азине были. Мороженые. Кальмары.
  - Из них консервы делают, - согласился сосед спереди.
  "С ума сойти, серость какая! - возмущался мысленно Грубин. - Если бы я вез
тигренка, сказал бы, что поймал в лесу, неужели они тоже бы не удивились?"
  Осьминог свивал и развивал щупальца. Тряска ему не нравилась.
  - А я бы никогда детям осьминога не привезла, - сказала бабка с мешком.
Она сидела сзади и прислушивалась к разговору. - Страсть-то какая! Может,
он ядовитый.
  - Нет, - ответил Грубин. - Только электричеством бьет.
  - Кто ядовитый? - спросили с дальнего конца автобуса.
  - Да змею ядовитую один тип везет, - откликнулись спереди.
  - Не змею, а осьминога, - громко поправил Грубин. - Редчайшее животное.
  - Да он всех перекусает! Водитель, остановите машину! - крикнули сзади.
  - Он у меня в ведре, - успокоил Грубин. - Не опасайтесь.
  - Гадюку везут, - пронесся слух по автобусу.
  Люди отступали от Грубина. Водитель обернулся, притормозил.
  - Какое хулиганство в автобусе? - спросил он.
  - Высадите его, - сказала старушка, которая никогда бы не принесла детям
осьминога. - Он тут всех перекусает.
  - Гражданин, правила не нарушайте, - произнес водитель, прижимая машину к
обочине. - Взрывчатые вещества и так далее перевозить запрещено.
  - Это же ценное, безобидное животное, - возмутился Грубин. - Музейная
редкость, никому зла не сделает. Некоторые товарищи здесь присутствуют,
которые его даже ели в мороженом виде, правда же?
  Но юноша, который ел мороженых кальмаров, отрекся от своих слов.
  - Я не таких ел. Таких у нас не продают.
  - Каждая минута промедления, - кричал Грубин, - может стоить жизни
единственному в нашей области пресноводному осьминогу! Кто может взять на
себя такую ответственность?
  - Я возьму, - сказал водитель. - У меня пассажиры.
  И Грубина высадили из автобуса на самой окраине Великого Гусляра.


  Ужасно сознавать, что вокруг тебя имеют место какие-то драматические
события, но не понимать, в чем же дело. Обитатели планеты шумели, тряска
то кончалась, то возобновлялась, мой тюремщик издавал громкие звуки.
Вернее всего, происходил жаркий спор между членами экспедиции, посланной
на мое пленение: откуда я родом, какую планету представляю. А может быть,
они опасались, что мы уже вторглись на их планету, или полагают меня
разведчиком, подготавливающим вторжение. А у меня нет никаких средств
рассказать о широко известном миролюбии моих соотечественников.
  Мой тюремщик покинул грохочущую машину и понес цилиндр со мной дальше.
Солнце дробилось зайчиками на поверхности атмосферы. Меня мутило. Воздух
стал затхлым, и скоро, если они не найдут способа освежить его, я умру от
удушья. Смерть подстерегала меня на этой планете на каждом шагу.


  Солнце пекло, от каждого шага поднималось облачко пыли и тащилось за
Грубиным. Вода в ведре помутнела, и от нее тянуло неприятным запахом.
Грубин поставил ведро на землю и пригляделся к животному. Тот вроде бы еще
шевелился. К счастью, по пути встретился колодец. Вода в нем была
холодная, и Грубин доливал ее в ведро понемножку, чтобы не простудить
осьминога, потому что в массе своей осьминоги - дети тропических морей.
  Обливаясь потом, задыхаясь от жары, Грубин втащился во двор дома номер
шестнадцать. Двор был пуст, даже доминошники, занимающие по субботам с
утра места вокруг стола под сиренью, где-то скрывались от жары. Грубин, не
заходя домой, поднялся на второй этаж, к старику Ложкину, известному в
Гусляре натуралисту и любителю птиц,
  Ложкин был дома.
  - С чем пожаловал? - спросил он строго, потому что считал Грубина
дилетантом и легкомысленным человеком.
  - Здравствуйте, - сказал Грубин. - У вас запасного аквариума не найдется?
  - Это зачем же?
  - Вот, - произнес Грубин скромно, - поймал одну штуку, не знаю,
представляет ли интерес.
  Грубин хитрил. Ему важно было узнать, что скажет
  Ложкин. Может, и в самом деле существует озерная порода осьминогов.
  Ложкин не спеша достал с комода футляр, вынул очки, велел поднести ведро к
свету и начал изучать его содержимое. Изучал долго. Молчал. Грубин извелся
от нетерпения, но не вмешивался.
  Наконец Ложкин вздохнул, развел жилистыми руками, поскреб на груди
тенниску, почесал лысину и сказал:
  - Как минимум новый вид.
  - Как?
  - Новый вид осьминога, - пояснил Ложкин, не отрывая глаз от пленника. -
Или генетический уродец, мутант. Ног у него десять. Вот так. Можешь
оставить его здесь, у меня, на досуге почитаю Брема и дам исчерпывающую
консультацию.
  - Нет, пусть лучше у меня поживет. - Грубин не ошибся. Животное оказалось
редким. - А вообще-то они у нас водятся?
  - Бывают. В зоомагазине брал?
  - Сам поймал.
  - Любопытно. Оставь его здесь. Я в Москву напишу. У тебя его кот съест.
  - Кот не съест, осьминог электричеством бьет. Удалова ударил.
  - Корнелия даже соловей может током ударить. Это не аргумент. Но если
настаиваешь, аквариум тебе дам. На время. И письмо в Москву сам напишу.
Тебя там не знают, а меня многие знают. Я многим уже написал.


  Если бы я вел дневник, то написал бы в нем: "Мое положение улучшается.
Если бы не голод, который начал меня мучить, как только прошел первый шок,
я бы сказал, что наконец-то я попал в руки к ученым, возможно, к
специалистам по контактам с инопланетными цивилизациями. Может, даже в
специальную комиссию по контактам. Из темного цилиндра меня перевели в
квадратный прозрачный куб, наполненный свежим воздухом. По трубке воздух
стекает внутрь, так что я могу не беспокоиться о дыхании".
  Но я не писал дневника. Я осматривался. Странные предметы и приборы
заполняли огромное помещение, окружающее мою тюрьму. Внизу непрерывно
бродило некое животное, превышающее меня размерами, покрытое шерстью.
Животное открывало пасть и облизывалось красным языком. Животное смотрело
на мою тюрьму с вожделением. Напрашивалось два вывода: раньше моя тюрьма
была его жилищем, из которого животное было выселено и потому желало
вернуться обратно или, что менее приятно, животное было сторожевым и
поставлено было следить за мной. Оно могло быть и разумным.
  Изучением меня, попытками контакта занялись две местные особи. Один из
аборигенов нес меня в цилиндре. Второй, видно, крупный специалист,
присоединился к нему только здесь, в научном центре. Их пасти раздвигались
и сдвигались - таков, видно, их способ обмена информацией. Теперь передо
мной стояла задача: доказать им, что я превосхожу их интеллектом, и не
ущемить их достоинства при этом. Хотелось есть.


  - Чем осьминоги питаются? - спросил Грубин Ложкина, принесшего сверху том
Брема. - А то заморим его голодом.
  "Наиболее широко распространен обыкновенный спрут, - читал Ложкин, -
октопус вульгарис, тело его обычной окраски, которая, однако, в состоянии
возбуждения животного переходит в коричневую, красную или желтую, причем
вся кожа на спинной стороне покрыта неравномерными бородавчатыми
пупырышками".
  - Но хищник он или травоядный?
  - Хищник, - сказал Ложкин. - Возьми палку, приведи его в состояние
возбуждения, посмотрим на пупырышки.
  Пока Грубин искал палку, Ложкин убедился в том, что осьминоги хищники, и
узнал, как они размножаются. Но о размножении говорить было рано, пока не
поймали осьминогу подругу.
  - Я его сильно тыкать не буду, - сказал Грубин, подходя с палкой.
  - Ты и не тычь сильно. Нам только посмотреть, будет ли он цвет менять.
  - Только он уже не серый.
  - Неважно.
  Грубин сунул палку в аквариум и потрогал ею осьминога.


  После длительного совещания и изучения каких-то фолиантов они принесли
шест и ввели его в атмосферу. Первая попытка контакта. Я даже покраснел от
приятной неожиданности. Моя застенчивость, вошедшая в поговорку среди моих
коллег, и теперь сыграла надо мной шутку. Я взялся за конец шеста и три
раза дернул за него. Шест был немедленно убран. Поняли или не поняли?


  - Изменил цвет на красный, - подтвердил Ложкин. - Все сходится. Наверно,
не новый вид, а просто урод. Как теленок с двумя головами.
  Грубин сходил на кухню, вернулся с куском мяса. Кот бежал за ним,
подпрыгивая, полагая, что мясо предназначается ему, верному другу.
  Мясо полетело в аквариум.
  - Вымыл мясо? - спросил Ложкин.
  - Под холодной водой.


  Кусок отвратительной плоти, сочащейся кровью, упал на меня сверху. Что
это? Провокация? Или попытка меня накормить? А есть хочется. Но не есть же
мясо мне, убежденному вегетарианцу. Я взял кусок мяса и выбросил его из
моей тюрьмы.
  - Кривляется, - определил Ложкин. - Значит, не голодный. В Бреме ясно
сказано - хищник. Ракушки любит, рыб и так далее.
  - Да, мяса он не желает. Прямо даже выкинул его из аквариума.
  Кот подобрал кусок мяса и рвал его, обкусывая, на полу. Осьминог уставился
на него своими бессмысленными глазами.
  - За рыбой придется тебе сбегать, - сказал Ложкин Грубину.
  - Сбегаем. Только сначала еще какие-нибудь опыты произведем.


  Я отстукивал последовательные числа по поверхности моего дома. Они не
реагировали на это. Тогда я стал показывать им мои конечности по очереди.
Сначала одну. Потом две, потом три, потом четыре сразу. Это тоже не
произвело впечатления. Я подобрал камешек с пола и начал выстукивать им по
стенке. Наконец, надеясь на то, что начала геометрии должны быть понятны
любому разумному существу, я попытался нацарапать на твердой прозрачной
стенке равнобедренный треугольник.


  - Суетится, - сказал Ложкин. - Несладко ему в неволе. Как и любому
существу.
  - Смотри-ка, ему камешек в щупальце попал. Как бы он не повредил себе
чего-нибудь.
  - Не повредит. Все-таки я полагаю, что живьем его довезти будет трудно.
Тем более что он от пищи отказывается. Придется усыпить.
  - Жалко, - повторил свой единственный аргумент Грубин. - Все-таки живое
существо.
  - Живое, но безмозглое, - произнес категорически Ложкин. - Очень низко
организованное, в первом томе Брема помещен. Там, где простейшие. Даже
беспозвоночные.
  - Саша, ты здесь? - спросил Удалов, заходя в комнату. - А я не один. Я с
Мишей Стендалем, из газеты.
  - Говорят, вы осьминога поймали в нашем озере. Так ли это? - спросил Миша.
  - Живого?
  - Живого, - ответил Грубин. - А ты, Корнелий, что же на рыбалке не остался?
  - Плохая рыбалка. Поздно уже. Не клюет. Твой осьминог всех рыб, наверно,
пожрал в нашем озере. Если такие разведутся - прощай, рыбная ловля. Не
сдох он еще у тебя?
  - Нет, - ответил Ложкин. - Мы его изучаем.
  - Очаровательное существо, - сказал Миша Стендаль, поправляя очки и
становясь очень похожим на молодого Грибоедова. - Сколько у него щупалец!
Это же сенсация. Первый в области осьминог! Пустим в разделе "Субботняя
смесь". Кто поймал?
  - Вместе поймали, - ответил Удалов.
  - Значит, так и запишем: "Рыболовы-любители нашего города..."
  Стендаль записывал, Удалов объяснял, а Грубин вернулся к аквариуму.
Осьминог, видно, проголодавшись, суетился, складывал и разводил щупальца,
поднимал округлую голову и поводил круглыми бессмысленными глазами.


  Весь арсенал моих средств убеждения был исчерпан. Они не понимали.
Почему-то мне никогда не приходило раньше в голову, что контакт может
оказаться столь сложным процессом. Вот я, разумное существо, известный
ученый, нахожусь перед глазами представителей другой разумной расы. Да,
среда обитания у нас разная, да, мы отличаемся размерами, да, облик наш
различен. Но почему же я понимаю, что они разумны и стараюсь войти с ними
в контакт? Они же упорствуют, не реагируют на мои знаки, кидают в меня
кусками мяса, морят голодом.


  Заглянула жена Удалова Ксения, подивилась на уродца в банке.
  - Я такого видала. В книге "Дары моря". Там показано, как их готовить.
  Стендаль убежал в редакцию. Грубин собрался в магазин за рыбой, подкормить
пленника. Ксения Удалова, движимая злорадством, поднесла картинку из
"Даров моря" к аквариуму и сказала:
  - Видал, как вашего брата? А?
  - Убери, - велел Грубин.


  Мне удалось выцарапать на стенке равнобедренный треугольник. Они должны
были его заметить. Я указал на треугольник конечностью. В ответ один из
присутствующих открыл громадную книгу и показал мне картинку в ней. На
картинке было изображено существо, схожее со мной анатомически. Над этим
существом был занесен нож.
  Мне все стало ясно.
  Я оказался не первым космическим путешественником, потерпевшим аварию над
безжизненными плоскогорьями. Да и чего еще можно ожидать от существ,
живущих в столь не приспособленных для жизни условиях, в безвоздушной
среде. Нет, я не мог их укорять.


  - Ладно, Корнюша, - сказала Ксения. - Бери книгу, пойдем завтракать.
Обойдемся без осьминога.
  Ложкин остался один. Он читал Брема, зачитался, перешел к медузам и другим
обитателям моря. Грубин как убежал за рыбой, так и не возвращался. Ложкин
задремал.


  Одно из этих чудовищ осталось меня сторожить. Остальные разошлись. Видно,
готовились к пиру. Но я не мог без сопротивления сдаться на милость
победителя. Нет, тем более что милости ждать не приходилось.
  Неужели, если провалилась попытка контактов, я не найду выхода? Это
позорно для разумного существа. Бороться до последнего вздоха, до
последнего заряда в бластере! Именно так.
  Я задумался. Последний заряд в бластере я приберегу для себя. Их убить я
не могу - выстрел мой в одного из них лишь причинил ему боль. И все. Но
бластер может мне пригодиться. Причем надо спешить.
  Я ощупал стенки и пол. Стенки были сделаны из хрупкого материала. Другое
дело пол. Пол был металлическим, и металл был мягким. Это внушало
некоторые надежды.
  Я включил бластер на полную мощность и направил его в пол. Воздух вскипел,
обжигая меня. В полу образовалось отверстие. Я не обращал внимания на боль
от ожога, заткнул отверстие одной из моих десяти конечностей. Потом бросил
взгляд на сторожа. Он спал. Очень хорошо. Я пробуравил еще одно отверстие
в полу. И также заткнул его конечностью. Я успел пробуравить шесть
отверстий - этого было достаточно. Но тут в помещение вошел мой главный
тюремщик. Он нес нечто завернутое в белый материал. Он положил нечто рядом
с моим домом, развернул его с шуршанием. Там обнаружилась часть существа,
подобного тому, что напало на меня столь недавно в злосчастной котловине.
Тюремщик отодрал кусок и бросил ко мне.


  - Не жрет, ну что ты будешь делать! - огорчился Грубин.
  Ложкин проснулся, сказал, что пойдет писать письмо в Академию наук, потом
вернется.
  - А мне надо сходить на работу, - сообщил Грубин. - Постараюсь вернуться
поскорее. Может, у реки ракушку найду.
  - Бесполезно, - сказал Ложкин. - Мы отвезем его в спирте.


  Я еле дождался того момента, когда все, кроме покрытого шерстью существа с
острыми зубами, сожравшего мясо, ушли. Существо вроде бы не обращало на
меня внимания. Я просунул в отверстия шесть конечностей. Четырьмя
оставшимися я придерживал верхние края открытого сверху прозрачного дома.
Я был готов к нелегкому и, всего вернее, трагическому пути.
  Конечности коснулись возвышения, на котором стояла моя тюрьма. Я
поднатужился, просунул их подальше, приподнял себя вместе с тюрьмой и
вновь обрел подвижность. Превратив свою тюрьму в своеобразный неуклюжий
скафандр, я подошел к краю возвышения. Далеко внизу находился пол комнаты.
Придется прыгать - другого выхода нет.
  Покрытое шерстью существо с острыми зубами приподнялось, заметив мои
движения, и выгнуло спину. Я переложил бластер в одно из свободных
щупалец. С ним я постараюсь справиться.
  Самый решительный момент! Я оттолкнулся шестью конечностями и прыгнул
вниз, стараясь не нарушать равновесия. Конечности мои вошли в
соприкосновение с твердым полом помещения. Меня пронзила жуткая боль. С
трудом я удержался на ногах. Но, стиснув зубы, я поборол дурноту и
поспешил к выходу.
  Применять бластер не пришлось. Увидев, как я вместе с прозрачным домом
спрыгнул с возвышения и направился в его сторону, страж, покрытый шерстью
и вооруженный острыми зубами, поднял кверху пушистый хвост и в панике,
издавая громкие звуки, бросился вон из помещения. Я внутренне ухмыльнулся.
Жестокие твари всегда самые трусливые.
  Весь мой расчет был на неожиданность и на мою хорошую память. Направление
к котловине, к моему кораблю было известно. Только успеть, пока не
кончится воздух. Только успеть!
  Я прошел по длинному коридору и по ступеням, превышавшим меня ростом,
спустился на равнину, окруженную со всех сторон жилищами чудовищ. В одном
месте в жилищах был разрыв - туда и направил я свои шаги.
  Но не прошел я и половины пути через пыльную равнину, как громкий крик
донесся до меня. Я обернулся. В одном из окон появилась голова того
существа, которое показывало мне жестокую картинку в книге. Существо
кричало, показывая на меня. Задыхаясь от напряжения, на подгибающихся от
неимоверной тяжести конечностях я припустился дальше.


  - Ой, батюшки мои светы! - закричала Ксения не своим голосом. - Что же это
творится!
  - Чего там? - спросил Корнелий, не отрываясь от супа, потому что привык к
тому, что жена его всегда преувеличивала важность и трагичность событий.
  - Ой! - голосила Ксения. - Оно бежит на шести ногах! Спасайтесь, кто может!
  Этого Удалов уже вынести не смог. Он подошел к окну, выглянул наружу, и
глазам его предстало невероятное зрелище. По двору, направляясь к воротам,
бежал аквариум.
  Из-под аквариума высовывались щупальца осьминога, остальными он
придерживал края, чтобы не расплескать воду. Бежал осьминог со скоростью
трехлетнего ребенка, и глаза его угрожающе поблескивали сквозь толщу воды.
  Удалов укусил ложку, которую держал во рту, и чуть не сломал зуб.
  Из окна сверху высунулся Ложкин, а из других окон прочие обитатели дома, и
те, кто знал об осьминоге, и те, кто о нем и слыхом не слыхивал. Поднялся
невероятный шум, переживания, некоторые испугались, а некоторые не поняли
и стали аквариум приободрять и подстегивать: "Давай, жми!"
  В воротах аквариум чуть не столкнулся со Стендалем, который забыл записать
данные о жизни осьминогов в естественных условиях и возвращался к Ложкину,
чтобы поглядеть в Брема.
  Миша Стендаль при виде бегущего аквариума подлетел кверху, схватился за
перекладину ворот и повис, поджав ноги, хотя был не очень трусливым
человеком. Аквариум задержался на мгновение под Стендалем, одно из щупалец
поднялось над стенками, и оттуда вылетела маленькая молния, вонзившаяся в
Стендаля сзади.
  Аквариум выбежал из ворот и бросился вдоль по улице.
  Опомнившееся население дома N 16 выскакивало из окон и дверей и мчалось
вслед. Прохожие на улице останавливались, жались к домам, ахали или
смеялись, полагая, что это не осьминог, а детская проделка, шалость.
  Аквариум чуть было не угодил под автобус, но автобус успел затормозить.
Потом на пути его встал постовой милиционер Семенов, и аквариум попытался
его объехать. Но не тут-то было. Семенов стоял как скала. Тогда аквариум,
вернее, осьминог выстрелил в него молнией. Семенов выдержал и это
нападение. Со всех сторон сбегалась толпа.


  Я понял, что погиб, тогда, когда на пути моем встал один из них,
облаченный в серую одежду с блестящими пуговицами.
  Я метнулся в сторону, разрядил в него бластер. Пути вперед не было. Все
кончено. И самое ужасное, что бластер полностью разряжен. И я не могу
пустить себе заряд в голову.
  Массы чудовищ сбегались со всех сторон. Для них это оказалось
развлечением. Для меня - трагедией.
  Тогда я вытащил конечности из отверстий в полу домика, и воздух с
журчанием потек наружу, пыль вокруг меня темнела. Живым я им в руки решил
не сдаваться.


  Грубин подоспел к сбежавшему осьминогу, когда в аквариуме уже почти не
осталось воды. Люди смотрели на это растерянно и не понимали, что осьминог
собирается кончить жизнь самоубийством.
  - Воды! - закричал Грубин. - Немедленно воды! Он погибнет без воды!
  - Воды, - сказал постовой Семенов.
  Осьминог безжизненной кучкой слизи лежал на мокром дырявом полу аквариума.
  Кто принес кастрюлю, кто ведро, кто просто чашку или стакан. Грубин выбрал
ве