знали, что имеют дело с
чемпионом Великого Гусляра по борьбе и каратэ. Раскидав противников,
Кристина протянула Ильичу руку. Он крепко схватился за девушку, и она
повела Ильича наружу. Толпа зрителей становилась все гуще, и многие тянули
к Ленину книжки для автографов.
  Вышли на улицу.
  Кристине пришлось взять Ильича на руки - он был легкий, почти невесомый,
видно, все внутри ссохлось, да и ходить отвык.
  - К Спасским воротам! - приказал он.
  Кристина пронесла его по узкой дорожке вдоль кремлевской стены, и Ленин
сокрушенно качал головой, дивясь тому, как безжалостно обошлось время с
его соратниками по борьбе - от них остались только мраморные плитки с
датами жизни.
  - Товарищ Кристина, - спросил Владимир Ильич, - скончалась ли моя супруга
Надежда Константиновна?
  - Давно уже, - ответила Кристина. - Я памятник ей видала.
  У Спасских ворот Ленин попросил поставить его на ноги.
  - Я должен идти сам, - сказал он. - До свидания, товарищ, спасибо за
помощь.
  - Но ведь я тебя разбудила поцелуем!
  - По личным вопросам попрошу ко мне в четверг в приемные часы, - отрезал
Ильич.
  Пошатываясь под ветром, Ленин поспешил в Кремль. Часовые у входа взяли под
козырьки. Кристина опечалилась.
  Удалов подошел к ней и положил ладонь на плечо.
  - Не грусти, - сказал он. - Ты совершила беспрецедентный поступок.
  - Но он даже не заметил... И история человечества пойдет дальше тем же
ходом.
  - А вот об этом мы узнаем в ближайшие дни, - сказал Удалов.






  (с) Кир Булычев, 1996.
  (с) "Литературная газета", 1996.
  (с) Дизайн Дмитрий Ватолин, Михаил Манаков, 1998.
  (с) Набор текста, верстка, подготовка Михаил Манаков, 1998, 1999.
  (с) Корректор Дмитрий Оленьков, 1999.
  Тексты произведений, статей, интервью, библиографии, рисунки и другие
материалы НЕ МОГУТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНЫ без согласия авторов и издателей.



Кир Булычев


                                  Жильцы

                                  Рассказ

                              Цикл - "Гусляр"

                          Написан - 13-14.11.1975




  Грубин изобретал объемный телевизор.
  В свое время он создал обыкновенный, потом собрал цветной, когда их еще не
продавали в магазинах. Тот, цветной, показывал во всем великолепии красок
любую черно-белую программу.
  А теперь ему хотелось создать объемный. В любом случае это дело недалекого
будущего, лет через десять - пятнадцать можно будет приобрести в кредит в
любом специализированном магазине. Так чего же ждать?
  Полгода Грубин трудился. Все свободные деньги он тратил на транзисторы,
провода и кристаллы, соседи трижды жаловались в милицию - дышать
невозможно из-за постоянных утечек инертных газов, спать трудно из-за
ночных взрывов, к тому же часто перегорают пробки. Грубин оправдывался,
спорил, сопротивлялся, но не уступал.
  Профессор Минц, сам значительный ученый, спустился как-то к Грубину на
первый этаж и сказал:
  - Саша, я специально проглядел всю доступную литературу. На нынешнем
уровне науки эта проблема практически неразрешима.
  Минц стоял посреди комнаты, по пояс скрытый отвергнутыми моделями,
схемами, поломанными деталями, инструментами, изоляционными материалами.
Грубин отмахивался паяльником и возражал:
  - Кто-то должен изобрести первым. Вы уперлись в невозможность и верите в
нее. Я не верю и изобрету.
  - Дело ваше, - вздохнул профессор Минц. - Я все-таки оставлю вам последние
журналы по этому вопросу. Посмотрите на досуге. Куда положить?
  - Куда хотите. Вряд ли я буду их читать. Вы думаете, что Галилей читал в
журналах статьи о том, что Земля не вертится?
  - Тогда не было журналов. Но я полагаю, что он был широким и
любознательным ученым.
  - Нет, не читал, - не слушая профессора, продолжал Грубин. - Он с детства
знал, что Земля не вертится. Ему хотелось доказать обратное.
  Минц все-таки оставил журналы. Он полагал, что Грубин кокетничает. Пахло
паленой изоляцией.
  Вечером того же дня Грубин демонстрировал частичные успехи соседу и другу
Корнелию Удалову. Изображение на экране двоилось и было нечетким. Но порой
казалось, что часть экрана заметно вспучивается, выгибаясь в комнату.
Тогда Удалов говорил:
  - Гляди, объем!
  - Вижу, - отвечал Грубин. - Значит, в принципе достижимо. Главное - не
читать тех самых статей.
  Беда была в том, что объемной могла становиться, к примеру, рука диктора,
или галстук, или, наконец, один из этажей дома. За счет выпуклости в
экране образовывалась впадина. Электронные трубки не выдерживали и
лопались.
  - Одолжи сотню, - сказал Грубин. - Я на мели.
  - Ты же знаешь, - сказал Удалов, - Ксения уже прячет от меня деньги.
  Но опыты продолжались. В начале ноября Грубин позвал Удалова поглядеть на
очередное достижение. Диктор, читавший последние известия, наполовину
вылез из экрана. Тут он прервал речь и оглянулся по сторонам, словно
понял, что попал в другую комнату. Удалов приблизился к экрану и заглянул
сбоку. Нос диктора был вне телевизора.
  - Саша, - сказал Удалов, - какая же это объемность? Он в самом деле наружу
вылез.
  - А ты чего хотел?
  - Должно только казаться.
  - Вот тебе и кажется.
  - Да ты встань на мое место, погляди!
  - Чего глядеть? Уж нагляделся. Настоящая объемность должна быть со всех
сторон.
  Тут раздался взрыв, и трубка разлетелась на куски. Никто не пострадал.
Удалов ушел ужинать.
  Окончательная победа пришла к Грубину вечером в пятницу, когда не перед
кем было похвастаться. Все ушли в кино.
  Грубин включил первую программу. Показывали балет. Видно было, как далеко
вглубь уходит сцена, как оттуда набегают на Грубина балерины. Одна с
разбегу выскочила за рамку, но, видно, сообразила, что падает со сцены,
ухватилась за край и перемахнула обратно.
  Эпизод с балериной так взволновал Грубина, что он выключил телевизор и
задумался. Ведь он мечтал о полной объемности изображения и добился
своего. Но возник побочный эффект: для тех, кто был внутри телевизора,
комната Грубина тоже казалась реальным миром. Балерина побывала вне
экрана, но смогла вернуться.
  Надо бы пойти к Минцу, посоветоваться, какова физическая основа этого
явления. Но Минц все поставит под сомнение, привлечет авторитеты и в
результате докажет, что этого быть не может.
  Значит, надо убедиться самому.
  Грубин положил перед экраном подушку, чтобы чего не случилось, и снова
включил телевизор.
  Балет кончился. Показывали цирк. Элегантная дрессировщица в блестящем
наряде ходила в глубине экрана и погоняла палочкой крупных животных -
тигра, льва и медведя. Животные прыгали с тумбы на тумбу, рычали и
становились на задние лапы. Дрессировщица все не подходила к краю экрана,
звери тоже оставались вдали. Грубин опечалился - дрессировщица ему
понравилась. На мгновение ему пригрезилась судьба Пигмалиона, который
изваял скульптуру и полюбил ее. Если бы дрессировщица вышла из телевизора,
она бы осталась на некоторое время здесь и Грубин узнал бы, как ее зовут.
За грезами он упустил момент, когда дрессировщицу начали снимать другой
камерой и она оказалась к Грубину спиной.
  Лев надвигался на женщину, а она, отступая, как бы манила зверя за собой.
Грубин потянулся к телевизору, чтобы выключить его. Он был согласен на
дрессировщицу, но не терпел дома львов. Но выключить телевизор он не
успел: в тот момент, когда его рука прикоснулась к кнопке, дрессировщица
оступилась, споткнулась о край экрана, и лев, почуяв ее мгновенную
слабость, прыгнул, скотина, на свою повелительницу. Дрессировщица сделала
еще один быстрый шаг назад, конечно, не удержалась, с высоты рухнула на
подушку у экрана, а за ней стрелой вылетел лев... И тут же трубка лопнула,
посыпались осколки стекла, в телевизоре что-то зашипело, шипение
передалось на громоздкую приставку, занимавшую чуть не половину комнаты,
послышался треск, и стало темно - перегорели пробки.
  Грубин ощупью выбрался из комнаты и, взяв в привычном месте свечу и
спички, полез чинить пробки. Хорошо, что никого нет дома. Еще вчера Ксения
Удалова предупреждала: "Пережжешь еще раз, Саша, добьюсь, что тебя выселят
из дома, жизни не пожалею на это доброе дело".
  Взбираясь на стремянку, Грубин краем уха прислушивался к тому, что
происходит в его комнате. Разумеется, он понимал, что вся история с
объемным изображением - кажущееся явление, но все равно встречаться со
львом не хотелось.
  Свет загорелся. Грубин не спеша слез со стремянки, потушил свечу и с
минуту постоял перед своей дверью.
  - Ну, - сказал он сам себе, - пошел, изобретатель.
  Он приоткрыл дверь на сантиметр. Внутри было тихо и пусто. Как и следовало
ожидать. Ни девушки, ни льва. Грубин подошел к телевизору и опечалился,
потому что для продолжения опытов придется покупать новую трубку, а денег
нет и занять не у кого.
  Подушка перед экраном была завалена осколками трубки. Чем-то эти осколки
напомнили Грубину новогоднюю елку. Он подумал, что на подушке придется
спать, потому взялся за угол ее, чтобы стряхнуть осколки на пол, но тут
его взгляд упал на нечто цветное. Грубин приподнял крупный осколок и
увидел, что на подушке лежит дрессировщица - без чувств, ростом с
цыпленка. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Ведь на экране все
фигурки очень маленькие и естественные человеческие размеры - плод
воображения зрителей, а если телевизионное изображение выпадает из экрана,
то оно должно быть меньше экрана.
  Осознав это, Грубин оглянулся в поисках льва. Хоть лев был размером с
крысу, по характеру он остается львом.
  Льва не было видно.
  Дрессировщица лежала на подушке, очень похожая на настоящую. Грубину
захотелось снова включить телевизор и поглядеть: а там, на арене, осталась
дрессировщица или тигр с медведем бегают без присмотра?
  Грубин осторожно потрогал дрессировщицу пальцем, чтобы понять, пройдет ли
палец насквозь или нет. Палец не прошел. На ощупь дрессировщица была
теплой и упругой. От прикосновения она открыла глаза. Глаза были темные.
  - Ну, не ожидал, - сказал ей Грубин с некоторой укоризной. И в самом деле
он ожидал иного. Если уж объемность оказалась такой реальной, лучше бы
дрессировщица была ростом побольше.
  Дрессировщица показалась Грубину совсем молоденькой. Даже странно, что в
таком возрасте ее доверили хищникам.
  - Ну, что мне с тобой делать? - спросил Грубин.
  Девушка открыла рот, но никаких звуков не получилось.
  Девушка заплакала, но беззвучно, словно звук выключили. В дверь постучали.
  - Кто? - спросил Грубин.
  Вместо ответа раздался крик.
  Грубин обернулся. Удалов с побелевшими от ужаса глазами стоял в дверях,
приподняв ногу, в которую вцепилось небольшое желтое животное.
  - Не бойся, - сказал Грубин, - это лев.
  Дрессировщица рыдала, а Грубин думал, как бы ей объяснить, что все
обойдется... Вдруг она иностранка, гастролирует у нас? А вдруг начнется
международный скандал?
  - Какой еще лев? - возмущался Удалов, размахивая ногой, чтобы стряхнуть
хищника. Хищник отлетел по дуге в сторону и исчез в груде бракованных
транзисторов. - Ты чего крыс развел? Ты представляешь, если Ксения узнает?
  - А ты ей не говори.
  - Нельзя. Она все равно узнает. Я конспиратор никакой. Чего там у тебя?
  Удалов подошел к Грубину и заглянул ему через плечо.
  - Мама родная! - сказал он. - Куклами занялся!
  В этот момент дрессировщица приподнялась на локте и попыталась сесть. Если
встречу со львом Удалов еще пережил, то при виде ожившей дрессировщицы
силы оставили его. Он опустил голову и тихо пошел вон из комнаты. Грубину
бы его остановить, объяснить научность феномена, но мысли его были столь
встревожены, что ухода друга он не заметил.
  - Что же произошло? - спросил Грубин у дрессировщицы. - Пожалуй, тут нет
ничего удивительного. Ведь все живое состоит из электронов. И ты из
электронов. Так что мы с тобой в чем-то одинаковые. Только ты кажешься, а
я настоящий.
  Дрессировщица обратила к Грубину умоляющий взор и протянула тоненькие
ручки.
  - Просишь, чтобы вернул в телевизор? - спросил Грубин.
  Дрессировщица закивала головкой.
  - Прости, но в настоящий момент у меня нет средств, чтобы приобрести новый
кинескоп. Кроме того, боюсь, что есть повреждения в приставке. Придется
потерпеть. Ты есть хочешь? А пить будешь? Значит, эти функции у тебя
отсутствуют? Придется тебе пока отдыхать.
  Грубин отыскал старую коробку из-под ботинок, положил в нее тряпочку и на
всякий случай поставил блюдце с водой.
  - Ложись, - сказал он. - Утро вечера мудренее.
  Он перенес дрессировщицу в коробку и добавил:
  - Если ты стесняешься, то я свет погашу.
  Дрессировщица, конечно, ничего не ответила. Грубин подошел к шкафу,
распахнул его и стал думать, что бы завтра продать - новый костюм или
плащ? Решил, что все-таки продаст костюм, завернул его в бумагу. Потом
заглянул в коробку. Дрессировщица не спала.
  - Ну что ты будешь делать! - сказал Грубин. - Женщина есть женщина. Я на
твоем месте давно бы спал.
  Ночью Грубин проснулся от ужаса. Что-то шуршало неподалеку. Он вспомнил,
что по комнате бродит взбешенный лев. Для Грубина он не опасен, а для
девушки - страшный хищник.
  Грубин вскочил и босиком пробежал к выключателю. Если девушку растерзали,
то она, немая, не могла даже позвать на помощь.
  Зрелище, представшее его глазам, успокоило и даже развеселило.
Дрессировщица, не раздеваясь, спала на тряпочке, положив головку на живот
льву. Видно, в темноте лев отыскал свою хозяйку. И правильно, лев-то
ручной, только на чужих кидается...
  Утром, пока гости из телевизора еще спали, Грубин сбегал, продал одному
человеку костюм за полцены, дождался открытия универмага, купил кинескоп,
кое-что перекусить и вернулся домой.
  Дом жил субботней утренней жизнью. Профессор Минц сидел у окна, читал
журнал, Ксения Удалова выбивала во дворе ковер, юный Гаврилов гулял по
двору с транзисторным приемником наперевес, в коридоре Грубину встретилась
какая-то кошка. Он сначала принял ее за льва, а потом встревожился: как бы
кошка не пронюхала, что у него за жильцы.
  С жильцами ничего плохого не произошло. Они проснулись, сидели в коробке,
дрессировщица заплетала львиную гриву в косички, а при виде Грубина
вскочила и стала делать руками выразительные движения, которые Грубин
истолковал так: "Ну сколько это может продолжаться? Вы оторвали меня от
близких и любимой работы, утащили в разгар представления. Будьте любезны
вернуть меня в коллектив!"
  - Сейчас, - ответил Грубин. - Примем меры. Не беспокойся... А ты ведь даже
не представляешь, какое значение для мировой науки имеет твое
существование...
  Этого дрессировщица, как человек искусства, конечно, не поняла.
  К вечеру Грубину удалось наладить телевизор. Дрессировщица ничего не пила,
не ела. Лев тоже не требовал пищи.
  Пора включать. Зажужжали лампы, включились печатные схемы, задрожали
стрелки могучей телеприставки, и на экране возникла надпись:
"Публицистическая студия "Дискуссионный клуб".
  Тут же показали строительный пейзаж, уставленный башенными кранами, а на
переднем плане стоял молодой человек с микрофоном в руке, который
рассказывал зрителям о непорядках на этом строительстве. У ног молодого
человека крутила поземка, подмораживало. Грубин хотел было, не тратя
времени даром, отнести жильцов к экрану, но замешкался, потому что
дрессировщица и лев были без теплой одежды. Пока он думал, как поступить,
раздался грохот. Грубин увидел выражение ужаса на лице дрессировщицы. Он
обернулся к экрану. Поздно...
  Кинескоп снова лопнул, телевизор вышел из строя, и виной тому был молодой
человек, выпавший из телевизора. Все еще сжимая в пальцах микрофон, он
сидел на столе и стряхивал с себя мелкие осколки стекла.
  - Этого еще не хватало! - в отчаянии воскликнул Грубин.
  Когда Грубин пересаживал молодого человека в коробку из-под ботинок, тот
отчаянно сопротивлялся и даже умудрился цапнуть Грубина за палец. Видно,
находился в шоке, не соображал, что происходит. А звуков, как и девушка,
не издавал.
  При виде новенького лев замотал гривой, выражая недовольство. Зареванной
девушке пришлось удерживать льва обеими руками, а молодой человек, не
обращая на остальных жильцов внимания, принялся вылезать из коробки.
Пришлось его отсадить в пустой ящик из-под гвоздей. Молодой человек
принялся метаться по ящику и колотить в стенку кулачками.
  Грубин совсем опечалился. Он попал в финансовую, научную и моральную
пропасть. Придется обратиться за советом и помощью к профессору Минцу.
  Стоило прийти к такому решению, как дверь в комнату распахнулась и на
пороге возник сам профессор Минц, словно отчаянные мысли Грубина проникли
сквозь потолочные перекрытия.
  - Здравствуйте, голубчик, - сказал профессор, протискиваясь к центру
комнаты. - Говорят, здесь у вас чудеса.
  - С Удаловым разговаривали?
  - Что же делать, если вы таитесь. Говорят, что разводите желтых крыс и
живых кукол. Так что же произошло?
  - Сами погладите. - Грубин, поддерживая профессора под локоть, подвел его
к коробке из-под ботинок.
  При виде огромной лысой головы профессора дрессировщица метнулась ко льву,
словно ища защиты. Минц замер над коробкой, легонько почесывая кончик носа.
  - Откуда? - спросил он наконец.
  - Из телевизора, - признался Грубин. - Переборщил я с объемностью. Вот и
стали вываливаться.
  - А, фантомы, - успокоился профессор. - А я уж испугался, что вы начали
опыты по минимализации живых людей.
  - Как вам сказать... - возразил Грубин. - Что-то есть в них от живых
людей. Даже переживают.
  - Любопытно. Но давайте отвлечемся от эмоций.
  Профессор протянул руку, чтобы взять дрессировщицу и рассмотреть ее
поближе. Лев приподнялся на задние лапы и попытался прикрыть собой девушку.
  - Очень любопытно, - повторил профессор, отбросив льва в угол коробки и
умело подхватив дрессировщицу двумя пальцами. - Полное впечатление
реальности...
  - Вы ей не повредите? - спросил Грубин.
  - Зачем же вредить? Я вижу, вы загипнотизированы функциональностью этих
изображений и опускаетесь на уровень темного Удалова.
  - Они же проявляют чувства.
  - А чем питаются?
  - Ничем.
  - Вот видите! Вы, голубчик, оказались в положении зрителя перед
телевизором, который верит приключениям, имеющим быть на экране. А это
всего-навсего сценарий и операторское мастерство.
  - А вдруг это она и есть?
  - Не понял.
  - Та, что выступала. А вдруг она сюда переместилась?
  - Простите, Саша, но с такими мистическими настроениями вам лучше науку
бросить. Наука не терпит сантиментов. Идите в поэты, воспевайте фей и
русалок, начните верить в привидения и астрологию.
  В голосе профессора звучал металл. Для него наука была богом, семьей,
возлюбленной, родной матерью - всем. Колебания он рассматривал, как
предательство.
  - Этот голографический фантом я забираю с собой, - сказал Минц. - У вас
еще есть?
  - Есть еще один, - сказал Грубин. - В том ящике сидит.
  - Добудьте еще несколько образцов. Мы должны оперировать не случайными
находками, а широким ассортиментом экземпляров.
  Дрессировщицу он все держал между пальцами.
  - Вот вам деньги. На три кинескопа. Потом рассчитаетесь. Наука требует
жертв. Кстати, загляните потом ко мне, возьмите аргентинский сборник. Там
статья Рудольфа Перейры о возможной фантомизации при стереоэффектах.
Оттуда сможете многое почерпнуть в теоретическом плане. И еще одно: как
только пустите установку, вызовите меня.
  От двери Минц обернулся и добавил:
  - Я рад за вас, коллега. Вы сделали большое дело. Учиться надо.
  Дрессировщица простирала к Грубину ручки. Дверь за профессором
захлопнулась. Грубин заглянул в коробку. Лев в отчаянии лежал на дне,
положив голову на лапы.
  - Нет! - крикнул Грубин, бросаясь за профессором. Он налетел на стол, ушиб
колено, опрокинул на пол стопку печатных схем. - Стойте!
  Спина профессора была уже в конце коридора.
  - Что такое?
  - Пускай она пока у меня побудет. Лев очень переживает.
  - Какой еще лев?
  - Отдайте, пожалуйста.
  - Саша, я поражен, - сказал Минц. - Из вас никогда не получится настоящего