справедливо.
   Франклину шутка понравилась, и он понимающе улыбнулся.
   Слуги расставили ломберные столы. Среди игроков доктор заметил  даму  в
синем пастушеском костюме и синей маске. Он сразу понял: это  -  королева.
Верхнюю часть ее лица скрывала маска, но нельзя было не узнать этот гордый
нос, эту полную, маленькую, слегка отвисшую нижнюю губу.
   За столом, где сидела дама, было шумно, игроки вели себя непринужденно,
собачки принцессы Роган, тявкая, вертелись у них под ногами. От  Франклина
не ускользнуло, что  даме  в  синей  полумаске  определенно  не  оказывают
особого внимания; пожалуй даже, все явно старались ее не узнать.
   Он поднялся и в сопровождении Вильяма подошел к ломберному  столу.  Ему
учтиво предложили стул; он предпочел стоять. Бросив на него беглый взгляд,
дама продолжала играть и болтать столь же непринужденно, как прежде. Он  с
удовольствием отметил, как нежна и бела ее кожа, как красивы ее руки.
   Ему предложили сыграть.
   - Ну-ка, старик! - тоном ярмарочного зазывалы воскликнул наглый молодой
принц Карл, сидевший за столом в костюме  Вильгельма  Телля.  -  Попытайте
счастья, сыграйте!
   Франклин заметил, что дама в полумаске взглянула на него. Он попросил у
Вильяма денег и, любезно принимая приглашение, поставил крупную серебряную
монету, экю.
   - Позвольте  мне,  доктор,  увеличить  вашу  ставку,  -  сказала  Диана
Полиньяк. - В  случае  выигрыша  истратьте,  пожалуйста,  деньги  на  ваше
великое дело. - И она прибавила к его экю пять золотых луидоров. Экю, а  с
ним и пять луидоров были тотчас же проиграны. Франклин сказал Вильяму:
   - Экю мы поставим в счет Конгрессу.
   Он вышел из-за стола и возвратился  к  своему  удобному  креслу.  Гости
говорили о сцене с яблоком и шутили насчет  роли  яблок  в  истории.  Были
упомянуты яблоко Евы, яблоко Париса, ньютоново яблоко, отравленные  яблоки
семейства Борджиа.
   Это напомнило Франклину одну из  его  историй,  которую  он  тут  же  и
рассказал. Как-то его друг, шведский  миссионер,  пришел  к  сусквеханским
индейцам и стал им читать проповедь. Он рассказал им несколько  библейских
историй, в том числе историю о том, как Адам съел яблоко, вследствие  чего
наши праотцы лишились рая.  Индейцы  долго  размышляли.  Наконец  поднялся
глава племени и сказал миссионеру следующее: "Мы очень признательны  тебе,
брат наш, за то, что ты не побоялся пересечь большую воду, чтобы  передать
нам сведения, которые ты узнал от своих предков. Это - верные  и  полезные
сведения. В самом деле, нехорошо есть яблоки. Гораздо лучше делать из  них
яблочное вино".
   Рассказывая это с самым непринужденным видом,  Франклин  поглядывал  на
даму в синей полумаске. Напротив нее стоял теперь Водрейль, а рядом с ней,
в костюме швейцарской крестьянки, сидела Габриэль Полиньяк. Дама  в  синей
маске продолжала, болтая, играть; но Франклину показалось,  что  мысли  ее
заняты не игрой и не разговором.
   Он не ошибся, Туанетта действительно нервничала. Да, она  дала  Франсуа
доказательство своей храбрости, которое он вынудил ее дать. Она приехала к
нему, она смотрела запрещенную пьесу, она дышала  одним  воздухом  с  этим
западным  мятежником.  Франсуа,  стоя  напротив  и  внимательно  следя  за
картами, не спускал с нее  глаз.  Он  глядел  на  нее  дерзко,  ничуть  не
смущенно, он явно не хотел признать ее мужества. Ей было  ясно  без  слов,
что этого ему еще недостаточно, что  Франсуа  ждет  от  нее  большего.  Он
требует, чтобы она заговорила с мятежником. Если  она  этого  не  сделает,
Франсуа завтра же станет над ней издеваться, и тогда сегодняшнее посещение
Женвилье, посещение, на которое она  с  таким  трудом  решилась,  окажется
совершенно напрасным.
   Она легко прикоснулась к плечу Габриэль.
   - Сегодня игра не доставляет мне никакой радости, - сказала  она,  -  я
ничего не выигрываю и ничего не проигрываю. Пойдем к твоему  доктору,  мне
хочется на него посмотреть.
   Получилось очень естественно, Туанетта была  довольна  собой.  Габриэль
лениво, как всегда, улыбнулась и кивнула ей в знак согласия. Обе  дамы  не
спеша поднялись и не спеша подошли к Франклину.
   Им принесли стулья, группа вокруг Франклина была уже довольно  большой.
Пьер успел снова завладеть разговором.
   - При всем своем несомненном таланте, - сказал он, - принц Карл был  не
вполне убедителен в роли революционера, зато граф Полиньяк в  роли  злодея
достиг необычайного правдоподобия.
   - Если наш Вильгельм Телль показался не вполне правдоподобным, - сказал
мосье Ленорман, - то виновен в  этом  поэт,  не  вложивший  в  уста  героя
достаточно веских  аргументов.  Нам  все  время  твердят  об  угнетении  и
тирании. Между тем этому Теллю и его коллегам живется не так уж плохо;  во
всяком случае, им хватает времени на  то,  чтобы  устраивать  политические
собрания и готовить убийства и мятежи.
   Вместо ответа Пьер обратился к Франклину:
   - Не  подумайте,  пожалуйста,  доктор  Франклин,  что  мой  друг  Шарло
действительно такой привередник и ворчун. Язык его иногда колюч, но сердце
его открыто любому достойному делу.
   Собравшиеся вокруг Франклина делали вид, что слушают его и Бомарше и не
обращают внимания на даму в синем. Но Туанетта знала,  что  все  только  и
ждут, заговорит ли она с Франклином, и если  заговорит,  то  что  она  ему
скажет. Она привыкла быть в центре внимания и умела держаться уверенно. Но
сегодня она чувствовала себя неловко; так было с  ней  всего  один  раз  в
жизни - в тот день, когда ее заставили обратиться к "шлюхе" Дюбарри. Тогда
она недурно вышла из положения. "Не правда ли,  в  Версале  сегодня  много
всяких людей, мадам?" - спросила она, а Дюбарри ответила: "Да, мадам". Вот
и сейчас самое лучшее сказать мятежнику какую-нибудь ничего  не  значащую,
общую фразу. Франклин облегчил ей эту задачу, он ни разу не взглянул в  ее
сторону. Дождавшись паузы в беседе, она шутливо сказала:
   - Вам было очень жаль, доктор Франклин, расстаться с вашим экю?
   Гости засмеялись. Франклин повернулся  к  ней  своим  большим  лицом  и
приветливо на нее посмотрел.
   - Старикам, - сказал он,  -  следует  довольствоваться  своими  старыми
пороками и не приобретать новых. Но, глядя на вашу игру, прекрасная  дама,
я заразился вашим пылом. Очень уж приятно и соблазнительно было  наблюдать
за вами, когда вы играли.
   Скованность Туанетты сразу исчезла. Она чувствовала на себе испытующий,
оценивающий, чуть жадный взгляд Франклина. С приятным  трепетом  вспомнила
она маскарады и танцы,  во  время  которых  к  телу  ее  прижимались  тела
незнакомых мужчин. Она шаловливо подумала: "Если господин мятежник на меня
смотрит, значит, он не опасен. Значит, я  могу  с  ним  сделать  все,  что
захочу".
   - Что же во мне было особенного? - спросила она.
   Франклин почувствовал кокетливый взгляд, брошенный ему  сквозь  прорези
полумаски. Стало быть, он избрал правильную  тактику.  Эта  королева  была
одной из женщин, каких он встречал во Франции сотни. Она  была  глуповата,
она говорила банальности,  но  говорила  прелестно.  Ну,  что  ж,  с  этой
королевой он  будет  и  дальше  разыгрывать  роль  старика,  полуотечески,
полуфривольно, почтительно  и  чуть  иронически  ухаживающего  за  молодой
красивой женщиной.
   - Это добрый знак, - сказал он, - если женщина иногда дает себе волю  и
немного играет. Кто терпим к себе, тот, несомненно, терпим и к другим.
   - Вы считаете меня терпимой? - спросила Туанетта.
   Франклин поглядел на нее испытующе-доброжелательно.
   - О людях по внешности так же трудно судить, как о дынях, - сказал  он,
- особенно если видишь  только  половину  лица.  Обычно  женщины,  наверно
потому, что они ближе к природе, терпимее мужчин. В этом у них есть  нечто
общее с так называемыми дикарями. Я хотел бы, - запросто обратился  он  ко
всему обществу, - рассказать вам еще одну историю о моем шведе-миссионере.
Как все миссионеры, он долго и добросовестно  проповедовал  индейцам  свои
христианские  истины  и  знакомил  их  с  Библией.  Индейцы  слушали   его
внимательно, дружелюбно и терпеливо. Потом,  будучи  людьми  воспитанными,
они в знак благодарности рассказали ему несколько своих  легенд.  Рассказы
их оказались менее длинными, чем его, но короткими  их  тоже  нельзя  было
назвать. Наконец терпение моего друга лопнуло. "Перестаньте,  -  взмолился
он, - я проповедую вам  святые  истины,  а  вы  потчуете  меня  баснями  и
сказками".  Индейцы  обиделись.  "Любезный  брат,  -   отвечали   они,   -
по-видимому, твоя достопочтенная мать недостаточно хорошо тебя воспитала и
не научила вежливости и терпимости. Мы верили твоим рассказам.  Почему  же
ты не веришь нашим?"
   - Великолепно, - сказал принц Карл, все время  тщетно  искавший  повода
сострить, и прибавил: - Чья же правда была лучше, доктор Франклин,  вашего
друга миссионера или индейцев?
   - У каждой стороны была своя хорошая полуправда, - отвечал Франклин.
   Туанетта почувствовала, что это сказано для нее. Ей льстил тон, которым
говорил с ней мятежник, но все-таки она была не вполне довольна.  Всячески
показывая, что видит в ней красивую, привлекательную женщину, он,  однако,
немного потешался над ней. А этого она не могла потерпеть. Она не позволит
обращаться с собой как с девчонкой. Она докажет,  что  ни  в  чем  ему  не
уступает.
   -  Ну,  а  вы  сами,  доктор  Франклин,  -  спросила   она   лукаво   и
снисходительно, - вы сами, конечно, считаете свою правду полной?
   Старик поглядел на нее отечески ласково; он  был  доволен  достигнутым.
Но, может быть, ему удастся извлечь из этой  встречи  еще  кое-что.  Может
быть, ему удастся спровоцировать  эту  недалекую,  но  силящуюся  казаться
умной женщину на высказывания, которые пойдут на пользу правому делу.  Она
так красива, что прямо-таки жаль доставлять ей неприятности.
   - Было время, - ответил он миролюбиво, - когда я считал  свои  суждения
единственно правильными. Но чем старше я становлюсь, тем дальше  я  отхожу
от такой точки зрения, и теперь я уже очень далек от взглядов одной  дамы,
которая некогда мне пожаловалась: "Не знаю, как это получается, но до  сих
пор, кроме себя самой, я ни разу не встречала  человека,  который  был  бы
всегда прав".
   Окружающие слушали с величайшим вниманием. Водрейль и  Диана  Полиньяк,
Пьер и Дезире - каждый воображал, что это он, и никто другой, затеял такую
интересную и волнующую  игру.  Водрейль,  как  истинный  гурман,  смаковал
каждый поворот  в  кокетливом  диспуте  между  старым,  полным  любезности
мятежником  и  молодой,  запальчивой  королевой.   Габриэль   Полиньяк   с
неудовольствием отметила про себя, что Туанетте не  по  силам  тягаться  с
этим могучим, любезным стариком. "Кроток, как голубь, мудр, как  змея",  -
мелькнуло у нее в голове. Некрасивая Диана,  напротив,  радовалась,  видя,
как прекрасная и самоуверенная королева, которой всегда все все облегчают,
сама  ставит  себя  в  трудное  положение.  Принц  Карл  также   испытывал
удовольствие: пускай Луи расхлебывает кашу, которую заваривает Туанетта.
   С интересом знатока наблюдал Пьер, с какой точностью Франклин  подводит
Туанетту к  нужному  повороту.  Он  играл  с  ней  ласково,  как  огромный
сенбернар с ребенком, но игра его была  вовсе  не  безобидна,  а  Туанетта
ничего не подозревала и думала, что это она с ним играет.  Пьер  испытывал
глубокое удовлетворение. Это он собрал их всех здесь, и все они, сами того
не зная, пляшут под его музыку.
   С еще большим злорадством следила за игрой, которую придумали она и  ее
милый друг Пьер, Дезире Менар. В ее глазах участниками игры были не только
Франклин  и  королева;  Туанетта  олицетворяла  для  нее  всю   надменную,
привилегированную знать, а Франклин - всех остальных, непривилегированных,
бесправных. Чтобы жить достойно, она и Пьер пролезли в круг  аристократии.
Чтобы  сохранить  свое   положение,   им   приходилось   снова   и   снова
изворачиваться и  унижаться.  Но  она  презирала  важных  господ,  милости
которых они добивались. Как они глупы и слепы  в  своей  надменности,  эти
важные господа! Вот сидят они, одураченные Пьером и ею самой,  они  жаждут
все новых и новых сенсаций, они  улыбаются,  наперебой  порываясь  вложить
оружие в руки врагу, который не оставит от  них  мокрого  места.  Дерзкая,
молодая, живая, красивая, все еще в костюме мальчика, она сидела  в  самом
конце большого полукруга, образовавшегося  вокруг  Туанетты  и  Франклина,
наслаждаясь изящным остроумием старого доктора и радуясь, что эта  гордая,
не знающая жизни королева играет сейчас такую дурацкую роль.
   Самой  Туанетте  тоже  казалось,  что  перевес  покамест   на   стороне
Франклина. Она искала какой-нибудь смелой, обескураживающей  фразы,  чтобы
поставить его в тупик.
   - Если вы считаете свою правду только полуправдой, доктор  Франклин,  -
спросила она с вызывающей улыбкой, - то, может быть, вы  считаете  и  себя
всего-навсего полумятежником?
   С самым приветливым, удивленным и заинтересованным видом Франклин  всем
корпусом повернулся к ней и сказал:
   - Мятежником? Себя? Да разве я похож на мятежника? Кто бы мог вам такое
сказать? - И без всякого перехода он продолжал: -  Вам  поразительно  идет
эта  прическа.  Она  подчеркивает  ясность  вашего  лба.   Будьте   добры,
просветите несведущего иностранца, как она называется.
   Все облегченно вздохнули, когда старик погасил готовую вспыхнуть искру,
и с признательностью оценили его такт.  Опередив  Туанетту,  ему  ответила
Габриэль:
   - Эта прическа называется  "Coiffure  Ques-a-co",  доктор  Франклин,  -
сказала она. Туанетта и в самом деле носила прическу, за  которую  на  нее
нападали памфлетисты.
   Дезире пояснила:
   - "Ques-a-co" значит "что это такое,  как  это  понять?".  Этот  оборот
употребил в одном из памфлетов мосье  де  Бомарше,  чтобы  посмеяться  над
провансальским диалектом своего незадачливого противника.
   - Благодарю вас, мадемуазель, - ответил Франклин  и,  сделав  поклон  в
сторону Пьера, прибавил: - Я вижу, что во  Франции  литература  пользуется
большим уважением.
   "Нет, так дешево он от меня не  отделается",  -  подумала  Туанетта  и,
лукаво погрозив пальчиком, спросила тихим, вкрадчивым голосом:
   - Но все-таки вы немножко бунтовали против своего  короля?  Или,  может
быть, у меня неверные сведения?
   Франклин ответил спокойно и очень вежливо:
   - По-видимому, у вас не  вполне  верная  информация,  мадам  Ques-a-co.
Многие полагают, что король Англии восстал против  нас,  а  не  мы  против
него.
   Теперь дело принимало не на шутку опасный оборот. Водрейль приготовился
вмешаться. Но его опередила Габриэль.
   - Вы были так милы с мадам Ques-a-co, доктор Франклин, - сказала она. -
Поведайте же и нам, какого вы мнения о наших костюмах и наших шляпах.
   Но это не помогло. Туанетта вошла в азарт. Она совершенно  забыла,  что
она королева, а сидящий перед ней  старик  -  мятежник.  Теперь  она  была
только красивой женщиной, заметившей, что мужчина восхищается ее  фигурой,
ее лицом, ее руками, но недостаточно высокого мнения об ее уме.
   - Вы ученый человек, доктор Франклин, - сказала она по-прежнему тихо, -
и,  конечно,  сумеете  отстоять  любой  свой   тезис,   справедливый   или
несправедливый, лучше, чем необразованная женщина. Но разве в глубине души
вы не признаете, что в конце концов король  Англии  обладает  божественным
правом распоряжаться своими колониями?
   Все видели, что она говорит это совершенно искренне.
   К такому обороту разговора  Франклин  не  стремился.  Он  не  собирался
провоцировать даму в синей маске на компрометирующие ее высказывания.  Это
было  бы  неблагодарностью,  пожалуй,  даже  глупостью,  способной  только
восстановить эту даму  и  ее  супруга  против  дела,  за  которое  борется
Америка. Он снова отступил.
   - Мадам, - отвечал он, - неужели вы в самом деле полагаете, что человек
с моей внешностью может быть мятежником?
   - В тихом  омуте  черти  водятся,  -  сказала  Туанетта.  -  Почему  вы
уклоняетесь от ответа?
   Оба, и доктор, и  дама  в  маске,  говорили  спокойным,  непринужденным
тоном. И все-таки наступила глубокая тишина. Глуповато усмехнувшись, принц
Карл сказал:
   - Вот когда интересно послушать. - Он наклонился вперед,  так  что  его
арбалет со звоном упал на пол.
   - Мадам, - сказал Франклин, когда звон затих и тишина водворилась, -  я
бы не хотел в такой прекрасный  вечер  и  перед  такой  красивой  женщиной
выступать  с  какими-либо  политическими  поучениями.  Но   так   как   вы
настаиваете на ответе, позвольте сказать вам следующее. Мы, американцы, не
являемся принципиальными противниками королевской власти.  Правда,  мы  не
разделяем чрезмерного увлечения монархизмом. Вот, например, один  немецкий
профессор  написал  своему  князю:  "Если  бы  не   было   бога,   им   по
справедливости были бы вы, ваша светлость".  Мы,  живущие  по  ту  сторону
океана, считаем, что это чересчур, мадам. Мы исходим из  того,  что  между
королем и народом существует своего рода договор. Нас научили  этому  ваши
философы, мадам. Мы считаем, что король Англии нарушил такой  договор.  Мы
ссылаемся на то, что он ограбил наши моря,  опустошил  наши  берега,  сжег
наши города и многих из  нас  убил.  Мы  полагаем,  что  это  противоречит
договору.
   Когда он говорил, его массивное  стариковское  лицо  дышало  покоряющей
энергией,  слова  известной  Декларации  слетали  с  его  губ  легко,  без
ожесточения. Именно поэтому они прозвучали во всю свою силу.
   Наступила тишина. Граф  Жюль  Полиньяк,  важно  восседавший  в  костюме
убитого наместника Геслера, сказал небрежно и громко:
   - Если это философия, - значит, философия - сплошное бунтарство.
   - Другого мнения, - вежливо отозвался Пьер, -  от  мертвого  наместника
Геслера не приходится ждать.
   Пока Франклин говорил, Туанетта видела только его лицо, большие  глаза,
высокие брови, громадный лоб. Она обращала внимание не  столько  на  смысл
его слов, сколько на  их  звучание,  на  его  тяжеловесно-обстоятельную  и
все-таки не лишенную очарования манеру  говорить.  Она  умела  чувствовать
красивое и вполне оценила необычную, особую,  неповторимо  привлекательную
силу доктора.
   - Нет, милый мой Жюль, - возразила она, - все  далеко  не  так  просто.
Конечно, то, что рассказал доктор Франклин, весьма опасно, и,  собственно,
нам не следовало бы слушать такие речи. Но, глядя на  него  и  думая,  как
много музыки в его речах, никак нельзя представить  себе  такого  человека
мятежником, мятежником в душе.
   Принц Карл и старик Ленорман посмотрели на нее  с  удивлением.  Странно
было слышать подобное признание от королевы Франции, дочери Марии-Терезии.
   Зато Франклин бросил на нее приветливый взгляд;  он  не  скрывал  своей
большой  к  ней  симпатии.  Смущенная,  непосредственная,  только   теперь
задумавшаяся над своими словами, она была в самом  деле  очень  красива  и
очень мила.
   - Для меня это великая честь, мадам, - сказал он, - что вы  не  думаете
обо мне дурно и что вы не глухи к музыке нашей американской речи.
   Возвращаясь ночью домой, он размышлял о достигнутом. Королева  сказала,
что она слышит музыку в Декларации независимости  и  уважает  американских
вождей. Не так уж плохо. Это заставит  многих  осторожных  людей  выразить
свое сочувствие делу американцев.  Одно  ясно:  святой  Георгий  съехал  с
картинки, конь и всадник начали двигаться.
   Он поглядел на  своего  внука  Вильяма,  уснувшего  в  углу  кареты.  У
мальчика сегодня был тоже хороший вечер. Франклин подумал о  своем  мирном
Пасси, о  том,  что  завтра  ему  никого  не  нужно  видеть,  о  том,  что
послезавтра он будет ужинать  с  мадам  Брийон.  Он  откинулся  на  спинку
сиденья, закрыл глаза и задремал.



3. ПОБЕДА В СРАЖЕНИИ

   Луи просматривал рисунки моделей,  которые  должна  была  изготовить  к
зимнему сезону фарфоровая мануфактура в  Севре.  Он  сидел  в