алась десятилетие?
     - Это важнее, чем остановить войну, Дизиэт?
     - Конечно, нет, но... Ах... Конечно, нет, но где гарантия, что это сработает?
     - Это сработает вернее, чем предложение университету приобрести таблички.
     - Тебе никогда не нравился этот план, не правда ли? - раздраженно произнесла Сма.
     - Этот лучше, поверь. И сделайте все как можно скорее - чтобы на маскараде ко мне уже обратились бы с просьбой.
     - Ладно, но таблички...
     - Сма, я договорился о новой встрече с ректором на послезавтра. Могу упомянуть и про таблички, идет?
     - Полагаю, что... Так... так... о, ух ты! Закалве, мы уже начали... У тебя все?
     - Да, - сказал он.
     - О... о... великолепно... замечательно. Закалве, пока!
     Он сорвал бусину с мочки и швырнул через всю комнату.
     - Похотливая тварь! - затем взглянул на потолок и взял трубку телефона. - Да, могу я поговорить с... Трейбо. Да, пожалуйста. Портье Трейбо? Друг мой, мне иногда нравится побыть в компании, понимаете? В самом деле... Разумеется, большие чаевые, если... Совершенно верно... и если она явится со спрятанным где-то пресс-пропуском, то вы - покойник.

***

     Скафандр был уязвим для тактического оружия. Он несколько раз подпрыгнул, проверяя его вес, за это время капсула зарылась в песок пустыни, потом сел в машину и поехал чуть быстрее, чем обычно - надо было прибыть в отель до того момента, как за ним прибудет лимузин.
     После полудня по его распоряжению двор отеля очистили от журналистов. Подъехал и плавно остановился огромный темный автомобиль - гораздо внушительнее того, в котором он едва не погиб сегодня утром. Поздоровавшись с шофером, который вежливо поклонился ему, он нырнул в полумрак обтянутого блестящей кожей салона и развалился на широком сиденье, которое больше напоминало постель.

***

     Мимо окон автомобиля струились вечернего огни города. Он обнаружил на сиденье-постели бумажный сверток, аккуратно перевязанный разноцветной лентой. Г-н Стабериндо - сообщала надпись, сделанная от руки. Развернув бумагу, он достал костюм, затем нажал на подлокотнике кнопку, позволявшую ему говорить с шофером.
     - Насколько я понял, это мой костюм. Кого он собственно изображает?
     Седоволосый водитель посмотрел через плечо и достал что-то из кармана куртки.
     - Здравствуйте, - произнес искусственный голос, - меня зовут Моллен. Я не могу говорить, поэтому пользуюсь этим прибором. - Шофер взглянул на дорогу, затем снова на свой прибор. - Что вы хотите знать?
     Почему-то желание общаться с ним исчезло, тем более, что этот парень отводил взгляд от дороги, когда говорил.
     - Неважно, - буркнул он.
     Машина въехала во двор большого темного дома неподалеку от реки.
     - Пожалуйста, следуйте за мной, господин Стабериндо, - предложил через свой аппарат Моллен.
     Взяв с собой сверток с костюмом, он проследовал за шофером в просторный холл, со стен которого злобно скалились звериные головы. Моллен проводил его к лифту, который затем опустился на два этажа. Шум вечеринки и запах наркотиков достигли его ушей и носа еще до того, как двери лифта распахнулись.
     Сверток он отдал шоферу, оставив себе лишь тонкий плащ.
     - Остальное мне не понадобится.

***

     В сопровождении Моллена он прошел через шумную, ярко и пестро одетую толпу. Завидев его, мужчины и женщины умолкали и почтительно расступались. Разговоры продолжали бурлить за его спиной, он несколько раз услышал слово "Стабериндо".
     За этой комнатой оказался небольшой коридор, заканчивавшийся массивной дверью. Шофер, распахнул ее, и они спустились по металлической лестнице, покрытой мягким ковром, в комнату, одна из стен которой была стеклянной. За стеклом на темной воде пруда покачивались лодки. Здесь тоже бурлила вечеринка, только еще более экстравагантная. Он снял темные очки, но то, что происходило здесь, не было какой-то ошибкой зрения. Как и этажом выше, люди разгуливали с бокалами или с дымящиммися курильницами, но все они были либо тяжело травмированными, либо изувеченными. У некоторых - сломаны, вывихнуты руки, причем кости торчали наружу. Тела мужчин и женщин пересекали разной величины порезы, у иных были ампутированы груди и руки, причем эти части тела болтались привязанными к одежде.
     К нему медленно приближалась, судя по всему, хозяйка приема - та таинственная особа, которую он видел на своем празднике; над ее сверкающей юбкой свисал кусок кожи шириной примерно с ладонь, оторванный с живота, обнаженные мускулы на этом участке подрагивали, словно тускло-красные шнуры.
     - Господин Стабериндо, вы явились в костюме астронавта. - Почему-то ее голос вызвал у него мгновенное раздражение.
     - Я пошел на компромисс, - он взмахнул плащом.
     - Так или иначе, добро пожаловать.
     - Благодарю.
     Когда он целовал ее руку, то был почти уверен, что сенсорные поля скафандра уловят на ее тонкой коже наличие смертельного яда, но сигнализация не активизировалась. Усмешку скрыть не удалось.
     - Что вас так развеселило?
     - Вот это! - Он кивнул на окружающих.
     - Мы надеялись, что наша вечеринка позабавит вас. Позвольте мне представить вам нашего доброго старого друга, благодаря которому эти чудеса стали возможны.
     У высокого тускло-серого аппарата сидел на табурете коротышка, он беспрестанно улыбался и вытирал нос большим носовым платком, который то и дело засовывал в нагрудный карман своего безукоризненного костюма.
     - Доктор, это господин Стабериндо, тот самый человек, о котором мы говорили.
     - Искренне рад, добро пожаловать на нашу вечеринку изувеченных. - Он взмахом руки указал на толпу. - Не хотите ли получить травму? Процесс быстрый, совершенно безболезненный, восстановление происходит быстро и - никаких шрамов. Как насчет рваной раны? Или перелома с осложнениями? А может быть, желаете множественную трепанацию? Такого ни у кого здесь нет.
     - Благодарю, что-то не хочется. Коротышка, похоже, удивился.
     - Зря отказываетесь, вы будете чувствовать себя неловко среди приобщенных к этой захватывающей процедуре. Я проводил эти операции во всей цивилизованной Вселенной, и никаких жалоб, Правда, некоторые очень привыкали к своим травмам и не хотели от них избавляться. Вряд ли вам еще когда-нибудь представится подобная возможность, мы, - он погладил аппарат по металлическому боку, - завтра улетаем, и у меня все расписано на два стандартных года вперед. Так не хотите?
     - Нет.
     - Оставьте господина Стабериндо в покое, раз он не хочет, то мы должны уважать желания нашего гостя. Не так ли?
     Хозяйка приема взяла его под руку. Ее груди были усыпаны драгоценными слезообразными камнями.
     - Да, конечно.
     - Будьте любезны, подождите минутку. Разделите со мной этот напиток. - Протянув ему бокал, женщина наклонилась к доктору, дав ему тем самым возможность получше рассмотреть окружающих его людей. Свисавшие с очаровательных женских лиц полосы кожи, болтающиеся на загорелых спинах пересаженные груди, торчащие осколки костей, блестевшие при ярком свете, лившемся с потолка, вены, артерии, мускулы.
     Пришлось поднять бокал повыше - так, чтобы пары неизвестного напитка зафиксировал скафандр. Сигнализация сработала. Он улыбнулся, пронес бокал через активированное поле, вернул его содержимое к норме и сделал глоток.
     - О-о, вы допили.
     Хозяйка приема вернулась и знаком предложила пройти в другое помещение. За неприметной дверью оказалась заброшенная мастерская: слой пыли покрывал всевозможные станки и приспособления. Под свисавшей с потолка лампочкой без абажура стояли три кресла и небольшой шкафчик. Женщина закрыла дверь и указала на одно из кресел. Он сел, поставив шлем скафандра на пол рядом с собой.
     - Почему вы не надели костюм, который вам прислали? - Она улыбнулась, поправив сверкающий жилет, который теперь скрывал ее обнаженную, украшенную бриллиантами грудь и живот.
     - Не мой размер.
     - А этот? - Женщина села, скрестив ноги, и указала на скафандр. Затем постучала по шкафчику, который мгновенно раскрылся, демонстрируя содержимое: наполненные бокалы и дымящиеся курильницы.
     - В нем я чувствую себя увереннее.
     Она подала ему бокал с искрящейся жидкостью, а сама, откинувшись в кресле, осторожно держала в ладонях курильницу. Сладковатый дым наркотика проникал в вырез и проймы жилета, медленно закручиваясь около ее лица. Женщина глубоко вздохнула.
     - Во что бы вы ни облачились, мы рады вашему визиту. Полагаете, "Эксцельсиор" отвечает вашим требованиям?
     Он напряженно кивнул.
     - Да, разумеется.
     Дверь распахнулась, и в комнату сопровождаемый Молленом вошел тот самый мужчина, который был с ней на празднике. Шофер остался у двери, а мужчина опустился в кресло.
     - О чем вы беседовали? - Он отмахнулся от протянутого женщиной бокала.
     - Наш гость хочет нам рассказать, кто он такой, - и они оба пристально посмотрели на него. - Не так ли, господин... Стабериндо?
     - Нет, не хочу. Вы мне скажете, с кем я имею дело.
     - Полагаю, это вам известно, - ответил мужчина, - больше того, еще несколько часов назад нам казалось, что мы тоже все знали о вас. Сейчас такой уверенности нет.
     - Что касается меня, то я - просто турист.
     Он пригубил напиток, где в прозрачной глубине плавали крупинки золота, и теперь глядел на своих собеседников поверх края бокала.
     - Для туриста вы купили страшно много сувениров, которые невозможно взять с собой. - Женщина улыбнулась. - Улицы, железные дороги, мосты, туннели, жилые дома, магазины... и это только в Солотоле.
     - Я увлекся.
     - Вы хотели, чтобы на вас обратили внимание?
     - Полагаю, это так.
     - Нам стало известно, что ваше утро началось с неприятностей, господин Стабериндо, - она уселась в кресле поудобнее, притянув колени к груди. - Я имею в виду происшествие, связанное с ливневым водостоком.
     - Совершенно верно. Мой автомобиль упал туда, причем с самого верха.
     - Вы не пострадали? - Голос ее казался сонным.
     - Серьезно - нет, я оставался...
     - Пожалуйста, не надо, - Она остановила его вялым взмахом руки. - Я не воспринимаю подробностей.
     - Полагаю, вашему шоферу не так повезло, - заметил мужчина.
     - Парень погиб. - Он наклонился к своему собеседнику, заглядывая ему в глаза. - Думаю, все это организовали вы.
     - Да. - Голос женщины плыл, словно наркотический дым, - И в самом деле, мы.
     - Подобная откровенность достойна восхищения, не правда ли?- Мужчина бросил нежный взгляд в ее сторону. - Конечно, моя приятельница шутит. Мы никогда не совершили бы столь ужасного поступка. Но... готовы оказать помощь в поисках настоящих преступников.
     - Неужели?
     Мужчина кивнул, улыбаясь.
     - Кто вы собственно такой, господин Стабериндо?
     - Я же сказал, турист. - Он взял в руки курильницу и поводил носом. - Мне давно хотелось побывать в Солотоле, а тут еще привалило немного деньжат... Люблю, знаете ли, пошиковать, когда представляется такая возможность.
     - Как вы получили контроль над "Авангардом"?
     - Прямые вопросы невежливы, не так ли?
     - Это так. - Мужчина улыбнулся. - Прошу прощения. Хотите, я угадаю, чем вы занимались до того, как стали... э-э... светским человеком?
     Он пожал плечами.
     - Если хотите...
     - Компьютеры.
     - Без комментариев, - ответил он, стараясь не встречаться взглядом с собеседником.
     - Итак, - заключил мужчина, - у "Авангарда" теперь новое руководство?
     - Чертовски верно. Лучшее прежнего.
     - Да, мне что-то подобное говорили... Мужчина подался вперед и потер руки.
     - Господин Стабериндо, не хочу совать нос в ваши коммерческие операции и выпытывать дальнейшие планы, но хотелось бы иметь общее представление о том, что будет с "Авангардом" - так, из любопытства...
     - На этот вопрос легко ответить. Новая концепция маркетинга! "Авангард" представлял собой некое благотворительное общество, рассчитывающее исключительно на новые технологические штуковины, которые помогут ему восстановить status quo каждый раз, когда он окажется в хвосте. Но отныне и впредь он будет драться, как другие серьезные парни, и поддерживать победителей.
     Мужчина ободряюще кивнул.
     -... Вот что бывает, когда предоставляешь управление машине. Теперь машины делают только то, что я им велю!
     Он рассмеялся, но не слишком резко - чтобы не переиграть.
     Мужчина широко улыбнулся.
     - Машине - свое место, так?
     - Да, - энергично кивнул он.
     - Хм. Господин Стабериндо, вам знакомо имя - Цолдрин Бейчей?
     - Разумеется. О нем ведь всем известно, так? Мужчина поднял бровь.
     - И, на ваш взгляд...
     - Полагаю, он мог бы быть великим политиком.
     - Большинство утверждает, что он был великим политиком, - подала реплику женщина из глубины кресла.
     Он покачал головой, внимательно изучая курильницу.
     - Бейчей сражался не на той стороне, что достойно сожаления... Великий человек должен быть в стане победителей - отчасти в этом и состоит величие: знать, где находиться. Он не знал. Впрочем, как и мой старик...
     - Ваш отец, господин Стабериндо?
     - Да, они с Бейчеем... ну, это длинная история.
     - У нас есть время для нее, - небрежно обронил мужчина.
     - Нет. - Покачав головой, он решительно поднялся с кресла, поставил на шкафчик бокал и курильницу и поднял с пола шлем. - Спасибо за приглашение, но мне хотелось бы вернуться в отель. Устал - меня слегка помяло в том автомобиле, понимаете?
     - Да. - Мужчина тоже встал. - Искренне сочувствуем вам.
     - Спасибо.
     - Наверное, мы можем предложить нечто вроде компенсации...
     - Например?
     - Не хотите ли встретиться с Бейчеем? Он спокойно посмотрел на собеседника.
     - Даже не знаю, следует ли мне... Он здесь? - и указал на дверь, откуда доносился неясный шум вечеринки.
     Женщина хихикнула, ее приятель улыбнулся.
     - Его здесь нет. Но он в городе. Знаете, крайне интересный малый, и больше не выступает "не на той" стороне. Занимается наукой.
     Он пожал плечами.
     - Может быть... Подумаю. Знаете, после утреннего происшествия у меня возникло желание вообще уехать из Солотола.
     - Не решайте столь скоропалительно, господин Стабериндо. Вы можете сделать много хорошего для всех нас, если поговорите с Бейчеем. Кто знает, не станет ли он великим благодаря вам. Да... Позвольте проводить вас?
     Они направились к двери. Моллен посторонился.
     - Это Моллен. Поздоровайся. Седоволосый мужчина коснулся коробочки у себя на боку.
     - Здравствуйте, - донеслось оттуда.
     - Он не может говорить?
     - Да, - подтвердила женщина, - но мы прочистили ему горло и вернули язык. - Она хихикнула.
     - Мы встречались сегодня.

***

     Вечеринка продолжалась. Он едва не сбил с ног женщину, глаза которой кокетливо улыбнулись ему с затылка. Гости придумали новое развлечение - обмениваться конечностями - и теперь разгуливали на трех, а то и четырех ногах, жестикулируя несколькими руками. Изрядно накачавшаяся девица то и дело поднимала юбку, демонстрируя полный набор мужских гениталий. Интересно, как они потом разберутся, что кому принадлежит?
     Обратно его отвез уже другой шофер. Откинувшись на сиденье, он предался воспоминаниям. Почему-то эпизоды недавней вечеринки чередовались с картинами военных действий. Дым наркотиков, плывущий над толпой, - и пороховой дым над окопами. Нарядно одетые люди - и облепленные грязью солдаты, понуро бредущие под проливным дождем. Груди на ягодицах - и лицо юноши, которому снаряд только что оторвал ногу... Надо же, он все еще обладал способностью презирать! Машина тихо двигалась по пустым улицам.

Глава VI

     Однажды - это было между тем эпизодом в его жизни, когда он провел Избранного через Бленды, и окончанием операции, в результате которой оказался в затопленной кальдере, ползая на брюхе в грязи и вырисовывая таким образом знаки - так вот однажды у него возникло желание взять отпуск. Какое-то время он даже подумывал вообще заняться чем-нибудь другим и не работать больше на Культуру. Ему всегда казалось, что идеальный человек должен быть либо солдатом, либо поэтом; большую часть своей жизни посвятив искусству убивать, он твердо решил остаток дней отдать поэзии.
     Он жил в маленькой деревне, в маленькой сельской стране на маленькой неразвитой и поэтому неторопливой планете, выбрав в качестве жилья хижину в лесу у подножия гор.
     Стояло лето, на обочинах троп и по берегам рек росли в изобилии не имевшие названий яркие цветы; высокие деревья гнулись под порывами теплого летнего ветра, их листья трепетали словно флажки. Вода стекала с вересковых пустошей, холмов, извилистыми ручьями сбегала по грудам камней, такая Же чистая и прозрачная, как воздух в горах.
     Он вставал рано утром и уходил на долгие прогулки, забирался на скалы, бегал, восторженно вопя и смеясь без причины, - просто от ощущения простора и свободы - под короткими тенями проносившихся в вышине облаков. И всегда брал с собой записную книжку, где отмечал все, что представляло для него интерес: прикосновение травинок к его коже, то, как вели себя звери и птицы, постоянно менявшийся цвет неба и гор.
     У него были две тетради, в одной из них он вел дневник; каждый вечер, возвращаясь в одну из комнат хижины, принадлежавшей пожилой паре, - словно составлял докладную для какой-то высшей власти. Другая тетрадь предназначалась для записей, которые он делал более тщательно, вычеркивая некоторые слова, пока не получалось, с его точки зрения, нечто похожее на стихотворение. Именно так, ему казалось, и должна создаваться поэзия.
     Он привез с собой несколько поэтических сборников, и когда выдавалась сырая погода, что случалось крайне редко, оставался в хижине и читал их. Обычно это нагоняло на него сон. У него были также книги о поэтах и поэзии, но они приводили его в еще большее замешательство. Перечитывая абзац за абзацем, он старался удержать в памяти каждое слово, и в конце концов признавался себе, что ничего не понимает.
     Раз в неделю он ходил в деревенскую таверну и там играл с местными жителями, фермерами и пастухами в кегли или кости. В такие дни его тетради оставались нетронутыми. Стараясь поддержать хорошую форму, залезал на деревья; заставлял себя ходить, балансируя, по жердям через глубокие овраги; перебирался через реки, прыгая с камня на камень. Одним из любимых занятий было гонятся за зверями по вересковым пустошам, зная, что никогда не сможет их догнать.
     Он избегал общения с людьми, да и встречались они ему во время прогулок крайне редко - за исключением одного мужчины, который запускал воздушных змеев. Если он видел издали шедшую по той же дороге знакомую сухощавую фигуру или замечал в небе над тем холмом, куда он направлялся, красный прямоугольник, трепетавший на ветру, сразу же менял маршрут. Это стало своего рода традицией. Однажды он сидел на холме и увидел рабыню, бегущую через поле. Надсмотрщик догнал ее у самой реки. Сверху было хорошо видно, как поднимается и опускается кнут над ее спиной, но криков он не слышал - ветер дул в другую сторону. Затем надсмотрщик слез с лошади и склонился над бесчувственным телом... что-то сверкнуло. Он ускакал, а позже пришли стреноженные рабы и унесли женщину.
     Вечером, после ужина, когда хозяйка пошла спать, а они с хозяином остались одни, он рассказал старику об увиденном. Тот медленно кивнул, жуя какой-то корень, и сплюнул сок в огонь, потом сказал, что этот надсмотрщик известен своей жестокостью: отрезает языки у рабов, которые пытаются убежать, а затем вешает их вялиться над входом в загон. Они выпили по кружке какого-то пьянящего местного напитка, затем старик рассказал ему сказку.
     Шел однажды человек по дикому лесу и увидел на поляне прекрасные цветы. Он приблизился к ним, привлеченный необычно-сладким ароматом, и увидел среди них спящую девушку. Он присел рядом с красавицей, и та проснулась. Их беседа продолжалась недолго; пьянящий аромат, нежный напевный голос, невинный взгляд околдовали его, последовал страстный поце