о случилось? Может, кого еще нашел?
  - Ой нет, тетя Антонина, - сказала Ксения. Она так и лучилась
удовольствием. - Только с мужем обращаться надо уметь. Вот ты всю жизнь
прожила с дядей Геннадием, а он тебя избегает.
  - Я бы от нее в Австралию убежал, к антиподам, - сказал Геннадий. - Может,
еще завербуюсь на Сахалин.
  - Молчи, - ответила Антонина. - Все равно выпить не дам.
  Потом Антонина обернулась к племяннице и сказала назидательно:
  - Мужчину не удержишь. Мужчина - такое дикое животное, что требует
свободы. Так что привыкай. К себе его не привяжешь и в сумку не положишь.
  - Это точно, - сказал дядя Геннадий.
  Наступил миг Ксениного торжества.
  - Кто не положит, - сказала она. - А кто и положит.
  С этими словами она достала сумку из-под стола, поставила ее рядом с
чашкой и сказала, расстегивая:
  - Может, тетя, Корнелию чайку нальешь? А то он у меня не ужинавши.
  Она извлекла из сумки сопротивляющегося нагого человечка и двумя пальцами
поставила на стол.
  - Вот он, мой ласковый, - сказала она.
  Ласковый стоял, согнувшись, стеснялся и готов был плакать.
  - Господи, - сказала Антонина, - ты что же с мужем сделала, безобразница?
  - Уменьшила его, - ответила Ксения, - до удобного размера, чтобы носить с
собой и не расставаться в выходные дни. Добрые люди помогли, дали средство.
  - Так нельзя, - сказал Геннадий. - Это уж слишком. Если вы, бабы, будете
своих мужей приводить в такое состояние, это вам добром не пройдет.
  - Не пройдет! - закричал комаром Удалов. - Я требую развода! При
свидетелях!
  - Не спеши, - сказала рассудительная Антонина. - Ты у своих, не опасайся.
Мы тут в семье все и уладим.
  Потом она поглядела на Ксению с укоризной:
  - Ну зачем ты так, Ксюша? Мужчине перед людьми стыдно. Ему же на службу
идти, а как он такой жалкий на службу пойдет? Кто его слушаться будет? А
если его завтра в горсовет вызовут?
  - Я требую развода! - настаивал Удалов. Он забыл о своей наготе и бегал
между чашек, норовя прорваться к Ксении, а Ксения отодвигала его ложкой от
края стола, чтобы не свалился.
  - А ты помолчи, - сказала ему Антонина. - Прикрой стыд. Не маленький.
  Удалов опомнился, метнулся к чайнику с заваркой, но укрыться за ним не
смог, в полном отчаянии схватился за край пол-литровой банки с вареньем,
подтянулся и перевалился внутрь.
  - Не беспокойтесь, тетечка, - сказала Ксения, следя, чтобы Удалов не
утонул. - Это только на выходные и на праздники. С понедельника он придет
в состояние.
  - Не одобряю, - сказала Антонина. Она многого не одобряла. И шумела
Антонина не из любви к Удалову, не из жалости, а из боязни всякого
новшества, пускай даже на первый взгляд новшества, удобного для женщин.
  - А ты вылезай, - строго приказала Антонина Удалову. - После тебя продукт
придется выкидывать.
  - А ты вынь меня, - пискнул Удалов. - Я же сам не вылезу.
  Голосок у него стал слабенький, еле доносился из банки.
  - Пчела! - закричал Удалов.
  Пчела и в самом деле кружилась над ним, примериваясь. И спокойно могла бы
закусать Удалова до смерти. Теперь ему многое грозило смертью.
  Ксения вскочила, достала платок и стала гонять пчелу, а Антонина чем
больше смотрела на это безобразие, тем больше сердилась, мрачнела и даже
совсем замолкла, как пар в котле, прежде чем произойдет взрыв.
  Чувствуя это и не желая терять времени понапрасну, дядя Геннадий тихонько
встал из-за стола, подмигнул Удалову, к которому проникся сочувствием, и
на цыпочках отошел к буфету, открыл его и налил из графина себе в стакан,
а Удалову в маленькую рюмочку, которая хоть и маленькая, а для Удалова
была как ведро.
  Прогнав пчелу, Ксения достала Удалова двумя пальцами из варенья и, налив в
блюдце горячей заварки из чайника и подув в нее, чтобы не обжечь мужа,
окунула в заварку Удалова. Тому было горячо, он сопротивлялся, а Ксения
смывала с него сироп и ягоды и приговаривала:
  - Потерпи цыпочка, потерпи лапочка.
  - Вот что, - взорвалась наконец тетя Антонина. - Я тебя, Ксения, сегодня
не звала. Так что можешь идти домой. В милицию я на твое поведение, так и
быть, жаловаться не пойду, но матери твоей непременно сообщу. Дожили. С
голым карликом заявилась. А ты, Геннадий, рюмки спрячь. Не время пить!
  - Тоня, - сказал Геннадий миролюбиво, но стакан отставил и рюмку от
Удалова отодвинул.
  - Может, это в Париже так с мужьями поступают, но у себя мы этого не
позволим. В крайнем случае, в газету напишу. Там меня знают. А то сегодня
я тебя, а завтра ты меня - человек человеку волк, да?
  - Тетя Тоня, - пыталась возразить Ксения. - Я же для его блага. Чтобы муж
не пил, не гулял, был при доме. Это же любовь!
  Но Антонина подошла к Геннадию, вцепилась пятерней ему в седые волосы,
будто испугалась, как бы он и на самом деле не уменьшился, и ответила
твердо:
  - Я своего в обиду не дам. Пусть какой ни на есть паршивый да гулящий, но
такой уж мне достался и менять его не буду. Живи со своими штучками как ты
того желаешь, но нас уволь. И если еще раз посмеешь с этим уродом ко мне в
дом прийти, с порога выгоню. Иди.
  Тут Антонина еще раз взглянула на бывшего Удалова, потерявшего от унижений
и мучений дар речи, и по ее щекам неожиданно покатились слезы.
  Ксения поняла, что делать ей в этом доме больше нечего. Она быстро
затолкала мужа в сумочку и, не допив чая, пошла к двери. Антонина ее
провожать не стала, а когда племянница ушла, повернулась к мужу и сказала
сквозь слезы:
  - Если выпить хочется, то выпей, маленькую.
  - Нет уж, спасибо, - сказал Геннадий, который тоже внутренне переживал эту
тяжелую сцену.
  Антонина уселась, подперла голову ладонью и думала, что счастье - это
когда у тебя муж в настоящем размере, и опасалась немного, как бы старик
сдуру не вздумал ее в сумку запихать, чтобы не ворчала. И дала себе слово
сдерживаться и старика не пилить. И держала это слово два дня, не меньше.
  Ксения шла домой не спеша, переживала разлад в семье, сумка раскачивалась
в руке, и Удалова бросало из угла в угол. Он хватался за вату, стонал и
пытался слизать с себя остатки вишневого варенья.


  4

  К приходу домой настроение Ксении немного улучшилось. Она поставила сумку
на трельяж, между духами и пудрой, а сама улеглась спать. Решила, что
завтра покажет Удалова подруге Римме, которая работала в женской
парикмахерской и была большой модницей. И с этой мыслью Ксения счастливо
заснула, закрыв дверь в соседнюю комнату, чтобы ночью Удалов криками или
стонами не мешал ей спать. Ей снилось, как все женщины города ходят по
улицам и носят в сумках, а то и водят на голубых ленточках своих мужчин.
Все спали в шестнадцатом доме. Лишь Удалов мучился, словно граф
Монте-Кристо в своей тюрьме, и кипел местью. Он уж проверил все швы и углы
в сумке, но швы были крепкие, а нитки для него - как канаты, не разорвешь.
И ножа нет. Даже перочинный ножик остался в кармане утерянных при
уменьшении брюк.
  Удалов попробовал подпрыгнуть, чтобы достать до потолка, но потолок сумки
был далек, не достать. Удалов присел на вату, стараясь придумать
какой-нибудь выход и мечтая о том, как, выбравшись наружу, он навсегда
уйдет из дома и будет лишь раз в месяц присылать деньги на воспитание
детей. Детей было жалко.
  Вдруг Удалову показалось, что потолок чуть приблизился. И стенки сумки
тоже приблизились. Несмотря на кромешную тьму, ощущение это было
совершенно явственным.
  Удалов протянул руку вперед, и она уткнулась в материю. Удалов поднялся,
без труда дотянулся до крыши. И тут он понял, что действие крупинки
кончается.
  - Ура! - сказал он шепотом, чтобы не разбудить Ксению и не нарушить
благоприятного процесса роста.
  Еще ни один ребенок на свете так не радовался росту, как радовался Удалов.
Тягостный плен кончался. Без труда Удалов провел рукой по потолку, но
застежка молнии находилась снаружи. Становилось тесно. Пришлось сесть.
  И тут Удалов немного испугался. Стенки сумки крепкие. Так можно и
задохнуться. Рост все ускорялся. Удалов даже не успел позвать на помощь,
как его тесно сдавила материя. Сумка оказалась, как назло, крепкой. Голова
вжалась в плечи, и коленки отчаянно вдавливались в ребра. И когда Удалов
уже готов был завопить от боли и ужаса, сумка со страшным треском
разлетелась в клочки, а Удалов грохнулся на пол. Зеркала на трельяже
разлетелись вдребезги, осколки пулеметной очередью прошили стекло буфета,
пронзив по очереди все чешские бокалы и праздничный сервиз, а упавшая от
этого с буфета хрустальная ваза, врученная Удалову восемь лет назад за
победу в городских соревнованиях по городкам, умудрилась врезаться в
этажерку с любимыми комнатными растениями Ксении. Комнатные растения
принялись прыгать вниз и вверх, спасаясь от несчастья, и один из горшков
задел люстру, подвески которой принялись выбивать дробь по стеклам и
оставшимся до того целым стеклянным и фарфоровым предметам в комнате. От
люстры осталась всего одна голая лампочка, и эта лампочка сама по себе
загорелась и осветила помещение, по которому, не в силах остановиться,
носились в разные стороны разбитые и поломанные предметы.
  Удалов слушал этот грохот и наблюдал разрушение, словно прелестный сердцу
балетный спектакль, потому что им владело чувство мести, и месть эта была
удовлетворена. И по мере того, как разрушение комнаты, в которой было
совершено посягательство на самое дорогое - на личную свободу Удалова,
заканчивалось, Удалова охватило внутреннее удовлетворение и даже
удовольствие. Он уже не сердился ни на Ксению, ни на слишком
изобретательного Минца.
  Когда через полторы минуты, теряя на бегу бигуди, в комнату ворвалась
Ксения, она увидела жуткую картину мамаева побоища. А на полу, посреди
этого, сидел совершенно обнаженный Корнелий Удалов и приводил в порядок
удочки, чего не успел сделать за ужином. До отъезда на рыбалку оставалось
всего ничего.
  Перед тем, как грохнуться в обморок, Ксения успела спросить:
  - Это все ты?
  - Нет, ты, - ответил Удалов, перекусывая леску.






  (с) Кир Булычев, 1972, 1990.
  (с) "Госснаб СССР. Тиман", 1990.
  (с) Дизайн Дмитрий Ватолин, Михаил Манаков, 1998.
  (с) Набор текста, верстка, подготовка Михаил Манаков, 1998, 1999.
  (с) Корректор Дмитрий Оленьков, 1999.
  Тексты произведений, статей, интервью, библиографии, рисунки и другие
материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНЫ без согласия авторов и издателей.



Кир Булычев


                           Женской доле вопреки

                                  Рассказ

                              Цикл - "Гусляр"

                            Написан - 1996 (?)


  В девятом классе Кристину Чистову оскорбил Трофим Денисов с задней парты.
При всех на большой перемене он дернул Кристину за толстую тугую косу и
спросил:
  - Ну что, крысенок, пойдешь со мной на танцверанду?
  Кристине было больно и стыдно. Она развернулась, попыталась вырвать косу
из пальцев обидчика и ткнула его кулачком в нос. Денисов отклонился, а все
стали смеяться.
  Этот инцидент переполнил чашу терпения Кристины и ускорил рост ее
самосознания.
  Придя домой, она взяла тайком мамины портновские ножницы и одним движением
отрезала свою косу - символ девичьей чистоты и скромности.
  Мама увидела свою дочку в новом облике, когда вернулась со службы.
  - Не волнуйся, мама, - сказала Кристина. - Я нашла свой путь в жизни.
Отныне я стану мстительницей за все унижения и обиды, нанесенные женщинам
этими... мужчинами.
  - Как же ты будешь мстить? - испугалась мама.
  - Я превзойду их во всех начинаниях, которые мужчины считают своими, я
заставлю мужчин покорно лечь у моих ног.
  - Но сила женщины в ее слабости, - сказала разумная мама. - Мужчина готов
лечь у ног женщины именно потому, что она слаба и беззащитна.
  Но Кристина не приняла этого парадокса. Она уже вышла на тропу войны.
  - В жизни женщины всегда найдется место мужскому подвигу, - сказала она и
подняла пылившиеся в углу гантели.
  С того дня Кристина перестала улыбаться, перестала общаться с мальчиками,
иначе как на стадионе или за шахматной доской. Она вставала с петухами,
бежала три километра по берегу реки, затем, независимо от температуры
воды, ныряла в быстрый поток и трижды переплывала реку туда и обратно.
Затем прыгала с шестом, решала шахматные задачи, включала тренажеры и на
обед съедала полведра овсяной каши. Кристина не избегала стычек и
потасовок, и вскоре молодые люди стали избегать ее, чтобы не ходить с
расквашенным носом или подбитым глазом. Но больше всех доставалось,
конечно же, первому обидчику, из-за которого Кристина лишилась косы. Земля
горела у него под ногами, и в результате он убежал наемником в
Приднестровье, полагая, что нет горячей точки горячее, чем вторая средняя
школа города Великий Гусляр.
  Разумеется, у Кристины появились поклонницы и последовательницы, и она
ходила окруженная стройными боевитыми девчатами.
  В десятом классе Кристина без труда выиграла первенство города по
шахматам, подводному ориентированию, боксу, поднятию гирь и каратэ.
  Кристина получила золотую медаль за окончание школы, в городе воцарился
порядок, так как мужчины перестали сквернословить, не смели поднять руку
на слабого, а иначе через пять минут на месте происшествия появлялся
летучий отряд "кристинят", и мужчина вылетал из города, а возвратиться
туда он мог только на коленях.
  Кристина расцвела, она казалась старше своих семнадцати лет, она стала
подумывать о спутнике жизни, но объявила родным, что согласится выйти
замуж только за принца при условии, если принц признает ее в семье главной.
  Программа Кристины была убедительной, но в Великом Гусляре принцев не
водится, их даже в области нет.
  В ожидании принца Кристина хотела бы совершить еще несколько подвигов, но
для этого в Гусляре также не было возможностей.
  И тогда Кристина, оставив город на своих учениц, попрощалась с родителями
и отправилась в Москву.
  В автобусе она оказалась рядом с Корнелием Ивановичем Удаловым, который в
детстве качал ее на коленях. Удалов ехал в столицу на конгресс организации
Гринпис, которая занимается охраной экологии от людей. Так что вместе
землякам пришлось пробыть более суток.
  За это время Кристина немало рассказала о себе, а Удалов внимал ее речам.
Другому Кристина и не стала бы рассказывать о своих мечтах, но дядя
Корнелий был в Гусляре исключением - он много раз летал на другие планеты,
был известен в Галактике, но преимуществ из своей уникальной судьбы не
извлек.
  Ставя себе Корнелия в пример, Кристина говорила:
  - Я вижу свое ближайшее будущее как восхождение от подвига к подвигу до
тех пор, пока в последнем усилии я не отыщу себе достойного спутника жизни.
  - И как же ты себе это конкретно видишь?
  - На моем месте сказочный богатырь сначала одолел бы Соловья-разбойника,
потом победил в бою Змея-горыныча, наконец убил бы Кощея Бессмертного,
чтобы освободить свою суженую. Любой из этих подвигов мне по плечу. Не
хватает пустяка - нет драконов, плохо с Кощеями и Соловьями.
  - Я так думаю, - сказал Удалов, когда они стояли на платформе станции
Дальнебродная в ожидании московского поезда, - что даже в ископаемые
времена все эти подвиги совершались в переносном смысле. Иначе нам с тобой
пришлось бы верить в сказки. На самом деле богатыри не гонялись за
драконами, а сводили счеты между собой.
  - Ой, не путайте меня, дядя Корнелий, - рассердилась красавица, - в жизни
всегда найдется место подвигу!
  - Твой подвиг заключается в том, чтобы успешно поступить в институт,
учиться на отлично и стать полезным членом общества. Полезнее, кстати, чем
любой мужчина.
  Пришел поезд, они сели в один вагон и ехали в одном купе.
  - Куда же мы решили поступать? - спросил Удалов, когда они проезжали
Вологду.
  - Есть несколько вариантов, - искренне ответила девушка. - Я еще не
решила, где труднее - на боксерском факультете Института физкультуры, в
Воздушно-десантной академии или в Училище водолазов. Возможны и другие
варианты.
  Удалов с трудом сдержал улыбку. Он не посмел сказать Кристине, что одно
дело - быть первым парнем в Гусляре, а совсем другое - попасть в первую
десятку в столице России.
  Утром, перед приездом в Москву, девушка проснулась свежая, бодрая, готовая
к испытаниям. На каком-то полустанке она сознательно отстала от поезда и
затем бежала рядом со своим вагоном шестьдесят километров до следующей
станции. И почти не запыхалась.
  Вернувшись в вагон и умывшись, Кристина сказала Корнелию Ивановичу:
  - Кажется, я придумала сказочный подвиг, до которого не только не
додумался, но и не мог додуматься ни один мужчина.
  На все вопросы Удалова девушка лишь загадочно улыбалась и отмалчивалась,
что, разумеется, вызывало тревогу в Удалове. Все-таки он нес определенную
ответственность за девушку и не хотел, чтобы она погибла.
  Так что Удалов решил проследить за Кристиной.
  Кристина спустилась в метро, Удалов, попрощавшись с ней, тут же вошел в
следующую дверь. Кристина сошла на станции "Чистые пруды", Удалов
последовал за ней. Несколько раз Кристина заглядывала в путеводитель и в
конце концов добралась до магазина "Инструменты" на Мясницкой улице. В
магазине она пробыла минут пять, что-то купила, но Удалов дежурил на
другой стороне улицы и не смел приблизиться, чтобы не быть замеченным.
  Затем Кристина, сверяясь с путеводителем, спустилась к Лубянке, пересекла
площадь подземным переходом, вышла на Никольскую и оттуда проследовала к
ГУМу, куда, к удивлению Удалова, заходить не стала, а пошла через Красную
площадь, печатая шаг по брусчатке.
  Удалов следовал за ней, отстав метров на сто.
  Кристина зашла за Исторический музей и там, как увидел Удалов, заняла
очередь в мавзолей Ленина, который был открыт ежедневно до 13 часов.
  Удалов, недоумевая, зачем Кристине понадобилось побывать в мавзолее, тогда
как она ранее ничем не выказывала своих политических воззрений, встал в
очередь в десяти человеках сзади.
  Через полчаса они дошли до мавзолея.
  Удалов так и не придумал объяснения нелогичному поступку девушки.
  Кристина влилась в мавзолей следом за другими туристами.
  Удалов, шедший сзади, мог за ней наблюдать.
  Оказавшись в замкнутом низком помещении центрального склепа, Кристина
неожиданно кинулась к хрустальному гробу, подсвеченному изнутри. Владимир
Ильич лежал в гробу, закрыв глаза и мирно сложив на груди желтоватые руки.
  Неужели Кристина решила отомстить ему как главному мужчине страны Советов?
  Но Удалов не успел сообразить, что к чему, как несколькими сильными
ударами молотка, купленного в "Инструментах", девушка разбила высокую
крышку саркофага.
  Вокруг закричали испуганные туристы.
  - Всем стоять! - приказала Кристина.
  Ошарашенные туристы и караул замерли.
  И тогда девушка Кристина семнадцати лет, мечтавшая о сказочном подвиге,
способном уничтожить мужское превосходство на планете, а также искавшая
себе настоящего принца, склонилась к голове Ильича и уверенно, смачно,
чувственно поцеловала мужчину, спящего вечным сном в хрустальном гробу.
  И все увидели, как дрогнули ресницы Владимира Ильича, как открылись его
карие, с прищуринкой добрые глаза и как шевельнулись его губы, произнеся:
  - Это вы меня целовали, товарищ девушка?
  - Я, Владимир Ильич, - ответила Кристина.
  - Большое спасибо, товарищ...
  - Кристина.
  - Вот именно, товарищ Кристина! И долго ли я проспал?
  Вокруг люди принялись хлопать в ладоши. Кричали "ура!".
  Кристина остановила крики, подняв вверх руку.
  - Знаете ли вы, Владимир Ильич, что отныне вы мой жених? - спросила она.
  Со всех сторон надвигались люди в штатском и в белых халатах. У них в
руках поблескивало оружие.
  - Этого не может быть! - кричал бородатый профессор с гранатометом. - Вы
же умерли навсегда!
  - А вот с этим мы еще поспорим, голубчик! - возразил Ильич, садясь в гробу
и опуская ноги в черных ботиночках. - Если вы хотели вечности, то надо
было закапывать меня в землю, как человека. Теперь же мы еще посмотрим,
кто кого, господа-товарищи!
  Охрана и медики хотели стрелять, но они не