олетали по сторонам, и Кэйб даже почувствовал, что невольно сжался. Что-то задело о борт, и, оглянувшись назад, он увидел, как несколько срезанных веток, кружась, упали в сонный ручей. А самолет теперь летел прямо под крону огромного блимпового дерева, намереваясь проскочить между высоко торчащим сплетением гигантских коричневых корней, образующих темно-коричневые узлы.
     - А что сейчас сказал бы пурист? - усмехнулся Циллер.
     - Тю-тю. - И, сделав неуловимый маневр, Фели посадила самолет на корни. - Вот он, наш мальчик. - Она задрала голову и указала на темный черно-зеленый баллон, почти закрывший утреннее небо над их головами.
     Блимповое дерево возвышалось над ними как пятнадцатиметровая башня, отбрасывая на все глубокую тень. Кора у него была грубой, словно пронизанной тысячью вен, но в то же время производила впечатление тонкой, подобной бумаге, пленки. Кэйб подумал, что дерево очень напоминает грозовую тучу.
     - Но как они-то попадут в этот лес? - удивился Циллер.
     - Вот вы о чем. - Фели выпрыгнула из кабины, устроилась на широком корне и снова занялась своим снаряжением, хитро поглядывая на них в полутьме. - Большая часть прибудет подземкой, - пояснила она, щурясь на золотистый свет, проникавший сквозь листву. - Некоторые другие - мощным напором. - Тут женщина нахмурилась, глядя на блимпер, который вдруг как-то напрягся. Кэйбу даже показалось, что он слышит странные звуки, идущие из-под земли. - А некоторые тоже самолетом. А теперь извините, мне пора.
     Она вытащила из ранца пару длинных перчаток и не спеша надела их. Их пальцы заканчивались изогнутыми черными когтями длиною в палец. Фели залезла на сук, и крылья заполоскались за ее спиной. Дерево закряхтело и выпустило газ, стало душно.
     - Остальные могут приехать на машинах, велосипедах, лодках и погулять. Конечно, настоящие пуристы, наркоманы неба, живут не здесь, а в лачугах или под тентами, живут охотой или собирают дикие фрукты и овощи. Они путешествуют повсюду пешком или на крыльях, и вы никогда не увидите их в городе. Они живут ради полетов, и для них это ритуал и... как это вы называете? Сакральное, почти религия. Они ненавидят таких, как я, потому что мы сделали полеты развлечением, забавой. Большинство из них даже не разговаривают с нами. Правда, они и между собой-то редко разговаривают, и, я думаю, некоторые уже вообще потеряли дар речи - у-у-у!!! - Фели собралась с духом и ринулась в воздух как огромный черный пузырь, выпущенный из коричневого рта.
     И тут же поднялся настоящий шквал зеленых листьев шириной метров в восемь. Фели плыла в их потоке, ныряя и переворачиваясь, то появляясь, то исчезая за густой зеленой занавесью из листьев. И все больше их срывалось с дерева и уносилось вверх. Фели пинала их ногами, сбивала в кучи, а дерево все выпускало в небо новые и новые листья.
     Дерево оголилось, и вокруг посветлело. Затем и само дерево с тяжким вздохом взмыло вверх.
     - Ха-ха! - кричала им сверху Фели.
     - Отправимся за ней? - склонился к Кэйбу Циллер.
     - Почему бы и нет?
     - На машине? - уточнил Циллер.
     - Хаб здесь, господин Циллер, - раздался голос из подголовников.
     - Поднимите судно. Мы хотим сопровождать мисс Витрув.
     - Разумеется.
     Самолет поднялся прямо с места, быстро и спокойно, и пошел вверх до тех пор, пока не завис на уровне черноволосой женщины, которая продолжала вертеться в клубах листьев. Кэйб посмотрел за борт. Они были уже метрах в шестидесяти над землей на приличной скорости и продолжали набирать высоту. Поглядев вниз, он увидел, как в воздух поднимаются последние опавшие листья блимпера.
     Фели широко улыбалась, и листья хлопали и вертелись в ревущем ветре.
     - Как вы там? - спросила она, смеясь. Волосы обвивали ее лицо, и она встряхивала головой, пытаясь от них освободиться.
     - Думаю, что в порядке, - прокричал Циллер. - А вы?
     - Лучше не бывает!
     - Так вернемся к вопросу о жульничестве, - предложил Циллер.
     - Ну давайте, - снова засмеялась она.
     - Все это место - жульничество.
     - Как так? - Она рискнула согнуть руку и перчаткой с когтями убрать с лица волосы, попадавшие в рот и мешавшие говорить. Кэйб сразу занервничал. Если бы он был ее возлюбленным, то наверняка разорвал бы в этот момент платок или сделал бы еще что-нибудь.
     - Вы смотритесь, как планета! - прокричал Циллер. - А ведь это не так!
     Кэйб же не участвовал в разговоре и продолжал смотреть на восходящее солнце. Теперь оно стало ярко-красным. Рассвет на Орбите, равно как и закат, длился гораздо дольше обыкновенного. Сначала светлело небо над головой, затем поднимающееся солнце, казалось, медлило и лишь спустя долгие минуты появлялся его краешек над дымчатой линией горизонта в дрожащем киноварью ореоле и начинал скользить вдоль нее, светя еще неверно и зыбко. Лишь постепенно оно выходило целиком и позволяло начаться дню. Кэйб всегда думал, что именно восходы и закаты и придают дням наибольшую красоту и завершенность.
     - Так как? - Фели справилась со своей задачей.
     - Ладно, незачем сейчас заниматься этими глупостями, - вдруг решил Циллер. - Просто плывите! Да не забудьте о безопасности! Не будет ли так меньше обмана?
     - Вопрос не в этом! Вопрос в том, не будет ли в этом меньше забавы?
     - И что, будет?
     - Абсолютно, черт возьми! - И волосы Фели, поднятые ветром, вдруг взметнулись над ее головой как языки черного пламени.
     - Так вы думаете, что это только забава, когда здесь явно присутствует реальная опасность?
     - Нет, забавы больше, - крикнула она. - Некоторые люди эти полеты считают основным своим развлечением, но делают это только в... - Голос вдруг пропал, за ревом налетевшего порыва ветра.
     - В чем?
     - Во снах! Есть такие пуристы, которые зареклись делать что-либо в реальности!
     - И вы презираете их? - потребовал Циллер.
     Женщина, кажется, удивилась, но снова быстро сняла перчатку с левой руки - действие, еще более опасное, чем первое, - порылась в ранце и что-то прицепила к ноздре. Потом снова сунула руку в перчатку и раскинулась на воздушном потоке. Когда она опять заговорила, голос ее звучал нормально, и обоим, благодаря кольцу в ноздре Кэйба и какому-то хитрому устройству, используемому Циллером, казалось, что она сидит рядом с ними в кабине.
     - Вы сказали "презираете"?
     - Да.
     - Но с чего бы я стала презирать их?
     - Они с минимальным усилием и при полном отсутствии риска достигают того, чего достигаете и вы, но рискуя жизнью.
     - Это их выбор. Я тоже могла бы так делать, если бы захотела. И в любом случае, это все даже не совсем одно и то же. - Она восторженно оглядела простирающееся вокруг пространство.
     - А точно ли так?
     - Точно. Ведь человек знает, что это лишь грезы, а не реальность.
     - Во все можно поверить. Фели вздохнула и скривила губы:
     - Извините, но мне пора лететь дальше, и я предпочла бы теперь остаться одна. Не обижайтесь. - Женщина снова с риском сняла перчатку, вытащила крошечный компьютер и убрала его в ранец, а потом с заметным усилием опять надела свою когтистую конечность. Кэйб подумал, что она, наверное, замерзла. Они уже находились на высоте более чем в полкилометра над грядой, и воздух, обдувавший самолет, леденил обшивку самолета. Их подъем приостановился. Волосы Фели теперь не путались больше вокруг головы, а черным крылом осеняли ее слева. - Еще увидимся! - крикнула она и позволила себе отдаться воздушному потоку воздуха.
     Женщина плыла, раскинув руки и ноги, и блестящие когти перчаток отражали оранжево-желтый рассвет. Скоро Фели была уже далеко.
     Циллер и Кэйб еще долго смотрели ей вслед, приостановив самолет, и видели, как она радостно махала руками и ногами, как пластались широкие крылья, превращая фигуру то в огромный факел, то в дивную сине-зеленую птицу. А Кэйб еще долго слышал ее победные крики. Женщина летела прямо на рассвет, но потом, вероятно, передумала, резко развернулась и пропала из виду. Неподалеку от места, над которым они зависли, Кэйбу были видны и другие летуны - крошечные точки и кувыркающиеся в небе фигурки в плащах из листьев деревьев блимп. Скоро, сделав круг, Фели снова показалась и начала делать крутой разворот, чтобы пролететь прямо под ними. Самолет тоже стал медленно разворачиваться, чтобы не потерять ее из виду. Она проплыла метрах в двадцати под ними и сделала спираль, улыбаясь всем лицом; потом резко взмыла и снова начала пике, сложив крылья. И вдруг оба увидели, что она так и продолжает камнем падать вниз.
     - О! - вырвалось у Кэйба.
     "Неужели она умерла?" В голове у него уже начали складываться строки, которые он отправит в Службу новостей Хомомдана. Такие иллюстрированные письма Кэйб посылал туда каждые шесть дней уже около девяти лет и приобрел себе небольшой, но преданный кружок слушателей. Но никогда ни в одном своем репортаже он не описывал смерти от несчастного случая и сейчас никак не смог бы отказаться от этого.
     Но тут сине-зеленые крылья снова расправились, вспыхнув на солнце, и Фели поднялась вверх уже далеко от них, окончательно скрывшись из глаз.
     - А наш ангел не бессмертен? - спросил Циллер.
     - Нет. - Кэйб не знал, что такое ангел, но спросить у Циллера или Хаба постеснялся. - Она настоящая.
     Фели Витрув принадлежала к той части летунов, у которых не существовало записей мозга для того, чтобы в случае несчастного случая можно было воссоздать их. При одной только мысли об этом Кэйбу стало не по себе.
     - Они называют себя одноразовыми, - вспомнил он. Циллер помолчал.
     - Странные люди, которым нравятся эпитеты, напоминающие им об их смертности. Некоторые даже играют этим. - Желто-оранжевый свет весело мерцал на хромированных поверхностях самолета. - У челгрианцев есть каста, которая называется Невидимые.
     - Я знаю.
     - Как твои штудии?
     - Ничего. У меня было, правда, только четыре дня, поскольку пришлось закончить много собственных дел. Тем не менее, я начал.
     - Муторное дело ты на себя взвалил, Кэйб. Я бы даже принес свои извинения за это, если бы не считал их излишними, поскольку речь, так или иначе, идет обо мне и моей работе.
     - О, да, - смутился Кэйб и еще больше смешался от собственного смущения.
     - И все-таки чертовски странное развлечение, - добавил Циллер, кивая в сторону кружащихся в ясном небе пятен. - Он откинулся на сиденье и достал из кармана трубку. - Посидим еще немного, полюбуемся восходом?
     - Да, хорошо.
     Сверху им была видна расстилающаяся на километры долина Фреттл. Солнце системы Лэйслер все еще поднималось, медленно приближаясь к зениту, раздвигая толщи воздуха и освещая раскинувшиеся вокруг земли до мельчайших подробностей. Впереди, за причудливо вьющейся широкой дорогой, под ярким светом, сверкавшим в небе подобно драгоценному браслету, постепенно бледнела линия горизонта и поднимались горы Тьюлир со снежными шапками на вершинах. Справа взгляд тонул в саваннах, теряющихся в дымке. Слева в отдалении, намеком, едва синели горы и было видно широкое устье Великой Реки, впадающей в море Фреттл.
     - А тебе не кажется, что я слишком извожу людей, а? - вдруг спросил Циллер, посасывая трубку и хмурясь.
     - Я думаю, они этому радуются.
     - Неужели? - голос Циллера прозвучал несколько разочарованно.
     - Мы помогаем им определиться. И это не может не нравиться.
     - Определиться? И все?
     - Я не думаю, конечно, что это единственная причина, по которой им нравится наше присутствие здесь, особенно, если говорить о вас. Но мы даем им некий новый стандарт, как взгляд на себя будто со стороны, позволяющий заново оценивать себя.
     - Звучит, конечно, получше, что простое указание на хорошее отношение к любимым домашним животным из высшей касты.
     - Но к вам это и вовсе не относится, дорогой Циллер. Они называют вас композитором, маэстро - странное обращение, никогда его раньше не слышал! - Они действительно гордятся вашим пребыванием здесь. И Цивилизация, и Хаб, и уж народ Мэйсака точно.
     - Точно, - промурлыкал Циллер, отворачиваясь от так и не разгоревшейся трубки и глядя вниз на равнину.
     - Вы звезда для них.
     - Трофей.
     - В определенном смысле, но очень уважаемый трофей.
     - У них полно своих композиторов. - Циллер нахмурился и принялся постукивать по трубке указательным пальцем. - Компьютеры, всякие их машины, их Разум могут писать любую музыку.
     - Но это будет обман, - заметил Кэйб.
     Плечи челгрианца вздрогнули, и он издал некий лающий звук, который должен был обозначать смех.
     - Но обман убежать от их проклятого эмиссара они мне все-таки не позволят. - Он быстро глянул прямо в глаза хомомдану: Есть новости на этом фронте?
     Кэйб уже знал через Хаба, что Циллер начисто игнорирует какую-либо возможность сотрудничества с человеком, присланным прямо к нему домой по этому поводу.
     - Они отправили корабль, чтобы привезти его сюда. Словом, процесс пошел. И, кажется, они резко изменили свои планы насчет Чела.
     - Почему?
     - Как я понял, они сами не знают. Свидание было согласовано, но затем сроки перенесены самим Челом. Тут, кажется, что-то связано с каким-то поврежденным кораблем.
     - Что за поврежденный корабль?
     - А... Хм. Надо уточнить у Хаба. Вы слышите нас, Хаб? - Кэйб тронул носовое кольцо, но тут же вспомнил, что движение это совершенно излишне, и на мгновение почувствовал себя идиотом.
     - Хаб слушает, Кэйб. Чем могу помочь?
     - Это поврежденное судно, которое посетил представитель Чела...
     - И что?
     - У вас есть подробности?
     - О своей собственности на него заявил клан Айтаревайн. Это лоялистское судно было повреждено на последней стадии Кастовой войны. Обшивка его обнаружена неподалеку от звезды Решреф несколько недель назад. Судно называлось "Зимняя буря".
     Кэйб посмотрел на Циллера, который явно прислушивался к разговору, но тот только пожал плечами.
     - Никогда ни о чем подобном не слышал.
     - А есть ли еще какая-нибудь информация о личности посылаемого эмиссара? - уточнил Кэйб.
     - Немного. Нам до сих пор неизвестно его имя, но, кажется, он офицер высокого ранга, ставший позже исполнять и религиозные обязанности. Или, по крайней мере, он был офицером высокого ранга.
     Циллер презрительно фыркнул.
     - Каста? - веско бросил он.
     - Мы думаем, что он принадлежит к Данным из дома Айтаревайн. Должен, однако, заметить, что это мнение спорное. Чел не очень-то балует нас информацией.
     - Ах, не скажите, - вдруг брякнул Циллер, глядя на достигшее полного сияния и ставшее желто-белым солнце.
     - Когда же следует ожидать прибытия эмиссара? - не унимался Кэйб.
     - Приблизительно через тридцать семь дней.
     - Понял, спасибо.
     - Не за что. Я или Терсоно переговорим с вами позже, Кэйб. Оставляю вас наслаждаться рассветом.
     Циллер пробормотал что-то невразумительное в трубку.
     - А что, кастовый статус этого посланца что-то меняет? - спросил у него Кэйб.
     - Относительно. Меня, честно говоря, не волнует, кого или чего они там послали. Я просто не хочу с ними разговаривать. Правда, тот факт, что они прислали кого-то из военной клики, и к тому же еще святого отца, показывает, что они не очень-то намерены возиться со мной. Во всяком случае, я не знаю, принять это за оскорбление или за честь.
     - Может быть, он поклонник вашей музыки.
     - Конечно, может быть, ко всему прочему он еще и профессор музыкологии из какого-нибудь известного университета, - усмехнулся Циллер, снова принявшись посасывать трубочку, из которой, наконец, пошел дым.
     - Я хочу задать вам один вопрос, Циллер, - собрался с духом Кэйб. - Челгрианец внимательно посмотрел на него, но промолчал. - То, над чем вы сейчас работаете... Будет ли это означать конец периода Новых Близнецов? - И хомомдан невольно посмотрел в сторону ярко горящей Портиции.
     Циллер нехотя улыбнулся:
     - Между нами?
     - Разумеется. Даю слово, что никому...
     - Не надо. Да, это большая симфония, призванная обессмертить конец периода скорби. Она являет собой и медитацию об ужасах войны и празднование мира, который, не считая мелких неурядиц, воцарился теперь. Симфония будет исполняться на рассвете того дня, когда вспыхнет вторая новая звезда. Если я сумею исполнить все с должным расчетом и верно выберу время, то звезда вспыхнет как раз в начале финала. Хаб полагает, что можно присоединить к этому еще какое-нибудь световое шоу. Не уверен, что позволю это, но посмотрим.
     Кэйбу показалось, что челгрианец весьма доволен заданным ему вопросом, давшим возможность поговорить на приятную ему тему.
     - Ах, какая прекрасная новость, Циллер! - воскликнул хомомдан. (Симфония оказалась бы первой полностью законченной крупной работой Циллера во время его полудобровольной ссылки. Некоторые - в том числе и Кэйб - очень боялись, что композитор так больше и не напишет ничего монументального, несмотря на то, что именно большие вещи были его коньком.) Я уже в предвкушении. Симфония закончена?
     - Почти. Я на стадии обработки, - Циллер тоже посмотрел в сторону новой Портиции. - Все идет отлично, - многозначительно добавил он. - Материал замечательный. В него действительно стоит вонзить зубы. - Он улыбнулся Кэйбу, но не с симпатией, а совершенно холодно. - Даже катастрофы других Вовлеченных все же находятся на другом уровне элегантности и эстетики, который невозможно сравнить с этим. Здесь вполне будет выражено мое отвращение к страданию и смерти, причем отнюдь не в лубочной форме. Словом, вдохновением я обеспечен вполне.
     Кэйб помолчал немного.
     - Неужели вы так ненавидите свой народ, Циллер? Это грустно.
     - Да, грустно, - согласился композитор, глядя куда-то за Великую Реку. - Зато очень весело, что ненависть так вдохновляет меня на работу.
     - Я знаю, что вы никогда не вернетесь, Циллер, но увидеться с эмиссаром, наверное, все-таки нужно.
     - Да неужели?
     - Ваше нежелание будет расценено как страх перед их аргументами.
     - Ах вот как? Перед какими же это аргументами?
     - Я думаю, он просто-напросто заявит вам, что вы необходимы для них, - тихо пояснил Кэйб.
     - Чтобы стать трофеем не Цивилизации, а их собственным.
     - Полагаю, что трофей - неверное слово. Лучше сказать - символ. Символы важны, они работают эффективно. А если символ воплощен в личности, то он становится... подвластным управлению. Символическая личность до определенной степени может изменить все направление жизни, влияя не только на частные судьбы, но и на судьбу всего общества. В любом случае, мне кажется, они будут доказывать, что ваше общество, вся ваша цивилизация нуждаются в мире с наиболее известными диссидентами, ибо только так они смогут жить в мире с самими собой и самовосстановиться.
     Циллер лениво посмотрел на него:
     - Они удачно тебя выбрали, а, посол?
     - Но совсем не в том смысле, как вы подумали. Я не сторонник, но и не противник подобных аргументов. Просто я думаю, что они непременно скажут нечто в таком духе. Даже если вы действительно об этом не думали и не пытались высчитать их возможные предложения, то все равно должны знать, что им нужно, и решить для себя.
     Циллер посмотрел на него в упор, и Кэйб вдруг понял, что выдержать тяжелый взгляд этих больших черных глаз не так уж и трудно, как он думал сначала. И все-таки за удовольствие счесть такой взгляд было нельзя.
     - Неужели ты считаешь, что я диссидент? - наконец спросил Циллер. - Я, скорее, привык думать о себе как о культурном беженце или личности, ищущей политического убежища. Это совершенно разные вещи.
     - Но ваши предыдущие замечания начисто опровергают это утверждение, Циллер. Как и все ваши действия, начиная с того, что вы вообще прибыли сюда; а потом вы остались уже после того, как стали известны последствия войны.
     - Последствия войны, мой милый хомомданский студиозус,- это три тысячи лет бесправия, угнетения, подавления культуры, экономической эксплуатации, систематических пыток, сексуальной тирании и культа жадности,