лов.
  Человек выразительно покрутил пальцем у виска.
  - Ладно уж, договаривайтесь с кем хотите, - махнул рукой Удалов. - Только
скорее. А то у меня стресс.
  - Я тебе покажу стресс! - пригрозил человек в сером, прикручивая Удалова к
креслу.
  Карась подвинул по столу ящик с приборами, выломанными из космического
корабля, и достал лист линованной бумаги.
  - Я буду фиксировать, - сказал он.
  - Правильно. Вам бы у нас работать, - похвалил его человек в сером пиджаке.
  - Спасибо, - с чувством сказал Карась, развинчивая ручку. - Никогда не
поздно.
  Человек в сером пиджаке вытащил из ящика длинный цилиндр с двумя шишками
на концах и с оборванными проволочками, свисающими с боков.
  - Хотя бы с этого начнем, - сказал он. - Это что такое? Для чего
употребляется? Для съемки?
  - Честное слово, не знаю, - сказал Удалов. - А вы это откуда выломали?
Могут быть неприятности.
  - Удалов, - укоризненно сказал Карась, - как тебе не стыдно грубить
товарищу майору?
  - А я вам не Удалов, - ответил Удалов, терпение которого уже иссякло. У
него за какие-нибудь два часа отобрали доброе имя, национальность, жену,
сына, народную дружину, а взамен оставили только чужую голубую каскетку. -
Я неизвестной национальности нарушитель воздушного пространства.
  - Записывай, Карась! - сказал человек в сером пиджаке, не скрывая
торжества в голосе. - Признался в том, что проник в воздушное пространство
незаконно и с целью... С какой целью?
  - Какая вам лучше, с той и проник.
  - Проник с целью взорвать объекты в районе города Великий Гусляр.
  - Но он этого еще не говорил, - попытался соблюсти приличия Карась.
  - Сейчас скажет, - ответил человек в сером.
  - Скажу, - согласился Удалов. Веревка резала ему руки и хотелось пить.
  - Тогда записывай, Карась. Он уже во всем сознался.
  Карась начал записывать крупными буквами удаловские признания по части его
вредного образа действий, а человек в сером пиджаке подсказывал ему
детали. Потом обернулся к Удалову, который с тоской смотрел, как за окном
беседуют голуби:
  - Предупреждаю, что тебе придется на каждом листе внизу подписываться.
  - А у меня руки связаны...
  В этот момент в дверь громко постучали.
  - Мы же заняты, - возмутился Карась.
  Человек в сером сказал:
  - Одну минутку. Сейчас я им отвечу.
  Из своего бездонного кармана он достал пистолет-пулемет и снял
предохранитель. На цыпочках подошел к двери. Удалов и Карась невольно
замерли. Карась пригнулся к столу, а Удалов вжался в кресло. Человек в
сером резким движением распахнул дверь. Он поднял пистолет-пулемет так,
чтобы тот был нацелен в грудь любому, кто попытается войти в кабинет.
  - Руки! - коротко сказал он.
  В дверях кабинета стоял сам товарищ Батыев. Он побледнел и медленно поднял
руки.
  И в то же мгновение два незнакомых Удалову человека вынырнули из-под
подмышек товарища Батыева, влетели в кабинет и выбили оружие из рук
человека в сером. Оружие отлетело к потолку и дало короткую очередь.
Посыпалась штукатурка.
  Один из вбежавших ударил ребром ладони по горлу человека в сером, и, пока
тот медленно, как в фильме с приключениями, падал на персидский ковер
машинного производства, второй из вбежавших незнакомых людей воскликнул:
  - Да это же Матвей из второго отдела!
  - Перестарался майор, - сказал второй незнакомец с искренним сочувствием
и, выглянув в прихожую, приказал милиционеру Пилипенко вынести и положить
где-нибудь бесчувственное тело товарища Матвея.
  Только потом, когда товарищ Батыев догадался опустить руки, товарищ
Карась, бережно поддерживая под локоть, провел его к своему столу, а Мария
Пахомовна быстренько вымела осыпавшуюся штукатурку, пулеметные пули и
гильзы, вспомнили об Удалове.
  - Это он? - спросил Батыев, словно впервые встретился с Корнелием.
  - Это...
  Дальше Карась заговорил шепотом, и Удалов, который был очень доволен, что
его все-таки не подстрелили, не стал прислушиваться к разговору
начальства. В другом случае он бы доказывал и спорил, даже, может,
напомнил бы Батыеву, как тот три дня назад грозился снять Удалова с
занимаемой должности за то, что его контора не выполнила ремонт дома
отдыха. Но теперь он молчал. Он только думал, что, судя по современной
международной обстановке, лучше, если его признают американским
космонавтом, а не китайским или еврейским. Ведь если признают
американским, то допросят, погрозят, подержат в тюрьме (в Москве ведь, в
столице, не в нашей провинции), и тебе придется признать, кто и зачем тебя
подослал. Потом наверняка международное сотрудничество возьмет верх, и
отправят Удалова обратно в Соединенные Штаты Америки в порядке обмена, там
он поживет, пока все не выяснится, вернется обратно, приодевшись и даже
купив кое-чего для жены и сына. Но если придется признаться в том, что ты
китаец, тогда путь твой, Корнелий, лежит в город Пекин, где тебе обломают
собачьи ноги-руки и отправят в деревню навоз перебирать,
перевоспитываться. Ну, а если признают евреем? Вышлют к ним, на их родину.
А по дороге обязательно доберутся до Удалова палестинские экстремисты и
взорвут его пластиковой бомбой. И за дело. А если не взорвут - и того
хуже, забреют Удалова в еврейскую армию, сделают ему обрезание, и занесет
песок его кости в суровой Синайской пустыне... Слеза покатилась по щеке
Удалова. А за полуоткрытой дверью все плакала, не могла удержаться Ксения,
которая вспомнила уже, что ошиблась с родинкой. Та родинка была вовсе не у
Удалова, а у давнего знакомого ее молодости, о котором Удалов и не знал,
но большое душевное расстройство и напряжение как бы застили туманом глаза
Ксении, и она спутала местоположение... Теперь-то она ясно вспомнила, где
настоящая родинка, удаловская, но тот человек, который задавал вопросы,
только что был пронесен мимо в таком состоянии, что уже ничем не
интересовался. И Ксения не знала, у кого требовать, чтобы с Удалова снова
сняли штаны.
  - Развяжите его, - сказал товарищ Батыев громовым голосом.
  Эти слова дошли до задумавшегося Удалова не сразу. Только когда один из
незнакомцев стал распутывать веревку на его онемевших руках, он понял, что
пришло освобождение.
  Сам товарищ Батыев лично помогал разматывать Удалова, а Семен Карась
дрожащей от переживаний рукой налил воды в хрустальный стакан из графина и
поднес стакан Удалову, тому самому Удалову, которого только что за
человека не держал. И тогда Удалов понял, что его все-таки решено считать
американским гражданином.
  Товарищ Батыев сказал:
  - Надеюсь, вы не обиделись на наших сотрудников, которые проявили
бдительность, и я думаю, когда ваши товарищи встретят впервые наших
посланцев, они тоже проявят бдительность. Разве в этом есть что-нибудь
удивительное?
  - Нет, ничего удивительного нет.
  - Представьте себе... - Товарищ Батыев был руководителем современного
склада, с университетским значком в петлице и в хороших очках, привезенных
из командировки на конгресс энтомологов в Испанию. Там он выступал в роли
большого специалиста по сосновому точильщику и видел много интересного из
архитектурных памятников и тяжелой жизни местного населения. - Представьте
себе, что вы выходите в ваш лес и тут падает наш корабль. Без
опознавательных знаков. Вы ведь тоже можете решить, что корабль подослан с
определенной целью...
  Тут товарищ Батыев осторожно подмигнул, потому что ему надо было улаживать
отношения с этим чертовым пришельцем, которые так преступно испортили
слишком ретивые подчиненные.
  Удалов не знал, - откуда ему, связанному, было знать, - что после сигнала
товарища Матвея в сером пиджаке, в области началась паника, которая
докатилась по проводам до самой Москвы. Оттуда тут же пришло сообщение,
что, по всем данным, корабль, приземлившийся под Великим Гусляром, не был
ни американским, ни китайским, ни каким другим, а самым настоящим
межзвездным кораблем, вестником далеких звездных миров, на которые
указывал Циолковский и контакта с которыми давно ждали в соответствующих
кругах. Больше того, высказывалось мнение, что инопланетные пришельцы
могут первоначально с целью контакта приземлиться в какой-нибудь
буржуазной, империалистической или, на худой конец, неприсоединившейся
стране. На это компетентные люди резко возражали, так как инопланетные
пришельцы, будучи передовыми в области идеологии, никогда не позволят себе
идти на контакт с отсталыми в общественном отношении формациями, хотя
могут быть введены в заблуждение. И поэтому, когда из Москвы позвонили
товарищу Батыеву и сказали, что реактивный самолет вылетает в ближайшие
десять минут, имея на борту ответственных товарищей, а последующие
самолеты полетят следом, Батыев понял - или пришелец, прилетевший в
вверенный ему район, будет приемом доволен, или он сам будет недоволен
жизнью в целом.
  И тут же обнаружилось, что, пока Батыев получал накачку из Москвы, за
пришельца взялся майор из городского управления и уже привязал его к стулу
веревкой. Но самое тревожное, что по его приказу из корабля выломаны все
ценные приборы и отправлены в горисполком на предмет выяснения их
шпионской сути.
  С минуты на минуту могли прилететь академики, генералы и руководители
правительственных органов. И пришелец, очень похожий на директора
стройконторы Удалова, сидит привязанный к креслу и подвергается
непристойному допросу.
  И хоть пришелец, растирая поврежденные веревкой руки и стряхивая с себя
штукатурную пыль, упавшую на него после столь неудачной стрельбы в
кабинете Карася, делал вид, что не обижается, Батыев с каждой секундой все
более проникался справедливым гневом на этого идиота Карася, не говоря уже
о КГБ в целом. Но с КГБ взятки гладки. Они всегда при исполнении. А вот с
Карася мы спросим. Без снисхождения.
  - Ты чего ему подсовываешь! Ты чего подсовываешь нашему дорогому
инопланетному гостю! - воскликнул Батыев, отводя в сторону толстую руку
Карася со стаканом воды.
  - Она кипяченая, - только и мог сказать Карась.
  - У тебя что, представительской нет? У тебя, хочешь сказать, в нижнем
ящике стола нет бутылки коньяка "Двин"?
  - "Двина" нет, - бормотал Карась, потому что наступил его последний час. -
Есть "Мартель", на областной конференции давали.
  - А ну!
  Карась изогнулся и извлек из нижнего ящика стола бутылку французского
коньяка большой выдержки и начал зубами скусывать пробку. Один из
незнакомцев элегантным, привычным движением вынул бутылку изо рта у
Карася, свинтил пробку, второй незнакомец поднес стакан, и тот тут же был
наполнен коньяком.
  Товарищ Батыев лично поднес стакан Удалову.
  - Примите, - сказал он. - С дороги никогда не мешает.
  - Ну что вы, - сказал Удалов. - Днем, в рабочее время...
  Карась, которому никто ничего не объяснил, все еще держал Удалова за
американско-китайского космического шпиона и полагал, что поведение
товарища Батыева объясняется в первую очередь тем, что к врагам угодил
какой-то наш космонавт и его нужно срочно выменять, пока не наговорил там
лишнего. А может быть, думал он, произошло какое-нибудь потепление в
международном климате и этого шпиона вовсе решено сделать общим
международным героем. А вот мысли о том, что есть жизнь на других мирах,
Сеня Карась не допускал, потому что не мог смириться с тем, что Земля
круглая. Он про все знал, читал газеты и так далее, отмечал вместе со всем
народом День космонавтики, но в душе считал Землю плоской, а остальное -
требованиями текущей политики.
  - Не отказывайтесь, - настаивал товарищ Батыев, поднося стакан к самым
губам Удалова. За стеклами импортных очков его глаза сверкали строго, как
на квартальном совещании по сельскому хозяйству.
  - Только если за компанию, - сказал Удалов наконец. - Только если с вами.
  Громкий вздох облегчения вырвался из груди Батыева. Пришелец не сердился!
  Батыев сделал пальцами знак, и незнакомец тут же налил во второй стакан и
ему.
  Карась пытался из бутылки слить себе в третий стакан, но незнакомец ему не
позволил. Он знал, кто тут прав, кто виноват.
  - Закуску, - приказал Батыев.
  Карась засуетился, позвонил Марии Пахомовне, и та принесла из холодильника
на тарелочке чуть подсохшие бутерброды с семгой. Сделала она это
моментально, потому что обрадовалась облегчению в судьбе Корнелия
Ивановича, которого по необразованности хотели посчитать за американского
шпиона. Когда она выдала тарелочку и вернулась к себе в приемную, то
сказала Ксении, ожидавшей на кожаном диване:
  - Сердце мне подсказывает, что все образуется. Твоего Сам из стакана поит.
  - Лучше бы отпустил. Я сама ему поднесу дома, - сказала Ксения. - Где ты
видела, чтобы главгор простого директора стройконторы из рук поил? Не
кончится это добром.
  Не могло быть более ошибочного мнения.
  Батыев выпил с Удаловым. От французского коньяка перехватило дух, и,
прежде чем приняться за бутербродики, пришлось им похватать с минуту
воздух ртами, как рыбам на суше. Но ничего, обошлось. Оба они были
привычные.
  Батыев искательно поднял взор к ополовиненной бутылке. Карась сказал: "С
легким паром", дверь распахнулась от удара, так что все подскочили, а
незнакомцы схватились за бедра - хотели достать табельное оружие, да не
успели, и ворвалась на этот раз Ксения, которая поняла, что с переменой
начальства есть надежда отспорить мужа.
  - Снимай штаны! - закричала она, тяжело дыша, отчего ее полная упругая
грудь бешено вздымалась. - Я покажу.
  Батыев стоял, двигал ртом, но произнести ничего не смог. Удалов хотел было
сказать, объяснить, но от принятого коньяка произошла временная местная
анестезия языка. Карась зажмурился. Незнакомцы все еще рассуждали,
стрелять или не стрелять, как Ксения завопила снова:
  - Снимай штаны, говорят тебе!
  Тут Батыев в полной тишине начал быстро рассупонивать ремень, не отрывая
взгляда от грудей Ксении, а Удалов испугался, что он может, пользуясь
служебным положением, соблазнить Ксюшу, и двинулся к нему, чтобы
воспрепятствовать. Батыев отталкивал его локтем, повторяя почти беззвучно:
  - Какая баба! Какая баба! Жанна д'Арк!
  Штаны его упали на пол, обнаружив длинные серые трусы, а Удалов постарался
подхватить их, только Ксения не потеряла присутствия духа. Она поглядела
на мужские прелести Батыева и приказала ему:
  - Одевайсь! Не про тебя спрос. Я хочу родинку у Удалова показать.
Вспомнила я, на другой ягодице и поближе к серединке! Давай, Корнюша,
покажи этому козлу свой зад.
  Батыев стоял, придерживал едва державшиеся штаны, а Карась, который уже
сообразил, что к чему, стал давиться от непочтительного смеха и объяснять,
что Ксения - жена Корнелия Удалова из стройконторы и приняла космического
путешественника за своего мужа, что и пытается доказать с помощью родинки,
с которой произошел конфуз в присутствии товарища майора.
  Ксюша тоже пришла в себя, смутилась, отвернулась от Батыева, и Корнелий,
успокоив ее как мог, вывел из кабинета. Ксения принюхивалась на ходу и уже
подозревала мужа, что он придумал эту инсценировку, чтобы напиться с
новыми приятелями. Но Корнелию удалось уговорить жену подождать немного в
приемной у Марии Пахомовны.
  Когда Удалов вернулся в кабинет, Батыев уже привел себя в порядок и,
смущенно улыбаясь, протянул Удалову второй стакан коньяку. Карась стоял
рядом и судорожно облизывался.
  - Бабы у нас тут огонь! - сказал Батыев смущенно. Опять конфуз с
космонавтом - что же нам, русским людям, так не везет в межпланетном
содружестве!
  - Согласен, - сказал Удалов, принимая стакан.
  - Давай за баб употребим, - предложил Батыев.
  - Так она ничего, - сказал Удалов. - А сейчас за меня переживает. Можно
понять. Сколько же прожили!
  - Это бывает, - согласился Батыев. - Огонь баба!.. А ты женись на ней.
Свадьбу сыграем. Как ее зовут, Семен?
  - Ксения, - сказал Карась. - Ксения Удалова.
  - Ну вот, женим тебя на Ксении. Найдешь свое человеческое счастье!
  Батыев возмечтал, чтобы космический странник дал согласие. Это была бы
инициатива, которую одобрит и Политбюро - такой шаг к межгалактической
дружбе! А если устроить так, чтобы свадьбу сыграть у них...
  - А меня к себе на свадьбу позовешь, - сказал Батыев. - Согласен?
  Удалов согласился. Но сказал:
  - Только вот перед соседями неудобно.
  - С соседями поговорим.
  - А сын?
  - Сына я усыновлю, - сказал Батыев.
  Больше у Корнелия аргументов не осталось, и они выпили по второму стакану.
  Приятное тепло разлилось по утомленному происшествиями удаловскому телу. В
голову ударило и принесло расслабление и добрую любовь не только лично к
товарищу Батыеву, но и к другим, милым и отзывчивым людям.
  - Ну и как там у вас? - спросил Батыев, усаживаясь напротив Удалова с
бутербродиком в руке. - Большого прогресса достигли?
  - Ничего, не жалуемся.
  Удалов понимал, конечно, что его опять не за того принимают, но спорить не
стал, не хотелось обижать хорошего товарища Батыева. За такой коньяк можно
и душой покривить. А то еще снова привяжут.
  - Долго к нам летели?
  - Как вам сказать...
  - Понимаю, понимаю... - Батыев окинул взглядом присутствующих в кабинете,
но никто из них не изъявил желания уйти.
  - Один добирались?
  - Сюда-то?
  - Сюда.
  - Вот меня товарищи привезли. Товарищ Карась и еще один, его майором тут
называли.
  - Понятно. - В голосе Батыева звякнул металл. - С этими товарищами мы
разберемся, поговорим, не беспокойтесь. От ошибок не гарантирована ни одна
система. У нас ошибок меньше, чем в системе капиталистической
эксплуатации, но, сами понимаете, люди есть люди... И хоть мы уже
уничтожили социальные причины пьянства, хулиганства и проституции,
отдельные случаи, тем не менее, имеют место под влиянием враждебной нам
пропаганды.
  - И проституция наблюдается? - удивился Удалов. Об этом он раньше в родном
городе не слыхал, ему не сообщали.
  - Нет, - сказал товарищ Батыев. - Не в прямом смысле, а в больших городах
и только в виде исключения.
  - Ага, - сказал Удалов.
  - А вы русским языком хорошо владеете, - сказал Батыев. - Почти без
акцента. У себя на родине изучали?
  - Дома, - согласился Удалов. Интересно, подумал он, а какой у меня теперь
акцент? Постараюсь следить за собой, чтобы не было никакого акцента.
  - Этот гражданин, - Карась пытался вернуть себе расположение товарища
Батыева, но не знал, как это сделать, - также хорошо владеет и английским
языком. Мы с ним беседовали.
  - Чего? - испугался Батыев. Он понял, что, если эти сведения проникнут в
западную прессу, там поднимется бешеная кампания, направленная на
дискредитацию нашей страны. Наймиты пера тут же заявят, что инопланетный
пришелец летел вовсе не к ним, а на Запад и его попросту захватили наши
истребители-перехватчики и заманили в плен.
  - Я точно говорю, - настаивал Карась, который хотел показать свою
образованность. - А вы подтвердите: мы по-английски с вами говорили?
  - Это он говорил, - сказал Удалов. - На каком языке он со мной говорил, не
скажу, не уверен. Но все требовал, чтобы я ему какие-то сведения сообщил...
  Карась заметно задрожал. Он понял, что сказал лишнее. Это поняли и
незнакомцы, которые с обеих сторон сдвинулись и прижали его локти.
  - Удалов! - взмолился Карась, забыв, кто перед ним сидит. - Скажи, что я
по настоянию органов. Скажи, что я по разговорнику. Скажи им, что я
никаких языков не знаю!
  - Это точно, - сказал Удалов, который был добрым человеком и зло не
помнил. - Он по наущению и по разговорнику.
  Но было поздно. Незнакомцы быстро вывели Карася из его кабинета, а тот
почти не сопротивлялся, только кричал по пути:
  - Я же неграмотный! Я же алфавита не знаю!
  По выходе Карася Батыев нагнулся поближе к Удалову и сказал тихо:
  - Вы его не жалейте. Он заслужил. Интриган, знаете?
  - Знаю, - сказал Удалов. Раньше бы не сказал, да еще Самому. Но сейчас был
пьян и решил, что городу лучше будет без Карася, народ станет жить
свободнее, зажиточнее, средние руководящие кадры получат больше личной
инициативы. Уж очень этот Карась наглый взяточник и мздоимец. Все это он и
сказал товарищу Батыеву. Батыев с готовностью поддержал соображения