его были совещания с людьми из министерства  иностранных
дел, из морского ведомства, из Арсенала. Нужно было достать пушки,  ружья,
снаряды, мундиры,  белье,  сапоги,  одеяла,  палатки.  Нужно  было  добыть
корабли, чтобы переправить через океан все это снаряжение, рассчитанное на
тридцатитысячную армию. Пьер обещал господам из Версаля, что большую часть
грузов он отправит уже осенью или, во всяком случае, до конца года.
   Если в делах Пьер проявлял сейчас еще больше энергии,  чем  обычно,  то
объяснялось  это  стремлением  заглушить  все  сильнее   овладевавшее   им
беспокойство. Чтобы поставить товары в срок, он должен  был  сразу  делать
большие платежи. Собственные его средства и деньги, занятые  у  Ленормана,
быстро разошлись, а миллион ливров, обещанный Верженом, все  не  поступал.
Стоило Пьеру заикнуться в  министерстве  иностранных  дел,  что  он  остро
нуждается  в  деньгах,  как  ему  дали  понять,  что  сумма  изымается  из
секретного фонда и что задержка вызвана только проводкой по  бухгалтерским
книгам и неизбежной бюрократической процедурой. Это звучало правдоподобно.
Но никаких гарантий у Пьера не было,  никаких  письменных  обязательств  в
этом деликатном вопросе правительство не давало, и Пьер не мог  избавиться
от опасения, что в  один  прекрасный  день  его  оставят  с  носом  и  еще
прикинутся удивленными, если он вздумает ссылаться на прежние обещания.
   Вдобавок скоро обнаружилось, что  поставщики  и  судовладельцы  отлично
знают, как он от них зависит, и потому  заламывают  цены.  Если  бы  Пьеру
удалось получить из королевских арсеналов хотя бы то оружие,  которое  ему
посулили в министерстве иностранных дел! Тогда бы он стряхнул с себя  хоть
часть забот и показал частным поставщикам, что может  обойтись  и  без  их
услуг.
   Арсеналу ничего не стоило ему помочь. Мосье де  Сен-Жермен,  год  назад
возглавивший военное министерство, приступил к перевооружению  французской
армии; благодаря этому выходили из употребления многие  образцы  орудий  и
ружей. Все зависело от того, сумеет ли Пьер заинтересовать своими  планами
военного министра; в случае удачи Пьер мог бы получить  устаревшее  оружие
по очень низким ценам, может  быть,  даже  по  цене  металлического  лома.
Предполагалось, что министр иностранных дел поговорит  об  этом  со  своим
коллегой из Арсенала. Но в министерстве иностранных дел  никак  не  хотели
понять, что действовать нужно срочно; Вержен все откладывал  и  откладывал
конфиденциальный разговор с военным министром.
   Наконец Пьеру сообщили, что мосье де Сен-Жермен в курсе дела  и  желает
его видеть. На следующий же день Пьер явился  в  Арсенал,  где  находилась
резиденция военного министра.
   Пьеру пришлось оставить карету  у  входа  и  направиться  к  канцелярии
министра  пешком.  Арсенал  представлял  собой  маленький  самостоятельный
город. Здесь  были  всякого  рода  оружейные  фабрики,  оружейные  склады,
конторы, казарма. Пьер любил Арсенал. Он  был  делец  и  романтик,  оружие
побуждало его и к героическим чувствам, и коммерческим расчетам.
   Сегодня, однако, Пьер не испытывал никакого интереса к окружающему. Все
его мысли были заняты предстоявшим разговором.
   В последний раз Пьер  видел  министра  около  года  назад.  Тогда  этот
семидесятилетний человек казался удивительно молодым и подтянутым. Теперь,
войдя в кабинет, Пьер был поражен тем, как постарел Сен-Жермен за короткий
срок своей министерской деятельности. Небольшого роста, в простом мундире,
он держался по-прежнему стройно и прямо, но видно было, что выправка стоит
ему немалых усилий; землистое лицо Сен-Жермена избороздили морщины.
   У министра были основания огорчаться. Париж ликовал,  когда  в  прошлом
году  молодой  король  поручил  перестройку  армии   строгому,   честному,
прогрессивному генералу, пользовавшемуся славой великого воина и  хорошего
организатора. Мосье де Сен-Жермен взялся за  дело  со  всей  энергией.  Он
усилил состав войсковых частей и повысил качество снаряжения, сократив при
этом расходы своего ведомства. Но для этого ему  пришлось  упразднить  ряд
прибыльных должностей, предоставлявшихся придворной знати, и  допустить  к
высоким командным должностям офицеров низкого  происхождения.  Поэтому  он
нажил себе при дворе немало врагов, и  все  считали,  что  никакие  добрые
намерения не помогут безвольному королю удержать на посту своего министра.
Пьер хорошо понимал, почему у старого генерала такой унылый вид.
   Допуская, что  умудренный  горьким  опытом  Сен-Жермен  почует  за  его
предложением какие-то интриги и отнесется к нему с подозрением,  Пьер  для
начала не стал говорить о  пушках  и  ружьях,  которые  хотел  выманить  у
министра, а постарался прежде всего внушить ему доверие. Он знал, с  какой
страстью отстаивает Сен-Жермен свои революционные военные теории,  повсюду
стремясь их осуществить, повсюду пытаясь  экспериментировать.  Пьер  решил
использовать этот конек  старика.  Прежде  всего,  заявил  он,  инсургенты
нуждаются в наставлении, в организации, в указаниях.  Он,  Пьер,  покамест
единственный,  так  сказать,   представитель   американцев   во   Франции,
обращается за советом к министру от имени этой  страны,  страны  разума  и
близости к природе. Нигде реформаторские  принципы  Сен-Жермена  не  будут
более уместны, чем в Америке.  Там  не  нужно  бороться  с  укоренившимися
предрассудками. Там можно организовать  армию  в  строгом  соответствии  с
десятью  основными  положениями,   сформулированными   министром   в   его
"Руководстве по военному делу".
   Сен-Жермен слушал его с интересом.  Этот  мосье  де  Бомарше  вовсе  не
походил  на  бессовестного  спекулянта,  каким  его  изображали.   Министр
пустился с ним в дискуссию. Пьер  хорошо  подготовился  и  показал  знание
дела.  С  терпением  и  пониманием  слушал  он  Сен-Жермена,   увлекшегося
подробностями   своих   реформ.   Беседа   доставляла   старику   огромное
удовольствие.
   Затем,  постепенно,  Пьер  заговорил  о  деле,   о   вооружении   своих
инсургентов. Речь идет, пояснил он, не о снаряжении регулярных войск, а об
экипировке милиции. Этой милиции нужно простое оружие, владение которым не
требует особых навыков. В  новом  оружии,  предусмотренном  министром  для
французской  армии,  американцам  пользы  мало;   ибо   для   эффективного
применения этого нового оружия нужен продолжительный срок обучения. И Пьер
сделал озабоченное лицо.
   Мосье де Сен-Жермен оживился и как собственную  мысль  высказал  то,  к
чему подводил его Пьер. Именно в этих обстоятельствах он,  министр,  может
помочь  мосье  и  оказать  инсургентам  неоценимую  помощь.  В   связи   с
перевооружением множество образцов орудии и ружей окажутся  в  королевской
армии непригодными. Но для  милиции,  которую  описал  мосье,  эти  старые
образцы как раз идеальны,  и  он,  министр,  с  удовольствием  предоставит
наличные  запасы  снятой  с  вооружения  амуниции  для  нужд  инсургентов.
Относительно деталей мосье следует договориться с его  первым  секретарем,
принцем Монбареем.
   Пьер с облегчением вздохнул. Он всегда испытывал неловкость, ведя  дела
с такими наивными, бесхитростными людьми,  как  министр,  -  их  поведение
никогда нельзя было предугадать. С принцем Монбареем справиться будет куда
легче. Дело в том, что принц  Монбарей,  страстный  игрок,  всегда  был  в
долгах  и,  не   задумываясь,   пользовался   служебным   положением   для
упорядочения своих сложных финансовых дел. Для этого он прибегал к услугам
одной своей приятельницы, оперной певицы де  Вьолен.  Стоило  освободиться
более или менее высокой армейской должности, как у мадемуазель  де  Вьолен
был уже готов список кандидатов, согласных за эту должность  заплатить,  а
принцу в большинстве случаев удавалось  отстоять  своего  кандидата  перед
простодушным Сен-Жерменом.
   Благодаря умелому обхождению с министром  все  наличные  запасы  оружия
были уже закреплены за Пьером. Но при желании принц Монбарей мог назначить
очень высокие цены, мог усложнить, мог  бесконечно  откладывать  сделку  с
торговым домом "Горталес и Компания".  Против  этого  существовало  только
одно средство: в изящной форме всучить  принцу  комиссионные.  В  подобных
случаях Пьер не скупился.
   Фирма "Горталес", объяснил он мосье де Монбарею, чрезвычайно  озабочена
одним обстоятельством - он  имеет  в  виду  выбор  оружия,  которое  нужно
послать инсургентам. Заказ американцев носит  слишком  общий  характер,  а
покамест прибудут их эксперты, времени пройдет  немало.  Сам  он,  подобно
другим  представителям  фирмы  "Горталес",  деловой  человек  и  страстный
приверженец инсургентов, но отнюдь не военный специалист. Поэтому  он  был
бы  крайне  обязан  принцу,  если  бы  тот  порекомендовал  ему  сведущего
консультанта в этом вопросе. Разумеется, фирма "Горталес" не может принять
такой услуги безвозмездно, фирма действует только на деловых началах.
   С улыбкой взглянули хитрые, быстрые, черные глазки  принца  Монбарея  в
улыбающееся лицо Пьера. Потом принц назвал несколько  имен,  отверг  их  и
наконец, постукав пальцем по лбу, сказал:
   - Ну, вот я и нашел вам подходящего человека.
   Как Пьер и  ожидал,  человек  этот  принадлежал  к  кругу  приятельницы
Монбарея, мадемуазель де Вьолен.
   Пьер  горячо  поблагодарил  принца  за  любезный  совет  и  обещал   им
воспользоваться. Затем он дружески простился  с  министром  и  его  первым
секретарем и, очень довольный, покинул Арсенал.


   С самого начала конфликта между английской короной и  ее  американскими
колониями были в Париже люди, надеявшиеся выдвинуться в  роли  сторонников
американцев. Стоило этим людям пронюхать о переговорах мосье  де  Бомарше,
как они стали завидовать и пакостить Пьеру.
   Особенно отличался некий доктор Барбе Дюбур. Он был врачом,  политиком,
коммерсантом, писателем,  филантропом  и  переводчиком  сочинений  доктора
Вениамина   Франклина,   самого   популярного   в   Европе   представителя
инсургентов. Доктор Дюбур гордился тем, что первым по эту  сторону  океана
выступил в защиту американцев. Услыхав о переговорах мосье де Бомарше,  он
нанес визит Пьеру.
   И вот этот спокойный, тучный, буржуазного  вида  господин  сидел  перед
Пьером и неторопливо говорил. Он слышал, что Пьер тоже проявляет интерес к
делу повстанцев.  Пьеру,  конечно,  известно,  что  ему,  доктору  Дюбуру,
принадлежит честь считать своим другом великого  Вениамина  Франклина.  Он
пришел узнать, не желает ли мосье де Бомарше сделать  какие-либо  полезные
предложения, которые  он,  доктор  Дюбур,  мог  бы  передать  Франклину  и
американцам.
   Все в этом грузном человеке - мясистое лицо, маленькие учтивые  глазки,
выпяченные губы, мещанская одежда, трость, которую  тот  вертел  в  руках,
привычка то и дело сморкаться и причмокивать - сразу же  вызвало  у  Пьера
отвращение. Все в нем раздражало -  самодовольная  скромность,  напыщенная
болтливость, наивно-заговорщический  тон.  Пьер  убеждал  себя,  что  этот
человек принят во всех салонах, что он пользуется известным влиянием и что
контакт с ним целесообразен; но Пьер не привык сдерживать своих симпатий и
антипатий. И, вопреки всем разумным доводам,  он  ответил  с  высокомерной
вежливостью, что благодарит мосье Дюбура за его любезные намерения, но что
располагает собственными посредниками, которые могут передать его,  Пьера,
советы в Филадельфию достаточно надежным и быстрым  путем.  Доктор  Дюбур,
несколько обескураженный, многословно  повторил  свое  предложение,  после
чего Пьер повторил свой отказ. Попрощались они холодно.
   Доктор Дюбур был человеком добродушным, но  никто  еще  с  ним  так  не
обходился, как этот мосье де Бомарше. Доктор Дюбур сел за стол  и  написал
письмо, - он любил писать письма. На этот раз он  написал  графу  Вержену.
Изобретательность  мосье  де  Бомарше,  писал  он,  его   честность,   его
преданность всякому великому и правому делу не вызывают сомнений. Но  едва
ли найдется человек, менее подходящий  для  деловых  отношений.  Мосье  де
Бомарше любит роскошь, кроме  того,  известно,  что  он  содержит  женщин.
Короче говоря, он слывет мотом, и ни один солидный коммерсант  во  Франции
не хочет иметь с ним дела. Графу Вержену следует дважды  подумать,  прежде
чем осуществить свое намерение и отдать американские дела в руки мосье  де
Бомарше.
   Министр прочел письмо. Все, что сообщил доктор Дюбур, не было для  него
новостью. Но до сих пор доктор Дюбур давал только  бесполезные  советы,  а
Бомарше не раз оправдывал возлагавшиеся на него надежды.  Вержен  прочитал
письмо еще  раз,  улыбнулся,  послал  копию  с  письма  фирме  "Горталес",
предоставив ответить на него самому мосье де Бомарше.
   Пьер ответил. "Глубокоуважаемый доктор Дюбур, -  ответил  он,  -  какое
отношение к американским делам имеет то,  что  я  слыву  мотом  и  содержу
женщин? Между прочим, я делаю это уже двадцать  лет.  Сначала  я  содержал
пятерых: четырех сестер и одну племянницу. К сожалению, в настоящее  время
двух из этих женщин уже нет в живых, так что теперь у меня  на  содержании
находятся только три - две сестры и одна племянница,  что,  конечно,  тоже
чистейшее расточительство для человека без званий и должностей. Но что  бы
вы сказали, узнав, что  я  содержу  и  мужчин  -  племянника,  молодого  и
пригожего на вид, и несчастного отца, который и  произвел  на  свет  этого
невиданного сладострастника, вашего покорного слугу? Еще хуже обстоит дело
с роскошью, которой я  себя  окружил.  Самое  дорогое  сукно  кажется  мне
недостаточно  элегантным,  иногда,  в  сильную  жару,  я  дохожу  в  своем
расточительстве до того, что ношу чистый шелк. Только, ради  бога,  мосье,
не сообщайте этого графу Вержену, а то, чего доброго, его мнение  обо  мне
изменится к худшему".
   С того дня, как министр, переслав письмо, доказал Пьеру,  что  доверяет
ему, дела Пьера стали поправляться.
   С военным министерством был  заключен  договор,  лучше  которого  он  и
желать не мог. Арсенал поставлял ему двести пушек по  цене  металлического
лома, то есть по сорока су за фунт; чугун фирме  "Горталес"  продавали  из
расчета девяноста франков за каждую тысячу фунтов.  За  ружья  тоже  взяли
недорого, что было весьма приятно.  Как  ни  высоко  было  вознаграждение,
выплаченное принцу Монбарею, еще ни одному поставщику оружия во Франции не
удавалось купить товар по такой низкой цене.
   А потом наконец-то пришли и деньги, которых с такой тревогой ждал Пьер,
- миллион ливров от министерства иностранных дел, миллион  турских  ливров
золотом и векселями.
   Пьер вытряхнул золото из мешков на свой  огромный  письменный  стол,  и
монеты покрыли его целиком. На этих золотых монетах были запечатлены черты
многих правителей,  на  них  видны  были  лица  всевозможных  Людовиков  -
Четырнадцатого, Пятнадцатого, Шестнадцатого, а  также  лица  Марии-Терезии
Австрийской, Фридриха Прусского, Карла  Испанского.  Пьер  наслаждался  их
блеском и обилием, он пожирал глазами векселя, подписанные графом Верженом
и визированные его первым секретарем Конрадом-Александром де  Жераром.  Он
радовался от всей души.


   Что касается деловых  партнеров  по  ту  сторону  океана,  для  которых
работала фирма "Горталес и  Компания",  то  они  еще  ничего  не  знали  о
существовании этой фирмы и ее деятельности. До сих  пор  Пьер  действовал,
можно  сказать,  наудачу.  В  Лондоне  ему  отрекомендовался  в   качестве
представителя колоний некий  мистер  Артур  Ли,  молодой  человек,  весьма
воодушевленный борьбой своей страны и чрезвычайно довольный  самим  собой.
Мистеру Ли кто-то шепнул, что настоящим уполномоченным Версаля является не
официальный посланник, а мосье  де  Бомарше,  Пьер  не  стал  его  в  этом
разуверять, мистер Ли всячески его обхаживал, и Пьер по секрету обещал ему
полную поддержку Франции, сказав, что свяжет его  с  графом  Верженом.  Но
когда Пьер, вернувшись в  Париж,  попытался  заговорить  о  мистере  Ли  с
министром, осторожный дипломат не пожелал ничего о нем слышать  и  наотрез
отказался принять человека, известного в Лондоне в качестве  представителя
мятежников. Обидчивый мистер Ли решил, что Пьер  не  проявил  достаточного
усердия, и почувствовал себя уязвленным. Он отменил свою поездку в  Париж,
и ни о каких дальнейших переговорах с ним фирме "Горталес" нечего  было  и
думать.
   Между тем филадельфийский Конгресс решил направить во  Францию  особого
уполномоченного, и вскоре американский агент появился в  Париже.  Это  был
некий Сайлас Дин.
   Не ожидая визита Пьера,  мистер  Дин  сам  явился  в  Отель-де-Голланд.
Внешне он походил на добропорядочного, хотя и несколько  необычно  одетого
буржуа. У него был большой живот,  обтянутый  атласным,  расшитым  цветами
жилетом. Сразу стало ясно,  что  это  делец,  с  которым  можно  обсуждать
вопросы  по-деловому.  Говорил  он  только   по-английски,   в   парижской
обстановке ничего не смыслил и был очень благодарен  фирме  "Горталес"  за
услуги, которые она ему предлагала; через несколько дней он стал приходить
к любезному мосье де Бомарше со всеми своими заботами.
   Доктор Дюбур пытался помешать этому сближению.  Но  в  Версале  мистеру
Дину было сказано ясно и определенно, что  доверенным  лицом  французского
правительства является мосье де Бомарше. Американца это  устраивало,  Пьер
нравился ему больше, чем доктор Дюбур.
   Мосье де Бомарше и американский  агент  поладили  без  труда  и  вскоре
заключили между собой официальный договор. Фирма  "Горталес  и  Компания",
представляемая   мосье   де   Бомарше,   обязалась   поставить   Конгрессу
Объединенных Колоний,  представляемому  мистером  Сайласом  Дином,  полное
снаряжение для тридцатитысячной армии; к договору  прилагался  минимальный
список товаров, подлежавших поставке. Конгресс  Объединенных  Колоний,  со
своей стороны, обязался оплачивать каждую партию  грузов  не  позднее  чем
через восемь месяцев со дня  получения,  возмещая  не  менее  сорока  пяти
процентов их стоимости векселями, а остальное - товарами.
   Сердце Пьера трепетало от радости, когда этот  договор,  подписанный  и
скрепленный печатями, оказался наконец у него в руках. Он тотчас же поехал
к мосье Ленорману. Что скажет Шарло  теперь?  Ликуя,  расхаживал  Пьер  по
комнате. Чего только он не добился за  такой  короткий  срок!  Французское
правительство выдало ему первый миллион, испанское - гарантировало второй.
Королевский Арсенал поставил большую часть нужных товаров по самым  низким
ценам, а теперь прибавился еще этот великолепный договор с  уполномоченным
Конгресса. Неужели Шарло по-прежнему считает его предприятие рискованным?
   Мутными глазами глядел  Ленорман  на  друга,  пока  тот  расхаживал  по
комнате,  с  гордостью  перечисляя  свои  успехи.  Затем  он  медленно   и
внимательно прочитал документ, принесенный Пьером.
   -  Не  позднее  чем  через  восемь  месяцев  пятьдесят  пять  процентов
товарами, сорок пять векселями. Очень хороший договор, - сказал он. -  Кто
такой этот мистер Дин? - спросил он вдруг, подняв глаза.
   - Представитель Конгресса, - ответил чуть удивленно Пьер.
   - Это я знаю, - любезно сказал своим жирным голосом Ленорман, - это  он
не преминул здесь отметить. Но что такое Конгресс? Кто или  что  стоит  за
Конгрессом? - И он бросил на Пьера меланхолический взгляд.
   - За ним, - вспыхнул Пьер, - трудолюбивый трехмиллионный народ,  страна
огромных, нетронутых богатств, за ним...
   - Это я знаю, - сказал Ленорман. - Но кому принадлежат  эти  богатства?
Подписаться могут повстанцы, подписаться могут и лоялисты. - Он  задумчиво
поглядел на подпись. - Мистер Сайлас Дин, - пожал он плечами.
   - Послушайте, Шарло, - сказал Пьер, - любой подписи можно не  доверять.
Но ведь вы  прекрасно  знаете,  что  за  этим  соглашением  стоит  твердая
решимость его соблюдать. Этот договор  будет  выполнен,  и  притом  обеими
сторонами. Во  всяком