Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
л из руки Моллена пистолет.
- Меня зовут Моллен. Я не могу говорить. Шофер, пошатнувшись, отступил, массируя запястье. Его лицо исказила гримаса боли.
- Я нахожусь здесь, чтобы помочь вам. Он бросился под ноги шоферу, намереваясь провести следующий прием.
- Рад с вами познакомиться. Они опять оказались на тротуаре, он с трудом уворачивался от кулаков Моллена.
- Нет, спасибо.
Неловкое движение - и он ударился затылком о поребрик.
- Не могли бы вы мне подсказать, где это?
Зажмурившись от невыносимой боли, он пнул ногой во что-то мягкое и услышал звериный крик своего противника.
- Меня зовут Моллен. Я не могу говорить.
Он вскочил, размахивая руками. Шофер лежал не двигаясь.
Изловчившись, он еще раз как следует двинул противника ногой.
- Это частное владение. Стой, стрелять буду. Он пнул ногой коробочку.
- Спасибо. Не могли бы вы повторить? Пришлось ударить по ней еще раз. Коробочка наконец умолкла. Он посмотрел в сторону машины, рядом с которой среди разбросанных цветов прямо на земле сидел Бейчей, положив себе на колени голову Юбрель Шиол.
- Закалве! Что ты наделал! - завизжал Бейчей. Старик бережно опустил голову девушки на цветы, с трудом поднялся на ноги.
- Цолдрин, тебя собирались убить. Он посмотрел на небо и, увидев маленькое пятнышко, облегченно вздохнул.
- Меня прислали помешать им. У нас примерно...
Возникнув где-то в районе Цветочного рынка, над рекой прокатился раскат грома. Увеличивавшееся на глазах пятнышко превратилось в блестящую звезду, через секунду в небе распустился ослепительно-яркий цветок, к которому метнулось блестящее копье. Раздался страшный грохот, и у обочины дороги приземлилась капсула - шестнадцатифутовый черный цилиндр. Люк открылся. Он сунул в него руку и достал винтовку.
- У нас была минута, чтобы убраться, а теперь... вообще нет времени.
- Закалве! - закричал Бейчей. - Не сходи с ума!
Со стороны каньона донесся резкий нарастающий свист. Он поднял винтовку и выстрелил. В небо метнулась молния, самолет окутался дымом и с пронзительным воем пошел по спирали вниз. Через секунду раздался взрыв.
Он посмотрел на старика. - Ты о чем-то спрашивал?
Глава V
Сквозь тонкую ткань шатра все же он видел небо, синее и яркое, каким обычно оно бывает днем. Но оно было также и черным, потому что он видел за этой синевой темноту - более глубокую, чем царившая в шатре; и там, в холодной черной ночи, горели бесчисленные солнца - крошечные светлячки. Он сидел, скрестив ноги и закрыв глаза - вот уже много дней в одной и той же позе, - облаченный в свободный теплый халат, как и остальные кочевники, а форма, аккуратно сложенная, лежала позади него. Подбородок, щеки и обритая голова начали понемногу обрастать черным колючим волосом. Его лицо из-за этого казалось темным, хотя иногда неожиданно светлело - когда в неверном пламени светильников блестел на нем пот.
Временами ему казалось, что он глядит на свое неподвижно застывшее на подушках тело со стороны. Можно снова воссоединиться с ним и продолжать странствие. Выбор за ним. Самое же главное - это ощущение правильности в самой сердцевине всего сущего.
Шатер стоял на пересечении караванных путей. Когда-то давно здесь был город, но вода ушла, а ближайший источник находился в трех днях пути. Под высоким пологом шатра царили пряные и густые ароматы, они как нельзя лучше соответствовали множеству вышитых шелком и золотыми нитями подушек, толстых мягких одеял. Рисунок на огромном ковре, устилавшем земляной пол, создавал полную иллюзию того, что вся его поверхность усыпана золотистым зерном и яркими цветами. Лениво дымились узорчатые курильницы, повсюду были разбросаны украшенные самоцветами шкатулки, хрустальные или костяные кубки тонкой работы, книги в тисненых кожаных переплетах...
Ложь. Шатер был пуст, а он сидел на мешке, набитом соломой. Девушка не спускала с него глаз, наблюдая за его движениями. Торс описывал круг за кругом в постоянном ритме; голова тоже совершала круговые движения, - так дым тянется по спирали к отверстию в самом верху шатра. Глаза сидевшего перед ней мужчины тоже чуть-чуть перемещались под веками. Прошло уже четыре дня, но неизвестно было, сколько он еще пробудет в трансе. Девушка взяла с подноса кувшин, наполнила чашку водой, поднесла ее к губам мужчины и осторожно наклонила. Отпив немного, он отстранился от чашки и покорно подставил лицо, чтобы с него вытерли воду и пот.
Избранный, сказал он себе, Избранный, Избранный, Избранный... Провести Избранного сквозь опаляющую пыль, мимо безумных племен бедлендов к ярким лугам и сверкающим шпилям Благоухающего Дворца на скале. И теперь он получил награду.
Шатер стоял на пересечении караванных путей, и в нем сидел человек. Солдат, вернувшийся с войны, покрытый шрамами, ожесточившийся, изломанный и исцеленный... вновь годный к службе. Но на сей раз он утратил бдительность, доверив свой мозг наркотику, а тело - заботам хрупкой девушки, имени которой не знал. Девушка, имя которой ему было неизвестно, подносила воду к его губам и касалась прохладной тряпкой его лба. Он вспомнил, как трепала его тело лихорадка, сто с лишним лет назад, далеко-далеко отсюда. И руки другой девушки - прохладные и нежные, - так же осторожно и бережно прикасались к нему. Он слышал голоса птиц в саду вокруг усадьбы, расположенной в излучине широкой реки... тихая заводь среди лилово-синего ландшафта его давних воспоминаний...
Отупляющий наркотик растекался по его жилам, завязывая и развязывая петли видений. Он почему-то вспомнил себя на песчаном берегу реки: вода медленно текла мимо него, захватывая в свою круговерть камешки, щепочки - словом, всевозможный мелкий хлам...
Девушка наконец убедилась, что чужак оказался столь же восприимчив к наркотику, как и мужчины ее племени. Значит ли это то, что он был необыкновенным, исключительным? Иначе выходило, что их кочевой народ - не единственная в своем роде сильная и мужественная раса, каковой они себя считали. Он не превратился в черепки подобно попавшему в воду докрасна раскаленному горшку, как это происходило с другими чужаками. Те тщеславно полагали: грезолист - всего-навсего еще одно развлечение в их пресыщенной удовольствиями жизни и не выдерживали его силы и власти.
... Но он не боролся с ним хотя и был солдатом, привыкшим сражаться. Продемонстрировав редкую проницательность, человек просто отдавался, подчинялся его власти. Девушку это восхищало. Даже некоторые юноши из ее племени - обладавшие целым рядом других неоспоримых достоинств - не могли сопротивляться сокрушительному воздействию грезолиста. Они кричали, плакали, рассказывали ветру пустыни о своих самых постыдных страхах, пачкая одежду мочой и испражнениями. Наркотик, принятый в определенных количествах, редко приносил смерть, как полагалось по ритуалу, но не один молодой воин предпочитал клинок в живот и мучительную смерть позору осознания, что трава сильнее его.
Жаль, размышляла девушка, что этот человек не принадлежит их племени, он мог бы стать хорошим мужем и породить много сильных сыновей и хитрых дочерей - многие браки имели свое начало в шатрах грезолиста. Правда, сначала она почувствовала себя оскорбленной, когда ее попросили провести эти дни с чужаком. Старейшины с трудом убедили ее, какой чести она удостоена - этот человек хорошо послужил их народу. А когда придет время, самые достойные юноши будут состязаться за право назваться ее мужем. Он попросил для себя ровно столько травы, сколько положено настоящему солдату - и теперь описывал телом круги, изгибаясь в талии, словно старался что-то взболтать у себя в голове...
Он поднимался вверх, подобно дыму и через отверстие покидал шатер, и тот превращался в пятнышко на пересечении тонких, как нити, троп, горы проплывали мимо, но постепенно и они становились меньше, панорама сжималась, выгибаясь, так, что шар планеты внизу превратился в разноцветный валун, камешек, песчинку, а затем и вовсе пропал в самуме огромной вращающейся линзы, которая была родиной их всех и которая сама стала пятнышком на тонком пузыре, окружавшем пустоту. Все исчезло, и воцарилась темнота.
Нужно всего-навсего, втолковывала ему Сма, думать в семи измерениях и представлять Вселенную на поверхности тора. Точка становится кругом - она родилась, затем расширилась, двигаясь по внутренней части тора, через верх, до внешней стороны, а затем снова возвращаясь в прежнее состояние.
Дальше... дальше он не помнил... какой-то провал в рассуждениях... Потом... Ну конечно! Снаружи и внутри этого тора существовали другие масштабы времени; некоторые Вселенные вечно расширялись, другие жили меньше мгновения.
Нет, это слишком. Все это слишком много значило, чтобы иметь хоть какое-нибудь значение. Ему требовалось сосредоточиться на том, что он знал, кем был и кем стал, по крайней мере, на данный момент. Он нашел солнце, планету - за пределами всего этого существования - и упал на нее, зная, что именно здесь источник всех его снов и воспоминаний.
Но... он искал смысл, а находил только пепел смысла. Так где же так пронзительно белело, до боли в глазах? Как раз здесь - вот она, сгоревшая беседка. Стул? Какой еще стул?
Иногда, как, например, сейчас, от банальности всего происходящего у него перехватывало дыхание. Приходилось делать паузу в своих рассуждениях и на всякий случай проверять - ведь существовали наркотики, угнетающие дыхательный центр. Нет, все в порядке, он по-прежнему дышит. Вероятно, его новое тело создали так, чтобы все органы и системы функционировали нормально. Но Культура - дважды благослови ее Хаос - встроила в него некую дополнительную программу, поэтому все происходящее было Обманом. Он видел перед собой девушку, точнее, наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Но тут ничего не поделаешь, он кое-что для них сделал, и теперь они могли постараться для него. Трон, сказала ему как-то Сма, является основным символом власти для многих культур. Сидеть, восседать, когда все остальные приходят к тебе, кланяясь, иногда простираясь ниц. Сидеть, чтобы не сделаться зверем, в этой не вызывающей на бой позе. Существовали даже цивилизации, где спали сидя, в специальных креслах, поскольку считали, что лечь - значит умереть.
Закалве... Неужели это действительно его фамилия? Почему-то она показалась ему странной и чуждой его памяти...
Закалве, сказала ему Сма, я побывала в одном местечке, (Почему, кстати, возник этот разговор? Что заставило его упомянуть об этом стуле? Выпил лишнего? Утратил бдительность? Вероятно, пытался - как всегда безрезультатно - соблазнить Дизиэт?), где людей убивали, сажая на стул. Речь идет не о пытках - кровати и стулья очень часто используют, чтобы сковать движения, сделать людей беспомощными. Нет, стул - как орудие убийства. Осужденных либо травили газом, либо пропускали через них электрический ток. Представляешь - шарик падал в контейнер под сиденьем, распространяя смертельный газ. На редкость непристойный образ: ночной горшок, стульчак... Или дурацкая шапочка на голову, а чтобы изжарить мозги, руки опускают в какую-то токопроводящую жидкость. И вот в чем суть! Так-так, Сма... Выкладывай! В этом государстве действовал закон, запрещавший, цитирую: "... жестокие, а также необычные наказания". Представляешь?
Он летел над планетой, а потом устремился вниз, и нашел там развалины особняка, похожие на выброшенный из забытой могилы череп, нашел разрушенную беседку, похожую на расколотый череп, и каменный корабль, очертания которого тоже напоминали череп.
Чушь! Этот корабль никогда не плавал.
Его снова швырнуло в пространство над планетой, и с высоты он увидел стул. Некоторые вещи чересчур тяжелы, их просто невозможно вынести.
Черт бы побрал людей! Черт бы побрал других! Черт бы побрал необходимость быть другим!
Вернемся к девушке - почему, собственно, должны быть какие-то другие люди?
Да, у нее еще не было большого опыта проводницы, но именно ей поручили чужака - так как ее считали лучшей. Однажды она возглавит свой народ. Она чувствовала это - и еще многое другое, прежде всего боль, когда приходилось видеть страдания других людей. Она будет ощущать чужую боль как свою, и это поможет ей пройти через все тяжелые испытания, уготованные ее племени. Она добьется своего - как добился этого мужчина, что сидел сейчас перед ней. У нее сил не меньше, чем у чужака, а уверенность растет в ней, подобно ребенку во чреве. Она поднимет свой народ против завоевателей, и живущие за пределами пустыни в своем благоухающем дворце на скале падут перед ними ниц. Сила и ум женщин ее племени, а также сила и храбрость их мужчин - это пустынный терновник, и он задушит в своих колючих объятиях лепестковый народ скал. Все будет принадлежать ее народу! А ей посвятят храмы.
Ложь. Эта девушка ничего не знала о своей дальнейшей судьбе. Удел порабощенного народа вряд ли мог волновать ее.
Он снова расслабился, погружаясь в спокойное неистовство наркотика, балансируя на грани памяти и времени. Вряд ли ему пока удастся покинуть его пределы.
Увидеть усадьбу не удалось - мешали клубы дыма после разрыва осветительного снаряда. Тогда его взгляд обратился к огромному линкору, заточенному в своем сухопутном доке, но ему не под силу было
осознать значение, которое он имел для него на самом деле.
Он всего-навсего провел Избранного через пустыню к Дворцу. Именно это ему поручили. Чтобы увековечить растленный род. Чтобы продолжить царство глупости. Ну, у его хозяев свои причины. А ты - бери свои деньги и беги. Только денег-то никогда не было как таковых... Было другое. Иди с нами, действуй так, как тебе хотелось бы действовать, только в больших масштабах. Мы дадим тебе то, что ты не получишь нигде и никогда - настоящее доказательство правильности твоих поступков. Ты не только отлично развлекаешься, но и трудишься на общее благо. Вперед! И ведь он совершал все свои многочисленные подвиги, правда, не считая их таковыми, и наслаждался результатом - чувство уверенности в том, что он прав, росло в нем и крепло. А может, он не всегда был прав?
Избранного - во Дворец...
Теперь он смотрел на свою жизнь со стороны и стыдился содеянного.
Ты всегда действовал так, как этого требовали обстоятельства. Ты. применял любое оружие, какое только было в твоем распоряжении. Ты шел к цели, и никакие препятствия не могли тебя остановить.
Он еще раз попробовал, надеясь захватить воспоминание врасплох - устремиться мыслью к тому сгоревшему особняку, сгоревшей беседке, затонувшему каменному судну - но память не вынесла такой тяжести - и он снова оказался брошенным в ничто, приговоренным к забвению своих мыслей.
Эй-эй! Это всего лишь сон. Он знал, что если откроет глаза, то увидит сидящую перед ним девушку, встретит ее пристальный взгляд. В определенном смысле это было самым плохим свойством этого наркотика - он отправлял тебя туда, куда ты хотел,
и мгновенно возвращал в реальность, только лишь возникало подобное желание.
Жестоко! А может, и правильно - получается, что возможность употреблять любой наркотик или комбинацию из них не столь приятна, как ему казалось раньше.
А что касается девушки... Она сплотит вокруг себя людей своего племени, и путь их будет велик и страшен, но все окажется напрасным, потому что они обречены, их след на поверхности пустыни уже заносит песком. Он, конечно, поспособствовал этому, отведя Избранного во Дворец, и тем самым запустил механизм, привел в движение ужасную цепь событий, ее звенья отозвались в его мозгу погребальным звоном.
Скоро его заберут отсюда и высадят где-нибудь еще, а эта авантюра рассыплется в прах вместе со всем прочим. Он с удовольствием убил бы Избранного, потому что ему редко попадались на жизненном пути более глупые люди, чем этот кретин. Безмозглый юнец оставался в живых - ничего катастрофичнее представить было невозможно!
Он устремился мыслями к планете, которую некогда покинул, но был отброшен. Нас учили, что нет никаких богов, поэтому каждый должен спасать себя сам.
Он раскачивался, описывая круг и не замечая этого.
Ложь. Он плакал и кричал, падая к ногам презиравшей его девушки.
Он продолжал чертить головой круг за кругом.
Он шарил у ног девушки... Что он искал?
Ложь.
Ложь. Он продолжал кружить, рисуя свой собственный символ в темном воздухе между макушкой и светлым отверстием в верху шатра.
Девушка протянула руку и вытерла ему лоб, и он потерял сознанию...
Много позже он совершенно случайно узнал, что Избранного нужно было привести во Дворец только потому, что придурок был последним в роду. Избранный к тому же оказался еще и импотентом, так что не сумел породить сильных сыновей и хитрых дочерей. Десятилетие спустя во Дворец ворвались племена, возглавляемые женщиной, которая всех своих воинов подвергла испытанию грезолистом. Рассказывали, что в свое время, наблюдая за необычным воздействием этого наркотика на чужака, она поняла истинное предназначение своего народа.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВОСПОМИНАНИЕ
Глава 10
Ему нравилась эта плазмовинтовка, и он работал ею как настоящий художник, которого судьба не обделила талантом: рисовал картины разрушения, сочинял симфонии уничтожения, писал элегии истребления. Он стоял, размышляя об этом, и ветер шевелил опавшие листья у его ног.
Итак, покинуть планету не удалось - во время недолгого полета капсула была повреждена неизвестно каким оружием - или поблизости взорвалась боеголовка. Их спасло чудо, но любимая игрушка оказалась зажатой между скафандром и корпусом капсулы. После приземления он обнаружил, что пользоваться ею больше нельзя.
Возможно, слишком много времени ушло на убеждение Бейчея, надо было просто убить старика, оставив все разговоры и уговоры на потом. Счет шел на секунды, нет, черт побери, - на миллисекунды... наносекунды.
***
- Они убьют тебя! Ты им нужен только в качестве союзника. Или мертвый. Скоро начнется война, Цолдрин, и тебе придется либо поддержать их, либо погибнуть в результате несчастного случая. Тебе не позволят сохранять нейтралитет.
- Ты рехнулся, рехнулся, рехнулся, - старик, продолжая держать в ладонях голову Юбрель Шиол, заплакал.
Он подошел к нему, опустился на колено и протянул Бейчею пистолет.
- Цолдрин, а для чего, по-твоему, у нее была эта штука? - Он коснулся плеча приятеля. - Неужели ты не видел, как она пыталась ударить меня? Библиотекарши, ассистентки - разве эти девушки способны на такое?
Пошарив рукой под мышкой, он вытащил букет цветов и положил его под голову девушки.
- Она была одним из твоих тюремщиков и, вероятно, в конце концов стала бы твоим палачом... Цолдрин, нам пора... Пора убираться отсюда. Уверен, с ней будет все в порядке.
Он осторожно взял старика под мышки и поставил на ноги. Бледные веки Юбрель Шиол неожиданно затрепетали, она открыла глаза. Рука девушки медленно потянулась к воротнику, и спустя мгновение дрожащие пальцы стиснули крошечный цилиндрик лазера. Бейчей смотрел не отрываясь в ее темные глаза, его тело перестало ему подчиняться. Девушка тем временем упорно старалась добиться твердости руки. Она целилась в него, в него - не в Закалве. Она целилась в него!
- Юбрель...- начал было он. Рука девушки бессильно упала. Бейчей уставился на неподвижно лежащее на дороге тело. Он потянул старика за рукав.
- Идем, Цолдрин.
- Закалве, она... она...
- Знаю.
- Закалве! Она целилась в меня!
- Пошли скорее, вон капсула.
- В меня...
- Знаю, знаю. Забирайся.
Он неподвижно замер на вершине плоского холма, окруженного другими, почти такими же высокими. Его взгляд скользил по лесистым склонам, на которых располагались странные каменные столбы и широкие постаменты - очевидно, раньше это были фундаменты каких-то сооружений. Снова перед ним распахнулись бескрайние горизонты - после столь длительного пребывания в - и от этого зрелища немного кружилась голова.
Раскидывая на ходу кучи прошлогодней лис