ошая работа (после жизни в столице Манга был уверен, что знает в этом толк).
     Хармана украдкой бросила на Элая взгляд, исполненный одобрения. Впервые с того самого вечера в Наг-Нараоне, когда четверо Пелнов устремились к ним с оружием в руках, она почувствовала к Элаю нечто вроде нежности.
     - Это пойдет, хозяйка, очень даже пойдет! - ощерился Манга и тут же скрылся за дверью, из-за которой доносились навязчивые кухонные запахи - его подруга стряпала ужин. - Ты глянь, Фелиб, ты глянь какая вещица! Неплохо за мешок пшена, ведь скажи неплохо?

7

     Раздобревший благодаря браслету Манга позволил Хармане и Элаю скоротать на в своей крохотной хижине. По всему было видно - он упивался новой для себя ролью радушного хозяина. Он настолько увлекся, что даже уступил гостям единственную комнату, пригодную для жилья. Сам он - вместе с Фелиб - отправился спать в сени, служившие заодно и кухней, и отхожим местом.
     Хармана спала, Элай караулил.
     Не то, чтобы они боялись, что их ограбят. Похоже, Манга уже успел усвоить - у беглецов взять нечего. Конечно, можно было бы позариться на меч Элая и на его дорогое платье. Но ведь юноша хорошо сложен и явно обучен воинским искусствам. Едва ли отдаст свое дорогое платье просто так - придется возиться... А возни Манга не любил.
     Что бы там не говорили о порочных тенетах дым-глины, но одной добродетели она все же учила своих беспутных детей: не быть чересчур требовательными к судьбе.
     Манга получил браслет, стоимость которого в сотню раз превышала стоимость тех услуг, которые он в принципе мог оказать благородной госпоже и ее спутнику. Даже если Хармана и Элай проживут у них с Фелиб на полном иждивении год - браслета они с Фелиб все равно не отработают. Браслет - это хорошо, а ведь от добра добра не ищут!
     Взвинченный нежданной удачей, Манга долго не мог заснуть. Стены хижины были тонкими и потому Хармане и Элаю выпало сомнительное счастье быть невольными слушателями спектакля, разыгрывавшегося в сенях.
     Вначале Манга рассказывал Фелиб о своих столичных подвигах - судя по полному отсутствию слушательского энтузиазма со стороны Фелиб, он делал это не в первый раз. Затем они стали заниматься любовью. Когда утомленная назойливыми ласками друга, Фелиб захрапела, Манга принялся чистить деревянным скребком пузатый глиняный горшок с двумя деревянными трубками заместо ручек. Завтра утром - после того, как Хармана с Элаем унесутся прочь на своей верткой "морской колеснице" - Манга и Фелиб положат в этот горшок крохотные катышки дым-глины и как следует отметят свое обогащение. Но горшок был вычищен, а сна не было ни в одном глазу. Манга грубо растолкал сонную Фелиб и они снова стали любиться...
     Хармана повезло - она заснула как раз на втором рассказе Манги про столицу. Как раз на истории, повествующей о том, как он, Манга, был приглашен в дом к торговцу шелком, чтобы ассистировать на подпольной оргии... Элай же был вынужден бодрствовать, положив перед собой меч. Правда, вскоре и он заткнул уши пальцами - стоны неопрятного сладострастия и развязные оханья Фелиб терпеть было не просто.
     Впрочем, будь Элай менее щепетилен и чуть более любопытен по отношению к происходящему в сенях, пользы от его караула было бы гораздо больше...
     - Все эти твои штучки, Фелиб, просто сводят меня с ума! Твоя попа... Да она просто шелковая! Ну тебе хоть понравилось? Скажи, тебе понравилось, что я делал с тобой? - басил, забыв о шепоте, Манга.
     - Оу-у! - восторженный завой, принадлежащий Фелиб.
     - Ты хорошея девчонка, Фелиб. Очень хорошая, - расчувствовался Манга. - Знаешь, ты такая хорошая, что, может, я даже позволю тебе примерить браслет, который дала мне госпожа... Признайся, ты же хочешь его примерить! Хочешь?!
     - Угу.
     - А что мне за это будет?
     - О-у-у... - заурчала Фелиб и на этой многообещающей ноте разговор прервался.
     Звуки усталой возни, страстные вздохи, хихикает Фелиб, городит какую-то похотливую чушь Манга, а потом - гробовой молчание, слышно только, как шелестит прибой.
     - Хуммер тебя раздери, Фелиб, что это с тобой?! - испуганный голос Манги.
     - Ты чего... ч-ч-чего... х-хум-мер, да ты что... С-Син? А тебя раз-зве н-не с-сожгли?

8

     Элай не знал, кто такая Син. И хотя он мельком видел ее на Игрищах Альбатросов в Наг-Нараоне, он не интересовался именем вызывающе чувственной спутницы Тай-Кевра. Тогда Элай был всецело поглощен Харманой и других женщин для него не существовало..
     Разговора между Фелиб и Манга Элай тоже не слышал и, стало быть, у него не было даже шанса понять, что за превращение произошло там, в сенях.
     Браслет не настораживал его, как то было с Харманой, и он, разумеется, не мог предположить, что возня и сдавленные крики Манги как-то с ними связаны.
     Однако к чести Элая он, несмотря на поздний час и усталость, не задремал. Даже сама мысль о сне претила ему - он боялся осрамиться перед своей возлюбленной Хозяйкой...
     Хармана просила разбудить ее когда зайдет луна. Но он, Элай, не мальчишка и вполне может отоспаться на борту "морской колесницы". Он не станет будить ее - проявит великодушие. На этот раз он покажет себя настоящим мужчиной! Одним словом, Элай был истерически бодр, его сознание бороздили мысли о подобающем воину.
     Но Хармана все же проснулась - проснулась сама незадолго до того момента как луна скрылась за горизонтом.
     Ведущая из сеней в комнату дверь хижины, сколоченная из прогнивших корабельных досок, вздрогнула от чудовищной силы толчка и слетела с петлиц. Запора на ней, естественно, не было. Впрочем, перед тем как расположиться ко сну, Хармана основательно подперла дверь деревянным горбылем - если этот Манга все-таки задумал дурное, решила осторожная Хармана, это задержит его на пару лишних минут.
     Элай вскочил и его вмиг вспотевшая рука сжала рукоять меча.
     "Неужели решился-таки, недоносок? Не иначе как снова нанюхался - для храбрости!" - пронеслось в сонном мозгу Харманы.
     Она ошиблась - Манга тут был не при чем.
     На пороге стояла женщина - поджарая и высокая, с длинной неряшливой гривой волос. Лицо ее было искривлено гримасой ярости.
     В руках женщины поблескивал длинный рыбный нож, явно позаимствованный на кухне Манги. Лезвие ножа было обильно обагрено кровью - ее тревожный запах ударил в ноздри. - Фелиб? - сердито спросил Элай.
     Женщина не отозвалась. В этот момент Элай окончательно осознал, что на Фелиб ночная гостья похожа, как шишка на ананас. "Может, соседка? У Манги ведь должны быть соседи? И с каких-то пор в гости к соседям ходят нагишом?"
     - Чего надо? - взревел Элай. - Поболтать не с кем?
     Его взвинченность наконец-то нашла себе достойное применение. В том, что он одержит победу над этой угрюмой обнаженной бабенкой с длинными черными космами и бездонными глазами, в которых плясали изумрудные искорки неведомого пламени, он почему-то не сомневался.
     Но Син не сочла нужным объясниться - вместо ответа в Элая полетел кухонный нож.
     Элай едва успел закрыться - нож благополучно вонзился в его плечо, дойдя до самой кости. Элай обиженно вскрикнул - нет, эта смурная красотка, кто бы она не была, явилась отнюдь не для просвещенной беседы.
     Полученная рана быстро отрезвила Элая.
     Рядом с ним - госпожа Хармана и он должен защитить ее. Она, безоружная и беззащитная, свернулась сейчас калачиком под вонючим тряпьем контрабандиста Манги и спокойно спит!
     "Спит и даже не подозревает о том, что здесь творится... Она прекрасна... Как трогательно она накрыла голову этим завшивленным одеялом....Она прекрасна! И я буду последним ублюдком если..."
     Не без труда Элай извлек из раны нож и уверенно метнул его в ночную гостью.
     Син омерзительно завыла - бросок Элая оказался точным.
     "О Ярость Вод Алустрала, я попал!"
     Хотя нож и вонзился в ее бедро, причинив ей сильную боль, Син не намерена была уступать из-за такой ерунды.
     Пока Элай терял драгоценные секунды на то, чтобы извлечь из предплечья нож, она теряла их по-своему. Она была полностью обнажена, лишь на ее густо обернутой мускулами талии красовалось одно-единственное украшение, которое с некоторой натяжкой можно было бы назвать и деталью костюма.
     Это был пояс, сотканный из тонких серебряных нитей и украшенный разновеликими неограненными изумрудами. А к поясу был приторочен мешочек, в котором-то рылась Син, теряя драгоценные секунды!
     - Нужно было убираться подобру-поздорову, мерзавка! - рявкнул Элай.
     В следующий миг его собственный кинжал полетел в живот незваной гостьи по одной из самых изысканных фехтовальных траекторий - с легким предательским перекрутом вершины клинка.
     Чудо! Элай снова попал - кровь Син брызнула ему прямо в лицо. Она рухнула на пол.
     Элай ликовал и недоумевал одновременно.
     С одной стороны, все, что он ни делай, все получается. С другой стороны, воевать с женщиной, теперь уже безоружной и смертельно раненой - не слишком достойное занятие.
     "Впрочем, все равно придется снести ей голову - по обычаю да по Алустральскому. Пусть даже это и не очень достойное занятие. Не то Хармана будет сердится - снова начнет распекать за малодушие..." - решил Элай.
     Пересиливая жгучую боль в предплечье, он извлек из ножен меч и приблизился к лежащей с открытыми глазами Син. Вспомнив советы своего наставника по фехтованию, он слегка вынес меч назад, и чуток присел, примеряясь к горлу ночной гостьи.
     Но тут его их глаза - глаза Элая и глаза Син - встретились и Элай... опустил меч. Вдруг ему стало так больно и так холодно... Словно в оба его глаза одновременно воткнули по ледяной игле, от которых мозг начал потихоньку покрываться инеем...
     - Дай мне свою левую руку, мальчик, - властно сказала Син. Она приподнялась с пола, нисколько не смутившись торчавшим из живота кинжалом. - Бери... - промямлил Элай.
     - Мне нравятся послушные мальчики, - улыбнулась Син и встала. Теперь ее лицо и лицо Элая разделяло расстояние в один поцелуй. - Приятно слышать, - пробормотал Элай, окончательно потерявший над собой контроль.
     Увы, он был не в силах оторвать взгляд от бездонных глаз неубиенной Син. И возражать он тоже был не в силах.
     Он выронил меч и Син, не отпуская Элая взглядом, медленно подобрала его.
     Теперь в ее руке была мужская варанская серьга с зеленым камнем - за ней-то она и лазила в поясной сарнод.
     Элай покорно следил за манипуляциями истекающей кровью Син.
     Его галопирующие мысли сделали бы честь любому безумцу: "Ведь все-таки она тоже прекрасна... хотя и не так прекрасна, как Хармана... Не правда ли, милостивые гиазиры, она хороша? Такие трогательные кудряшки внизу живота... И волосы - не такие дивные, как у Харманы...Но тоже густые... Да, жесткие, как конская грива... но тоже ведь, в сущности, волшебные... И пальцы тонкие... с такими острыми ноготками... На запястье - о-о-о! Да это же тот самый, мой браслет! Наверное, я ей его подарил... Он ей как раз впору! Как раз впритык к косточке.... И губы тоже ничего... Хоть и бескровные, но притягательные... "
     Губы Син сложились в некоем подобии воздушного поцелуя. Она подалась вперед, к Элаю - она шепнет ему на ухо то, что обязательно должны знать такие красивые, такие наивные мальчики, как он...
     Но Син не успела осуществить задуманное, ибо в следующий миг шелковый шнур обвил ее смуглую шею и смертоносно натянулся.
     Две сильные руки, державшие шнур сомкнулись за спиной Син крестом, а вместе с ними сомкнулись крестом и концы шнура. Под сводом хижины зазвучали пресекающие злоименное бытие заклинания...
     Руки натянули шнур и неумолимый шелк глубоко впился в плоть Син, которая захрипела и забилась в конвульсиях. Но душитель был неумолим. Он повелевал шнуром так же твердо, как минуту назад сама Син повелевала Элаем. Но только власть Син над Элаем теперь окончилась, ибо глаза ее закрылись навсегда.
     - Хармана?

9

     - Элай, Хуммер тебя разнеси! Где тебя угораздило подобрать этот проклятый браслет? - спросила Хармана, бегло осмотрев запястье побежденной Син, украшенное браслетом из черных камней.
     Элай сидел у ног Син и тупо смотрел в одну точку. Точка располагалась где-то посередине между большим и вторым пальцами босой ноги незваной гостьи.
     - Я? - переспросил Элай. Он еще не вполне пришел в себя.
     - Ты, Элай, ты! Хуммерова кукла! Что у тебя за счастье такое - ублюдочное! - прошипела Хармана. - Говори быстро, где взял браслет, не то я изобью тебя!
     Если бы в тот момент Элай был в состоянии соображать, он бы, пожалуй, удивился - что это такое нашло на госпожу Харману, слывшую в Синем Алустрале эталоном сдержанности и хладнокровия.
     - Я даже сам не знаю...кажется еще в Наг-Нараоне... одно из огненных щупалец подбросило... но я не уверен.
     - Ты не уверен? А ну-ка, напряги свою память! - и тяжелая оплеуха легла на затылок Элая. И еще одна - на правую щеку.
     Как ни странно, это возымело действие - к Элаю вернулась былая ясность мыслей.
     - Да нет, госпожа, нет, я совершенно уверен! Совершенно! - зачастил Элай, - Когда мы нашли Тай-Кевра, то есть его объеденные доспехи, тогда еще с нами был Герфегест...
     Элай с надеждой посмотрел на Харману - он ведь все рассказывает правильно? Хармана лишь обреченно кивнула, побуждая его продолжить.
     - ...Тогда я не совсем понял, откуда он вообще взялся... Я просто положил его в сарнод... Так его с собой и носил до самого Лорка... И потом, когда Тарен Меченый отослал меня обратно в Орин, браслет тоже был при мне... Меня ведь не обыскивали... то есть обыскивали какие-то глухонемые, но браслет не взяли... У меня по этому поводу даже есть кое-какие соображе...
     - Не надо, - перебила его Хармана. - Не надо мне твоих соображений. Свои в избытке...
     Она провела рукой по вспотевшему лбу. Шутка ли - спросонья задушить исчадие магии Хуммера почти голыми руками?

10

     Манга был мертв - они нашли его основательно окровавленное тело в сенях.
     Похоже, Син умертвила его тем же кухонным ножом, какой спустя несколько минут угодил в плечо Элая.
     Хармана накрыла тело Манги дерюгой, которая в мгновение ока окрасилась тем же цветом, каким была окрашена та ночь, каким уже давно окрасились воды Синего Алустрала. "В сущности, Алустрал уже давно перестал быть синим." - нервно вздохнул Элай.
     - А что сталось с Фелиб?
     - Фелиб обрела изменчивость, мой мальчик. А потому мне пришлось ее убить.
     - Ты шутишь со мной, госпожа? - обижено спросил Элай.
     Еще недавно она дарила ему свою любовь, а теперь, теперь называет его "своим мальчиком", словно какого-нибудь постельничего или придворного шута!
     "И вдобавок толкует об "изменчивости", будто сейчас время разглагольствовать о сути обращений, изменений и прочей этой голимой философии..." К философии стараниями папеньки Элай питал отвращение с самого раннего детства.
     - Я не шучу с тобой, Элай, - Хармана обернулась к нему и ее глаза гневно блеснули.
     Как вдруг ей стало жаль Элая и она старательно смягчила тон. Она даже улыбнулась.
     Все-таки Элай был так красив и статен! Все-таки на его лице цвело непреодолимое обаяние молодости. В Элае было что-то, что навсегда утратил Алустрал. Это "что-то" еще теплилось в Сармонтазаре - но Хармана не могла подобрать этому "чему-то" имени. Нет, она не будет строга с Элаем. Она просто не может быть строга с ним, сколько бы глупостей и безрассудств он не творил.
     - Я объясню тебе все, Элай, - сказала Хармана. - Однажды, совсем недавно, я уже видела это существо - то, что лежит сейчас за стеной. Я видела ее на Игрищах Альбатросов. Она была спутницей Тай-Кевра и ни один мужчина не мог устоять против того, чтобы переспать с ней хотя бы в мимолетных мечтах. Сам Тай-Кевр не сводил с нее глаз и повиновался ей словно бы ее устами глаголило Провидение. Теперь я нисколько не сомневаюсь в том, что именно она, эта женщина подбила Тай-Кевра к бунту против Гамелинов. Возможно, это она дала в руки Пелнам средство, которое позволило уничтожить Наг-Нараон и наш флот. Пелны всегда были никудышными магами. Никто из них не ведал Пути. Знали они лишь Танец Альбатроса. Где уж этим ничтожествам было набраться наглости пойти против Дома, владеющего Путем после нескольких сокрушительных поражений!
     - Скажи, госпожа, кем же была эта женщина? - спросил Элай.
     - Судя по браслету, она была тенью, которой дана власть воплощаться в тела живых, не спрашивая у них соизволения.
     - Тенью? Ты хочешь сказать, она воспользовалась телом Фелиб, чтобы воплотиться? С каких-то пор тени воплощаются в живых людей, изменяя их физический облик до неузнаваемости?
     - Она была такой же тенью, как твоя мать, Элай, - голос Харманы был тверд. - Кажется, мне придется сказать тебе правду ибо ее утаили от тебя твои родители. Эта женщина была тенью Звезднорожденного. А теням Звезднорожденных, как впрочем и самим Звезднорожденным, позволено очень многое...
     - Но моя мать никогда не охотилась с кухонным ножом на спящих гостей! - возмутился Элай.
     - Потому что Гаэт, твоя мать - воплощенная тень Октанга Урайна. В ней воплощено все то благородное и светлое, что было отринуто самим Октангом Урайном в день, когда он пережил свое второе рождение в сумраке Лон-Меара. Гаэт незачем ходить охотиться с кухонным ножом на гостей. За нее это делает сам Октанг Урайн...
     - Значит, это была тень моего отца? - с иронией спросил Элай.
     - Никто не может сказать этого наверняка. Быть может, это была тень Шета окс Лагина...Если тебе неймется это узнать, можешь снова надеть этот браслет на руку какой-нибудь дурехи, вроде Фелиб, и спросить ее об этом лично... - Не настолько уж я любопытен...
     Элай обнял госпожу Харману за плечи и посмотрел за окно. Светало. Магия обращений отступала и тело Син мало-помалу вновь обретало черты сходства с немногословной Фелиб...

11

     - Что такое Денница Мертвых? - спросил Элай, которого смущала манера Харманы молча мерить шагами Пояс Усопших.
     - Денница Мертвых - это город, который ты видишь сейчас на горизонте, Элай, - сдержанно ответила Хармана.
     - Я хотел спросить не об этом. То, что это город - я знаю. Я не знаю, что такое "денница мертвых".
     - Тогда было бы резоннее спрашивать что такое денница.
     - Можете считать, госпожа, что я уже спросил, - буркнул Элай, теряя надежду обрести в Хармане благосклонную собеседницу.
     - Денница - это рассвет, - отрезала Хармана.
     - А при чем тут мертвые?
     - При том, что здесь только мертвые - на то он и Пояс Усопших. Даже те, кто еще живы, рано или поздно умрут. Значит и мы с тобой - тоже мертвые, - отвечала Хармана с нарочитой серьезностью. - А потому все рассветы, закаты и города, которые встречаются здесь, в этих проклятых землях, принадлежат мертвым.
     - Но мы живы! - громко возмутился Элай, озирая буро-коричневую равнину и холмы, которым, казалось, не будет конца. - Мы живы, Хармана! - Это поправимо.
     - Да, это, Хуммер нас всех разнеси, поправимо! И все равно мне не нравится то, что ты говоришь! Ты говоришь ужасные вещи, госпожа Хармана!
     Хармана остановилась. Повернула голову в сторону Элая и окинула его придирчивым взглядом придворного церемониймейстера. Мысленно пригладила кудри на его голове. И... Расхохоталась.
     Впервые со дня их побега из Лорка. То, что она, Хармана, исчадие Алустрала, считает чем-то само собой разумеющимся он, Элай, возлюбленный сын благообразной Сармонтазары, считает кошмаром и жутью! Это ли не забавно!
     - Выслушай меня, Хармана! Здесь нет ровным счетом ничего смешного! И ты, и Герфегест, и все остальные люди здесь - все вы мрачные, словно упыри. Все вы - жестокие хищники, любители человеческой падали. Мертвые... Смерть... Я не могу больше слышать эти слова! Я ненавижу эти слова! Сколько можно думать о смерти и питаться чужой смертью? Да вы когда-нибудь живете вообще? Или только ходите резать друг друга? Дом против Дома, Пелны против Гамелинов, брат против брата! Если у вас в Алустрале заброшенный город - значит это Денница Мертвых! Если