злобным нравом и чужаков бьют с лета.
  И вот свершилось! Самая настоящая археологическая экспедиция, во главе с
рыжим кандидатом исторических наук Анатолием Борисовичем Гамалеевым,
разбила лагерь в двух километрах от города, там, где в реку Гусь впадает
ручей Старока, и где возвышается обширный и крутой лысый холм, издавна
известный под характерным именем Городище.
  Несмотря на относительную молодость, тридцатилетний Анатолий Борисович был
ветераном девяти экспедиций, изнывал от жажды в Туркмении, замерзал на
Чукотке, чуть не утонул при раскопках Червяковского водохранилища, был
трижды арестован в пограничной зоне на Кавказе. Он был без корысти предан
Археологии, но долго оставался в ней на вторых и третьих ролях, несмотря
на то, что ему всегда сопутствовала удача.
  Как известно, удача в археологии играет куда большую роль, чем в сапожном
деле или при эксплуатации атомных ледоколов. Если ей вздумается, она
одарит сказочной славой профана Шлимана и отвернется от неизвестного нам
профессионала, который из-за этого за сорок три полевых сезона соберет
лишь тонну кухонных черепков.
  Везение Анатолия Борисовича было притчей во языцех университетских коллег.
Ну кто еще, будучи студентом и убегая от сторожа совхозного виноградника,
умудрится провалиться в гробницу хазарского хана, откуда он выберется лишь
на третьи сутки, обросший огненной щетиной, умирающий от жажды, но не
тронувший ни одного из ста восьмидесяти пяти золотых предметов и трехсот
сосудов, которыми была наполнена гробница! Тем не менее в специальной
литературе, не говоря уж о средствах массовой информации, будет сообщено,
что гробница хазарского кагана Купака обнаружена экспедицией доцента
Спирина, который, если обратиться к документам, в те дни болел скарлатиной
в Ростове. Правда, Спирин успел вернуться к последнему дню сезона и
подписать отчет, а затем многократно выезжал за рубеж со слайдами и
докладом о сенсационной находке.
  Не менее известен в кругах археологов случай при раскопках кургана Кривая
могила. Курган был ограблен еще скифами и начальник экспедиции Муля Дудкин
готов был удовлетвориться остатками конской сбруи и костями принесенных в
жертву рабов, оставленными грабителями для археологов, однако интуиция
подсказала Толе Гамалееву, что уходить с Кривой могилы рано.
  Ночью он сидел на склоне разворошенного кургана, целуясь с экспедиционной
поварихой Аришкой, из местных жителей. В один прекрасный момент страстная
повариха откинулась назад и прошептала: "Ой, какие вы настойчивые!".
Намереваясь подчиниться властному шепоту, Толя оглянулся, не бродит ли по
соседству кто-нибудь из коллег, могущих ложно истолковать значение этой
интимной сцены, и тут его случайный взгляд отметил неровность склона.
"Погоди, Ариш", - сказал он поварихе, с трудом освободился от ее объятий и
пополз к отмеченному месту. Приложив ухо к земле, Толя убедился, что от
этого места исходит иная, чем от прочих, эманация и удовлетворенно
произнес: "Здесь!". Что сказала на это Аришка, история умалчивает, зато
известно, что с рассветом Толя начал копать сам, а после завтрака к нему
присоединились товарищи во главе со скептически ухмыляющимся Мулей
Дудкиным. К полудню лопата Гамалеева ударилась о край бревенчатого сруба.
Это было более позднее впускное погребение, в котором, помимо прочего,
лежала совершенно неповрежденная золотая ваза со сценами из Амазономахии,
исполненной греческим ювелиром, жившим среди королевских скифов.
Разумеется, Дудкин прославился и поехал на конгресс в Рио-де-Жанейро, а
Гамалеев остался в университете сдавать кандидатские минимумы и склеивать
керамику.
  Гамалееву принадлежала находка на мысе Дежнева резного моржового клыка с
нанесенным на него путем миграции протоиндейцев в Америку. В то время Толя
работал в экспедиции Арутюняна и хоть Арутюняну этот клык был вовсе не
нужен, потому что опровергал его гипотезу о передвижении народов, он вошел
в историю как "Клык Арутюняна". О Толе ни слова!
  Так продолжалось десять лет. На исходе этого срока Анатолий Борисович
обратился в инстанции с просьбой дать ему под начало любую, самую
замухоренную экспедицию, но назначить его начальником.
  Собрались корифеи археологии. Им не хотелось отпускать Гамалеева в вольное
плавание, потому что у каждого из них были свои эгоистические планы и
надежды, связанные с Толей. Но так как вслух о таких надеждах они говорить
не смели, то в конце концов коварно порешили отдать Гамалеева на съедение
гуслярским комарам. Тем более, что экспедиция в те края была запланирована
еще в начале двадцатых годов.
  Корифеи надеялись, разумеется, что Гамалеев струсит и откажется от
гуслярских лесов, но Толя с радостью схватился за открывшуюся вакансию. Он
верил в свою звезду.
  Несмотря на то, что экспедиция была невелика (сам Толя, аспирант Лютый,
три студента и шесть рабочих из местных старшеклассников), с первого же
дня работы пошли битые горшки, пряслица, шейные гривны, бересты, подвески
и неизвестные предметы культового назначения. Корреспондент гуслярской
газеты Миша Стендаль буквально дневал на раскопках в ожидании очередного
чуда. В воскресных выпусках газеты регулярно публиковались его заметки
"Героическое прошлое нашего края?", "А был ли город?", "Мы потомки славных
предков?". Стендаль был склонен к риторическим вопросам.
  Мостовые в поселении, раскрытом археологами на Городище, были сложены из
могучих лиственничных бревен. По мере износа предки клали новый слой
бревен на предыдущий. И это давало возможность установить возраст каждой
из мостовых, а потому и всего городища.
  С этой целью в середине июля Анатолий Борисович, захватив также наиболее
ценные находки, уехал в Новгород, чтобы посоветоваться со знаменитым
профессором Яновым, докой по этой части.
  Совещания в Новгороде затянулись на неделю, аспиранты, оставленные без
присмотра, вставали поздно и ложились заполночь, влюблялись в Гуслярских
барышень и купались до одури в реке Гусь. Но Анатолий Борисович
отсутствовал не впустую. Задержался он потому, что сделал, оказывается,
открытие настолько большое, что ему никто не поверил, как не поверили в
свое время открывателю Трои археологу Шлиману.
  Верхние мостовые Городища относились к раннему средневековью, когда там
был город, впоследствии перенесенный туда, где теперь стоит Великий
Гусляр. Под этими мостовыми оказался толстый слой пустой земли и валунов,
а еще ниже - снова пошли мостовые. Эти, нижние, мостовые оказались древнее
Вавилона и Иерихона, о чем свидетельствовала дендрохронология,
определяющая даты по срезам бревен.
  Самое разумное было свернуть раскопки, чтобы не стать посмешищем. Но Толя
был не таков. Смелая интуиция заставила его вспомнить о сомнительной и
даже порочной гипотезе, высказанной Салимой Хабибовной Мансуровой,
сотрудницей Шамаханского районного музея. Салима Хабибовна высказала в
республиканской печати предположение, что помимо известных исповедующему
марксизм человечеству эпох рабовладельческой, феодальной и
первобытно-общинной существовала еще и неучтенная эпоха, название которой
она дать не осмелилась. Эпоха эта разместилась между предпоследним и
последним ледниковым периодами и практически не оставила следов, так как
они были стерты ледником с лица Земли. По той же причине, а также ввиду
невысокого уровня социально-экономического развития, исчезли материальные
следы этой эпохи. Но осталась народная память.
  Салима Хабибовна утверждала, что люди ничего целиком не придумывают, а в
основе всех, казалось бы самых невероятных выдумок, лежит историческая
правда. Нападения половцев на русские земли и деяния Ивана Грозного
отразились в фольклоре и частично модифициров