ообразил его. Трудно различить.
   Он опять почувствовал себя маленьким ребенком, путешествующим  со  своими
ровесниками и старым кверлом-наставником. Такое же покачивание во сне, и  он
то погружается в легкую, счастливую дремоту, то снова всплывает.
   Я сделал все, что мог, постоянно думал он. Может быть,  недостаточно,  но
это все, что в моих силах. И это утешало.
   Это  приносило  облегчение,  как  отступающая  боль,  как   успокаивающее
покачивание поезда.
   Он снова закрыл глаз. И в темноте тоже было утешение. Он не  представлял,
сколько уже проехал, но решил, что это не важно. Все снова поплыло  от  него
куда-то прочь, и он начал забывать, почему все это делал. Но и это  было  не
важно. Пока он не шевелился, все было не важно. Все. Вообще все.

***

   Дверь вагона-реактора заклинило точно так же, как  и  во  втором  поезде.
Робот отчаянно ударил в нее энергетическим полем,  и  отдачей  его  швырнуло
назад.
   Дверь даже не дрогнула.
   Ой-ой-ой!
   Значит, опять придется воспользоваться  кабельными  шахтами  и  каналами.
Юнаха-Клосп повернулся, пролетел вдоль короткого коридора и спустился  вниз,
к инспекционному люку под нижней палубой.
   Опять кончилось тем, что всю  работу  свалили  на  меня.  Можно  было  не
сомневаться. В принципе, то, что я делаю для этого парня, - убийство  другой
машины. Мне нужно попросить проверить свои схемы.  У  меня  сильное  желание
ничего ему не говорить, если я вдруг где-нибудь обнаружу этот мозг. Проучить
его.
   Он поднял люк и спустился в темное узкое пространство под  полом.  Люк  с
шипением снова закрылся и перекрыл свет. Робот подумал, не  открыть  ли  его
снова, но он, конечно, опять  автоматически  закроется,  и  тогда  он  может
потерять  терпение  и  повредить  эту  штуку.   Все   это   было   чуть-чуть
бессмысленным и мелочным, поэтому он оставил все как есть.  Так  ведут  себя
люди.
   Он двигался по узкому каналу к задней части поезда, до  того  места,  под
которым должен находиться реактор.

***

   Идиранин говорил. Эвигер слышал его, но не слушал. Он  мог  также  видеть
этого монстра уголком глаза, но не смотрел на него.  Направив  отсутствующий
взгляд на свое ружье, он беззвучно напевал про себя и думал о  том,  что  он
сделал  бы,  если  бы  -  как-нибудь  -  получил  этот  мозг  в  свои  руки.
Предположим, остальные погибли, и он остался с этим аппаратом. Он знал,  что
идиране хорошо заплатят за этот мозг. Культура тоже; у нее были деньги, даже
если внутри нее ими не пользовались.
   Это были только мечты, но  в  такой  ситуации  может  случиться  все  что
угодно. Никогда не знаешь, как упадет пыль. Он  сможет  купить  себе  землю,
остров  где-нибудь  на  красивой,   спокойной   планете.   Он   подвергнется
омолаживающему лечению и начнет разводить каких-нибудь  дорогих  скакунов  и
при помощи своих связей познакомится с  состоятельными  людьми.  Или  наймет
кого-нибудь для всякой тяжелой работы;  с  деньгами  это  можно  сделать.  С
деньгами можно сделать все.
   Идиранин продолжал говорить.
   Его рука была уже  почти  свободной.  Освободиться  дальше  ему  пока  не
удалось, но, возможно, немного погодя удастся выдернуть  руку;  со  временем
это становилось все легче. Люди уже долго в  поезде;  сколько  они  там  еще
пробудут? Маленькая машина не вернулась. Он едва успел вовремя  заметить  ее
появление из туннеля; он знал,  что  ее  глаза  лучше,  чем  у  него,  и  на
мгновение испугался, что она  заметила,  как  он  двигал  рукой.  Но  машина
исчезла в поезде, и ничего не произошло.  Он  постоянно  бросал  взгляды  на
старика. Тот, казалось, погрузился в  мечты.  Ксоксарл  продолжал  говорить,
рассказывая в пустой воздух о древних идиранских победах.
   Его рука почти освободилась.
   Откуда-то сверху  над  головой  слетело  облачко  пыли  и  поплыло  через
спокойный воздух, почти падая, но не вертикально вниз, а постепенно удаляясь
от него. Он снова посмотрел на старика и натянул проволоку на запястье.  Ну,
давай же, проклятие!

***

   Юнахе-Клоспу пришлось отбить угол, чтобы пробраться в узкий  проход.  Это
был даже не туннель, а кабельная шахта, но она вела в реакторное  отделение.
Робот проверил свои сенсоры; здесь был такой же уровень излучения, как и  во
втором поезде.
   Он протискивался через маленький люк, который проделал в кабельной шахте,
глубже в металлические и пластиковые внутренности тихого вагона.
   Я что-то слышу. Что-то приближается, прямо подо мной...

***

   Огни образовали сплошную линию, мелькая мимо поезда слишком быстро, чтобы
можно было различить каждый в отдельности.  К  этому  потоку  присоединялись
огни внизу у рельсов, которые появлялись  из-за  поворотов  или  у  дальнего
конца прямых отрезков пути, и проносились мимо окон, как метеоры в ночи.
   Поезду  потребовалось  много  времени,  чтобы  достичь  своей   наивысшей
скорости, ему пришлось бороться много минут, чтобы преодолеть инерцию  тысяч
тонн своей массы. Теперь он достиг ее и толкал самого себя и  столб  воздуха
перед собой так быстро, как это вообще было возможно.  Раскатистый  громовой
рев, с которым он мчался вдоль туннеля, был громче  всякого  звука,  который
когда-либо  производил  какой-либо  поезд  в  этих  темных  коридорах.   Его
поврежденные вагоны рвали воздух и скребли вдоль краев герметичных дверей  и
тем самым немного снижали скорость, но зато ужасно усиливали шум.
   Визг бешено вращающихся двигателей  и  колес  поезда,  его  поврежденного
металлического корпуса, который  рвал  воздух,  и  самого  воздуха,  который
втекал сквозь открытые места  в  вагоны,  мчался  вдоль  них,  отражался  от
потолка и стен, пультов и пола и наклонного бронестекла.
   Глаз Квейанорла был закрыт. Мембраны ушей вибрировали от шума, но уже  ни
одно послание не передавалось в мозг.  Голова  подпрыгивала  на  вибрирующем
пульте, как будто он был еще жив. Рука  дрожала  на  прерывателе  аварийного
тормоза, будто воин нервничал или боялся.
   Приваренный, приклеенный, припаянный своей собственной  засохшей  кровью,
он был похож на диковинную, поврежденную деталь этого поезда.
   Кровь застыла как внутри, так и снаружи тела Квейанорла и перестала течь.
***

   - Как дела, Юнаха-Клосп? - спросил голос Йелсон.
   - Я под реактором и у меня куча дел. Я дам  вам  знать,  если  что-нибудь
найду. Спасибо. - Он выключил коммуникатор и  осмотрел  черные  внутренности
перед собой; провода и кабели, которые исчезали в шахте. Их было больше, чем
в переднем поезде. Прорезать себе путь или попробовать другой маршрут?
   Эта постоянная необходимость принимать решения!

***

   Его рука была на свободе. Он застыл. Старик по-прежнему сидел на  поддоне
и поигрывал ружьем.
   Ксоксарл позволил себе слабый вздох  облегчения,  согнул  руку,  выпрямил
пальцы и снова сжал их в кулак. Мимо его щеки медленно  проплыли  в  воздухе
несколько хлопьев пыли. Он перестал двигать рукой.
   И посмотрел на плывущую мимо пыль.
   Дуновение, легче бриза,  пощекотало  его  руки  и  ноги.  Очень  странно,
подумал он.

***

   - Я ничего не скажу, - заявила Йелсон и немного  пошевелила  ступнями  на
пульте, - кроме того, что не считаю хорошей твою идею отправиться на  поиски
одному. Может случиться все что угодно.
   - Я возьму коммуникатор и буду регулярно с вами  связываться,  -  ответил
Хорза. Он стоял со скрещенными руками, прислонясь к  панели  управления,  на
которой лежал шлем Вабслина. Инженер знакомился с управлением.  Оно  было  в
принципе простым.
   - Основное правило,  Хорза,  -  сказала  Йелсон,  -  никогда  не  уходить
поодиночке. Чему тебя учили в этой проклятой Академии?
   - Если  мне  будет  позволено  заметить  по  этому  поводу,  -  вмешалась
Бальведа, сложила руки впереди и посмотрела на Оборотня, - то я сказала  бы,
что Йелсон права.
   Хорза  с  выражением  недовольного  удивления  окинул  взглядом   женщину
Культуры.
   - Нет, вам не будет позволено ничего заметить, - поставил он ее на место.
- Как по-вашему, на чьей стороне вы стоите, Перостек?
   - О Хорза... - Бальведа улыбнулась. - Я с вами уже столько  времени,  что
чувствую себя почти членом отряда.

***

   На  пульте,  примерно  в  полуметре  от  тихо  покачивающейся,   медленно
холодеющей головы подкапитана Квейанорла Гайдборукса Стойрла Третьего  очень
быстро замигал  огонек.  Одновременно  высокий  вой  пронзил  воздух  палубы
управления и переднего вагона. Он был передан по всему мчащемуся поезду и на
все центры управления других поездов. Квейанорл,  чье  крепко  заклинившееся
тело потянуло центробежной силой в сторону по длинной дуге, как раз  мог  бы
его услышать, будь еще жив. Но из людей на это были способны лишь немногие.

***

   Юнаха-Клосп пересмотрел свое решение совсем отсечь связь с внешним  миром
и снова открыл канал связи. Но с ним никто не захотел говорить. И он  острым
как бритва силовым полем начал отщелкивать один за другим  ведущие  в  шахту
кабели.
   Почему, сказал он себе, я должен беспокоиться, что повреждаю эту штуку  -
после того, что было сделано с поездом на станции "шесть"?  Если  я  затрону
что-то важное, Хорза сразу заорет. Кроме того, я без труда смогу  все  снова
отремонтировать.

***

   Поток воздуха?
   Только показалось, сказал себе Ксоксарл. Дело может быть  в  том,  что  в
циркуляцию  воздуха  недавно  включился   какой-нибудь   прибор.   Возможно,
дополнительной вентиляции потребовало тепло, выделяемое лампами  и  машинами
станции.
   Но воздушный поток  усиливался.  Медленно,  очень  медленно,  чтобы  быть
заметным, слабый постоянный поток набирал силу. Ксоксарл истязал свой  мозг.
Чем это могло быть? Только не поезд. Определенно не поезд.
   Он напряженно вслушивался, но ничего не слышал. Он посмотрел на старика и
увидел, что тот уставился на него. Тоже что-нибудь заметил?
   - Ну, что, кончились битвы  и  победы,  о  которых  ты  мог  бы  мне  еще
рассказать? - спросил Эвигер. Голос прозвучал устало. Он осмотрел  идиранина
сверху донизу. Ксоксарл засмеялся - излишне  громко,  даже  немного  нервно,
если бы Эвигер получше разбирался в идиранских жестах и голосах,  чтобы  это
понять.
   - Совсем нет! - сказал Ксоксарл. - Я как раз подумал о...
   И он ударился в новую историю о побежденных врагах. Это была одна из тех,
которые он рассказывал своей семье, в  корабельной  столовой  и  в  грузовых
помещениях военных шаттлов, и он мог бы рассказывать ее даже во сне. И  пока
его голос гремел в ярко освещенной станции, а  старик  смотрел  на  ружье  в
своих  руках,  мысли  Ксоксарла  были  далеко,  пытались  понять,   что   же
происходило. Он все еще ломал и  рвал  проволоку  вокруг  руки.  Что  бы  ни
произошло, для него было жизненно важно иметь возможность двигать не  только
ладонью. Поток воздуха усиливался. Но Ксоксарл по-прежнему ничего не слышал.
Пыль с опоры над его головой уже сдувало постоянно.
   Это, должно быть, поезд. Не  мог  ли  он  стоять  где-нибудь  включенным?
Невозможно...
   Квейанорл! Неужели мы установили регуляторы так, что... Но ведь они  даже
не включали ток. Они  только  пытались  выяснить,  для  чего  служат  разные
регуляторы, и убедились, что для движения. Дальше они не продвинулись, да  у
них и не было для этого времени.
   Это должен быть сам Квейанорл. Это он. Должно быть, он еще  жив.  Это  он
послал поезд.
   Целое  мгновение  -  отчаянно  дергая  державшую  его  проволоку,  ни  на
мгновение не переставая рассказывать  и  наблюдая  за  стариком  -  Ксоксарл
представлял, что его товарищ на станции "шесть" жив.
   Но с такими ранами это невозможно. Еще когда Ксоксарл лежал на посадочной
рампе, ему уже приходила в голову мысль, что Квейанорлу,  возможно,  удалось
уйти. Но потом  Оборотень  приказал  этому  старику,  Эвигеру,  вернуться  и
прострелить Квейанорлу голову.  Это  должно  было  означать  для  Квейанорла
конец, но, возможно, оказалось совсем не так.
   Ты подкачал,  старик!  -  мысленно  возликовал  Ксоксарл.  Поток  воздуха
превратился в бриз. Слышался далекий писк, настолько  высокий,  что  был  на
грани восприятия. Он был приглушенным, шел от поезда и постоянно усиливался.
Сирена.
   Рука Ксоксарла, которую выше локтя  держала  последняя  проволока,  почти
освободилась. Он пожал плечами, и проволока сдвинулась вверх и  расслабленно
легла на плечо.
   - Старик, Эвигер, дружище, - сказал он. Эвигер поднял взгляд,  удивленный
перерывом в монологе Ксоксарла.
   - Что?
   - Это звучит глупо, и я не упрекну тебя, если ты побоишься, но мой правый
глаз чертовски чешется. Не почешешь его? Я знаю, солдат, которого чуть не до
смерти измучил зудящийся глаз, выглядит глупо, но за последние десять  минут
он едва не свел меня с  ума.  Почешешь?  Возьми  ствол  своего  ружья,  если
хочешь; я постараюсь не шевелить  ни  одним  мускулом  и  не  делать  ничего
угрожающего, только не отказывайся. Почеши стволом  или  чем  тебе  удобнее.
Сделаешь? Клянусь честью солдата, я говорю правду.
   Эвигер встал и посмотрел на голову поезда.
   Он не может слышать воя сирены. Он стар. А  остальные,  помоложе,  могут?
Или этот звук слишком высок для их ушей? А машина? Ну иди  же  сюда,  старый
болван! Иди!

***

   Юнаха-Клосп  растащил  обрезанные  кабели.  Теперь  он  мог  пролезть   в
кабельную шахту и попытаться обрезать их дальше вверх, делая проход.
   - Робот, робот, ты меня слышишь? - Опять женщина, Йелсон.
   - Ну, что у вас теперь? - спросил он.
   - Хорза больше не получает данных из вагона-реактора. Он хотел бы  знать,
что ты там делаешь.
   - Это уж точно, я чертовски хотел бы знать, - пробормотал на заднем плане
Хорза.
   - Мне пришлось перерезать некоторые  кабели.  Кажется,  это  единственный
путь в вагон-реактор. Потом отремонтирую, если вы настаиваете.
   Связь на мгновение прервалась. В этот миг  Юнахе-Клоспу  показалось,  что
слышится какой-то высокий звук. Но он не был в этом уверен.  По  ту  сторону
порога восприятия, подумал он про себя. Связь снова восстановилась.
   - Хорошо, - сказала Йелсон. - Но Хорза говорит, чтобы  в  следующий  раз,
если решишь что-нибудь перерезать, ты ставил его  в  известность.  И  прежде
всего если это будут кабели.
   - Ну ладно, хватит, надоело! - закричал робот. - Оставьте меня  в  покое,
пожалуйста!
   Канал снова отключился.  Робот  на  мгновение  задумался.  Ему  пришло  в
голову, что где-то включился сигнал тревоги, но по логике сигнал этот должен
был дублироваться на палубе управления, а он, когда говорила Йелсон,  ничего
не слышал, кроме упрека Оборотня на заднем плане.  Поэтому  никакой  тревоги
быть не могло.
   И робот снова полез режущим полем в реактор.

***

   - Какой  глаз?  -  спросил  Эвигер  издалека.  Бриз  сдул  солому  тонких
желтоватых волос ему  на  лоб.  Ксоксарл  ждал,  что  мужчина  заметит,  что
случилось, но тот только откинул волосы назад и с  выражением  неуверенности
на лице посмотрел на голову идиранина.
   - Вот этот, правый. - Ксоксарл медленно  повернул  голову.  Эвигер  снова
посмотрел на нос поезда, потом на Ксоксарла.
   - Только не говори об этом сам знаешь кому, ладно? - попросил старик.
   - Клянусь. Только давай скорее, пожалуйста, а то уже никакого терпения.
   Эвигер шагнул вперед, но все еще был вне досягаемости.
   - Честно, без всяких фокусов? - решил он удостовериться еще раз.
   - Слово солдата. Клянусь незапятнанным именем моей матери-родителя.  Моим
кланом и моим народом! Пусть Галактика превратится в пыль, если я лгу!
   - Ладно, ладно. - Эвигер поднял ружье вверх. - Я хотел только  убедиться.
- Он приблизил дуло ружья к глазу Ксоксарла. - Где там у тебя чешется?
   - Вот здесь! - прошипел Ксоксарл. Его свободная  рука  метнулась  вперед,
схватила ружье за ствол и дернула. Эвигер, крепко державший ружье,  подлетел
вместе с ним и ударился о  грудь  идиранина.  Из  груди  его  резко  вылетел
воздух. Ружье метнулось вниз и ударило по  черепу.  Хватая  ружье,  Ксоксарл
отвернул голову  на  тот  случай,  если  оно  выстрелит,  но  это  оказалось
излишним: Эвигер держал его на предохранителе.
   В освежающем бризе Ксоксарл опустил оглушенного человека  на  пол,  потом
взял лазерное ружье  в  рот  и  рукой  установил  регулятор  на  минимальную
энергию. Скобку спускового крючка он оторвал,  чтобы  освободить  место  для
своих больших пальцев.
   Проволока плавилась легко.

***

   Подобно клубку змей, выползающих из дыры в  полу,  из  шахты  выскользнул
пучок кабелей, от которых он отрезал примерно по метру. Юнаха-Клосп вплыл  в
узкую трубу и ухватился за оголенные концы следующего метра кабелей.

***

   - Нет, Йелсон, - сказал Хорза, - тебя я не возьму ни в коем случае,  даже
если решу идти вниз не один. - Он улыбнулся. Йелсон нахмурилась.
   - Почему? - требовательно спросила она.
   - Потому что ты нужна  мне  на  корабле.  Тебе  придется  следить,  чтобы
Бальведа и наш командир отделения вели себя хорошо.
   Йелсон прищурилась.
   - Твое счастье, если это все, - промурлыкала она.
   Улыбка Хорзы стала шире. Он отвернул лицо, как будто ему хотелось сказать
больше, но он почему-то не мог.
   Бальведа сидела, болтая ногами, на слишком высоком сиденье и размышляла о
том, что могло быть между Оборотнем и этой темной, покрытой пухом  женщиной.
Ей  показалось,  что  она  заметила  какую-то  перемену  в  их   отношениях,
выражавшуюся главным образом в том, как с  ней  обращался  Хорза.  Добавился
новый элемент: что-то новое определяло его реакцию на нее, но Бальведа никак
не могла это идентифицировать. Все это было довольно интересно, но ничем  ей
не помогало. У нее хватало своих проблем. Бальведа знала  свои  слабости,  и
одна из них беспокоила ее сейчас.
   Она по-настоящему начинала чувствовать  себя  членом  этой  команды.  Она
наблюдала за Хорзой и  Йелсон,  которые  спорили,  кто  должен  сопровождать
Оборотня после их возвращения  на  "Вихрь  чистого  воздуха"  при  следующем
посещении  Командной  Системы,  и  не  могла  не  улыбаться  украдкой.   Эта
решительная, деятельная женщина была ей симпатична, даже  если  не  отвечала
взаимностью  на  ее  чувства,  и  она  не  находила  в  своем   сердце   той
непримиримости, которую должна была ощущать по отношению к Хорзе.
   Это была ошибка Культуры.  Она  считала  себя  слишком  цивилизованной  и
умной, чтобы ненавидеть своих врагов. Вместо этого она пыталась понять их  и
их мотивы, чтобы получить духовное превосходство.  После  победы  она  умела
обращаться с побежденными таким образом, чтобы они не стали  снова  врагами.
Это была хорошая идея, пока ты не слишком  сближаешься  с  врагом.  Но  если
проведешь с ним некоторое время, такая эмпатия может обернуться против  тебя
же. Рука об руку с этим деятельным сочувствием  должна  была  идти  какая-то
отстраненная, нечеловеческая агрессия, но Бальведа чувствовала, что  от  нее
она как-то ускользала.
   Возможно, я  чувствовала  себя  слишком  в  безопасности,  подумала  она.
Возможно,  дело  в  том,  что  в  настоящее  мгновение   не   было   никакой
непосредственной угрозы. Борьба за Командную Систему позади, поиски  утекали
в песок, напряжение последних нескольких дней спадало.

***

   Ксоксарл работал быстро. Тонкий и узкий луч  лазера  коротко  жужжал  над
каждой проволокой, заставляя ее  раскалиться  докрасна,  потом  пожелтеть  и
побелеть, и когда идиранин напрягал мускулы, она с треском рвалась.  Старик,
лежавший под ногами идиранина, зашевелился и застонал.
   Бриз все усиливался. Из-под поезда начало выдувать пыль, и она  кружилась
у ног Ксоксарла. Он приставил лазер к следующему пучку проволоки. Оставалось
еще несколько. Он посмотрел на нос поезда. Там по-прежнему не  было  заметно
никаких признаков людей или  машины.  Он  посмотрел  через  плечо  в  другую
сторону, на последний вагон и просвет между ним и отверстием туннеля, откуда
дул ветер. Не было видно никаких огней и не  слышно  никакого  шума.  Воздух
холодил глаза.
   Он