ы рукой. ?Помалкивай!? - вот что это был за совет.

***

     Хоц-Але отличался от Хоц-Дзанга приблизительно так же, как парусное судно отличается от колесницы.
     Правильнее было бы сказать, что в них не было ничего общего. Но так же, как колесница и парусник оба служат для передвижения, так Хоц-Дзанг и Хоц-Але оба служили обороне. Мог ли Элиен, укротитель Цинора и союзник варанского князя, когда-нибудь предположить, что спустя несколько лет будет искать союзников в своих бывших врагах?
     Хоц-Але не имел крепостных стен. Их ему заменяла протянувшаяся на многие лиги коварная засека. Да и сам Хоц-Але был и крепостной стеной, и крепостной башней одновременно. Элиен не увидел ни домов, ни строений - их в Хоц-Але просто не было.
     Город смегов представлял собой огромный каменистый курган, весьма высокий и крутой, который имел форму не вполне правильного конуса. Курган, по-видимому, имел внутри гигантскую полость, а его склоны являлись стенами невиданного города-дома, которые были испещрены окнами-бойницами.
     К этому сооружению - скорее природному, нежели рукотворному - вел разводной мост. Элиен, Герфегест и их конвой остановились перед наполненным водой рвом. Все увиденное свидетельствовало о том, что жизнь народа смегов меньше всего напоминает мирные и лени-, вые будни. Ибо каждый камень здесь кричал о готовности обороняться.
     Против кого? Неужели против грютов? Нет, Элиен сомневался в том, что грютам есть дело до смегов. Наратта, как и Эстарта до него, был падок только на лакомые и жирные куски. Смеги же искони не владели ничем, кроме ратного искусства. Значит, вероятными противниками смегов могли быть только сыновья Земли Герва, ныне - подданные Урайна.
     ?Враг моего врага - мой друг?, - приободрился Элиен, с нетерпением ожидая, когда разводной мост будет опущен и они предстанут перед свелом Птицеловом.
     Занималась заря. Озябшие руки Элиена искали тепла в складках одежды. Одна из дев-воительниц по-мужски громко засвистела, вложив пальцы в рот. Два раза коротко. Один раз длинно.
     Такой же свист разрывал ночную тишину на Циноре, уведомляя варанских и харренских воинов о том, сколь шатко и ненадежно их положение - положение незваных гостей в бесприютных краях разбойников. \
     ?Что бы там ни было, а смеги останутся смегами, даже переселившись на Хеофор?.
     - Здесь вы сможете поесть, поспать и обогреться, - сказала дева, когда они переходили через ров. - Это очень плохо - много не спать, - добавила она.
     Разговорчивость, которая по неведомой причине вдруг накатила на девушку, представлялась уже почти приветливостью. Элиен закрыл глаза и вообразил себе то, о чем обыкновенно грезят воины, заручившиеся лентой с платья благосклонной дамы.

***

     - Вам удалось невозможное. Вы сбежали из Вар-нага, - размышлял вслух свел, правитель смегов, носивший прозвище Птицелов. - Вы были пленниками Урайна, но вас не убили. Так?
     Свел был стар, но голос его был громок и звучен, ум - ясен, взор - цепок.
     - Это так, - отвечал Герфегест, который решил не отягощать рассказ подробностями о своей роли в грютском посольстве.
     - Так, - подтвердил Элиен, решивший, что основное уже сказано, а на второстепенном не следует останавливаться.
     Свел Птицелов поднялся со своего места и принялся расхаживать по залу взад-вперед.
     - Но Урайн не любит оставлять своих пленников в живых до следующего утра. Это известно всем. Немало сыновей моего народа не дожили до рассвета в герверитском плену. А ведь они были не слабее вас. Да и левобережье Киада знали лучше. Что-то здесь не так. - Свел склонил свою седую голову набок и окатил беглецов взглядом, в котором не было ничего, кроме недоверия.
     - Нам никогда не удался бы побег, если бы не вмешательство моего Брата по Слову, Шета окс Лагина, - пояснил Элиен. - Он предоставил в наше в распоряжение кутах, и мы бежали в воздушном колоколе, который позволил нам проплыть под водой много лиг, не попадаясь на глаза Урайну.
     - А что твой брат делает в Варнаге, северянин? - допытывался правитель паттов.
     Меньше всего Элиену хотелось сейчас посвящать свела в перипетии этой истории. Сын Тремгора чуял, что подробными разъяснениями не добавит правдоподобия своему рассказу. Скорее напротив.
     - Мне не хочется говорить. Но, поверь, этот человек достоин доверия.
     - Едва ли во всем Варнаге найдется человек, достойный доверия. Моего доверия.
     - Это твои слова. - Элиен почувствовал, как его кровь закипает от возмущения.
     Он проделал долгий и трудный путь. Хоц-Але построен народом, враждебным герверитам, и он наконец-то находится в обществе врагов своих врагов. Но их правитель считает его прислужником Урайна, который, ведомый Хуммером, проник в цитадель паттов, дабы плести здесь лживые сети... Сети чего?
     Пока Элиен боролся с обидой и возмущением, Герфегест осматривался. Станы помещения, в котором свел принимал чужеземцев, были изъязвлены множеством небольших круглых бойниц. Из каждой второй на гостей глядел наконечник стрелы.
     Девы-воительницы тоже были здесь. Они стояли справа от тронного возвышения, неразлучные со своими самострельными луками.
     Герфегест был удивлен доверием, оказанным свелом близнецам: он бывал во дворцах многих правителей, но никогда не видел, чтобы те вершили дела в присутствии женщин.
     - То, что вам удалось уйти из Варнага, означает одно, - продолжал свои умозаключения свел, - Урайн отпустил вас. То, что он отпустил вас, означает лишь то, что вы его союзники. А это, в свою очередь, делает вас врагами моего народа. Здесь нечего добавить.
     Элиен был взбешен. Убийственная глупость, сочетавшаяся в речи свела с убийственной же логикой, делала любое возможное возражение лишь подтверждением слов последнего.
     - Но посуди сам, свел, - с трудом сдерживаясь, начал Элиен, - какой нам прок идти сюда, если мы в сговоре с Урайном? Неужто мы не смогли придумать дел поважнее, чем лазить по трясинам в поисках Хоц-Але, до которого Урайну, кстати сказать, нет никакого дела. Что можем сделать мы с твоим народом? Нас двое, мы обессилены и обескровлены многочисленными схватками, которых немало выпало на нашу долю за последние дни. Мы, памятуя Право Народов, сдали свое оружие девам-воительницам, которые обнаружили нас у самого края болот. Мы поступили так оттого, что хотели мира. Поверь, сколь бы ни были сильны и умелы дочери твоего народа, мы нашли бы средства избавиться от их присутствия, если бы только этого хотели.
     Элиен посмотрел в тот конец зала, где стояли сестры. Глаза их былйГ опущены. От смущения?
     Упрямство - это качество, которое делает смегов сметами, даже если- они зовутся паттами. Глядя на Элиена исподлобья, свел промолвил:
     - Урайн хитрее и коварнее меня, равно как и всех прочих правителей, которые мне известны. Урайн желает падения Хоц-Але, и этому множество свидетельств. Хозяин Варнага пока не может взять наши жизни силой, но он решил победить нас хитростью. Я не знаю, какова она, и не желаю знать. Но вы? несомненно, являетесь частью его плана. Вольно или невольно.
     - Урайн не подозревает, что мы в Хоц-Але! - воскликнул Элиен.
     - Тогда почему вот уже двое суток в небе над нашими землями кружат. Серебряные Птицы? Не затем ли, чтобы наблюдать за вашими перемещениями и доносить о них своему хозяину - правителю Варнага и вашему мнимому противнику? - Судя по всему, свел был в восторге от своей проницательности.
     - Мы не станем возражать тебе, свел, ибо это ниже нашего достоинства. Тому, кто прав, нет смысла с пеной у рта доказывать свою правоту, - вступил Герфегест.
     Элиен расслышал в его голосе доселе неизвестные ему интонации. Голос Герфегеста был голосом царя без царства:
     - Ты, свел, волен понимать происходящее как тебе нравится. Ты волен считать нас кем угодно, и все-таки у тебя нет ни одного доказательства того, что мы пытаемся обмануть тебя. Оттого прошу - отпусти нас с миром, и мы немедленно покинем твои земли наикратчайшим путем.
     Когда голос Герфегеста стих, в зале повисла гнетущая тишина. Было слышно, как за стеной, у бойниц, звякнули брони завозившихся лучников.
     Они ожидал приказа своего свела. То ли стрелять, то ли ворваться в зал с палицами и мечами наголо? Переломать этим герверитским ублюдкам все кости, помучить их всласть, чтобы другим неповадно было?
     Девы-близнецы сделали несколько шагов вперед. Зачем? Неужели именно они? эти красивые и благородные создания, первыми подымут оружие против пленников, выполняя волю своего мнительного правителя?
     - Это невозможно, - отвечал свел.
     - В таком случае тебе вскоре придется помериться силами с правителем грютов. Не думаю, что это многим проще, чем сразиться с Урайном. Ты был не слишком внимателен. Мое имя Герфегест. Я переводчик грютского посольства, правая рука владыки степей Наратты, сына Эетарты. Подумай, стоит ли тебе, свел, делать грютов своими врагами.
     Пока длилась словесная дуэль, сестры взвели самострельные луки и сделали еще пару шагов вперед. Теперь их отделяли от Элиена с Герфегестом от силы восемь саженей. Стрела пролетит это расстояние за столь ничтожное время, что ни одно событие не успеет произойти раньше, чем она достигнет цели.
     - Я догадался, что ты не простой грютский горлопан, и теперь мои догадки подтвердились. Предположим, ты и в самом деле правая рука Наратты. И что? Если я прикажу убить тебя, никто не узнает об этом, ибо вместе с тобой отправится прочь из мира живущих и твой спутник. Некому будет сообшить Наратте о том, какую утрату понес его двор. Некому будет сообщить ему, что его правая рука отдана на съедение болотным тварям. Некому и не за что будет мстить мне. Не так ли?
     - Тогда действуй, свел, - отчеканил Герфегест с убийственным хладнокровием.
     Чувствовалось, Что Птицелов в глубине души колеблется, не решаясь принять роковое решение, и пытается убедить своей болтовней в первую очередь самого себя, Проигнорировав слова Герфегеста, он продолжал:
     - Но даже если я решу оставить тебя в живых, убоявшись Наратты, твоего спутника все равно ждет гибель. На его груди мне открылся знак долгой смерти. Мои прадеды ставили такой на Циноре только самым отъявленным негодяям. И будь уверен, Герфегест, долгая смерть будет для него воистину долгой.
     Элиену было безразлично, каким образом свел почуял знак долгой смерти. И без того ситуация могла разрешиться лишь кровью.
     Ко всему, и он, и Герфегест были безоружны. Девы-воительницы отняли у них клинки. Они, словно дети малые, покорились, в то время как самым разумным, похоже, было отправить близняшек к праотцам и продолжать путь через болота, оставив остров паттов по левую руку. Тогда, возможно, им посчастливилось бы достичь северных пределов Асхар-Бергенны и встретить верных подданных Наратты.
     - Люди! - приказал свел. - Отведите их...
     Но он не успел закончить.
     Девы-воительницы подскочили к пленникам и нацелили свое оружие в сторону бойниц в дальней стене зала. Одна из них передала беглецам два кинжала - свой и своей сестры. Это было гораздо лучше, чем ничего.
     - Отец, - твердо сказала одна из них, - ты решил предать смерти этих достойных людей, но они не сдадутся без боя. Мы будем драться вместе с ними.
     - И если придется, вместе с ними погибнем, - добавила вторая.
     Свел Птицелов, убеленный сединами муж и, судя по тому, что на его руках недоставало трех пальцев, отчаянный рубака, побагровел, как вечернее море. Похоже, он был вне себя, совершенно вне себя.
     ?Предательство - самый тяжкий грех у смегов, - вспомнил Элиен. - Ослушаться старшего означает предать его. Ради нас они предают своего отца?.
     - Вы что это, курвы мокролядвенные?.. Успели сойтись с Хуммеровым семенем накоротке?! - заблажил он, не очень-то ловко вытаскивая меч - у Птицелова от злости руки ходили ходуном. - Запорю!!!
     Люди, ворвавшиеся в зал по зову своего правителя, остановились в нерешительности. Элиен, Герфегест и две сестры образовали каре, на каждой стороне которого, увы, было ровно по одному бойцу.
     Будь с Элиеном меч Эллата, никого из смегов уже не осталось бы в живых - сколь бы искусными воинами те ни являлись. Ибо в присутствии женщин, даже если те владеют мечом лучше, чем прялкой, сила харренских воинов возрастает стократно.
     Девы-воительницы нажали на спусковые рычаги самострельных луков. Двое смегов упали на землю, пораженные в ноги. ?Что ж, удачное сочетание меткости и человеколюбия?, - подумал сын Тремгора.
     - Следующие стрелы - в сердце, - сообщила одна из сестер, перезарядив свое оружие. Это было сказано столь спокойным тоном, будто вокруг не было двух дюжин стрелков, способных уложить ее саму наповал.
     - Стреляйте, что же вы медлите? - прохрипел свел Птицелов. Но ни один из лучников не посмел пустить стрелу из страха ненароком попасть в дочерей своего правителя. - Вы что, долгой смерти захотели?!
     Но лучники по-прежнему бездействовали. И тогда в бой вступили меченосцы.
     Герфегест, испустив гортанный крик, метнул кинжал в горло самого ретивого из нападавших. Тот упал на пол, положив начало настоящему кровопролитию.
     ?Грютские штучки?, - успел заметить Элиен и повторил то же самое со своим кинжалом. К сожалению, больше ни на что охотничье оружие дев-воительниц не годилось.
     Под прикрытием стрел сестер-близнецов, сын Тремгора подскочил к упавшему патту и выхватил меч из его слабеющей руки. Теперь разговор со свелом стал не таким беспредметным, как раньше. Герфегест сделал то же самое, и теперь в распоряжении их крохотного отряда было два пристойных меча.
     И тут произошло нечто совершенно неожиданное. Одна из наглухо запертых дверей зала вылетела, словно пробка из бочки с забродившим вином.
     В зале появилась фигура, закованная в брони из бронзовых пластин и увенчанная шлемом, в котором горел драгоценный опал с детский кулак величиной. Вместе с таинственной фигурой в зал явился звук.
     Он был столь нестерпим, что Элиен мгновенно зажал уши. Его противники тоже вмиг избавились от намерений продолжать сражение. Многие из них упали на колени, обхватив головы руками.
     Звук был не столь громок, сколь омерзительно настойчив. Ему удавалось проникать в самые дальние уголки мозга и вызывать в них полнейший переполох. Девы-воительницы закричали - но о крике можно было лишь догадываться, глядя на их искаженные болью лица и широко распахнутые рты.
     Когда наступила тишина, мир казался мертвым. Все сражающиеся опустили оружие. Их взгляды были прикованы к вошедшему.
     Даже свел Птицелов отвел взгляд от потолочного колодца, в котором он силился разглядеть Великое Ничто. В колодце теперь было абсолютно темно, будто день и ночь внезапно поменялись местами.
     Вошедший не был юношей - об этом свидетельствовала его походка. Так выступает умудренный опытом сотинальм, так учитель фехтования прохаживается перед строем зеленых юнцов, так жрец обходит пришедших на поклонение.
     Человек в бронзовых доспехах был немолод. Но достоверно судить о возрасте чужеземца не представлялось возможным, ибо лицо его было скрыто забралом, доходившим почти до самого подбородка. Если верить Сегэллаку, такие шлемы носили во времена Эррихпы Немого.
     Элиен наслаждался обретенной передышкой. Сестры-близнецы стояли за его спиной, их дыхание все никак не могло восстановиться после взламывающего затворы сознания звука. Герфегест, сложив руки на груди, застыл, ожидая событий. Ни одна жилка не шевельнулась в его лице.
     Человек бросил в зал горсть стеклянных шариков, и каждый из них засиял золотом, озаряя зал, прежде погрузившийся на несколько мгновений в кромешную темноту. Затем он направился к свелу Птицелову. Очевидно, чужеземца интересовал именно он.
     - Я помог твоим прадедам оставить земли Цинора и скрыться от гнева их собратьев, не спрашивая, за какую провинность их приговорили к долгой смерти в Мерцающем Ущелье близ Хоц-Дзанга. Разве ты не знаешь об этом, Птицелов? - спросил человек в бронзовых доспехах.
     Грозный владыка паттов разительно изменился. Лицо его исказилось от ужаса, руки тряслись, причем свел Птицелов, только что обрекший на смерть двух своих дочерей, даже не считал нужным эту дрожь унять. Теперь он производил впечатление пристыженного сорванца, которому прописали сорок четыре розги.
     - Отвечай же!
     - Я знал об этом. Мой отец рассказывал мне о том, а ему рассказывал мой дед, - собравшись с силами, сказал свел.
     - Разве я стал обвинять твоих прадедов в совершенных ими преступлениях, когда их отряд был на краю гибели?
     - Ты был великодушен, Владыка Диорха. ?Он сказал ?Владыка Диорха?! - Элиен не верил своим ушам. - Леворго решил пожаловать в Хоц-Але собственной персоной! Это значит, что без его вмешательства начатому делу не завершиться...?
     Элиен посмотрел на Герфегеста. Знает ли тот, кто перед ними? Но лица Герфегеста было совершенно непроницаемо.
     - Так отчего же ты взял на себя право решать, жить или умереть чужеземцам, которые не сделали тебе ничего дурного? Ты обвиняешь их в том, что они служат Варнагу, в то время как ты, сам того не ведая, льешь воду на мельницу Урайна?
     - Я сделаю все, что ты велишь, Владыка Диорха. - Свел Птицелов склонил голову в знак покорности.
     - Не умышляй против гостей и отпусти своим дочерям ослушание. Они были единственными из твоих подданных, кто вел себя достойно. Тлетворный дух Хуммера помутил ваш разум.
     - Я сделаю так, - сказал свел.
     - Это не все. Отныне твоя правда - правда ласарского юноши, который стоит подле твоих дочерей. Иначе Хоц-Але будет сметен серебряным вихрем Урайна. -
     - Повинуюсь, Владыка Диорха.
     Леворго бросил себе под ноги еще один шарик, и вновь воцарился день. Патты стояли, словно стадо, онемевшие от страха и неожиданности. Теперь, пожалуй, будет о чем рассказывать внукам.
     - И последнее: предки всех, кто населяет сейчас Хоц-Але, носили некогда на груди знаки долгой смерти. Не было ни одного исключения. Помни об этом сам и напомни своему народу. И горе тебе, если ты решишь испытать силу моего гнева, Птицелов, - сказал Леворго и поднял забрало.
     Свел закрыл лицо руками - казалось, взгляд Храни? теля Стеклянного Шара обжигает его невидимым пламенем.
     - А теперь мы будем говорить. Вчетвером: я, Элиен, человек, что бился вместе с Элиеном, и почтенный Птицелов. Остальных попрошу подождать за закрытыми дверями, - потребовал Леворго, и в мгновение ока зал опустел.
     Раненых взяли под руки и споро увели. Охрана свела забрала с собой и двд трупа.

***

     Появление Леворго было для Элиена настолько неожиданным, а его новое обличье настолько не вязалось с тем старцем, которого он оставил на берегах Кассалы, что сын Тремгора на время потерял дар речи.
     Десятки вопросов, которые он сразу же задал бы в других обстоятельствах, спутались в гортани колючим клубком. Он мог лишь молчать, восхищенно тараща глаза на своего спасителя.
     Леворго тоже не очень торопился. Он прошелся по залу, поцокал языком, с осуждением во взоре изучил свежие пятна крови на полу и только после этого начал:
     - Меня зовут Леворго, если кто-то этого не знает или забыл. Элиена я знаю, почтенного Птицелова теперь узнал, но вот этот человек со спокойным лицом мне неведом. Я плохо вижу тебя, человек. Но если ты здесь, если ты сражался плечом к плечу с Элиеном, значит, ты наш друг. И даже если нашим путям суждено в будущем разойтись или скреститься сталью клинков, сейчас это не имеет никакого значения, потому что Сармонтазаре нужен любой человек, способный с оружием в руках противостоять Хуммеру. Не говорю - Урайну, ибо он лишь послушный меч в руках Хуммера. Но чтобы спастись от Хуммера, надо прежде сокрушить его меч. Сила Урайна - в Чаше, а Чаша - в Лон-Меаре, от которого нас отделяет каких-то пятьдесят лиг. Но никому Не по силам сокрушить Чашу. Ни молотом, ни огнем, ни словом.
     - Позволено ли мне будет перебить достойного Леворго? - довольно ехидно, как показалось Элиену, осведомился Герфегест.
     - Позволено, - разрешил Леворго.
     - Достойный Лев