ого-настрого запретил выносить из Арсенала. Дескать, на то и жертва. Более того, под ненавидящими взглядами остальных Горхла взвалил тело Орнумхониора на плечи и бросил в шестиугольный бассейн под косматой звездой. И серебрящаяся жидкость стала ему бесславной могилой. На выходе из Арсенала взгляды Ганфалы и Герфегеста встретились. "Так нельзя", - сказал Последний Кон-гетлар. "Так можно и так должно, - ответил Рыбий Пастырь. - Разве ты забыл смерть Тайен? Неужели в твоей памяти истерлись воспоминания о Блуждающем Озере? И, главное, - Священный Остров Дагаат. Молот занесен". Герфегест не знал, что ответить Ган-фале. Сильные мира сего всегда правы. И всегда жестоки.
     И лишь две мысли заставляли сердце Герфегеста биться. Мысль о скорой встрече с Киммерин и ожидание мести, которая свершится над Гамелинами.

11

     За время их отсутствия в Наг-Киннист прибыло сразу два посольства.
     Первое - от Ганантахониоров, южных соседей Орнумхониоров. До главы Дома Ганантахониоров дошли слухи о прибытии в Наг-Киннист флагмана императорского флота. Первый Ганантахониор явился лично в сопровождении двух сыновей засвидетельствовать свое почтение властителю Синего Адустрала. Злая ирония судьбы действительно уготовила ему встречу с Императором. На погребальной церемонии Лана Красного Панциря.
     Второе посольство прислал Стагевд, глава Дома Гамелинов.
     Герфегест не знал этого. Предоставив Ганфале самому вершить судьбы Алустрала в обществе Горхлы и Ваарнарка, он со всех ног ринулся в правое крыло дворца Орнумхониоров, где находились гостевые покои. Он знал - там его ожидает Киммерин.
     Герфегест хотел войти без стука, потому что не пристало человеку из Дома Конгетларов просить соизволения войти к женщине. Но дверь была заперта.
     - Киммерин! - крикнул Герфегест сквозь дверь, удивляясь своему непривычно хриплому голосу.
     За дверью стояла непроницаемая тишина. Но это не была тишина пустой комнаты. Это была тишина затаенного присутствия. Идущий Путем Ветра чувствовал это. Герфегест успокоил себя тем, что Киммерин испугалась его отчужденного голоса.
     - Киммерин, открой! Это я - Герфегест, Рожденный в Наг-Туоле!
     Тишина. Больше успокаивать себя было нечем и незачем.
     Не задумываясь над тем, как он будет выглядеть в глазах дворцовых служителей, чьи пронырливые физиономии виднелись в конце коридора, Герфегест отошел к противоположной стене. И, в один бросок преодолев шестилоктевый коридор, Герфегест вышиб дверь ударом плеча.
     Он остановился вовремя. В двух пядях от его груди застыло, словно бы пребывало здесь предвечно, широкое лезвие копья короткого боя.

12

     Под Солнцем Предвечным все повторяется трижды.
     В первый раз из Пустоты восстает нечто и приходит пред взоры смертных - удивлять, ужасать, восхищать.
     Во второй раз пришедшее из Пустоты предстает в кривом зеркале Повторения. Зачем? "Служить Равновесию", - говорил Зикра Конгетлар.
     В третий раз пришедшее из Пустоты является в новом обличье, которое дано познать немногим. "Чтобы сожрать себя и уйти в ничто", - пояснял Зикра Конгетлар. - Зачем сожрать себя и уйти в ничто? Чтобы прийти вновь, прийти изменившимся", - отвечал Зикра Конгетлар.
     В сумеречных покоях Киммерин Герфегест разглядел немногое, но многое понял. На ложе угадывался силуэт обнаженной женщины. Это была, несомненно, Киммерин. А перед Герфегестом, сжимая древко копья, застыл Двалара. Двалара тоже был обнажен, и в нем Герфегест узнал себя. Вот он, Герфегест, в тот день, когда трое посланцев Ганфалы пришли спасти его жизнь от людей Гамелинов. Герфегест, явившийся в кривом зеркале Повторения.
     Герфегест едва заметно втянул носом воздух покоев. Да, милостивые гиазиры, сомнений быть не могло - Двалара обладал Киммерин. Его Киммерин.
     - Ты служишь Равновесию? - спросил Герфегест глухо.
     Двалара не понял его.
     - Я служу себе. Ты, Рожденный в Наг-Туоле, слишком быстро позабыл свою прошлую подругу. Я так не умею. И не хочу. Там, откуда я пришел, принято хранить верность.
     - Ты сохранил много верности Киммерин, когда за ней пришло Блуждающее Озеро, - с неподдельной горечью сказал Герфегест.
     - Твоя сила - твое право, - парировал Двалара. - Я и Киммерин в вечном долгу перед тобой. За это Киммерин одарила тебя многими ночами любви. Но теперь все должно вновь вернуться к истоку.
     - Это твои слова, Киммерин? - спросил Герфегест.
     - И мои тоже, - тихо ответила она. Люди Алустрала. Вот они - люди Алустрала! Герфегест повернулся, чтобы уйти. Он знал - Двалара в это мгновение, сам того не желая, обязательно немного расслабится. Разговор окончен, и его рука дрогнет. А рука Герфегеста - нет.
     Рожденный в Наг-Туоле стремительно развернулся в "полужернове". Его руки в одно мгновение стали двумя ловкими и сокрушительными лапами богомо-ла-хватателя. Правая поднырнула под копье Двалары снизу и перехватила древко почти у самых рук Двалары. Почти одновременно с этим - почти, но все-таки на одну толщину волоса позже - Герфегест ребром левой руки нанес удар по древку под основание лезвия.

13

     Снесенный рубящим ударом наконечник еще звенел в углу комнаты, а Герфегест, сунув Дваларе на прощание под дых, уже шел по коридору навстречу двум любопытным слугам. Увидев выражение его лица, они хотели было исчезнуть без следа, но Рожденный в Наг-Туоле остановил их зычным окриком:
     - Стоять, дыроухие!
     Когда те замерли, ожидая худшего, Герфегест как можно громче осведомился:
     - А есть у вас здесь в Наг-Киннисте добрая дыра с девками?
     - Есть, есть, господин, а как же. Только зачем вам дыра, когда моя дочь проводит дни и ночи в мечтаниях о таком благородном друге, как вы.
     - Да? - весьма радостно, что явилось для него самого полной неожиданностью, спросил Герфегест.
     - Да, конечно, да, господин, - вновь зачастил слуга.
     - Идем, - бросил Герфегест, проводя пятерней по свалявшимся от пыли и пота волосам.

14

     "Тоже мне, хорош дамский угодник, - подумал он, забираясь вслед за слугой все глубже и дальше в дебри дворцовых пристроек. - Мог бы, по крайней мере, по дороге к Киммерин завернуть в купальню. Двалара - тот, небось, себя холил и перышки чистил от самого Рема".
     Герфегест был вынужден констатировать, что после короткой стычки с Дваларой его настроение однозначно улучшилось. Все-таки в ком-то еще здесь теплится жизнь. А Двалара - а, каков петух? Выйти с копьем против Рожденного в Наг-Туоле!
     - Постой.
     Слуга повернулся и уставился на Герфегеста с полным непониманием.
     - Постой, ты, небось, думаешь, что у меня деньги есть? - спросил Герфегест, которому в последнее время было, мягко говоря, не до денег.
     - Что вы, что вы! - слуга выглядел неподдельно испуганным. - Брать деньги с вас, да еще за такую честь!
     - За какую честь? - у Герфегеста отвисла челюсть.
     - Если я вам скажу, вы вырежете мне язык. Если не скажу - можете убить, - сокрушенно пробормотал слуга.
     - Язык можешь оставить себе, клянусь синевой Алустрала! Говори!
     Слуга тяжело вздохнул. И, набравшись смелости, выпалил:
     - Принять у себя Конгетлара - великое и благое
     знамение!
     Вот так-так. Конгетлара. Стены здесь очень ушастые. Герфегест молча улыбнулся, и они пошли дальше.
     Все-таки приятно осознавать, что твой род оставил о себе добрую память.

15

     Как выяснилось, дворцовые слуги Орнумхониоров живут отнюдь не хуже варанских купцов средней руки. Правда, свободы у них поменьше, потому что по закону они все являются пожизненной собственностью Дома Орнумхониоров, а над варанскими купцами властны только Пенные Гребни Счастливой Волны. Но зачем слуге свобода, если у него есть свой небольшой сад, своя купальня, любовно выложенная мозаикой с игривыми морскими коньками, и своя дочь, которую не обойдет вниманием ни один щедрый гость Дома Орнумхониоров.
     Подаренная ему судьбой новая подруга, несмотря на свой юный возраст, отнюдь не была девственницей. Но она не была и развязной шлюхой из числа тех, которыми наводнены окраинные кварталы любой столицы мира.
     Их уста встретились в первый раз, когда Герфегест изъявил желание, во-первых, выпить вина, во-вторых, съесть несколько свежайших ароматных лепешек с сыром и, в-третьих, сделать все это прямо в купальне.
     Он поцеловал ее вместо приветствия. К чему слова? Мужчине из павшего Дома Кбнгетларов пристало знакомиться с женщиной именно так - глубоким, тягучим поцелуем.
     Девушка вызвалась омыть его пыльное, щедро покрытое свежими шрамами тело. Пока ее руки скользили по его спине, по плечам, по мускулистой груди, он жадно ел, запивая острую еду пронзительно-кислым, бодрящим вином. Но когда она прижалась к нему сзади всем телом и ее руки погрузились в его жесткие курчавые волосы, чтобы как следует пройтись по Господину Грядущей Ночи, Герфегест понял, что сыт по горло. Теперь ему по-настоящему хотелось только одного - услышать от девушки сладострастный вздох предельного наслаждения, - и услышать его как можно скорее.
     Над старыми смоковницами сада сгустилась южная ночь. Девушка была широкобедра, высока, полногруда - отнюдь не маленький олененок, с которым, быть может прямо сейчас, делит ложе в далеком Орине Элиен, звезднорожденный. И все-таки в воде купальни Герфегест мог позволить себе многое. Он подхватил девушку под мягкие ягодицы, и ее ноги сошлись на его пояснице в "аютском замке". Вместе с невыносимо долгим поцелуем он вошел в нее, и она тихонько охнула, благодарно принимая благосклонность Последнего из Конгетларов.

16

     Герфегест лежал, закинув руки за голову, и ощущение осмысленности жизни вновь возвращалось к нему. Рядом с ним спала утомленная, но счастливая вдвойне девушка - сегодня она была с хорошим мужчиной, и этот мужчина был Конгетларом.
     Герфегест лежал и думал о том, что ради одной только этой простой девушки, которая так тихо и трогательно стонала под напором его страсти, он, Герфегест, готов дойти до самого Наг-Туоля и вырвать черное сердце Стагевда. Только ради того, чтобы эта девушка, имени которой он так и не удосужился узнать, продолжала жить и щедро дарить свою любовь людям, уже стоило идти вслед за Ганфалой. Мир, Сармонтазара, Алустрал - все это пустые слова до той поры, пока ты не войдешь в маленький сад на окраине большого дворца и не встретишь там ласковое прикосновение. Одно ласковое прикосновение.
     Сквозь "живой потолок" летнего дома, образованный жидкой виноградной порослью, на Герфегеста смотрели звезды. Пронзительные и огромные звезды южных островов, которых не увидишь в Сармонтаза-ре. Разве только в Тернауне, да и то едва ли.
     Несмотря на длинный изматывающий путь в Наг-Киннист, несмотря на глупую сцену в покоях Кимме-рин, несмотря на могучие любовные подвиги, спать ему не хотелось. Герфегест поднялся с горячего ложа и вышел в сад - туда, где у края купальни стоял позабытый кувшин. Не отрывая растрескавшихся губ от шершавого глиняного горла кувшина, он осушил его до дна. Хорошее вино, не иначе как со стола Ваарнар-ка. Хорошее, но, пожалуй, чересчур кислое.
     Герфегест почувствовал в саду чужое присутствие. В мгновение ока обратившись метательной машиной, Герфегест изо всех сил запустил в темноту между деревьями опустевший кувшин. "Убить не убью, - мелькнуло в его голове, - но, по крайней мере, выяс-ню, какому псу не спится".
     В звездном свете едва заметно блеснула сталь, послышался треск разбитого кувшина, и вслед за этим раздался голос Горхлы:
     - Хороший бросок. Рожденный в Наг-Туоле. Небрежно помахивая топором, карлик вышел из-под смоковниц.
     - Хороший удар, - чуть заплетающимся языком заметил Герфегест, само воплощение вежливости.
     - Идем, Рожденный в Наг-Туоле. Ты нужен Ган-фале.
     Герфегест мысленно вздохнул. Ну что поделаешь? Ради спасения этого маленького сада и его милой хозяйки можно и прогуляться.
     - Идем, - кивнул головой Герфегест. - Дай только одеться.
     Горхла махнул рукой и уселся на краю купальни, скрестив ноги. Поза беспредельного терпения.
     Когда Герфегест полностью облачился, его вдруг осенила замечательная мысль. Он подошел к Горхле и тихо спросил:
     - У тебя есть что-нибудь хорошее?
     - Хорошее? Что, например?
     - Несколько золотых монет потяжелее или, на худой конец, какой-нибудь перстень.
     - Нет у меня ни монет, ни перстня, - развел руками Горхла. - Но если ты хочешь что-нибудь подарить на прощание своей подруге, оставь ей вот это.
     С этими словами Горхла извлек из своей сумы флакон в форме шестигранной пирамиды. Упреждая недоумение Герфегеста, Горхла пояснил:
     - Это благовония, которыми притиралась моя подруга, Минно. Очень хорошие. Таких мало в Алустра-ле. Почти совсем нет.
     Герфегест посмотрел на карлика с искренним восхищением.
     - Может быть, тебе не следует... - осторожно начал Герфегест.
     - Следует, Рожденный в Наг-Туоле, - мягко оборвал его Горхла. - Пусть лучше эти благовония послужат чьей-то любви, чем моей памяти о Минно.

17

     Дворец Орнумхониоров имел форму огромной подковы. Между левым и правым крыльями дворца была огромная площадь. На ней еще в отсутствие Ва-арнарка сложили погребальный костер. Императоров не хоронят днем. Император Синего Алу страда должен подняться к Зергведу. Так называли ярчайшую звезду в Сармонтазаре. В Синем Алустрале она звалась Намарн.
     Вдоль дворцовых стен выстроились Благородные из Дома Орнумхониоров и тысячи простых воинов. Полумаски на шлемах были подняты, мечи взяты наголо. Каждый держал в руках факел, перевитый лентами трех цветов - пурпурного, синего и белого.
     Там, где подкова размыкалась, стояли Ваарнарк, Ганфала, Киммерин, Двалара и воины с "Голубого Полумесяца". По правую руку от них Герфегест увидел три фигуры в легких летних плащах с пегим тунцом - знаком Ганантахониоров. Это еще Герфегест мог понять. Но по левую руку от Ваарнарка он заметил еще троих. Это были Гамелины.
     Герфегест и Горхла, сохраняя почтительное молчание, заняли место чуть позади Ганфалы и Ваарнарка.
     Спустя несколько мгновений над замершими воинами разнеслись траурные переливы боевых труб. Потом они смолкли и вперед вышел Ганфала.
     - Доблестные сыновья Юга! Десять дней назад Рем Великолепный был осажден мятежными Гамели-нами и их союзниками. - С этими словами Ганфала метнул в сторону северных послов взгляд, исполненный ненависти.
     - Из-за низкого предательства Дома Хевров верные Империи войска были истреблены в неравном сражении. Мы боролись за спасение Императора до последнего вздоха, но волею судеб Первый Сын Алу-страла был сражен мятежным мечом Гамелинов и встретил свою смерть, как подобает мужчине и воину. Мы спасли и охранили от тлена тело Императора, дабы предать его достойному погребению по обычаям наших предков.
     Ганфала поклонился Императору, возлежащему на вершине погребального костра.
     - Я знаю - каждый из вас помнит слова Книги Усопших - и да не оскорбит никого из вас мое напоминание. "Пусть войдет в его тело священный огонь и пусть взойдет легкость тела его к Намарну. Прах же тела его да повстречается с синевой Алустрала". Мы свершим установления Книги Усопших в точности! - Посох Ганфалы грянул оземь, словно бы намертво припечатывая его слова к дворцовой площади.
     - Но прежде, чем свершатся установления Книги Усопших, я хочу призвать мщение на Дом Гамелинов и клевретов Дома Гамелинов, по чьей вине погиб Первый Сын Синевы. Они отступились от клятвы верности, и отныне не будет им покоя ни в четырех сторонах света, ни в небесах, ни в синеве Алустрала. Я же клянусь здесь, над прахом нашего Императора, в том, что останусь верен Империи до последнего своего вздоха. Оружие мое изопьет кровь мятежников до последней капли, и глаз Намарна затуманится кровью, пресыщенный мщением. Клянусь тебе в этом, Лан Красный Панцирь!
     С этими словами Ганфала припал на одно колено, прикоснувшись левой рукой к своему лбу, а двурогим полумесяцем - к земле.
     Ганфала степенно поднялся.
     - И пусть каждый, кто верен Империи, принесет свою клятву.
     Ганфала сделал два шага в сторону, открывая Гер-фегеста тысячам взоров.
     - Ганфала ждет твоих слов, - шепнул на ухо Гер-фегесту Горхла.
     Строго говоря, от присяги на верность Императору он был освобожден пятнадцать лет назад волею роковых событий, сокрушивших Дом Конгетларов. Но сейчас, перед лицом новой чудовищной угрозы, он был готов на любые слова, лишь бы они послужили пользе общего дела.
     Герфегест едва заметно кивнул, и вслед за этим над площадью зазвучал голос Последнего из Конгетларов.
     - Конгетлары нашли в Синем Алустрале только смерть. Смерть - и ничего более. Пятнадцать лет назад я, Последний из Конгетларов, ушел от этих страшных и благословенных морей в Мир Суши, в Сармон-тазару. Ушел, чтобы не возвращаться. Но я вернулся. Вернулся, чтобы сражаться со злом, какое бы обличье оно не принимало в нашем мире. И если зло пришло с Гамелинами - я клянусь сокрушить Гамелинов. Если я увижу зло в любом из нас - я клянусь вырвать его вместе с нечестивым сердцем. Даже если это сердце будет моим собственным. Клянусь тебе в этом, Лан Красный Панцирь!
     Вслед за Герфегестом присягнули на верность общему делу Горхла, Двалара и Киммерин. Потом - Дом Орнумхониоров. Затем - посольство Ганантахонио-ров.
     - Хорошо! - вновь прогремел голос Ганфалы. - Верные сохранили свою верность, и это преисполняет мое сердце радостью. Но среди нас есть трое, чьи жизни охраняются лишь нерушимыми законами гостеприимства. Их имена -Артагевд, Сорнакс Бледный и Сорнакс Рыжий. Они - послы Дома Гамелинов. Эти трое прибыли сюда, чтобы склонить Юг к позорной капитуляции. Но сейчас они видят нашу непреклонную решимость, и я слышу, как колесницы ужаса грохочут в их сердцах. Здесь и сейчас, рядом с телом нашего Императора, я хочу дать им последнюю возможность. Пусть присягнут на верность Империи и тем признают, что служат неправому делу.
     В годы своих скитаний по Сармонтазаре Герфе-гест побывал во многих столицах, гостил при разных дворах и был весьма искушен в дипломатии. Он не мог не отдать должное Ганфале, который, чудом избегнув гибели в залитой кровью гавани Рема Двуврат-ного, прибыв в Наг-Киннист на одном-единственном корабле, за два дня смог привести к столь страшной клятве Дома Юга. Впрочем, если бы не его, Герфегес-та. Семя Ветра, открывшее дорогу в Арсенал, результаты могли бы быть совсем, совсем иными...
     В этот момент Герфегест осознал, что воцарилась гнетущая тишина. Он поднял глаза.
     Тысячи ненавидящих взоров были устремлены на Гамелинов.
     Сейчас в душе главы посольства Гамелинов вершились судьбы Алустрала. Все прекрасно понимали, что стоит Гамелину присягнуть на верность Империи - и в лагере мятежников начнется кровавый разброд. Первыми отшатнутся Пелны. Вслед за ними - Хевры. Потом - Эльм-Оры. Возможно, южанам даже не придется обнажать мечей, чтобы война завершилась.
     Артагевд молчал не более десяти ударов сердца, но всем казалось, что прошли столетия. Наконец он заговорил - глубоким, спокойным голосом, который нечасто встретишь у тех, кому еще далеко до тридцатилетия:
     - Клянусь тебе, император Лан Красный Панцирь.
     В рядах воинов прокатился восторженный гул. Неужели? Правда? Войне конец?
     Но Артагевд продолжал:
     - Клянусь в том, что мой меч всегда служил и будет служить делу Империи. Истинному делу Империи, а не темным и чудовищным замыслам самозваного Ганфалы, который установил над тобой, Лан Красный Панцирь, и над Священным Островом Дага-ат свое безраздельное владычество. Все, что свершил Дом Гамелинов и его верные союзники - не мятеж, но справедливость. Я клянусь тебе. Первый Сын Алустрала, что Дом Гамелинов останется верен Империи до конца, и когда голова последнего пса Хуммера будет вверена безмолвию вод, твой сын и наследник Торвент займет свое законное место на престоле обновленного Алустрала.
     Послов принято выслушивать до конца. Что бы они ни говорили. Только это удерживало Ваарнарка на протяжении всей речи Артагевда. Но когда его голос затих, Ваарнарк