бнулся Квилан.
     - Сомневаюсь в таком развитии событий, хотя никто ни в чем не может быть уверен. Во всяком случае, если вы начнете видеть и Эйнура, то сообщите мне, и мы отошлем его к остальным монахам.
     - А если я все-таки перемещу объект в живое существо, то что будет?
     - Насколько я понимаю, практически ничего. Объект слишком мал, чтобы причинить какой-нибудь реальный вред. Предполагаю, что если, например, он материализуется в живом глазу, то будет казаться, что попала соринка, а если попадет в нервное окончание, то почувствуется легкий укол - не более. В остальных других частях тела он пройдет просто незамеченным. Если же вы сможете переместить эту чашку в чей-либо мозг, - тут Висквил повертел в руках свою чашку, как две капли воды похожую на квилановскую, - то голова, конечно, взорвется. Но то, с чем работаете вы, - уникально и по размерам, и по действию.
     - Он может закупорить кровеносный сосудик.
     - Капилляр, вы хотели сказать? Нет, это вряд ли.
     Квилан опустошил свою чашку, поставил ее на стол и долго не отрывал глаз от грубого фаянса.
     - Я буду видеть эту чертову чашку даже во сне!
     Висквил улыбнулся:
     - Это будет не самое плохое продолжение.
     - А что случилось с Ивайрлом? Я не вижу его с первого дня нашего пребывания здесь.
     - Он занят. Занят приготовлениями.
     - К моим занятиям?
     - Нет, к нашему отправлению.
     - И когда оно произойдет?
     - В нужное время, майор, в нужное время, - снова улыбнулся Висквил.
     - А оба дрона, наши так называемые союзники?
     - Как я сказал, всему свое время, майор.
     - Посылайте!
     - Да!
     - Да?
     - Нет. Нет, мне показалось... Впрочем, не важно. Давайте попробуем еще раз.
     - Думайте о чашке...
     - Думайте о месте, которое вы знаете и знаете хорошо. О маленьком месте. Может быть, о комнате или небольшой спальне, может быть, о каюте, о салоне машины, о чем хотите. Но это должно быть место, которое вы знаете достаточно, чтобы прийти туда не только днем, но и ночью, где вы знаете каждую мелочь, где не заденете ничего и ничего не разобьете. Вообразите, что вы там. Вообразите, что вы там и уронили крошку, семечко, пылинку... уронили в чашку или в...

***

     В эту ночь он опять никак не мог заснуть. Квилан лежал, глядя в темноту, свернувшись калачиком, и вдыхал свежий острый воздух гигантских фруктовых деревьев. Он старался думать о проклятой чашке, но мысль ускользала; он просто устал от нее. Вместо этого он решил еще раз обдумать, что же происходит.
     Было ясно, что технология внутри этого специально адаптированного хранителя душ была сделана не челгрианцем и не для челгрианца. Значит, в операции принимал участие и кто-то из Вовлеченных. Те, чей уровень технологий равен или даже превосходит уровень Цивилизации.
     Двое из их представителей могли находиться внутри пары этих странных конусообразных дронов, которых он видел в самом начале, и еще один - тот, кто говорил с ним мысленно в его голове перед тем, как начали говорить ушедшие. Больше никто из них не появлялся.
     Можно было предположить, что дроны действуют откуда-то извне, снаружи воздушной сферы, хотя всем известная антипатия Оскендарая к подобного рода технологиям означала, что союзники могут находиться в дронах и самым реальным образом. Странно и то, что местом его тренировок выбрана эта аэросфера - можно подумать, что если его тренировки не привлекут ничьего внимания здесь, то они останутся незамеченными и Цивилизацией. Впрочем, совсем не обязательно.
     Квилан быстро мысленно пробежался по всему, что было ему известно о том сравнительно небольшом количестве Вовлеченных, которые могли соперничать с Цивилизацией. Их было от семи до одиннадцати, в зависимости от выбора критерия. Некоторые их них относились к Цивилизации враждебно, некоторые считались почти союзниками.
     Квилан ничего не знал о тех мотивах, которые могли бы подвигнуть этих Вовлеченных ему на помощь, - он знал лишь то, что вообще они очень неохотно позволяют кому-либо вникать в их отношения между собой и другими культурами.
     Он знал, что Оскендарайские аэросферы были сказочно древними, даже по стандартам тех, кто причислял себя к старшим расам, и к тому же преуспели в сохранении своих тайн на протяжении всех эр науки. Ходили слухи о том, что между теми, - кто бы они ни были, - кто создал когда-то аэросферы, и населявшими их мега- и гигафаунами осталась какая-то связь.
     Эта связь с давно ушедшими создателями аэросфер и была той причиной, по которой все стремящиеся к гегемонии и вторжениям существа, - не говоря уже о бесстыдных представителях Цивилизации, - сталкиваясь с аэросферами, непременно пытались или завоевать их или изучить как можно подробней.
     Эти же слухи, подтвержденные какими-то сомнительными записями старших рас, намекали, что когда-то давным-давно некие существа вообразили, что смогут сделать эти свободные блуждающие миры частью своих империй. Но записи эти странным образом исчезли, и имелись прочные доказательства статистики, что миры этих существ тоже исчезали, причем исчезали гораздо быстрей, чем те, которые никогда не входили в конфликт с аэросферами.
     Квилан подумал и о том, не могли ли давно ушедшие аэросферы иметь контакты с давно ушедшими Чела. Была ли некая связь между этими сублимированными душами?
     Кто знает, как мыслят и как взаимодействуют сублимированные? Кто знает, как работает сознание других рас?
     Квилану казалось, что на все подобные вопросы могли ответить только сублимированные, и понять это можно было только одним-единственным путем.
     Его попросили создать некий миракль <Миракль (франц. miracle из лат. miraculum - чудо) - средневековое религиозно-назидательное представление в Западной Европе на тему о чуде, совершаемом святым или девой Марией.>. Его попросили совершить массовое убийство. Квилан попытался заглянуть в себя и подумал, а следит ли и в этот момент за всеми его мыслями суровый челгрианский бог, слушает ли его вопросы, наблюдает ли за возникающими в его мозгу образами, вспыхивающими в его мозгу мгновенными видениями. Взвешивает ли бог достоинства его души? И, наконец, смутно понял, что пока он сомневается в своей возможности создать этот миракль, он полностью обречен на исполнение геноцида.
     Вот и этой ночью, проваливаясь в вязкий сон, он вновь вспомнил ту ее комнату в общежитии университета, где они открылись друг другу, где он узнал ее тело лучше, чем свое, лучше вообще всего на свете, и не уставал познавать его в темноте ночи и при свете дня, и изливать свое семя снова и снова.
     Но использовать все это сейчас Квилан не мог. Он только мог вспоминать эту комнатку, видеть темную движущуюся тень ее тела, когда она вставала включить свет или прикрыть окно, если шел дождь. Однажды она притащила откуда-то старинные эротические веревки, которыми надо было связывать друг друга, и позволила связать себя. А потом связывала его, и он, всегда считавший себя самым некрасивым из всех юношей, гордился своей нормальностью, своей силой, своей неутомимостью в этих плотских играх...
     Он и сейчас видел перед собой ее сказочную тень, изгибающуюся в розоватых огнях ночника. Да, сейчас, здесь, в этом странном мире, через столько времени и в миллионах световых лет от тех блаженных дней и мест, он все еще воображал себя встающим с постели и идущим на другую сторону комнаты, где на полке стоял маленький серебряный кубок. Когда она желала порой стать совсем обнаженной, то хотела снять и серебряное кольцо, подаренное матерью, и его обязанностью, его правом, его миссией было снимать это кольцо с ее тонкой руки и класть его в серебряный кубок.

***

     - Все нормально. Вы там?
     - Да, мы там.
     - Итак, посылайте.
     - Да. Нет.
     - Хм... Что ж, начнем сначала. Думайте о...
     - Да, о чашке.
     - Вы абсолютно уверены, что устройство работает, ваша честь?
     - Абсолютно.
     - Значит, дело все-таки во мне. Я просто не могу... Это просто не мое. - Квилан уронил в суп кусочек хлеба и горько рассмеялся. - Или мое, но я никак не могу выцарапать это из себя.
     - Терпение, майор. Только терпение.
     - Вот так. Вы там?
     - Да-да, мы там.
     - Посылаю.
     - Жду. Кажется...
     - Да! Ваша честь! Майор Квилан! Оно работает!
     Эйнур мчался к ним прямо из столовой.
     - Ваша честь, а какую выгоду получат от моей миссии союзники?
     - Не уверен, что знаю, майор. И это не тот предмет, о котором нам стоит беспокоиться и вам и мне.
     Они сидели в маленьком прогулочном суденышке на два лица, принадлежавшем "Душе небес".
     Потом все тот же самолетик, что доставил их сюда, забрал Висквила и Квилана в обратившую дорогу. Но теперь они набирали скорость в направлении одного из тех солнц-лун, которые обеспечивали аэросферу светом. Луна быстро приближалась, и ее свет исходил из того, что казалось гигантским ровным кратером с ровными краями, занимавшим половину поверхности. Он казался полуприкрытым зрачком какого-то невиданного инфернального <Инфернальный - адский (лат.).> существа.
     - Все дело в том, что технология работает, майор, - ни с того ни с сего заметил Висквил.
     Они уже провели десять успешных испытаний с запасом объектов, погруженных в Хранителя душ. Сначала несколько часов Квилан безуспешно пытался закрепить первый успех, и, в конце концов ему удалось переместить даже два объекта. После этого чашку прятали в разных частях судна, и у Квилана лишь два раза ничего не вышло, а потом все пошло как по маслу. На третий день он переместил всего два объекта, зато сразу в разные концы корабля. На четвертый день чашку впервые вынесли за пределы "Души небес".
     - Мы следуем к той луне, ваша честь? - уточнил он, когда громадная луна закрыла перед ним весь горизонт.
     - Рядом. - И Висквил указал рукой: - Видите? - Крошечное серое пятно плавало с одной стороны солнца-луны, едва заметной в волнах сияющего света. - Вон туда.
     Это было нечто среднее между кораблем и станцией. И, вероятно, было создано на ранней стадии одной из тысяч цивилизаций Вовлеченных. Место представляло собой сборище серо-черных цилиндров, яйцеобразных фигур и шаров, соединенных прочными проводами. Эти фигуры медленно вращались на орбите солнца-луны, сконструированной таким образом, что они никогда не пересекали мощный поток света, идущий со стороны, обращенной к аэросфере.
     - Неизвестно, кто ее построил, - заметил Висквил. - Она болтается тут вот уже несколько десятков тысяч лет и даже здорово модифицирована теми, кто когда-то пытался использовать ее для изучения лун и самой аэросферы. И она отлично экипирована, чтобы обеспечить нужные нам условия.
     Маленькое суденышко скользнуло в ангар, приютившийся в одном из крайних цилиндров. Они подождали, пока подадут воздух, и вышли в холодную атмосферу, пахнущую чем-то едким. На другом конце ангара тут же появились два конусообразных дрона и приблизились к ним, оказавшись с двух сторон.
     В голове у Квилана на этот раз не зазвучало никаких голосов, лишь из глубины одного дрона раздался гулкий металлический звук:
     - Ваша честь, майор, следуйте за нами.
     Они прошли по проходу мимо множества зеркальных дверей и вышли в какое-то подобие галереи с единственным большим и сферическим окном. Это могло быть и обзорным куполом океанского лайнера, и рубкой межзвездного круизного судна. Шагнув ближе, Квилан обнаружил, что окно - или экран - гораздо выше и глубже, чем казалось на первый взгляд.
     Впечатление стекла или экрана, впрочем, тут же пропало, едва только Квилан осознал, что видит перед собой единую огромную ленту медленно вращающегося вокруг странного мира. Сверху и снизу слабо светили звезды, среди которых выделялась пара поярче.
     Мир казался ровным, огороженный внизу и по краям серо-голубыми прозрачными стенами; поверхность делилась на части длинными пронумерованными полосами серо-коричневого, белого и серо-черного цвета. Через весь мир от стены к стене тянулись горы, так же деля его в разных направлениях.
     Между ними лежало множество земель и целый океан. Земли были, по большей части, в виде отдельных материков, а частью - в виде достаточно крупных островов, тонущих в зеленых и голубых морях и в огромных зарослях малинового, коричневого и красного. Острова эти тянулись тоже от одной стены до другой, и кое-где имели моря, озера, были покрыты лесами, застроены городами и деревнями.
     Надо всем этим великолепием клубились, скользили, извивались, скручивались в кольца, волновались и выгибались в дуги облака, создавая над водой и сушей призрачную фантастическую дымку.
     - Вот что вы увидите, - прогудел один из дронов. Висквил похлопал Квилана по плечу:
     - Добро пожаловать на Мэйсак, майор.
     - Пять миллиардов, Хайлер. Мужчин, женщин, детей. Нам предстоит ужасная вещь.
     - Да, но нам не пришлось бы этим заниматься, если бы они прежде не сделали того же самого с нами.
     - Они? Эти люди, Хайлер? Эти, которые здесь, на Мэйсаке?
     - Да, эти люди, Квил. Ты видел их. Ты разговаривал с ними. Когда они узнавали, откуда ты, как удерживались они, чтобы не оскорбить тебя! Только благодаря тому, что они слишком гордятся своей хваленой демократий, только эта гордость удерживает их! Они чертовски заносчивы, как носятся со своими правами и возможностями говорить и делать всякие глупости!
     Да-да, именно эти люди. Эти люди должны нести коллективную ответственность за то, что натворили их разумы, включая разумы посольств и Специальных обстоятельств. Они сами заварили эту кашу, и сами будут ее расхлебывать. Здесь нет презираемых, Квилан, нет эксплуатируемых, нет Невидимых, нет парий, на все века осужденных на то, чтобы быть изгоями, - здесь все хозяева, все как один. Они все могут говорить все, что придет им в голову. И именно эти люди своей безответственностью допустили то, что произошло на Челе, даже если на самом деле полную правду знали всего лишь некоторые из них.
     - Я только думаю, не слишком ли это... грубо?
     - Квил, а разве ты слышал, как хотя бы один из них говорил о своей вине? Разве они покаялись? Разве мы слышали?
     - Нет.
     - И никто этого не слышал. Они говорят, мать твою, они выражают нам свои соболезнования так мило, они утверждают, мать их так, что они обо всем сожалеют, в таких цветистых выражениях, такими элегантным словами! Для них это просто игра, Квил. Они словно соревнуются друг с другом, кто из них выразится изящнее и убедительней! Но разве они готовы действительно что-то сделать?! Сделать, а не болтать языком?
     - У них специфическая слепота. Мы разговариваем с машинами.
     - Так именно машины ты и должен уничтожить.
     - Но пять миллиардов...
     - Они сами взвалили на себя эту ношу, майор. Они могли бы бороться, кто-то мог бы просто уехать куда угодно в знак протеста против их долбаной политики постоянного вмешательства во все, во что их не просят.
     - И все же наша задача чудовищна, Хайлер.
     - Согласен. Но мы должны ее выполнить. Я не хотел облекать это в слова, Квил, но уверен, что и ты сам думаешь об этом так же - словом, я должен тебе напомнить о том, что спасение четырех с половиной миллионов челгрианских душ зависит полностью от тебя. От тебя одного, майор. Ты - их единственная надежда.
     - Я знаю. А если Цивилизация отплатит нам той же монетой?
     - Почему они будут мстить нам, если с ума сойдет их машина?
     - Потому что они не дураки, Хайлер. Не такие дураки, какими нам хочется нам их видеть, - совсем потерявшими всякую бдительность.
     - Но даже если они что-нибудь и заподозрят, то быть уверенными не смогут ни в чем. Если все пройдет по нашему плану, то картина будет такой, будто Хаб сделал все сам. Но наши стратеги считают, что даже в самом неблагоприятном случае Цивилизация примет это как благородную месть, не больше.
     - Ты сам знаешь, как она это примет, и не пудри мне мозги своей Цивилизацией.
     - Я нигде не купил идею насчет правил общения с этими людьми, Квил. Я думаю, это дело рук самой Цивилизации, пропаганда, так сказать.
     - Пусть даже так, но это правда. Будь с ними ласковым, и они начнут быть ласковыми вдвойне. Относись к ним плохо, и они...
     - И они будут хуже некуда. В этом есть некое противоречие. Надо прибегнуть к действительно ужасному насилию, чтобы заставить их сбросить свою маску ультрацивилизованной державы.
     - Но как знать, а вдруг и уничтожение пяти миллиардов они не воспримут как действительно ужасное насилие?
     - Это просто цена. Они должны узнать, что есть и такая месть, и такие отношения. Око за око. Жизнь за жизнь. Они не станут отплачивать той же монетой, Квил. Все это придумано умами, посильнее наших с тобой. Цивилизация не унизится до того, чтобы мстить, - иначе она слишком подорвет свое реноме и то моральное превосходство, которым она так кичится. Они примут наше деяние как соответствующую плату и просто подведут жирной чертой итог. Да, это будет расценено как трагедия, но трагедия, вписывающаяся в их понимание дела, трагедия, являющаяся лишь заключительной частью их вмешательства в наши дела, трагедия - но не вероломное нападение.
     - Они могут захотеть сделать из нас пример.
     - Мы занимаем слишком незначительное место среди Вовлеченных, Квилан, чтобы быть достойными оппонентами. Наказывать нас - мало для них чести. К тому же мы уже вполне наказаны. И мы с тобой лишь пытаемся предотвратить наше дальнейшее наказание.
     - Я боюсь только, что мы сейчас так же слепы в отношении их реальной психологии, как и они были слепы в отношении нашей, когда вторгались. Со всем их опытом и знаниями они ошиблись в нас. Но и мы тоже еще очень мало сведущи в отношении реакций других существ мира. Как можем мы быть уверены, что рассчитали правильно, если даже они так позорно провалились?
     - А так, что мы занимаемся правым делом, ясно? Мы долго и трудно обдумывали эту акцию, которая и началась лишь потому, что они провалили точно такую же. Они настолько возомнили о себе, что рискнули предпринять вторжение всего несколькими судами, с небольшим количеством ресурсов, собираясь исполнить все с математической элегантностью. Они решили сделать судьбы целой цивилизации частью игры, посмотреть, какую культурную выгоду можно от этого получить. А когда из этого ничего не вышло, и ветер смерти подул в лицо, страдали и умирали не они, - но мы! Четыре с половиной миллиарда душ, лишенных благословения из-за того, что какие-то нечеловеческие разумы решили, что так будет лучше, что можно запросто изменить устои любого общества, даже такого, которое отличалось стабильностью целых шесть тысяч лет!
     Они не имели права вмешиваться в наши дела, а если уж и решились на это, то должны были быть уверены, что действуют единственно правильным и соответствующим способом, и действительно подумать о тех невинных жизнях, с которыми им придется иметь дело.
     - И все же мы можем тоже совершить ошибку. И они окажутся менее толерантными <Толерантность (лат. tolerantia - терпение) - терпимость, снисходительность к кому или чему-либо.>, чем мы себе воображаем.
     - Но даже если это так, Квилан, даже если они на самом деле и не обладают своей хваленой мощью, - что, конечно, весьма сомнительно, - то и тогда это не имеет значения, Квилан! Если мы преуспеем здесь, эти четыре с половиной миллиарда душ там будут спасены. Они попадут на небеса! И после того, как бог допустит их на небо, уже ничто другое не будет иметь значения.
     - Он может позволить им это и сейчас, Хайлер. Он может просто поменять правила игры, поменять правила - и взять их к себе сейчас же.
     - Я знаю, Квилан. Но быть здесь и совершить великое дело освобождения - великая честь для нас. И когда открылось, что наши с тобой смерти послужат...
     - Это не открылось, Хайлер. Это было сделано. Это сказочка, которую мы рассказали сами себе, а не божье откровенье.
     - Все равно. Когда мы обнаружили, что есть способ, которым можно отдать свои жизни с честью, разве мы не подумали о том, что простые люди воспримут это как бессмысленную смерть. Подумали. Но наш п