с отходами. Все
никак не наладит вывоз на поля - вот этот пруд каждый год переполняется и
уух! - прорывает! Черт знает что - надо же чтобы сегодня!
   - Куда прорывает?
   - В реку - куда же. Каждый год. Так что до завтрашнего дня к реке не
подходи. А какая рыба сбежит от этого навоза, ей надо недели две, чтобы
вернуться. Усек? Вся рыбалка прикрывается. И к реке не подходи!
   - Надо же принять меры.
   - Какие?
   - Всех мобилизовать - молодежь, школьников, чтобы дамбу укрепить.
   - Во-первых, там вонь - с мобилизацией не выйдет. Во-вторых, зачем ее
укреплять? Ее укрепишь - через две недели все равно прорвет - еще хуже.
   Нет - стихийное бедствие должно быть ограничено. Ты спи, отдыхай,
только к реке сегодня не ходи.
   Заместитель хихикнул, но как-то невесело, и повесил трубку. Мирон
Иванович отдыхать не стал. Он уже окончательно проснулся и все вспомнил. И
вчерашнюю Таню, и сомнительную - теперь ярким утром она казалась
сомнительной - историю с фотографиями. Почему он поверил ей? Это же
чепуха. Может потому что светилось платье?
   Ему захотелось выйти к реке. Пока еще можно.
   Он оделся и пошел. У скамейки остановился - как будто там мог остаться
след Тани. Никакого следа не было. Потом он пошел вниз к реке. Сапожная
мастерская еще была закрыта, но за забором на стройке шумела машина -
стройку гнали в две смены. Он поглядел на сапожную мастерскую, но угадать
в ней той часовни с фотографии не смог. И это еще более укрепило его в
мысли о том, что он стал объектом злого розыгрыша и стало стыдно, что он
унижался перед этой студенткой.
   Он остановился на высоком берегу реки. Далеко справа была видна
баржа-ресторан. Если прорвет, подумал он, то на баржу тоже не поедешь. И
он начал раздражаться против этого заведующего - как его фамилия -
Степанцев? А что говорила Таня - подумай о судьбе Степанцева. Она знала о
нем. Значит она имела в виду прорыв дамбы. И штраф, который тот Степанцев
заплатит рыбоохране. И Мирон Иванович снисходительно улыбнулся, потому что
Степанцев каждый год платит эти штрафы - привык. Наверное субъективно,
подумал Мирон Иванович, Степанцеву, как рыбаку, горько сознавать, сколько
рыбы гибнет - но что поделаешь? Через час прорвет? Час уже прошел. Может
пойти, поглядеть на дамбу, что-то придумать - он же главный архитектор
города. Но тут Мирон Иванович подумал об отвратительном запахе, который
исходит от того пруда. Нет, туда он не пойдет.
   Река текла чистая, только ближе к берегу тянулась как всегда полоса
рыжей воды - от кожевенного завода. Мы можем быть жестокими - говорила
Татьяна или ему померещилось? Интересно, эту дамбу прорывает сразу, с
шумом, или она просто расползается?
   Стоять на берегу и ждать стихийного бедствия надоело.
   Мирон Иванович пошел домой - все равно день получался какой-то
неустроенный. Куда же девалась эта Таня? Кого-нибудь еще пугает? Нет,
голубушка из так называемого будущего, нас не запугаешь! Вам нужны великие
потрясения - нам нужна Великая Россия!
   Ему понравилась последняя фраза. Как будто сам ее сочинил. Но будучи
честным человеком, Мирон понимал, что фразу сочинили раньше - кто-то из
классиков. Может быть сам Маркс.
   Дома он позавтракал - холостяцкая яичница, да простокваша из скисшего
молока. Скромно жил Мирон Иванович, да и не бегал за богатством.
   Тут снова позвонил телефон. Снова на проводе был заместитель директора
завода.
   - Ты не спишь, Мирон? - спросил он.
   - Нет, не сплю.
   - А тут такое дело...
   Голос заместителя Мирону не понравился. Беспокойный был голос.
   - Говорите, - потребовал Мирон.
   И уже заранее знал - что-то, связанное с этой Татьяной, принесла ее
нелегкая в наше время. Хотя вернее всего она и не из будущего, а из-за
самого элементарного кордона. Враг.
   - Прорвало дамбу. Слышишь?
   - Так вы же предупреждали.
   - Предупреждал, но не в той форме.
   - Говорите же!
   - Понимаешь, не в ту сторону прорвало. Должно было в речку прорвать,
как всегда, а прорвало наверх, к лесу, такого и быть не может.
   - Ну и слава богу, - сказал с чувством Мирон, - значит едем?
   - Куда?
   - На рыбалку.
   - Чудак-человек. Дослушай сначала, а потом говори. В том направлении
дом Степанцева стоит. У самого леса, со стороны господствующего ветра,
чтобы амбрэ не достигало...
   - И пострадал?
   - Степанцев?
   - Дом пострадал?
   - Дом затопило, говорю! До второго этажа. И ковры, и мебель, и картину
в раме. Степанцев как увидел, что на него девятый вал от фермы идет, успел
пожарную команду вызвать, но те остановились, не доехали, издали смотрели.
   - А Степанцев?
   - Степанцев? Что Степанцев... тело достали, тело вынесло на лужайку. Но
откачать не смогли. В противогазах откачивали, а не смогли.
   - Что? Утонул?
   - Царство ему небесное. Несчастный случай. Во цвете лет... Ты чего
замолчал?
   - Так... думаю.
   - Чего думать? Мы его не возвратим. Хороший хозяйственник был, смелый.
И человек хороший. Бутылку из горла за минуту выпивал. По часам.
   - А там никого не заметили посторонних?
   - Думаешь акция?
   - Не знаю.
   - Погоди, не вешай трубку. Я тебе что звоню. Ты насчет сапожной
мастерской придумал аргументы? Ты не тяни, думай. В понедельник
общественность ломать будем. Какой-то мерзавец Елену Сергеевну из отпуска
вызвал. Телеграммой.
   Она завтра приезжает. Молнию нам отбила, "иду на вы!". Эх, не люблю я
некоторых... Бой будет как под Полтавой. Чтобы порох был сухим, понял?
   Мирон молчал... полминуты молчал и его собеседник, слушал его частое
дыхание, ждал.
   - Я вот думал, - сказал Мирон Иванович наконец. - Все-таки постройка
четырнадцатого века, культурное наследие... не исключено, что под полом
есть мозаика.
   - Мироша, ты себе цену не набивай, - сухо ответил заместитель
директора. - Ты и вчера знал, какая ценность. В случае надобности мы тебя
прикроем, в другой район переведем. А в случае ненадобности - берегись!
   - Вот и Степанцев берегся.
   - Степанцев утонул как крейсер "Варяг". В бою. За что ему слава.
   - Крейсер "Варяг" в воде утонул.
   - Думай до понедельника, - сказал спокойно заместитель директора. - И
учти, мы всегда побеждаем.
   Мирон попрощался, повесил трубку, медленно подошел к окну. День был
светлый, ветреный, солнечный. Сквозь листву был виден угол крыши сапожной
мастерской. Заныл зуб. А вчера еще было все так просто...






   (с) Кир Булычев, 1984, 1992.
   (с) "Варяг", 1992.
   (с) Дизайн Дмитрий Ватолин, Михаил Манаков, 1998.
   (с) Набор текста, верстка, подготовка Михаил Манаков, 1998, 1999.
   (с) Корректор Андрей Верзаков, 1999.
   Тексты произведений, статей, интервью, библиографии, рисунки и другие
материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНЫ без согласия авторов и издателей.



Кир Булычев


                           Свободные места есть

                                  Рассказ

                              Цикл - "Гусляр"

                          Написан - 9-10.04.1980


  Молодой человек в строгом синем костюме и темном галстуке остановился в
дверях и нерешительно спросил:
  - Кто здесь будет, простите, Лев Христофорович?
  В кабинете стояли, обернувшись к нему, два человека. Один был не то чтобы
толст, но объемен. Обнаженная голова удивляла завершенностью линий.
Маленькие яркие голубые глаза уставились на молодого человека настойчиво и
внимательно. Второй человек был моложе лысого, лохмат, худ и постоянно
взволнован.
  - Вы Лев Христофорович? - обратился молодой человек к лохматому, который
был более похож на гения.
  Но лохматый с улыбкой указал глазами на лысого, а лысый сказал строго,
словно Шерлок Холмс:
  - Я - профессор Минц. - А вы недавно назначены на руководящий пост и
столкнулись на нем с непредвиденными трудностями, правильно?
  Молодой человек покорно кивнул.
  - И трудности оказались столь велики, что справиться с ними вы не в
состоянии. Тогда кто-то из знакомых, вернее всего руководитель нашей
стройконторы Корнелий Удалов, дал вам совет пойти к доброму старику Минцу
и попросить, чтобы он изобрел бетон без цемента, потому что цемент вам
забыли подвезти, а сроки поджимают. Так или не так?
  Молодой человек ответил:
  - Почти так.
  - Почему почти? - удивился Минц. - Я всегда угадываю правильно.
  - Прийти к вам мне посоветовал Миша Стендаль из городской газеты, и
руковожу я не строительством, а гостиницей "Гусь".
  - Неужели! - воскликнул Минц. - Ивана Прокофьевича сняли!
  - Давно пора, - подхватил лохматый Грубин. - Садитесь, чего стоите?
  Грубин подвинул молодому человеку стул, но тот отказался.
  - Насиделся, - сказал он. - Третий день отчетность принимаю.
  - Ничем не могу быть полезен, - сказал Минц. - Гостиниц строить не умею, в
отчетности - полный профан.
  - Выслушайте сначала! - взмолился молодой директор. - Зовут меня Федор
Ласточкин, работал я в кинопрокате, а теперь кинули меня в сферу
обслуживания. Надо, говорят. Согласился. Гостиница небольшая, желающих
остановиться много, обслуживание хромает. Да что там говорить, без меня
знаете.
  - Знаем, - сказал Грубин. - У вас вывеска "Мест нет" к двери приварена.
  - В принципе вы правы. Но мне от этого не легче. Два дня я объяснял
отсутствие номеров ошибками предыдущего директора, а сегодня меня вызвал
Белосельский и говорит, что послезавтра в нашем городе открывается
симпозиум по разведению раков, и значение его выходит за пределы области.
А нужно для симпозиума двадцать восемь комфортабельных мест. А у меня в
гостинице их всего тридцать три. И все с командировками, и все ругаются.
Да еще в вестибюле человек пятнадцать сидят на чемоданах. Рассказал я обо
всем моему другу Мише Стендалю, а он ответил: единственный, кто может тебе
помочь, это профессор Минц. Он буквально гений. Я и пришел.
  Федор поглядел на Минца страдающими глазами. И у Минца кольнуло в сердце.
Еще мгновение назад он не сомневался, что укажет очередному просителю на
дверь. Но молодой человек находился в критической ситуации. Побуждения его
были благородны. И всего-то нужно - отыскать жилье...
  И еще: замечательный мозг профессора Минца, столкнувшись с неразрешимой
проблемой, начинал активно функционировать помимо воли его владельца. Он
искал и отбрасывал множество вариантов, он стремился решить задачу, не
давая Льву Христофоровичу нормально принимать пищу и спокойно спать.
  - Нет, - услышал Лев Христофорович голос Саши Грубина. - Тут вам, Федя,
даже профессор Минц не поможет. Никому еще не удавалось устроиться в нашу
гостиницу просто так. Проблема эта не научная, а социальная.
  - Проблем, в решении которых наука не может принять участия, не
существует, - резко ответил профессор Минц. - Все на свете взаимосвязано.
  - Ого, - сказал Саша Грубин. - Видно, все мои предупреждения впустую. Чует
мое сердце, вы возьметесь за гостиницу.
  - И немедленно, - сказал Минц. - Все свободны. Я начинаю думать.
  - А когда приходить за ответом? - спросил с надеждой в голосе директор
гостиницы.
  - Симпозиум послезавтра? Значит, завтра после обеда.
  Назавтра в три часа Федор Ласточкин уже стоял под окнами профессора Минца.
Он нервно потирал руки, взглядывал наверх, покашливал и сохранял
деликатность. Наконец голова профессора появилась в окне, солнце
отразилось от лысины и ярким лучом ударилось в облако.
  - Чего же вы не поднимаетесь? - крикнул профессор.
  - Я боялся вам помешать, - ответил директор гостиницы.
  - Можно, - сказал Минц, - заходите. Яблоко уже упало.
  Они просидели в кабинете Минца с трех до девяти. Из комнаты доносились
голоса, иногда они поднимались в споре, иногда стихали в раздумье. Через
шесть часов гостиничный кризис в городе Великий Гусляр был разрешен. И
Федор отправился к себе, прижимая к животу тяжелый металлический ящик с
установкой, которую Лев Христофорович разрабатывал для других целей, но
мудро приспособил для расселения постояльцев.
  Уже совсем стемнело, когда Федор вошел в желтое здание некогда отеля
"Променад" для заезжих купцов, а теперь, когда достроился третий этаж и
заменили бархатные портьеры на нейлоновые шторы, - гостиницу "Гусь"
горкоммунхоза.
  В холле под громадной, в натуральную величину, копией картины Репина "Иван
Грозный убивает своего сына" томились, как погорельцы, неустроенные
клиенты. Директора с ящиком никто за директора не посчитал, и тот без
помех прошел к себе в кабинет. Лишь пышная Дуся, дежурный администратор,
взглядом остановила черноусого человека, который протягивал ей заполненный
бланк, чтобы получить номер. Администратор Дуся была уверена, что чем
меньше жизненных благ, тем лучше ей - их распределительнице, ибо всегда
найдется мудрый человек, готовый оценить услуги.
  На следующий день директор гостиницы пришел на работу рано. Дуся еще
дремала за барьером, в холле на стульях и чемоданах спали неустроенные
клиенты. У себя в кабинете директор раскрыл сейф, где ночевала установка,
изобретенная профессором Минцем, и поставил ее на стол. Потом включил в
сеть. И тут раздался телефонный звонок: звонил сам Белосельский.
  - Что будем делать, Ласточкин? - спросил он.
  - Разместим, - ответил спокойно Федор.
  Белосельский вздохнул и предупредил:
  - Учти, без безобразий. Чтобы прежних постояльцев силой не выселять. Имей
в виду, что лозунг "цель оправдывает средства" придумали иезуиты,
средневековые мракобесы. Нам с ними не по дороге.
  - Никаких иезуитов, - ответил Ласточкин. - Я даже думаю, что свободные
номера останутся.
  - Ну-ну, - сказал Белосельский. Его задача заключалась в том, чтобы
подчиненные делали свое скромное дело, не нарушая принципов гуманизма. А
детали - это их забота.
  Установка работала. Мигала лампочками и тихо гудела, как положено
фантастической машине. Повесив трубку, Ласточкин принялся нажимать
кнопки...
  Через полчаса он вышел в холл. Погорельцы ютились под картиной. Дуся
красила в голубой цвет накладные ресницы. Ее золотые перстни нагло
поблескивали под утренним солнцем. Она была тяжелым наследством,
оставшимся от старого директора.
  - Вы свободны на сегодня, - сказал Ласточкин. - Места буду распределять я
сам.
  - Чего там распределять, - ответила Дуся. - Нету мест.
  Федор спорить не стал. Он дождался, пока Дуся покинет гостиницу, и открыл
книгу регистрации. Вытащил из кармана записку с таинственными значками и
быстро перенес их на страницу книги, вышел на улицу, сорвал никелированную
вывеску "Свободных мест нет", прикрепил на ее место листок бумаги с
надписью "Свободные места есть", вернулся в холл, от двери обратил свой
взор к просыпающимся погорельцам и сказал им:
  - Товарищи, прошу подходить по очереди. Постараемся обеспечить вас жилым
пространством.
  Последующие три дня были праздником в жизни города. Участники симпозиума с
большими значками на груди, изображающими красного рака на голубом фоне,
гуляли по улицам, интересовались памятниками архитектуры и плодотворно
спорили на пленарных заседаниях. Когда они разъехались, недоверчивый
Белосельский инкогнито посетил гостиницу "Гусь" и заглянул в книгу
регистрации, в которой не нашел ничего неправильного, а потом и в книгу
жалоб и предложений, содержащую шестнадцать благодарностей директору.
После этого на заседании в горисполкоме Белосельский выступил с небольшой
яркой речью о пользе выдвижения молодежи на ответственные посты. В
качестве примера привел положительные изменения в работе гостиницы,
которой ныне руководит товарищ Ласточкин Ф.Ф.
  С тех пор так и повелось. В дни затишья Федор уступал бразды правления
администраторам, а когда надвигался большой заезд, отправлял всех по домам
и, посидев полчасика в обществе установки профессора Минца, умудрялся
разместить и утешить приезжих.
  Недовольна была только Дуся. Директор казался ей не более как низким
обманщиком и даже грабителем. Она имела достаточный опыт работы в
коммунальном хозяйстве, чтобы сообразить, что штучки Ласточкина отдают
колдовством и мошенничеством. Она-то знала, что гостиница время от времени
вмещает вдвое больше, чем имеет лежачих мест. Поступления в виде личной
признательности резко сократились, Дуся разорялась. Но разоблачить
директора оказалось не таким уж легким делом. Он правильно вел книги, а в
моменты наплыва гостей избавлялся от Дуси. Один раз ей удалось было
поймать его за руку, но директор ушел от разговора.
  Дело было так. Приехал автобус с туристами из Владивостока, приехал
неожиданно, гостиница была полна. Когда Федор вышел, чтобы их разместить,
Дуся только сделала вид, будто уходит, а в самом деле сознательно забыла
свою сумку и через пятнадцать минут тихонько, на цыпочках вернулась
обратно. Федор был так поглощен работой, что не сразу заметил ее
появление. Дуся смогла подойти совсем близко и заглянуть ему через плечо.
И увидела, что он выписывает туристу квиток на номер четырнадцатый. На тот
самый, куда она только вчера поместила знатную доярку из Вологды. Дусе бы
промолчать и продолжить наблюдение, собрать побольше фактов да ударить ими
как из тяжелой артиллерии, а она не сдержалась и сразу стала разоблачать:
  - Что же вы делаете, Федор Федорович? Там женщина живет, а вы туда мужчину
суете! За такое моральное разложение вам не поздоровится!
  - Какая женщина? - удивился турист. - Этого я не хочу. Я женат.
  - Евдокия Семеновна, - директор гостиницы захлопнул книгу, поднялся и
вперил в администраторшу недобрый взгляд. - Потрудитесь уйти. Знатную
доярку я временно перевел в другой номер. Не распространяйте слухов.
  Дуся, конечно, взяла сумку и ушла. Но не сдалась. На следующий день, когда
директора поблизости не было, она поднялась в четырнадцатый номер, увидела
там знатную доярку и без обиняков задала ей вопрос:
  - Вас вчера в другой номер переселяли?
  - Нет.
  - У вас чужой мужчина в номере ночевал?
  - Как можно, - ответила доярка, заливаясь румянцем. Она была молода и
красива, ее жених остался в Вологде.
  - Значит, в двадцать три часа покинул? - спросила Дуся.
  - Не было никого, - глаза доярки наполнились слезами. - Как можно!
  Дуся поверила и удвоила наблюдение за директором. Тот попался через два
дня.
  Вот как это случилось.
  В гостиницу сообщили, что утром прибудут двадцать аквалангистов-любителей,
а туристский сезон уже начался, гостиница полна, и Дуся почувствовала, что
обычный оптимизм директору изменяет. Она даже подслушала, как он звонил
Белосельскому и просил избавить его от аквалангистов, а Белосельский,
уверовавший во всемогущество директора, сказал коротко:
  - Надо, Федя.
  Другому он, может быть, уступил, освободил бы для такого экстренного
случая общежитие речного техникума, но Федор начальника избаловал.
Начальникам ведь тоже хочется иногда легкой жизни.
  Так или иначе, Федор в тот день домой не пошел, а заперся в кабинете. В
десять вечера Дуся подкралась к двери и услышала мужские голоса: директор
был не один. Дуся приложила к замочной скважине ухо, но слов разобрать не
смогла. Тогда она вылезла наружу и подошла к окну. Штора не доставала до
подоконника, и Дуся смогла одним глазом заглянуть внутрь. Потом она упала
в обморок. А когда пришла в себя от ночной свежести и звона комаров, то
сразу же села писать жалобу на директора с требованием немедленно прислать
ревизию и достойно наказать мерзавца.
  Подводников кое-как разместили на раскладушках, а ревизия явилась в тот же
день после обеда, потому что письмо Дуси было очень тревожным.
  Ревизия сразу уселась проверять бухгалтерские книги, а директор
выскользнул из гостиницы и бросился к профессору Минцу.
  - Спасайте, - сказал он. - Не уберегся я от этой кобры по имени Дуся.
Навела на меня стихийное бедствие. Как только они пойдут с книгой по
номерам, все и откроется.
  - Эх, - вздохнул Минц. - Не хотелось мне отрываться от очередного
изобретения, но придется. Пошли к Белосельскому. Он человек широкий,
печется о судьбах города, будем с ним искренними. Если поверит, тогда
считайте, обошлось. А о ревизии не беспокойтесь. Ничего она не найдет.
  Белосельский принял посетителей сразу. Минца он уважал, даже гордился те