я к Сма, желая показать добычу. Рыбка переливалась зеленым, красным и золотым в его ладонях.
     - Отпусти ее.
     Его лицо вытянулось, и прежде чем Дизиэт смогла что-либо добавить, он размахнулся и бросил рыбку в воду.
     - Неужели я мог поступить иначе?
     Она посмотрела в сторону моря, затем огляделась в поисках дрона и обнаружила его в нескольких футах слева, парящим над пляжем. Тряхнув влажными кудрями, она взглянула мужчине в глаза. Он выдержал ее взгляд.
     - Зачем ты делал это?
     - Зачем я давал эликсир молодости нашим славным вождям? - Закалве пожал плечами. - Думал, это сработает. Чем, кстати, плоха была идея? Не знаю... К тому же мне казалось, что я, как лицо, начисто лишенное амбиций и не заинтересованное в собственном возвеличивании, способен как-то изменить ситуацию.
     - Закалве, ничего не получится. Ты оставляешь нам здесь политический хаос.
     - Желаю удачи...
     Он замолчал и прикрыл глаза руками. Не отнимая ладоней от лица, спросил:
     - Дизиэт, я здорово влип?
     - Из-за этого?
     - Да, и еще - управляемый нож, слышала о нем?
     - Слышала. - Она кивнула. - Думаю, нынешняя ситуация мало чем отличается от той, в какие ты попадал раньше.
     Закалве улыбнулся.
     - Ненавижу эту вашу... терпимость.
     - Итак, - Сма натянула через голову блузку, - твои условия?
     - Такая же оплата, а? Минус омоложение и плюс десять процентов кредитных документов.
     - Точно такая же? - Сма печально смотрела на него.
     Он кивнул.
     - Ты дурак, Закалве.
     - Я продолжаю...
     - И опять получится то же самое.
     - Ты не можешь этого знать.
     - Отчего бы не предположить?
     - Отчего бы не надеяться, Диззи... Слушай, это мое дело, и если ты хочешь, чтобы я отправился с тобой, придется дать согласие. Идет?
     - Идет.
     Он, похоже, насторожился.
     - Вам по-прежнему известно, где она? Сма кивнула.
     - Да, нам известно.
     - Это точно установлено?
     - Да, абсолютно точно. - Она отвела взгляд в сторону моря. - По-моему, тебе не следует с ней встречаться.
     Закалве медленно встал и отряхнул с колен песок.
     - Запомню.
     Он направился в коттедж, Сма, осталась ждать его во внутреннем дворе, невольно прислушиваясь, не доносятся ли уже из дома плачь или звон битой посуды? Но все было тихо. Она закрыла глаза, вдыхая нежный аромат каких-то невидимых цветов, и звуки обступили ее, подобно верным слугам: шелестели кроны деревьев, волны с шуршанием набегают на песчаный берег... Еще что-то неясное, но удивительно приятное ее слуху. Наверное, она скоро вернется в дом под серой плотиной.
     "Какого черта, надо было остаться дома. Вместо меня могли бы просто отправить дублера или дрона... Ведь Закалве все равно бы согласился".
     Он появился в дверях, бодрый и свежий, с небольшим чемоданом в руке.
     - Пошли.
     Скаффен-Амтиско сопровождал их, снова набрав высоту - вровень с верхушками деревьев.
     - Кстати, - не выдержала Дизиэт, - почему на десять процентов больше? - Она чуть замедлила шаг в ожидании ответа.
     Он пожал плечами и ступил на заскрипевшие доски пирса.
     - Инфляция. Сма нахмурилась.
     - Это еще что такое?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВЫЛАЗКА

Глава IX

     В то время он очень много думал, наверное, больше, чем когда-либо. Или, возможно, он просто больше осознавал этот процесс - тождество движения мысли и хода времени. С другой стороны, ему казалось, что ее присутствие - единственная вещь, достойная быть осознанной, воспринимаемой всеми органами чувств. Остального для него не существовало. Каждое проведенное с ней мгновение казалось ему некой драгоценной капсулой - драгоценной, потому что она была наполнена его чувством, - капсулу эту следовало спрятать в недоступном месте, подальше от пошлости обыденной жизни. Он часто рассматривал ее, спящую, в странном мягком свете, проходившем сквозь стены этого необычного дома. И ошеломленный сладковатым ароматом кожи, мягкостью длинных послушных волос, царственным спокойствием нежных черт лица, застигнутый врасплох самим фактом ее физического присутствия рядом, он спрашивал себя: как такая красота могла сохраниться без какого-либо сверхчеловечески мощного сознательного усилия? Прислушиваясь к тихим, таинственным звукам, гулявшим по дому, он пытался услышать ответ на свой вопрос или, возможно, в который раз осознавал, как это жилище похоже на нее. Увидев это строение впервые, Закалве подумал, что первый же серьезный смерч разрушит его, обратит в груду развалин. Но, похоже, таким домам редкие в этих широтах шторма не были страшны - его обитатели беспечно собирались вокруг очага, а легкие, но прочные перекрытия и раздвижные стены истощали и гасили силу ветра.
     Извилистой тропинкой они прошли через лес и, петляя по дюнам, неожиданно вышли к этому дому. На его замечание о том, что подобное жилище очень легко поджечь или ограбить, почему-то она ответила тихим смехом, а потом прижалась к нему и крепко поцеловала в губы. Жилище этой женщины и привлекало, и тревожило его, потому что вполне соответствовало ее характеру, походило на образ, символ или загадочную метафору из какого-нибудь написанного ею стихотворения.
     Стихи! Он так любил их слушать, хотя и признавался, что не все в них понимает - мешало недостаточное знание языка, а также множество культурных иллюзий. Напротив, их физические отношения оставляли ощущение полноты и целостности, в то же время превращаясь в нечто более сложное. Секс был вторжением в ее плоть, нападением, атакой, и сколько бы ни получала она удовольствия в спровоцированном ею слиянии, она все равно оказывалась побежденной в этой борьбе, ибо он нес в себе мужское, агрессивное начало. Разумеется, он сознавал, что нелепо сравнивать секс и войну.
     - Закалве, - она касалась прохладными гибкими пальцами его шеи и бросала на него лукавый взгляд. - Как у тебя все непросто.
     Он мог часами смотреть на нее, укутывая в свое обожание, как в теплый мех, рассматривать ее тело, прислушиваться к звучанию ее голоса, следить за ее движениями.
     Ради этого и стоит жить, говорил ему внутренний голос. Можно оставить в прошлом все, что так тяготит тебя: вину, ложь, корабль, стул и другого человека...

***

     Они познакомились в небольшом баре на окраине города, который ему рекомендовали как место, где всегда имеется спиртное на любой вкус. Из соседней темной кабинки донесся пьяный мужской голос:
     - Так, говоришь, ничто не вечно? - (Боже, какая банальность, подумал он).
     - Нет, - услышал он ее ответ, - за очень немногими исключениями, ничто не вечно, и среди этих исключений мысли или труд человека не числятся.
     Женщина продолжала что-то говорить, но он сосредоточился именно на этой фразе. Мне это нравится; интересно... стоит посмотреть, как она выглядит?
     Закалве поднялся и заглянул в соседнюю кабинку. Мужчина - какой-то юнец, с лицом в размазанных слезах и соплях. Что касается женщины, то ее скрывала полутьма, поэтому удалось заметить только вьющиеся черные волосы, острые черты лица...
     - Извините, - вежливо обратился он к ним, - но я просто хотел заметить, что выражение "ничто не вечно" может быть и позитивным... в некоторых других языках.
     Едва он закончил фразу, как мгновенно осознал, что именно в этом языке имелось множество слов для обозначения "ничего". Он смущенно улыбнулся и нырнул обратно в свою кабинку. Бутылка была уже пуста, и он нащупал на стене кнопку вызова официанта. Не прошло и четверти часа, как из соседней кабинки донеслись крики и грохот, затем юнец стремительно направился к двери, расталкивая всех на своем пути. Спустя мгновение перед Закалве появилась женщина. Ее лицо было влажным, она несколько раз глубоко вздохнула, потом старательно вытерла лоб носовым платком.
     - Благодарю за содействие, - ледяным тоном произнесла она, - все складывалось как нельзя удачно, пока не вмешались вы.
     - Сожалею, - холодно ответил он, хотя на самом деле почувствовал непонятное волнение.
     Женщина склонилась над столом и тщательно выжала платок в его бокал.
     - Какая щедрость, - спокойно заметил он.
     Незнакомка повернулась к нему спиной, очевидно, намереваясь уйти. Он попытался остановить ее.
     - Пожалуйста, позвольте и мне тоже быть щедрым.
     У входа в кабинку появился официант. "Удача! Весьма кстати!"
     - Еще один бокал... того, что я уже заказывал, а для дамы...
     Она заглянула в его бокал.
     - То же самое, - и уселась напротив него.
     - Считайте это репарациями, - слово подсказал имплактированный словарь.
     Похоже, его фраза несколько озадачила незнакомку. Она сдвинула тонкие, изогнутые брови.
     - Репарации - это что-то связанное с войной?
     - Точно. Компенсация за ущерб. Она покачала головой.
     - Вы говорите... странно.
     - Я приехал издалека.
     Женщина помолчала, потом улыбнулась.
     - Шиаса Энджин. Пишу стихи.
     - Вы поэт? - восторженно воскликнул он. - Меня всегда восхищали поэты. А однажды я даже сам попытался написать стихи.
     - Да?- Женщина насторожилась. - Все когда-то пробовали. А вы... Чем вы занимаетесь?
     - Меня зовут Шераданин Закалве. Я солдат.
     - Войны не было вот уже триста лет, разве вам не грозит опасность разучиться воевать? - Шиаса откинулась на спинку стула. - Из какого же далекого далека вы прибыли, Закалве?
     - Вы угадали, я... оттуда, - он сделал неопределенный жест рукой. - Благодарю вас, - это предназначалось официанту, принесшему напитки, один из бокалов он передал женщине.
     - Почему же вы так похожи на нас? Разумеется, не все инопланетяне обязательно должны быть негуманоидами, и все-таки...
     - Думаю, мне известна настоящая причина.
     - И какова она?
     - Алкоголь. Это вещество есть везде, им просто пронизана Галактика. Любой паршивый вид, стоит ему изобрести телескоп, спектроскоп и прочую ерунду, начинает пялиться на звезды. Что же он видит? - Закалве постучал ногтем по бокалу. - Массу материи, но изрядная доля ее - алкоголь. Гуманоиды - это способ, которым Галактика пытается избавиться от спиртного.
     - Понятно. - Шиаса неуверенно кивнула. Она сделала глоток и испытующе посмотрела на него. - А к нам вы зачем пожаловали? Надеюсь, не для того, чтобы начать войну?
     - Нет, я в отпуске. Решил убраться подальше от своих, и это местечко показалось мне подходящим.
     - Долго собираетесь здесь пробыть?
     - Пока не надоест. - Он улыбнулся в ответ и поставил бокал на стол, затем потянулся к кнопке звонка, но женщина опередила его.
     - Моя очередь, - безапелляционно заявила она.
     - Нет. На этот раз совершенно иное.

***

     Когда он пытался разобраться в своих чувствах, привести их в порядок, что же в ней так его притягивает, то, разумеется, начинал с более важных вещей - красоты, творческих способностей, отношения к жизни. Но стоило ему просто увидеть ее или вспомнить какие-нибудь даже незначительные события минувшего дня, и тогда ее жесты, отдельные слова, движение глаз или рук приобретали не меньшую ценность. Тут он сдавался, утешаясь сказанной ею однажды фразой: нельзя любить то, что вполне понимаешь. Любовь, утверждала Шиаса, это процесс, а не состояние; оставаясь в неподвижности, она рискует зачахнуть. Он не был в этом уверен, хотя, благодаря ей, пребывал в состоянии ясного покоя, которое вообще-то не было ему свойственно...
     Ее талант, а возможно, и гениальность, увеличивали его недоверие к ней. А как еще можно относиться к тому обстоятельству, что любимая женщина является личностью гораздо большего масштаба, чем способен постичь твой разум. Да, она была такой, какой он ее знал здесь и сейчас - цельной натурой, щедро одаренной красотой и умом... И все же, когда они оба в конце концов умрут (он обнаружил, что снова может думать о собственной смерти без страха), мир будет помнить ее только лишь как поэта. Она не раз говорила ему, что хочет написать о нем стихи, но для этого ей нужно побольше узнать о его прошлой жизни. Однако у него не было желания исповедоваться перед ней. Непостижимым образом этой женщине удалось снять бремя с его души; а его причудливые фантазии и предубеждения гармонично выстраивались благодаря некоему магниту, который содержался в ней.
     ... А эти ужасные воспоминания! Давным-давно он примирился с мыслью, что с возрастом они будут становиться лишь сильнее. Но Шиаса просто стерла их, раздробила на части и выбросила, даже не подозревая об этом и не осознавая степень своего влияния на него.

***

     - Сколько же тебе лет? - спросила она незадолго до рассвета в ту, первую ночь.
     - Я старше и моложе тебя.
     - Звучит загадочно, но все же ответь на вопрос, - Прохладная ароматная ладонь легла на его лоб.
     Задумавшись, он сдвинул брови под ее тонкими легкими пальцами.
     - Ну... какова у вас продолжительность жизни?
     - Около... восьмидесяти-девяноста лет.
     Пришлось напрячься, вспоминая здешние единицы времени, кстати, довольно близкие к стандартным.
     - Тогда мне... примерно двести двадцать, сто десять и тридцать.
     Она тихонько присвистнула.
     - Какой выбор...
     - Я родился двести двадцать лет тому назад, прожил сто десять из них, а физически я соответствую тридцатилетнему возрасту.
     Шиаса ответила гортанным смехом, затем прижалась к его животу своими крепкими грудями. Колени сжали его бедра, и она уселась на него верхом.
     - Так я лежу в постели с долгожителем? - Похоже, ее это очень забавляло.
     Он положил руки ей на поясницу, гладкую и прохладную.
     Она закрыла ему рот поцелуем.
     - Не забудь, что завтра... нет, фактически уже сегодня мы должны выяснить, что случилось с этим кирхом. Возможно, бедное животное застряло среди зарослей.
     - Да, - согласился он, лениво переворачиваясь на спину.
     Шиаса села на постели, потягиваясь и сладко зевая, затем вскочила и направилась к окну. Подняв шторы, она сняла с крючка на стене бинокль и поднесла его к глазам.
     - Все еще там.
     Он наблюдал за ней из-под опущенных век, поэтому стройный силуэт казался размытым, далеким - как, впрочем, и ее голос.
     - Кирхи, я за ними несколько раз наблюдала, иногда просто перестают есть и тупо пялятся на что-то перед собой, как бы впадая в коматозное состояние. Первые же капли дождя или севшая на спину птица тут же пробуждают его.
     Разумеется, животное могло и застрять среди ветвей, эти толстокожие не отличаются ловкостью. В любом случае стоит подняться на холм - вид оттуда открывается прекрасный, и ему не помешает размяться. Они будут валяться на траве и болтать о пустяках, глядя на искрящийся в мареве океан... а вечером Шиаса напишет еще одно стихотворение.
     Пока что он фигурировал в ее стихах в качестве некоего безымянного возлюбленного. Впрочем, листы, исписанные мелким почерком, как правило, отправлялись в корзину... Шиаса говорила, что когда-нибудь напишет стихотворение, посвященное событиям его жизни, - если, конечно, они станут ей известны.
     Стены дома колыхались, легкие шторы и решетчатые перегородки сразу же отзывались тихим шорохом на малейшее движение воздуха.
     - Сегодня мне все же следует немного поработать, - пробормотала она вполголоса.
     Тем первым утром в сером рассвете Шиаса подробно исследовала его тело.
     - Сколько шрамов, Закалве, - она осторожно провела пальцем по груди.
     - Я постоянно попадаю во всякого рода истории, - вздохнул он. - Конечно, можно было бы избавиться от этих рубцов, но... они помогают... помнить.
     - Брось. Признайся, ты просто любишь щеголять ими перед девушками!
     - Ну, не без этого.
     - Вот этот... если у тебя сердце на том же месте, где и у нас... учитывая, что все остальное, кажется, там же. - Шиаса водила пальцем по небольшой отметине рядом с соском.
     Почувствовав, что он напрягся, она подняла взгляд. Странное выражение его глаз - как у больного или загнанного животного - вызвало у женщины невольную дрожь. Вполне возможно, что ему действительно столько лет, если не больше. Она отодвинулась, поправила волосы.
     - Эта рана - недавняя?
     - Эта? - Он попытался улыбнуться. - Эта как раз одна из самых старых. - Странное выражение в его глазах исчезло.
     - А эта? - спросила она, касаясь его головы.
     - Пуля.
     - В сражении?
     - Можно сказать и так. Женщина.
     - О! - Шиаса зажала ладонью рот, изображая ужас.
     - Тебя это смущает?
     - Нет, не будем вдаваться в подробности... Как насчет этой?
     - Лазер... очень сильный свет, - пояснил он, заметив недоумение на ее лице.
     - А эта?
     - Хм... от насекомых.
     - От насекомых? - она вздрогнула.
     Он мысленно перенесся в потухший кратер вулкана... Что там было еще? Озеро со стоячей водой и камнем посередине... Он полз и полз по кругу... а насекомые... Впрочем, все это осталось в далеком прошлом. Жизнь обрела смысл только здесь и сейчас...
     - Тебе лучше не знать.
     Ее черные кудри тяжело качнулись.
     - Я поцелую их все - и тебе станет легче!
     - Эта работа может оказаться долгой, - предупредил он, когда женщина переместилась к его ногам,
     - Ты куда-то спешишь? - Шиаса осторожно прикоснулась губами к мизинцу на его ноге.
     - Вовсе нет. Времени - сколько угодно, целая вечность.

***

     Он почувствовал, как она пошевелилась и, затаив дыхание, ждал, когда женщина откроет глаза.
     - Интересно, почему ты всегда просыпаешься раньше меня?
     - Не знаю, - вздохнул он. - Наверное, мне нравится смотреть, как ты спишь.
     - Почему?
     Он поцеловал ее в шею, глубоко вдыхая запах ее душистых волос.
     - Когда ты бодрствуешь, то многое: какие-то жесты, движения, слова, мысли - все это ускользает от моего внимания, но во сне ты неподвижна, и я могу все вобрать в себя.
     С трудом удавалось подобрать слова...
     - Ты...- Она опустила взгляд. - Знаешь, мне нравится слышать подобную чепуху.
     Он понял, что она хотела сказать, но так и не сказала.
     - На самом деле ты думала о том, что пока тебе нравится слушать подобную чепуху, но что будет дальше... Почему надо столько сил и внимания уделять будущему, которое может и не наступить?
     Шиаса осторожно коснулась губами его лба, заглянула в глаза и отвернулась.
     - Мне не следовало влюбляться в тебя, - сказала она, обращаясь в пустоту. А может, эта фраза предназначалась притихшему дому?
     - Почему?
     - По многим причинам... Я просто беспокоюсь, что это долго не продлится.
     - Ничто не вечно, помнишь?
     - Помню. - Женщина вздохнула. - Мне нравится рассуждать о том, что может случиться, чтобы не быть застигнутой врасплох. Я стараюсь быть готовой и к хорошему, и к плохому. А тебя... Разве тебя это не беспокоит?
     - Что? - Он попытался поцеловать ее, но она отрицательно покачала головой.
     - То, что я не могу поверить тебе до конца и до сих пор сомневаюсь в твоих чувствах.
     - Нет, меня это нисколько не беспокоит.

***

     Иногда, лежа без сна в темноте ночи, он представлял, что сквозь колышущиеся стены-занавески в дом входит призрак - Шераданин Закалве.
     Призрак держит в руках какое-то неизвестное, но, вне всякого сомнения, смертоносное оружие, готовое выстрелить. От призрака походят флюиды ненависти, и - что еще хуже - презрения...
     Ведь для того Закалве, каким он был прежде, точнее, был всегда, такого рода самозабвенная привязанность, всепоглощающая любовь - не что иное, как предательство, позорное преступление.
     Настоящий Закалве посмотрел бы на нынешнего сквозь прицел и выстрелил бы - не колеблясь ни секунды.

Глава 6

     Держа плазмовинтовку за ствол, он глядел, прищурив глаз, в дуло, что-то тихо бормоча.
     - Закалве, - Сма сдвинула брови. - Космический корабль изменил курс только для того, чтобы вовремя доставить тебя в Вуренхуц. Может быть, сначала все-таки следует выполнить задание, а потом уже вышибать себе мозги?
     Закалве обернулся и увидел в дверях малого отсека Сма, дрона, позади них мелькнула, уносясь прочь, капсула пневмотрубы.
     - А? Привет.
     Он поднял плазмовинтовку, небрежно прицелился