олагалось сохранять в тайне, когда я служил советником Бейчея, но к этому времени слухи о нем должны просочиться. Нет, моим - слишком опасно. Я воспользуюсь другим именем.
     - Ага. - Сма выжидательно посмотрела на него, но он вернулся к куче снаряжения на полу.
     - Бейчей в этом... как его? в университете, верно? - спросил он, не оборачиваясь к Сма.
     - Да, в архивах, почти безвылазно. Но архивов много, и всегда присутствует охрана.
     - Ладно, - решительно произнес Закалве. - Если хочешь помочь, то постарайся найти что-нибудь очень нужное этому университету.
     Сма пожала плечами.
     - Как насчет денег?
     - Этим я сам займусь...- Он умолк и бросил на нее подозрительный взгляд. - Мне предоставят уйму средств, не так ли?
     - Неограниченные расходы, - кивнула она.
     - Чудесно, - улыбнулся Закалве. - Тонна платины? Мешок алмазов? Собственный банк?
     - Ну, более-менее... да, пожалуй, собственный банк, - подтвердила Сма. - Со времени последней войны мы создали нечто под названием "Авангард" - торговую империю. Именно оттуда будут поступать средства.
     - Ну, я, конечно, попробую предложить университету деньги; но было бы лучше, если бы мы могли заинтересовать их какой-то более реальной вещью.
     - Хорошо, - кивнула она, а затем показала на боевой скафандр. - Как ты назвал эту штуку?
     - А-а, это скафандр СИТ.
     - Да, скафандр СИТ; именно так ты и сказал. Но я знаю всю номенклатуру, а такого сокращения никогда раньше не слышала. Что оно означает?
     - Скафандр "сам иди туда", - усмехнулся он.
     Два дня спустя они встретились в ангаре "Ксенофоба". Закалве, обнаженный по пояс, упаковывал снаряжение в капсулу, которая должна была доставить его на планету, где находился Цолдрин Бейчей; скоростной трехместный модуль будет болтаться в атмосфере планеты, сам же "Ксенофоб" останется ждать в космическом пространстве.
     - Ты убежден, что не хочешь взять с собой Скаффена-Амтиско?
     - Абсолютно убежден; оставь его при себе.
     - А какого-нибудь другого дрона?
     - Нет.
     - А управляемый нож?
     - Дизиэт, нет! Мне не нужен ни Скаффен-Амтиско, ни что-либо подобное ему, возомнившее, будто оно может самостоятельно думать.
     - Эй, - возмутился дрон, - ты говоришь так, словно меня здесь нет.
     Закалве строго посмотрел на дрона:
     - Ты уверен, что фабрика не возвращала на переделку номер твоей партии?
     - Лично я, - высокомерно заявил Скаффен-Ам-тиско, - никогда не мог понять, как можно серьезно относиться к чему-либо, состоящему на восемьдесят процентов из воды.
     - В любом случае, - оставила без внимания их пикировку Сма, - тебе известны все материалы, да?
     - Да, - устало ответил Закалве.
     Его мускулы бугрились под загорелой кожей, когда он, наклонившись, закреплял в капсуле плазмовинтовку. Сма тихонько вздохнула.
     - Ты знаешь, с кем нужно связаться? И кто занимает ключевые посты?
     -... И что делать, если мои кредитные средства будут внезапно аннулированы? Да, разумеется.
     - Когда ты вытащишь его, то направишься...
     - В очаровательную солнечную систему Им-прен, - нарочито произнес он бесстрастным тоном, - где проживают дружелюбные, соблюдающие нейтралитет туземцы.
     - Закалве, - Сма вдруг подалась к нему и, заключив его лицо меж ладоней, крепко поцеловала в губы. - Надеюсь, что все сработает.
     - Я тоже, как ни странно, - проговорил он, отвечая на поцелуй Сма. Она поспешно отступила. Закалве усмехнулся:
     - Э... в один прекрасный день, Дизиэт... Сма покачала головой:
     - Только если я буду без сознания или мертва, Шераданин.
     - Значит, я все же могу надеяться? Дизиэт шлепнула его по спине.
     - В путь.
     Он наконец облачился в бронированный боевой скафандр и надвинул шлем.
     - Только гарантируй, что вам известно, где...
     - Мы знаем, где она, - заверила Сма. Он посмотрел ей в глаза
     - Я отправляюсь. Еще увидимся, если повезет. - И шагнул в капсулу.
     - Будь осторожен.
     При свете двух лун и тускнеющего солнца перед ним белело покрытое инеем плато. На горизонте угадывался древний полупустой город, где теперь жил Цолдрин Бейчей.
     - Ну, - вздохнул он и поднял взгляд на еще одно чужое небо. - Вот мы и снова взялись за старое.

Глава VIII

     Человек стоял на краю небольшого отрога, глядя, как поток серовато-коричневой воды, вздымая фонтаны брызг, обнажает корни огромного дерева. Дождь затруднял видимость и уже насквозь промочил форму, превратив из серой в темно-коричневую. Отличная, хорошо подогнанная форма, но дождь и грязь низвели ее до хлопавшей на ветру тряпки. Дерево накренилось и упало, обдав его брызгами грязи. Он отступил на шаг и запрокинул голову к тускло-серому небу, давая струям дождя смыть грязь с лица. Огромное дерево перегородило грохочущий поток, и часть воды хлынула через отрог, заставив человека отступить еще дальше, к грубой каменной стене, которая протянулась до маленького некрасивого коттеджа на вершине холма. Он постоял, наблюдая за вздувшейся рекой - как та вгрызается в маленький перешеек. Затем отрог рухнул, дерево сползло в реку, потеряло свой якорь по эту сторону реки, и его закрутило, завертело и унесло на плечах катившихся волн в залитую водой долину. Человек в форме бросил взгляд на корни огромного дерева, что торчали из земли, словно оборвавшиеся тросы, а затем, тяжело ступая, пошел к маленькому коттеджу. Обойдя его кругом, распахнул дверь. Стул, к которому он ее привязал, замер в шатком равновесии у комода, и, когда она дернулась, ножки подогнулись, она упала и ударилась головой о каменные плиты пола.
     Хлюпая сапогами, он подошел и поднял ее вместе со стулом, пинком отбросив в сторону осколок разбитого зеркала. Женщина, обмякнув, повисла на веревках, но он не сомневался, что она прикидывается. Он перетащил пленницу в центр комнаты, стараясь держаться подальше от ее головы: ранее, когда он привязывал ее, она боднула его в лицо, чуть не сломав ему нос.
     Затем он направился к маленькой кровати у стены и тяжело упал на нее. Постель была грязной, но он слишком устал, чтобы обращать внимание на такие пустяки..
     Он прислушивался к тому, как барабанит по крыше дождь, как воет за окнами ветер, как звучно падают на каменные плиты капли дождя, просачиваясь сквозь щели крыши. Не слышится ли шум вертолетов?.. Правда, он лишился рации и к тому же не был уверен, что вертолеты знают, где его искать. Штабной автомобиль - неплохой ориентир, но машина исчезла, ее смыло коричневым разливом реки. Вероятно, поиски займут не один день. Закрыв глаза, он почти мгновенно начал засыпать, но воспоминания тут же заполнили его разум мрачными образами потопа и поражения. Он потер лицо, забыв, насколько грязны его руки, и некоторое время усиленно моргал, стараясь избавиться от песчинок, попавших в глаза. Женщина продолжала притворяться, что еще не пришла в сознание. Не было ни сил, ни желания подойти и врезать ей как следует. Да и глупо было бы вымещать на ней злость за свое поражение. Избиение любого отдельно взятого индивида - не говоря уже о беспомощной, косоглазой женщине - жалкая попытка отомстить за разгром армии.
     Она драматически застонала, и он с отвращением отвел взгляд. Когда же снова посмотрел в ее сторону, то встретил взгляд, полный ненависти. Косила она лишь немного, но это несовершенство раздражало его, пожалуй, больше, чем следовало. Если ее вымыть и прилично одеть, подумал он, она могла бы выглядеть почти миловидной. Но сейчас на ней была старая зеленая шинель, вымазанная в грязи, а ее испачканное лицо почти полностью скрывал воротник и длинные спутанные волосы. Она странно задвигалась на стуле, словно пыталась почесать об него спину. Он не мог решить, пробовала ли она на прочность связывавшие ее веревки... или же ее просто донимали блохи.
     Вряд ли ее подослали в качестве убийцы; почти наверняка она действительно служила там, где носили такое обмундирование, какое было на ней, - во вспомогательных частях. Вероятно, оказавшись брошенной на произвол судьбы при отступлении, она бродила тут, слишком напуганная или гордая, чтобы сдаться, пока не увидела застрявший в выбоине штабной автомобиль. Ее попытка покушения на него была смелой, но смехотворной: только благодаря чистому везению она убила одним выстрелом его шофера; вторая пуля лишь оцарапала его висок. Тогда она, отбросив разряженную винтовку, прыгнула на него с ножом.
     Ошеломленный нападением, он упал в пространство между передним и задним сиденьями и был не в состоянии провести хороший свинг. Эта нелепая, неуклюжая возня с ней в тесной кабине показалась ему символичной - точно так же и его армия увязла в нынешней неразберихе. У него хватило сил, чтобы оглушить ее нокаутирующим ударом, но взять на себя управление он не успел. Автомобиль врезался в бетонный остров и опрокинулся, выбросив их обоих на выщербленную серую поверхность дамбы.
     Женщина без чувств упала на бетон; он же обернулся и увидел, как машина со скрежетом сползла с пандуса, сорванная вздымавшимся коричневым потоком, и почти сразу же утонула. Он повернулся к ней, испытывая сильное искушение хорошенько пнуть ее в бок. Вместо этого он толкнул ногой нож, и тот, вертясь, улетел в реку.

***

     - Вы не можете нас победить.
     - Что-что? - переспросил он, очнувшись от задумчивости.
     - Мы победим, - заявила она, яростно дернувшись вместе со стулом и стукнув его ножками по каменному полу.
     "И зачем я привязал эту дуреху к стулу?"
     - Возможно, ты права, - устало ответил он. - В данный момент нам приходится туго. Легче тебе от этого?
     - Тебя ждет смерть. - Женщина сверлила его взглядом.
     - Определенно, точней не скажешь.
     - Мы непобедимы. И мы никогда не сдадимся.
     - Ну, в былые времена вас побеждали не раз. - Он вздохнул, вспоминая историю этого местечка.
     - Нас предавали! - выкрикнула женщина. - Наша армия ни разу не потерпела поражения; нас...
     - Да, знаю, вам все время норовили воткнуть нож в спину.
     - Да! Но дух наш никогда не погибнет. Мы...
     - А, заткнись! - буркнул он, скидывая ноги с постели и поворачиваясь лицом к женщине. - Я уже слышал все это дерьмо. "У нас украли победу", "нас подвел народ", "СМИ были против нас". Дерьмо...-
     Он провел рукой по мокрым волосам, - Только очень молодые или очень глупые думают, будто войны ведут только военные. Как только новости начинают разноситься быстрее гонца на лошади или сообщения, привязанного к птичьей ноге, воюет уже вся страна, нация... В таких делах все решает дух, воля, а не злое бурчанье. Проиграли, так проиграли. Нечего из-за этого скулить. Вы бы и на этот раз проиграли, если б не этот долбаный дождь. - Он поднял руку, останавливая женщину, уже набравшую воздуха в легкие. - И, нет, я не верю, что Бог за вас.
     - Еретик!
     - Спасибо.
     - Надеюсь, твои дети умрут! Медленной смертью!
     - Хм-м, - задумчиво произнес он. - Не уверен, что такое проклятие по отношению ко мне имеет смысл, разве что с дальним прицелом. - Он рухнул обратно на постель; похоже, только в это мгновение до него дошел смысл сказанного ею. - Дерьмо! Вас должно быть обрабатывают с младых ногтей; такое от любого страшно слышать, не говоря уж о женщине.
     - Наши женщины храбрее, чем ваши мужчины, - последовал презрительный ответ.
     - И тем не менее, вы размножаетесь. Полагаю, вам выбирать не приходится.
     - Чтоб твоим детям страдать и умереть страшной смертью! - раздался пронзительный вопль.
     - Ну, если ты действительно испытываешь такие чувства, - вздохнул он, усаживаясь на койке, - то я не могу пожелать тебе ничего худшего, чем остаться именно такой долбаной дурой, какой ты явно была с рождения.
     - Варвар! Неверный!
     - У тебя скоро иссякнут бранные слова; я бы советовал их поберечь - еще могут понадобиться.
     - Мы вас сокрушим!
     - Да сокрушен я уже, сокрушен, - лениво отмахнулся он. - А теперь отстань.
     Женщина завыла, изо всех сил тряся стул.
     Наверное, подумал он, мне следует поблагодарить судьбу за эту возможность освободиться от ответственности. Я устал от бесчисленных рапортов и докладов, в которых говорится об одном и том же: какие-то части попали в окружение, какие-то отступают с жизненно важных позиций, какие-то просто бегут куда глаза глядят, какие-то еще держатся, но требуют подкрепления, грузовиков, танков, плотов, продовольствия, радиостанций... С какого-то момента он ничего больше не мог сделать, а рапорты продолжали поступать, складываясь в одноцветное мозаичное панно, изображавшее гибель его армии. Правда, для этого процесса на самом деле не требовалось никаких вражеских сил. И он, и армия под его командованием воевали исключительно со стихией. Сначала дожди, потом этот оползень, отрезавший их от остальной штабной колонны...
     Не пытался ли он сделать слишком много? За последнюю неделю ему удалось поспать в общей сложности часов десять - не это ли обстоятельство ослабило его способность здраво оценивать ситуацию? А может, наоборот, он вообще спал зря, и эти десять часов бодрствования оказали бы решающее влияние на события?
     - Надеюсь, ты умрешь! - провизжала женщина. Он, нахмурясь, посмотрел на нее: может, вставить ей в рот кляп?
     - Ты уже колеблешься, - заметил он. - Минуту назад ты кричала, что меня ждет смерть. - И снова повалился на постель.
     - Ублюдок! - Она смачно сплюнула.
     Неожиданная мысль заставила его вздрогнуть: он был таким же пленником здесь, как и женщина, привязанная к стулу. А ее плевок - ничто по сравнению с тем потопом, что захлестывал сейчас отлаженную до последнего винтика военную машину, на создание которой ушло два года.
     Зачем, зачем он привязал ее именно к стулу? Не пытался ли он сделать случай и судьбу лишними, злоумышляя против самого себя? Стул привязанная к стулу девушка... примерно того же возраста, может, чуть постарше... почти такая же хрупкая фигура, которую скрывала бесформенная шинель... Он мотнул головой, отгоняя воспоминание.
     - Ублюдок! - Она плюнула еще раз и шумно завозилась, пытаясь избавиться от пут.
     - Да заткнись же ты, - устало произнес он, зная, что прозвучало это не очень убедительно, но он был не в состоянии сделать тон более повелительным и властным.
     Как ни странно, она замолчала. Иногда он жалел, что ни во что не верит. Возможно, вера в богов помогла бы ему сейчас, когда все обернулось против него, и каждый следующий шаг грозил гибелью. Как было бы утешительно думать, что все предрешено, предопределено, уже записано и расписано, и ты лишь переворачиваешь страницы какой-то великой книги...
     (Возможно, у тебя никогда не будет шанса написать собственную историю - интересно, каким именем ты намеревался ее подписать, с мрачной усмешкой подумал он.)
     - Вы проигрываете! Уже проиграли это сражение, разве не так?
     Очень не хотелось отвечать, но тогда она истолкует это как признак слабости и продолжит донимать его.
     - Какая необыкновенная проницательность, - вздохнул он, - ты напоминаешь мне тех, кто планировал эту войну - таких же косых, глупых и консервативных.
     - Я не косая! - захлебнулась она рыданием.
     Грязные длинные волосы скрывали ее лицо, руки находились почти на уровне пола - настолько сильно она согнулась в плаче. Подойти утешить ее? Или вышибить кулаком мозги? Все что угодно - лишь бы прекратить издаваемый ею шум...
     - Ладно, ладно, ты не косая, извини. Он надеялся, что его слова прозвучали убедительно, и женщина, наконец, успокоится.
     - Я не нуждаюся в твоем сочувствии, просто у меня... небольшой дефект, и... и он не помешал призывной комиссии признать меня годной.
     "А также стариков и детей", - подумал он, машинально наблюдая за тем, как она пытается вытереть лицо об отворот шинели. Не задумываясь над своими действиями, он поднялся, оторвал лоскут от простыни и направился к ней.
     Раздался пронзительный крик - вероятно, она решила, что ее хотят задушить. Едва тряпка коснулась ее лица, женщина обмякла.
     - А теперь высморкайся.
     Он с силой вытер ей нос, так что она завопила от боли, а потом отбросил тряпку в угол. Отвернувшись, встал у полуоткрытой двери - посмотреть на дождь, затем настежь распахнул ее.
     "Его сподвижники!" Проклятье, из них только Рогтам-Бар был достоин доверия, но он имел слишком незначительный чин, поэтому Закалве не мог передать ему командование. Что касается его самого, то устоявшаяся структура, в которую ему пришлось внедриться, была насквозь поражена коррупцией, и окружение состояло из беспомощных пустоголовых кретинов. Во всяком случае, он оставил им не так уж и много: несколько безумных планов, которые вряд ли будут когда-нибудь осуществлены, намерение применить оружие, на первый взгляд явно не подходящее к данной ситуации. А сколько всего еще оставалось в голове - в том месте, куда, насколько ему было известно, не заглядывали даже его хозяева. Впрочем, они не делали этого исключительно из-за своих, весьма странных и исковерканных представлений о порядочности, а отнюдь не из-за неспособности...
     Он совсем забыл о присутствии женщины у себя за спиной, не слышал ее голоса, не обращал внимания на шум, свидетельствовавший о ее безуспешных попытках освободиться.
     Двери коттеджа он распахнул настежь, но при таком сильном дожде невозможно было разглядеть что-либо даже на близком расстоянии. Зато он снова увидел стул... потом перед ним возникло видение корабля, который не был кораблем... Что это за человек, с двумя тенями? Возможно, это следует определить как некую концепцию - стремление выжить, приспособив для этой цели все, до чего можно дотянуться, а затем удалить, добавить, разбить и создать тот конкретный набор клеток, который мог существовать, двигаться и принимать решения. Почему бы не свести все достижения и победы к единственному стремлению выжить?
     Потребность и метод - вот что помогало ему выживать. Потребность победить все и вся, что противилось его жизни. А метод... очень просто: приспособить материалы и людей для выполнения поставленной задачи. Все являлось оружием, и умение обращаться с ним, находить его, выбирать, из какого именно удобнее целиться и стрелять, - такое умение дорого стоит.
     Стул и корабль, который не был кораблем, человек с двумя тенями и...
     - Что ты собираешься со мной сделать? - Голос женщины дрожал.
     Надо же, она все еще здесь?
     - Не знаю...
     Женщина смотрела на него расширившимися от ужаса глазами, казалось, она набирала в легкие воздух для новых воплей.
     - Пожалуйста, не надо, не надо этого делать!
     Она скрючилась на стуле, лицо склонилось к самым коленям, и женщина жалобно смотрела на него снизу вверх.
     - Чего делать? - недоумевал он.
     Пожав плечами, он принялся описывать круги по комнате. Когда же они явятся за ним? Услышали ли они его сообщение по рации после того, как оползень отрезал их от основной штабной колонны? Правильно ли он нажимал кнопки и крутил ручки на этой штуковине? А может быть, его уже считают погибшим? Почему-то эта мысль не вызвала у него никакого беспокойства.
     - Если ты собираешься меня убить, сделай это быстро.
     Почему она то и дело прерывает его размышления?
     - Вообще-то я не собирался поступать подобным образом, но если ты будешь продолжать скулить, я передумаю.
     - Ненавижу тебя! - Наверное, это единственное, что владело ее мыслями.
     - Я тоже тебя ненавижу.
     Женщина снова заплакала, но теперь еще громче. Он смотрел сквозь пелену дождя и видел "Стабериндо".
     Поражение, поражение - шелестел дождь; танки, тонущие в грязи, полки, сдающиеся без боя - все распадается на куски. И эта глупая женщина с сопливым носом... Смешно, просто смешно.
     - Ты знаешь, кто я?
     Ему только сейчас пришло в голову, что она пыталась его убить только потому, что он ехал в большой машине. Откуда ей знать в лицо главнокомандующего армии противника?
     - Что? - подняла голову женщина.
     - Ты знаешь, кто я, знаешь мое имя или звание?
     Недоуменный взгляд, пожатие плечами... Он отвернулся от сплошной стены дождя