есть. Тебе решать. Черт знает, что за страшную смесь я в  себе  ношу,  но  я
подумала, что тебе нужно об этом знать. Потому что  ты  мне  нравишься  и...
потому что... я не знаю... потому что настало время, чтобы я сменила  что-то
на кого-то. - Она тряхнула головой, и в ее голосе  зазвучали  растерянность,
мольба о прощении и смирение - все одновременно. -  Или,  возможно,  потому,
что мне хотелось сделать что-то, что нравится мне самой, как обычно. Ох...
   Он протянул ей навстречу руки и подошел поближе.  Она  вдруг  кинулась  к
нему и крепко обняла. Скафандры  делали  объятие  затруднительным,  и  Хорзе
пришлось изогнуть спину, но он прижал ее к себе и нежно начал баюкать взад и
вперед.
   - Он будет только на четверть из Культуры, Хорза, если ты  этого  хочешь.
Мне жаль, что я перекладываю решение на тебя. Но если ты не хочешь ничего об
этом знать, то я еще раз подумаю и приму свое  решение.  Он  все  еще  часть
меня, поэтому  я,  возможно,  вообще  не  имела  права  спрашивать  тебя.  Я
действительно не хотела... - Она тяжело вздохнула. -  О  Боже,  я  не  знаю,
Хорза, я просто не знаю.
   - Йелсон... - Он подумал, что хотел сказать. - Мне совершенно  наплевать,
что  твоя  мать  из  Культуры.  Мне  наплевать,  почему  случилось  то,  что
случилось. Если ты хочешь взять это на себя, я рад. И если это  скрещивание,
мне тоже наплевать. - Он немного отодвинул ее от себя и посмотрел в  темноте
на ее лицо. - Я чувствую себя польщенным  и  благодарен  тебе.  Это  хорошая
идея. И, как сказала бы ты: к черту, что с того?
   Он рассмеялся, и она засмеялась вместе с ним, и они крепко  обнялись.  Он
почувствовал  в  своих  глазах  слезы,  хотя  смеялся-то  прежде  всего  над
абсурдностью ситуации. Лицо Йелсон лежало на  твердом  плече  его  скафандра
рядом с лазерным ожогом. Ее тело немного дрожало.
   Позади них на станции легко зашевелился умирающий. Его стоны без  всякого
эха упали в холод и тьму.
   Он еще немного подержал ее в  объятиях.  Потом  она  отодвинулась,  чтобы
посмотреть ему в глаза.
   - Остальным не говори.
   - Конечно, если ты не хочешь.
   - Спасибо, - сказала она. В тусклом  свете  фонаря  скафандра  засветился
пушок на ее лице и волосы на голове, как туманная атмосфера вокруг  планеты,
на которую смотришь из космоса. Он еще раз притянул ее к себе, не зная,  что
сказать. Отчасти, конечно,  от  неожиданности...  плюс  факт,  что  то,  что
существовало между ними, после ее саморазоблачения стало  настолько  важным,
что он боялся  сказать  что-нибудь  не  то,  сделать  ошибку.  Он  не  может
допустить, чтобы ситуация приняла слишком большое значение, пока  не  может.
Это было, возможно, величайшим комплиментом, какой ему когда-либо делали, но
именно его ценность и пугала его, сбивала с толку. У него было чувство,  что
какое бы продолжение его имени или клана эта женщина ему ни  предлагала,  он
пока не должен возлагать на это надежд. Призрак  возможного  наследства  был
все еще слишком слаб и где-то даже  слишком  беспомощен,  чтобы  тягаться  с
постоянной морозной полночью этого туннеля.
   - Спасибо, Йелсон. Давай сначала доведем до конца это дело, а  тогда  нам
будет легче принять решение. Но даже если ты потом изменишь свое мнение, все
равно спасибо.
   Это было все, что он мог сказать.
   Они вернулись назад в темную  пещеру  станции.  Робот  как  раз  закрывал
легкой пленкой недвижное тело Нейсина.
   - А, это вы, - сказал он. - Я не видел смысла звать  вас.  -  Он  понизил
голос. - Все равно вы ничего не смогли бы сделать.
   - Доволен? - спросил Оборотня Эвигер, когда  они  положили  тело  Нейсина
рядом с Доролоу. Они стояли рядом с посадочным мостиком,  где  Йелсон  снова
стояла на посту возле лежащего без сознания идиранина.
   - Мне очень жаль Нейсина и Доролоу, - ответил старику Хорза.  -  Мне  они
тоже нравились; я  могу  понять,  что  это  мучает  и  тебя.  Ты  не  обязан
оставаться с нами; если  хочешь,  возвращайся  на  поверхность.  Там  сейчас
безопасно. Весь отряд устранен.
   - Ты устранил и большинство из нас, - горько заявил Эвигер. - Ты ничем не
лучше Крайклина.
   - Заткнись, Эвигер! - сказала сверху Йелсон. - Ты пока жив.
   - А тебе было не так уж плохо, не правда  ли,  юная  дама?  -  сказал  ей
Эвигер. - Тебе и твоему другу. Йелсон мгновение помолчала.
   - Ты мужественнее, чем я думала, Эвигер. Только не забывай,  что  мне  не
помешает, что ты старше  и  меньше  меня.  Если  хочешь  получить  пинка  по
яйцам... -  она  кивнула  и  надула  губы,  не  сводя  глаз  с  вялого  тела
идиранского офицера, - то я охотно позабочусь об этом, старик.
   Мимо прошла Бальведа, подхватила старика под руку и хотела увести.
   - Эвигер, - сказала она, - я хочу рассказать тебе, как однажды...
   Но Эвигер оттолкнул ее и пошел прочь один. Напротив вагона с реактором он
сел спиной к стене.
   Хорза посмотрел на него через перрон.
   - Неплохо бы ему обратить внимание на измеритель радиации,  -  сказал  он
Йелсон. - Возле реактора довольно горячо.
   Йелсон грызла вторую плитку рациона.
   - Пусть этот старый мерзавец немного поджарится, - ответила она.
   Ксоксарл просыпался. Йелсон наблюдала, как к нему возвращается сознание.
   - Ты не хочешь сказать этому большому  чудовищу,  чтобы  он  спустился  с
рампы, Хорза? - крикнула она.
   Ксоксарл посмотрел вниз на Хорзу и с трудом поднялся на ноги.
   - Не трудись, - сказал он на марайне. -  Я  умею  лаять  на  этом  жалком
заменителе языка не хуже тебя. - Он  повернулся  к  Йелсон.  -  После  тебя,
мужчина!
   - Я женщина, - проворчала Йелсон и показала ружьем вниз. - Давай,  давай,
пошевеливай своей тройной задницей!
   Антиграв скафандра Хорзы отремонтировать было невозможно. Юнаха-Клосп  не
мог нести Ксоксарла. Значит, им придется идти. Эвигер мог лететь, Вабслин  и
Йелсон тоже, но Бальведе и Хорзе ничего не оставалось,  кроме  как  меняться
местом на поддоне, а Ксоксарлу предстоял пеший  марш  больше  двадцати  семи
километров к станции "семь".
   Они оставили тела погибших у двери в транзитную шахту,  откуда  их  потом
можно будет забрать. Хорза бросил бесполезный оплавленный кусок, который был
когда-то дистанционно управляемым роботом мозга,  на  пол  и  расплавил  его
лазером.
   - Тебе от этого полегчало? - спросил Эвигер. Хорза посмотрел на  старика,
который парил в своем скафандре, готовый  полететь  вслед  за  остальными  в
туннель.
   - Хочу тебе кое-что  сказать,  Эвигер.  Если  хочешь  сделать  что-нибудь
полезное, взлети-ка на эту посадочную рампу и сделай несколько  выстрелов  в
голову  вон  тому  товарищу  Ксоксарла,  чтобы  мы  были  уверены,  что   он
действительно мертв.
   - Слушаюсь, капитан, - шутливо отсалютовал Эвигер и двинулся по воздуху к
рампе, где лежал труп идиранина.
   - О'кей, - сказал Хорза остальным. - Идем!
   Когда они добрались до отверстия пешеходного туннеля, Эвигер  приземлился
на среднем уровне посадочной площадки.
   Бронированный скафандр идиранина был покрыт ожогами  и  дырами.  Существо
потеряло руку и ногу, все вокруг было покрыто черной высохшей кровью. Голова
идиранина с одной стороны обуглилась, и там, где ее  пинал  Эвигер,  кератин
был разорван прямо под левой глазницей. Неподвижный открытый  глаз  мертвеца
смотрел на него. Он слабо сидел  в  своем  костистом  полушарии  и  из  него
вытекало что-то вроде гноя. Эвигер направил ружье в голову и  установил  его
на одиночные выстрелы. Первый луч снес поврежденный глаз, второй пробил дыру
в лице под тем, что могло быть носом существа. Из дыры хлынул поток  зеленой
жидкости и попал на грудь  скафандра  Эвигера.  Он  полил  на  это  свинство
немного воды из фляжки и дал ей стечь.
   - Грязь, - пробормотал он про себя и  повесил  ружье  на  плечо,  -  все,
все... грязь.
   Они не прошли по туннелю и пятидесяти метров - Эвигер как раз появился  в
отверстии и полетел вслед за ними, - когда Вабслин вскрикнул:
   - Посмотрите!
   Они остановились и посмотрели на экран индикатора массы.
   Почти в центре толстой зеленой линии было серое пятно,  след  реактора  в
поезде позади них, который обманул своим атомным костром их индикатор.
   На самом краю экрана, точно прямо и более чем в двадцати шести километрах
от них можно было видеть другое эхо. Это было не серое пятно,  не  фальшивый
след. Там на экране горела жесткая, яркая, как звезда, световая точка.

ЧАСТЬ XII
КОМАНДНАЯ СИСТЕМА: МАШИНЫ

   - ...небо, как колотый лед, режущий до мозга костей. Большую часть дороги
было слишком холодно для снегопада, но однажды одиннадцать дней и  ночей  по
ледяному полю, которым мы шли, дул снежный  ураган,  воющий,  как  зверь,  и
кусающий, как сталь.  По  твердой,  замерзшей  земле  единым  потоком  текли
ледяные кристаллы. Нельзя было ни  смотреть,  ни  дышать,  ни  держаться  на
ногах. Мы  вырыли  нору,  низкую  и  холодную,  и  лежали  в  ней,  пока  не
прояснилось.
   Мы маршировали - израненная, отбившаяся толпа. Некоторых мы потеряли, так
как у них замерзла кровь. Один просто исчез, ночью, во время  снежной  бури.
Некоторые умерли от ран. Мы теряли их одного за другим,  наших  товарищей  и
наших слуг. Каждый из них предлагал нам использовать их  тела  с  наибольшей
пользой, как только они умрут. У нас было так мало пищи; мы все  знали,  что
это могло означать, и все были к  этому  готовы.  Называй  это  великой  или
благородной жертвой.
   Если на этом воздухе заплакать, слезы на морозе замерзают с хрустом,  как
от разбивающегося сердца.
   Горы. Перевалы, к которым мы поднимались; голодные, в  таком  разреженном
горьком воздухе. Снег был белым порошком, сухим,  как  пыль.  Вдохнешь  его,
промерзаешь   насквозь;   снежные   облака   с    потрескавшихся    склонов,
расступающиеся под ногами, обжигающие горло, как впрыснутая кислота. Я видел
радугу в хрустальных шлейфах льда и снега, которые мы производили при  своем
продвижении вперед, и постепенно начинал ненавидеть эти цвета, эту  морозную
сухость, разреженный высотный воздух и темно-синее небо.
   Мы пересекли три ледника. Двое наших  товарищей  сорвались  в  трещины  и
падали до тех пор, пока мы уже не могли их ни видеть,  ни  слышать;  глубже,
чем доносится эхо.
   В глубине горного кольца мы попали в  болото;  оно  лежало  в  котловине,
подобно могиле всех наших  надежд.  Мы  были  слишком  медлительны,  слишком
парализованы, чтобы спасти нашего кверла, который вошел в него и утонул.  Мы
думали, этого не может быть, в таком-то климате, таком холодном, несмотря на
слабый солнечный свет. Мы думали, болото должно было замерзнуть, и увиденное
нам только показалось, и вот сейчас наш взор прояснится, и кверл вернется  к
нам, вовсе не утонувший в этой темной каше.
   Это было нефтяное болото, мы слишком поздно это поняли; уже  после  того,
как смоляные глубины взяли с нас дань. На следующий день,  когда  мы  искали
путь на другую сторону, температура еще понизилась. Застыла даже эта топь, и
мы быстро ее  перешли.  Среди  окружавшей  нас  чистой  воды  мы  постепенно
начинали страдать от жажды. У нас не было почти  ничего,  кроме  собственных
тел, чтобы растопить снег, а когда мы до одурения ели эту белую пыль,  холод
парализовывал  наши  тела,  замедлял  речь  и  продвижение  вперед.  Но   мы
маршировали  дальше,  хотя  холод  высасывал   нас   независимо   от   того,
бодрствовали мы или пытались спать, и жесткое солнце  слепило  нас  в  полях
сверкающей белизны и наполняло наши глаза болью. Ветер обжигал, снега хотели
поглотить, горы, как черное стекло, преграждали путь, а  ясными  ночами  над
нами насмехались звезды. Но мы шли вперед.
   Почти две тысячи километров, малыш, с тем мизером провианта,  который  мы
смогли взять из обломков, с тем жалким снаряжением, которое "зверь" - барьер
не превратил в металлолом, и с нашей собственной решимостью. Нас было  сорок
четыре, когда мы покинули крейсер, двадцать семь, когда начали  путь  сквозь
снега  -  восемь  идиран  и  девятнадцать  из  народа  меджелей.   Закончили
путешествие двое из нас и шестеро наших слуг.
   Тебя удивляет, что мы напали на первое же место, где были свет  и  тепло?
Удивляет, что мы просто брали не спрашивая? Мы видели смерть храбрых  воинов
и верных слуг, они исчезали один за другим,  как  будто  их  глотал  ледяной
ветер. Мы смотрели в безоблачное и безжалостное небо мертвой и чужой планеты
и спрашивали себя, кто кого будет есть,  когда  наступит  утро.  Сначала  мы
подшучивали над этим, но потом, когда прошагали тридцать дней и  большинство
из нас нашли свой конец в ледовых трещинах, в горных  ущельях  или  в  наших
желудках, нам это уже не казалось таким смешным. Я думаю, среди последних  -
они, возможно, уже считали, что мы заблудились - некоторые умирали просто от
отчаяния.
   Мы убили наших друзей-людей, этих Оборотней. Одного я  убил  собственными
руками. Другой, спящий, пал жертвой одного из меджелей. Тот, что  в  комнате
управления, храбро дрался,  а  когда  понял,  что  пропал,  разрушил  многие
приборы. Я отсалютовал ему. Там был еще один, который начал  обороняться,  в
комнате, где они хранили вещи. Он тоже храбро пал. Ты не  должен  слишком  о
них печалиться. Я встану перед своими командирами с правдой  в  глазах  и  в
сердце. Они не осудят меня, а наградят, если  мне  доведется  их  когда-либо
увидеть.
   Хорза шел за идиранином по туннелю, пока Йелсон отдыхала от охраны  этого
большого трехногого. Оборотень приказал Ксоксарлу рассказать, что  произошло
с группой, которая достигла планеты внутри "зверя"  чай-хиртси,  и  идиранин
ответил ему этим эпосом.
   - Спящая, - сказал Хорза.
   -  Что,  человек?  -  загрохотал  в  туннеле  голос  Ксоксарла.   Он   не
оборачивался при разговоре; в чистом воздухе пешеходного туннеля, ведущего к
станции "семь", его могучий  бас  был  без  труда  слышен  даже  Вабслину  и
Эвигеру, образующим прикрытие маленькой пестрой группы.
   - Вы снова ошиблись, - устало сказал Хорза в затылок идиранину. - Во  сне
была убита женщина.
   - Ну, о ней позаботился меджель. Мы сложили всех в коридоре.  Кое-что  из
их пищи оказалось съедобным. И божественным на вкус.
   - Давно это было? - спросил Хорза.
   - Дней восемь назад, по-моему. Здесь внизу трудно следить за временем. Мы
сразу  же  попытались  изготовить  датчик  аномалий  массы,  потому  что  он
представлял для нас огромную ценность, но не добились  успеха.  У  нас  было
только то, что осталось неповрежденным  на  базе  Оборотней.  Большая  часть
нашего снаряжения была разрушена "зверем" - барьером,  многое  мы  вынуждены
были бросить, когда начали марш от чай-хиртси, или дорогой,  когда  один  за
другим умирали.
   - Вы наверняка сочли большой удачей, что так легко нашли  мозг.  -  Хорза
держал ружье направленным на шею большого идиранина и непрерывно наблюдал за
ним. Пусть Ксоксарл ранен - Хорза знал об этом виде достаточно, чтобы понять
по походке командира отделения, что тот страдает от боли, -  но  опасным  он
был по-прежнему. Хорзу вовсе не угнетало, что он говорил; это убивало время.
   - Мы знали, что мозг поврежден. Когда мы нашли его на станции "шесть", он
не двигался и ничем не показал, заметил ли нас, и мы предположили,  что  это
из-за повреждения. Мы уже знали, что ты идешь; еще день  назад.  Мы  приняли
свою удачу, не ломая голову, и начали подготовку к побегу. Ты остановил  нас
в последнюю минуту. Еще несколько часов - и этот поезд уехал бы.
   - Куда вероятнее, что вы превратили  бы  себя  в  радиоактивную  пыль,  -
поправил идиранина Хорза.
   - Думай, что угодно, карлик. Я знал, что делал.
   - Еще бы, - скептически сказал Хорза. - Почему вы забрали  все  оружие  и
оставили меджеля на поверхности безоружным?
   - Мы собирались оставить в живых одного из Оборотней и допросить его,  но
не получилось. Разумеется, по нашей  вине.  Удайся  нам  это,  мы  могли  бы
удостовериться, что здесь внизу действительно никого нет. Мы ведь так  долго
добирались. Мы взяли с собой вниз все оружие и слуге на поверхности оставили
только коммуникатор, чтобы...
   - Коммуникатора мы не нашли, - перебил его Хорза.
   - Хорошо. Он должен был его прятать, когда не использовал для  сообщений.
Мы сделали это, чтобы хоть немного той огневой мощи,  которая  у  нас  была,
иметь там, где она могла потребоваться больше всего. Как только мы выяснили,
что находимся здесь  одни,  мы  отправили  одного  из  слуг  с  оружием  для
постового наверху. К несчастью, он, судя по всему, вышел  туда  сразу  после
вашего появления.
   - Будьте спокойны, - сказал Хорза, - он хорошо делал свое дело.  Чуть  не
отстрелил мне голову.
   Ксоксарл засмеялся, и Хорза немного вздрогнул при этом звуке. Он  был  не
только громким, он был так ужасен, как никогда не бывал смех Ксоралундры.
   - Тогда его рабская душа упокоилась, - загрохотал  Ксоксарл.  -  Большего
его род требовать не может.
   Хорза отказывался от отдыха, пока они  не  преодолели  половину  пути  до
станции "семь".
   Они устроили привал в пешеходном туннеле. Идиранин был дальше всех  внизу
туннеля. Хорза опустился напротив него метрах в  шести  с  ружьем  наготове.
Йелсон села рядом с ним.
   - Хорза, - сказала она,  оглядев  его  скафандр,  а  потом  свой,  -  мне
кажется, мы могли бы использовать антиграв моего скафандра; он ведь съемный.
Мы могли бы укрепить его на твоем скафандре.  Пусть  немного  некрасиво,  но
работать будет. - Она заглянула ему в лицо, и он ненадолго отвел  взгляд  от
Ксоксарла.
   - Я еще справляюсь, - сказал он. - Антиграв пока  оставь.  -  Он  ласково
толкнул ее свободной рукой и понизил голос. - Ведь в тебе же сейчас  немного
больше веса. - Йелсон так пихнула его локтем, что он немного  прокатился  по
полу туннеля и, притворно сморщившись от боли, потер бок. - Ой-ой-ой!
   - Лучше бы я тебе не рассказывала, - заявила Йелсон.
   - Бальведа? - вдруг спросил Ксоксарл.  Он  повернул  свое  большое  тело,
посмотрел мимо Хорзы и Йелсон, через  поддон  и  робота  Юнаху-Клоспа,  мимо
Вабслина, рассматривающего датчик массы, и Эвигера вверх по туннелю,  на  то
место, где к стене привалилась, закрыв глаза, агент Культуры.
   - Да, командир отделения? - Бальведа открыла спокойные глаза и посмотрела
на идиранина.
   - Оборотень говорит, ты  из  Культуры.  Такую  роль  он  отвел  тебе.  Он
пытается убедить меня, что ты шпионка. - Ксоксарл  склонил  голову  набок  и
всмотрелся в темную  трубу  туннеля.  -  Ты  кажешься  мне  пленницей  этого
мужчины. Ты подтверждаешь то, что он говорит?
   Бальведа медленно, почти нагло перевела взгляд с Хорзы на идиранина.
   - То, что он говорит, к сожалению, правда, командир отделения.
   Идиранин поводил головой из стороны в сторону, прищурил глаза и загремел:
   - Очень странно. Не могу представить, зачем вам всем обманывать меня  или
почему этот мужчина имеет над вами такую власть. Но та история, что  он  мне
рассказал, кажется весьма маловероятной.  Если  он  действительно  на  нашей
стороне, тогда я действовал во вред правому делу и даже помог твоей стороне,
женщина, если ты то, что утверждаешь. Очень странно.
   - Подумайте над этим еще, - посоветовала ему Бальведа,  закрыла  глаза  и
опять привалилась головой к стене туннеля.
   - Хорза стоит на своей собственной стороне и ни на чьей другой, -  сказал
Эвигер из верхнего конца туннеля. Он говорил идиранину,  но  в  конце  фразы
посмотрел на Хорзу. Потом опустил голову и выскреб из стоящего рядом котелка
последние крошки.
   - Это типично для вашего вида, - ответил старику Ксоксарл. Тот не  поднял
взгляда. - Такими вас создали. За то короткое время,  что  вам  отмерено  во
Вселенной,  вы  стремитесь  проложить  путь  по  спинам  своих  ближних,  вы
размножаетесь, когда только можете, чтобы пережить  сильнейших  и  истребить
слабейших. Я вовсе не упрекаю вас,  это  все  равно  что  пытаться  обратить
неразумного плотоядного в вегетарианца. У вас каждый  на  своей  собственной
стороне. У нас все иначе.  -  Ксоксарл  посмотр