покраснела - Кальт все-таки переусердствовал с поцелуями. Глаза девушки азартно блестели. Казалось, она искала на челе Кальта некий новый знак, который утвердит ее в ее намерениях.
     Наконец молчание истекло:
     - Сегэллак помнит более, чем сто весен. Деньги для него - просто кружки металла. И он никогда не отказывает тем, у кого звезда во лбу.

8

     - Что ты ищешь в Харрене, юноша? - спросил Сегэллак.
     - Гробницу сотинальма Эллата, - твердо ответил Кальт.
     - Нашел тоже достопримечательность - гробница. Между прочим, около месяца назад в нее ударила молния. Она разрушила купол и повредила бирюзовую крышку саркофага. А потом какие-то нелюди - ронты, полагаю - ограбили ее подчистую. Даже лепные украшения с потолка поотковыривали - сортиры свои украшать ими будут, что ли. А что именно ты желаешь увидеть в гробнице Эллата, юноша?
     Этот вопрос не на шутку смутил Кальта. Ибо ответа на него он не знал сам. Но, поскольку разговор с Сегэллаком был из числа тех, в которых врать бессмысленно ибо бесполезно, Кальт был честен.
     - Я не знаю. Что-то влечет меня туда. Какое-то смутное чувство. Я считаю Эллата великим воином. Молодые воины не должны забывать о воинах древности, - сказал Кальт, впервые в жизни неподдельно сожалея о собственном косноязычии.
     К вящему удивлению Кальта, Сегэллак воздержался от дальнейших расспросов.
     Он медленно встал со своего кресла, сбросил на пол шубу и подошел к круглому жертвеннику посредине гулкого зала, где он принимал редких и одинаково надоедливых гостей.
     Жертвенник был окутан языками пламени, рвавшимися на свободу из свирепых пастей каменных псов. Сегэллак достал прямо из воздуха несколько черных зернышек, вроде маковых, и бросил их в огонь.
     Подпрыгнувшие к самому потолку языки пламени швырнули в лицо Кальта сполохи голубоватого, с алой жилкой, переменчивого света. Кальт невольно отпрянул. Однако Сегэллак не убрал руку и пламя принялось покорно облизывать ее, словно ученый пес перчатку хозяина, не причиняя последнему никакого вреда.
     Сегэллак был сед, сутул и морщинист, впрочем, отнюдь не дряхл. Просторные белые одежды, облекавшие его фигуру, не скрывали, а, наоборот, подчеркивали возраст жреца Гаиллириса. Но, удивительное дело, ни у Кальта, ни у кого-либо другого при виде столетнего Сегэллака не возникало чувства покровительственной жалости. И афоризмы вроде "старость не радость" тоже, казалось, вспоминать не ко двору - столь много величия и внутренней силы было в фигуре Сегэллака.
     Жрец держал руку над огнем очень долго. Притихший Кальт не смел даже шелохнуться на своей скамье, где он сидел, по-школярски положив руки на колени.
     Кальт смотрел на Сегэллака, не отрываясь. Сегэллак же смотрел в огонь. Лицо его, изборожденное морщинами, светилось любознательностью и пониманием. Казалось, он читает книгу, страницы которой, сотканные из тонких покровов инобытия, дано зреть только ему.
     Наконец, Сегэллак вспомнил о своем госте. Он подошел к Кальту и, пристально глядя ему в глаза, сказал:
     - Я спрашивал Эллата о тебе и мне был ответ. Ты получишь меч, который я некогда выковал для Элиена Тремгора. Тогда я просил для него более легкой судьбы. То было семнадцать лет назад в Ласаре. Здесь, в Харрене, я отдам его тебе, Кальт.

9

     Ирвамессы следовали прихотливой горной тропой, уводящей отряд в сердце Хелтанских гор, к Вратам Хуммера. За рощей закрученных в бараний рог сосенок наконец открылась сравнительно ровная, широкая площадка.
     - Привал!
     Воины, несмотря на усталость, споро принялись готовить место для лагеря. Но первым делом они расседлали коней и сложили в сакральный круг свои "облачные" клинки.
     Каждый из ирвамессов имел по два меча. Ножны одного из них, предназначенного для конного сражения, были приторочены к седельной луке слева. Другой, меньший, покоился в поясных ножнах и был сподручнее в пешем бою.
     Кавалерийские клинки ирвамессов назывались "облачными" неспроста. Они имели особую закалку, которая придавала им серовато-голубой, словно бы ткань осеннего облака, цвет. Клинки эти были матовыми и не давали характерного сталистого отблеска. Многие месяцы упорного труда кузнецов, которых Элиен посвятил в тайны магического ремесла Белого Кузнеца Гаиллириса, требовались для того, чтобы выковать "облачный" клинок. Грюты давали за один такой меч трех отборных иноходцев и восемь мер золота в придачу. Но, к превеликому сожалению воинственного степного люда, "облачные" клинки не продавались.
     Воин - волк. Клинок - клык воина. Волк не может ни подарить, ни продать свои клыки другому волку. Значит, и воин должен являть нерасчленимое целое со своим клинком.
     Так повелось считать еще у истребленных Шетом окс Лагином смегов, близких родичей паттов, которые селились теперь в Орине. Лишь сам хозяин "облачного" клинка был вправе держать его в руках и прикасаться к его лезвию ладонью, не облеченной в особую льняную варежку.
     Вообще же, в Орине "облачным" клинком рекомендовалось любоваться издали, ибо считалось, что между мечом и его владельцем существует тонкая магическая связь, своего рода договор о взаимопомощи, основанный на взаимной приязни (не даром же кузнецы добавляли в сталь чарку крови будущего владельца клинка!). И связь эту нужно оберегать, а не испытывать на прочность, доверяя меч чужим рукам. А вдруг какой-нибудь тороватый грют понравится "облачному" клинку больше, чем владелец?

10

     Отдав необходимые распоряжения, Элиен уединился в своем шатре.
     Ирвамессы затянули удалую застольную песнь. И хотя стола как такового не было - столом в походе служил брошенный на траву отрезок небеленого льна, на котором раскладывали хлеб, сыр и овощи, - и хотя неоткуда было взяться удалому стуку тяжелых глиняных кружек, которому должно было бы грохотать в припеве (ведь в походе ирвамессы пили каждый из собственной фляги), воины горлопанили с видимым удовольствием. Жизнь прекрасна, когда ты молод, а впереди тебя ожидают подвиги и слава.
     Отвага и удаль гремели в песнях ирвамессов. И все же на душе у Элиена было тревожно. С тех пор, как отряд вышел из Орина, он не получал никаких вестей из Наг-Нараона, хотя Элай клялся писать часто и много. Что с Элаем? Почему не пишет? Элиен чувствовал, что Элай жив, но отсутствие гонцов из Алустрала его настораживало. Отгоняя прочь мрачные мысли, Элиен вынул из шкатулки истинную карту Сармонтазары.
     Зеленая звезда Октанга Урайна. Там, в Орине, он верно предугадал направление ее движения.
     Если соотносить местоположение зеленого изумруда, которым помечена сущность его заклятого врага, с реальностью долин и горных перевалов, выходило, что Урайн сейчас находится в предгорьях Хелтан, на подступах к Вратам Хуммера со стороны Пояса Усопших.
     Где Урайн и куда направляется - это Элиену было ясно. Но прочие вопросы оставались пока что без ответа. Каким образом Урайну удалось выбраться из Склепа? Кто помогал ему, ведь не мог же он сделать это сам?
     Выбраться из Склепа под Игольчатой Башней - это все равно как спящему человеку выпрыгнуть из колодца глубиной сто лиг. Даже если он умеет прыгать столь высоко, чтобы прыгнуть, ему надо как минимум проснуться. Кто же разбудил Урайна? Ответ мог быть только один: Хармана и Герфегест. Но что заставило Хозяев Гамелинов совершить эту роковую ошибку?
     Элиен тщательно рассматривал карту и река его мыслей плавно следовала из ничего в ничто, пока не произошло нечто, что заставило его вскочить, вытаращив глаза от изумления.
     Ровно в полночь, когда лунный диск, надменно посмеиваясь над тревогами смертных, глядел с высоты на спящую землю, зеленый изумруд, сиявший на истинной карте Сармонтазары, исчез.
     Погас, как свеча, которую, шаля, задул ветер.
     Испарился, словно роса под первыми лучами солнца.
     Затерялся в тонких складках пространства.
     Элиен, не отрываясь, всматривался в карту. А вдруг ошибка? Вдруг зеленый изумруд сейчас же засияет вновь? Нет, не засиял.
     Прошел час. Прошли два часа. Прошли три.
     "Значит ли это, что Октанг Урайна погиб? - спрашивал себя Элиен. - Держи карман шире..." Элиен знал: это практически невероятно.
     "Значит ли это, что Урайн перестал быть третьим Звезднорожденным, обреченным служить злу и преумножать зло в эпоху Третьего Вздоха Хуммера?"
     "Едва ли. Сущность, которой случилось пережить второе рождение под солнцем Лон-Меара или же в утробе Тайа-Ароан, останется собой до конечного исхода в небытие. Ибо такова природа Звезднорожденных, - отвечал сам себе Элиен. - Измениться могут лишь ценности и цели. Звезднорожденному дано вольно выбирать между добром и злом, но быть или не быть Звезднорожденным?.. Нет, этого выбора мы лишены."
     "В таком случае, ответ один: Урайн изыскал средство стать невидимым для всепроницающего ока карты. Но как и когда?"
     Элиен был вне себя от ярости. Он уже собирался вновь упрятать карту в черепаховую шкатулку, как вдруг в том месте, где располагалась столица Харренского Союза, вспыхнула бледно-желтая звездочка.
     - Четвертый Звезднорожденный? - прошептал Элиен в растерянности.
     Но рядом не было никого, кто мог бы опровергнуть или подтвердить его предположение.

ГЛАВА 7. ДВЕСТИ

1

     Урайн обманул их. Не доходя до Врат Хуммера, он растворился, словно крохотный кусочек воска в чаше с железным расплавом. Разъезды, высланные Элиеном к Вратам и дальше, в Пояс Усопших, не нашли никого.
     Шел проливной дождь.
     Промокшие насквозь безотрадно тощие курицы исследовали навозные кучи среди приземистых домов. Ревела недоенная корова.
     Старейшины деревни с недобрым названием Даранк только что покинули Элиена, оставив после себя скромные дары гостеприимства: двух форелей на плоском деревянном блюде, вареную в меду репу и курительницу с весьма и весьма несладкими благовониями.
     Элиен недовольно покосился на курительницу, из которой несло жженой прелой листвой. Даже будучи очень расположенным к обонятельным предпочтениям малых народов, назвать этот запах ароматом было сложно. Элиен поморщился.
     Залить курительницу водой или, того лучше, выбросить ее вон, Элиену не позволяли местные обычаи.
     Он знал: мальчишки-соглядатаи сейчас смотрят на него в щель между ставнями. Стоит ему отказаться от принесенной еды или побрезговать горьким "дымом добрососедства" - и керки обидятся на него страшной, темной обидой. Вся деревня подымется против "облачных" клинков ирвамессов с дрекольем, рогатинами и охотничьими луками. В этом случае деревню придется сжечь, а жителей перебить всех до единого, ибо ни один керк не отступится от мщения.
     Элиен не желал жечь деревню и пятнать свое Поющее Оружие кровью недалеких горцев. Поющему Оружию назначено петь над умерщвленными отродьями Хуммера и над поверженными Звезднорожденными, но не над лесным мужичьем. Даже если бы из курительницы пахло мочой и дерьмом, нужно было бы вытерпеть и это
     - Присаживайся, Ашера. Вкусим от местного гостеприимства, - сказал Элиен громко, так, чтобы услышали мальчишки на улице. Сказано это было с такой царственной миной, что Ашера не выдержал и прыснул в кулак.
     - С превеликим удовольствием, - церемонно кивнул тот, снимая плащ и пояс с ножнами.
     Ашера прибыл в деревню керков, которую Элиен избрал для постоя, лишь полчаса назад. Он и еще двадцать воинов вернулись из Пояса Усопших несолоно хлебавши. Никаких следов Урайна.
     Курительница немилосердно чадила. Элиен прокашлялся и, наблюдая как Ашера с невозмутимым видом поглощает непропеченную и вдобавок несоленую форель, сказал:
     - Послушай, Ашера, я не понимаю как Урайн мог перейти через Хелтанские горы, минуя Врата Хуммера. Но интуиция подсказывает мне, что сейчас Урайн находится где-то в Сармонтазаре. Где-то рядом.
     Не прекращая жевать, Ашера кивнул.
     - Конечно, в таком решении Урайна мало здравого смысла, - продолжал Элиен. - После побега из Игольчатой Башни правильнее было бы раствориться на несколько месяцев в Синем Алустрале, избрав укромное местечко вдали от Гамелинов. Почистить перышки, подкормиться, обзавестись деньгами и продуманными планами. Он, однако, избрал самый отчаянный путь - прямиком в Сармонтазару.
     Стоически разделавшись с форелью, Ашера захрустел репой.
     - Ну так вот... Будь ты Урайном, куда б ты направился, очутившись в Сармонтазаре?
     "Дым добрососедства" из керкской курительницы сложился в тугое кольцо и змеей улегся на пол за спиной у Ашеры. В ножнах Элиена вздрогнул чуткий меч.

2

     - А что, маленькие гиазиры, - чьи-то мокрые и теплые ладони ласково прикоснулись к их продрогшим, покрывшимся гусиной кожей шеям. - Свел-то не очень вас любит, да?
     Мальчишка, что был помладше, Скавен, вздрогнул и отстранился. Тощая курица, бродившая неподалеку, шарахнулась в сторону.
     Его напарник, Стаг, поднял ясные голубые глаза на незнакомку.
     - С чего ты взяла... - он молниеносно перебрал в уме приличествующие варианты обращения ("девка", "нечистая", "дура") - ... госпожа? Гиазир-свел Элиен любит всякого. И раба, у которого вырвали язык, и царя, и прокаженного, и даже баб, которые дают кому попало.
     - А вас не любит, - нахмурилась Ийен и покачала головой. - Да ты хоть и сам погляди.
     Она указала пальцем в щель между ставнями. Там, в горнице, рисовался царственный профиль Элиена, сидящего за столом и чуть подавшегося вперед, к Ашере. Самого Ашеры видно не было. Ийен извлекла откуда-то, словно бы из воздуха, усеянную колючими бугорками коническую раковину. Острый наконечник раковины был спилен.
     - Вот послушай!
     Ийен направила широкий раструб раковины в сторону Элиена и Ашеры, а к узкому демонстративно приложилась ухом. Дескать, вот как надо слушать.
     - Да кто ты вообще такая будешь? - набравшись храбрости, грозно спросил Скавен.
     - Тс-с-с, - ответила та.
     Стаг воспользовался предложенной раковиной. Как не воспользоваться! Любому интересно, о чем шепчется оринский свел со своим вельможей. Стагу было невдомек, что его уши вбирают речи, преломленные в непостижимых глубинах колдовской вещицы.

3

     - Я думаю, Ашера, он где-то совсем близко.
     "Я думаю, Ашера, он где-то совсем близко..."
     - Я бы не стал ловить его на всех дорогах без разбору, потрошить таверны, ставить вверх дном деревни и лесные укрывища.
     "Я бы не стал ловить его на всех дорогах без разбору, потрошить таверны, ставить вверх дном деревни и лесные укрывища..."
     - Я бы пошел туда, куда он придет обязательно - так старый воин приходит на место своей первой битвы.
     "Я пришел туда, куда он придет обязательно - так старый воин приходит на место своей первой битвы."
     - В Варнаг.
     "В Даранк".
     Скавен вопросительно поглядел на красивую нездешнюю девку, которая хочет добра его маленькому народу. Та поощрительно кивнула - слушай, мол. Сейчас сам все поймешь.
     - И отбрось, хотя бы ради меня, свои сомнения. Я и сам боюсь ошибиться.
     "И выбрось, хотя бы ради меня, эту проклятую курительницу. Я не могу дышать".
     - Вот каковы тайные намерения свела, - удовлетворенно заметила Ийен. - Курительница - это народ керков. Свелу чуждо добрососедство. Вы мешаете свелу. Он истребит вас.

4

     Двое ирвамессов - громоздкие и неповоротливые в напитавшихся влагой проливного осеннего ливня тяжелых кожаных плащах, - возникли из-за угла покосившегося амбара. Взорам воинов открылась довольно странная картина.
     Двое местных малолетних оборванцев в обществе явно нездешней златокудрой молодой женщины, одетой в харренское мужское платье. Все трое стояли под холодными потоками воды, изливающимися с покатой крыши у притворенных ставен приземистого дома, где квартировал свел. Они болтали, взволнованно передавая друг другу какой-то продолговатый предмет.
     Ирвамессы приблизились.
     - Стой!
     С этого окрика всегда начинается выяснение отношений между носителями власти и подозрительными личностями. Даже когда подозрительные личности стоят на месте и не думают куда-то идти.
     Ийен вызывающе улыбнулась.
     - Стоим.
     - Кто такая? - не покидая седла, ирвамесс наклонился, чтобы получше разглядеть странную девушку, пренебрегающую дождем и холодом.
     - Ийен, - промолвила она так, будто сообщила нечто все объясняющее. В ее глазах блеснули едва заметные зеленоватые искорки. На мгновение взор всадника заволокло туманом, а его язык сомлел, словно от хмеля.
     - Сам вижу, - согласился он, с немым ужасом осознавая, что говорит полнейшую ерунду. - А эти?
     - Эти? - удивленно переспросила Ийен, покровительственно приобнимая мальчиков. - А что на них смотреть, собственно?
     "Действительно, - мелькнуло в голове у ирвамесса. - Что на них смотреть?"
     Меч в его руках сверкнул быстрее, чем его сознание успело воспротивиться этому дикому, ни с чем не сообразному действию.
     Но со Скавена и Стага было достаточно.
     Мальчики уже давно были настороже - уж больно мутные дела вершили все эти иноземцы, железноголовые и сладкоголосые. Меч ирвамесса так и не повстречал плоти сорвавшегося на заячий бег Скавена. Стаг не отставал от него - испуг добавил ему прыти.
     Ийен шмыгнула промеж двух лошадей ирвамессов и метнулась в сторону низкого амбара. Лошадь второго ирвамесса встала на дыбы, высоко задрав облепленные бурой грязью копыта. Хозяин лошади, пребывавший, как и его товарищ, в полуобморочном состоянии, едва удержался в седле. И уж совсем все смешалось, когда лошадь несостоявшегося детоубийцы, панически заржав, опрокинулась набок, подминая под себя своего незадачливого седока.

5

     Обнажив клинки, Элиен и Ашера Тощий выскочили под проливной дождь.
     С восточной окраины деревни доносились резкие вскрики керкских охотничьих рожков и нестройный шум, из которого, увы, можно было заключить, что старейшины назначили общий сбор.
     Посреди улицы конвульсивно билась в грязи ополоумевшая лошадь, придавленный ею ирвамесс орал благим матом.
     Второй ирвамесс, спешившись, бессмысленно суетился возле него, будучи не в силах принять решение - прикончить ли сбрендившую скотину или предпринять еще одну попытку приблизиться к ней настолько, чтобы вытащить придавленного товарища.
     - Что здесь происходит?!
     - Извольте видеть, гиазир-свел, - второй ирвамесс прекратил свои бессмысленные метания и упал на одно колено перед Элиеном - прямо в грязь. - Извольте видеть, какая-то девка и двое пацанов из местных подозрительно терлись около ваших окон и мы с Циндалом решили проверить по форме. А потом Циндал решил зарубить мальчишку... - Зарубить мальчишку? И что? - Ну, мечом запахнулся... Но тот убежал - больно быстрый, стервец...
     Ашера уже сообразил, к чему все катится. Не дожидаясь приказаний, он бросился обратно в дом. Там, на столе, рядом с недоеденными подношениями отдыхала его сигнальная труба, эдакий медный крендель.
     - И что было потом?
     - Да ничего. Просто лошадь сбесилась... - сокрушенно бросил ирвамесс в спину Элиену, который тем временем успел прикончить несчастное животное. Поджилки лошади были перерезаны чьей-то недоброй рукой. - Помоги мне, - бросил Элиен.
     Вдвоем с медленно приходящим в себя ирвамессом они вытащили злосчастного Циндала из-под его погибшей на ровном месте боевой подруги. У Циндала, похоже, были сломаны ребра.
     На пороге появился Ашера. Его физиономия выражала растерянность.
     - Гиазир-свел, - сообщил он, бледнея. - Пропала моя сигнальная труба. Ее нет.
     Элиен не удивился. Куда уж тут было удивляться! Растворение Урайна в Поясе Усопших, какая-то "нездешняя девка", тишайший Циндал, который ни с того ни с сего решил выпустить кишки местному мальчишке, а теперь - исчезновение трубы...
     В конце улицы показалась разъяренная толпа, ощетинившаяся топорами и кольями. То, чего так опасался Элиен, свершилось.
     В иссеченном струями дождя воздухе была растворена бессмысленная, яростная злоба керков. Керков, обычаи которых он так самоотверженно уважал. Керков, которых ему совершенно не хотелось убивать. Керков, которые взрежут каждому из его людей горло и напоят н