, не был ли чересчур опрометчив.
     Там, где он находится - помимо него трое. Один источает странный, слабый и двусмысленный душевный запах Звезднорожденного. Это не Элиен и не Шет. Это сын Элиена, потому что у Шета нет и не может быть детей: Урайн это помнил более чем хорошо. Двое других - люди Алустрала. Этих он тоже узнал с легкостью. Герфегест и Хармана. Выжили, значит, тогда...
     В следующее мгновение Урайн понял и остальное: Хозяева Гамелинов сейчас убьют этого, третьего, сына Элиена. В том, кого они убьют вслед за сыном Элиена, сомневаться не приходилось.
     Пришло время жалить.

22

     Убить их сразу Октанг Урайн не мог. Он был безоружен, он был лишен былой мощи Звезднорожденного, он не знал возможностей своего нового тела - тела Сделанного Человека.
     Единственным его оружием была внезапность.
     Когда клинки Стагевда в руках Харманы и Герфегеста были готовы свершить скорый суд над непрошенным гостем, Урайн рванулся всем телом. Сковывающие его полурастительные путы порвались. Встав на ноги и не обращая внимания на накативший приступ тошноты, он нанес грубый, матросский удар обоими кулаками, метя по шеям Харманы и Герфегеста.
     Удары не были сильны. Они были плохо поставлены. Но их хватило, чтобы спасти жизнь Элаю. Клинки Стагевда не обрушились на его беззащитное тело, хотя и были к этому близки как никогда.
     Элай почти ничего не соображал, но все же ему достало телесного разумения, чтобы понять: его хотят убить и его единственным союзником сейчас является восставший из Склепа человек. Тяжелый футляр с письмом обрушился на руку Герфегеста, сжимающую меч.
     Хозяева Гамелинов были ошеломлены. Но это не помешало Хармане нанести слепой удар за спину. Клинок Стагевда проткнул левую ладонь Урайна.
     Герфегест, закричав от боли в раздробленных пальцах, выронил меч и ответил Элаю жестоким ударом в пах, нанести который мечтал уже треть суток, но прежде сдерживался из разных "благородных", "родственных" и прочих коту-под-хвост-пошедших соображений.
     Хозяева Гамелинов, несмотря на внезапность нападения Урайна и вероломство Элая, без сомнения, убили бы обоих. Но тут сверху, из серебрящегося невнятного тумана, свалились еще четверо: двое израненных Гамелинов и двое ошалевших Пелнов.
     Битва наверху входила в завершающую стадию. Люди Тарена Меченого теснили защитников Наг-Нараона в самые укромные уголки крепости. Так и случилось, что четверо сражающихся угодили в нечаянную колдовскую западню, раскрытую магией Хозяев Гамелинов.
     Все смешалось в кровавой, тупой и совершенно невнятной возне.
     Короткий выпад Харманы, направленный прямо в сердце Урайна, по злой иронии судьбы повстречался с плотью Гамелина.
     Герфегест, задыхаясь от ярости, свалил наземь непрошеного Пелна.
     Элай скулил под ногами у дерущихся, закрывая голову руками. Футляр для писем он, конечно, выронил.
     Этот бедлам не помешал Урайну почуять и оценить по достоинству зов, исходящий из футляра. Странное дело... Ему показалось, что там находится нечто, изготовленное его собственной рукой.
     Мыслимо ли это? Урайн не стал задумываться. В спасительном прыжке он достиг футляра и вцепился в него обеими руками. Над головой Урайна просвистел меч Харманы. В следующее мгновение Хозяйка Гамелинов была оглушена Пелном, который был достаточно жаден и вместе с тем умен, чтобы понимать, что Тарен даст за ее говорящую голову куда больше, чем за безмолвствующую.
     Урайн лихорадочно соображал где он находится. Если сюда спустились Хозяева Гамелинов, значит, они намеревались как-то отсюда подняться наверх. Туда, откуда свалились эти молодчики. Если бы он, Урайн, решил обустроить узилище для Звезднорожденного, он бы обязательно использовал многолоктевую толщу Ткани Тайа-Ароан.
     Он и Элиен - Братья по Рождению. Значит, они мыслят одинаково. Значит, у него над головой - Ткань Тайа-Ароан. А для Ткани существуют свои слова...
     - Флакон, - глядя перед собой невидящими глазами, но неожиданно твердым голосом сказал Элай.
     Его левый кулак разжался. Урайн увидел на ладони Элая какой-то крошечный предмет. Он схватил его и очень вовремя отдернул руку - Пелн, мгновение назад оглушивший Харману, хотел оставить обнаженного человека с лысым черепом без десницы.
     - Проклятие! - рычал Герфегест в бессильной злобе.
     Он ничего не мог поделать. Его правая кисть была раздроблена, а ногу исхитрился проткнуть кинжалом второй Пелн, прежде чем Герфегест свернул ему шею.
     Главное в Войне Всех Против Всех - успеть раствориться в неведении прежде, чем кто-нибудь случайно отрежет тебе голову. Урайн вспомнил все слова о Ткани Тайа-Ароан и выбрал самую короткую формулу. На длинное заклинание могло не хватить времени.

23

     Он вылетел наверх, как ошпаренный. Уф-ф. Так ведь можно и умереть, милостивые гиазиры.
     Темный коридор. Напротив - неряшливый пролом в стене. В одном конце коридора видна четырехугольная комната, в другом - ступени лестницы.
     Много убитых и двое раненых. На полу догорает факел.
     Урайн осторожно положил до времени на пол футляр и флакон, полученные от Элая, подобрал глянувшийся ему меч и первым делом добил раненых. Пелны, Гамелины - какая разница?
     Потом он поднял факел и помахал им из стороны в сторону, чтобы разбудить засыпающее пламя.
     Урайн прислушался. Никого.
     Теперь самое время ознакомиться с содержимым футляра. Он развинтил его и извлек на свет послание.
     "Хозяин! Спешу сообщить, что во вверенных мне городе и крепости по-прежнему все спокойно. В Квартале Медников просел фундамент одного из общественных зданий, но в целом..."
     Что за ерунда? В конце письма стояла подпись: "Комендант крепости Авен-Раман, Такой-Сякой из Дома Гамелинов". Нет, тут явно какой-то подвох.
     Урайн открыл флакон и, насколько позволяли скромные объемы его содержимого, щедро окропил бумагу. Источая непередаваемый аромат хуммеровой кухни, жидкость мигом разошлась по всей поверхности бумаги и впиталась в нее без остатка. Каракули коменданта вместе с его печатью канули в небытие.
     Вместо словесного поноса Такого-Сякого теперь на бумажном плацу выстроились безукоризненными шеренгами выжженные ледяным огнем Хуммера строки. Так мог писать только один человек во всей Сармонтазаре. Он, он сам - Октанг Урайн, Звезднорожденный.
     Взгляд Урайна скользнул ниже. Черный отпечаток руки. Длань Хуммера.
     Урайн скептически скривился и огляделся по сторонам в надежде увидеть что-нибудь подходящее. Хорошо, вот, например, рука этого, который... который еще теплый.
     Урайн взял зарубленного Пелна за руку и приложил его пятерню к письму в том месте, где бумага была пропечатана Дланью Хуммера. Пятерня Пелна прошла сквозь черную печать, как сквозь воздух. С другой стороны бумажного листа выглянули добела обглоданные фаланги пальцев Пелна.
     Итак, сомнений быть не может. Письмо написано им самим и никем другим.
     Если Урайн мог допустить, что в нем все еще сохранилась способность удивляться, то сейчас он был именно удивлен.
     Хм, ну, положим. Так что же мы изволили написать сами себе, милостивые гиазиры?
     "Я помню свое удивление в тот миг, когда я стоял подле Лона Игольчатой Башни и читал послание, написанное мне Октангом Урайном, то есть мной. Придет срок - и твое удивление развеется, как ныне развеялся прах былого мира.
     Тебе предстоит нелегкий путь. Ты пройдешь его до конца, чтобы стать мной, Властелином.
     Чтобы выбраться отсюда живым и невредимым, первым делом надлежит сокрушить Игольчатую Башню. Для этого сделай..."
     Урайн прервался. Он был в коридоре не один. Там, откуда он сам поднялся несколько минут назад, прорвавшись сквозь Ткань Тайа-Ароан, со стоном возник Герфегест.

24

     Меч Хозяин Гамелинов держал в левой руке, а стоять он мог, только балансируя на одной ноге, ибо сухожилия второй были порваны. Глупый вид.
     Урайн оценил расстояние между ними. Пять шагов.
     Помнится, в теле Шета он, Урайн, был неплохим фехтовальщиком. Но телом Сделанного Человека он еще не научился владеть вовсе. Урайн помнил, что Герфегест практически неодолим в честном поединке один на один. Не сомневался Урайн и в том, что даже израненный Герфегест сможет отбиться от него. С другой стороны, если Герфегест решится на безрассудное нападение, то он наверняка допустит какую-нибудь оплошность и станет жертвой его, Урайна, клинка.
     Герфегест, видимо, думал о том же самом. Он угрюмо разглядывал Урайна и лихорадочно оценивал свои шансы.
     Урайн на всякий случай сделал еще три шага назад и, скосив глаза в письмо, спросил:
     - А про тебя здесь, интересно, что-нибудь написано?
     Герфегест насторожился.
     - Точно, смотри-ка! - восхитился Урайн. - "Не пытайся убить Герфегеста. Я несколько раз уже пробовал". Это я, стало быть, - пояснил Урайн Герфегесту, багровеющему от ненависти. - Э-э-э... Ага, вот. "И несколько раз умирал от его клинка".
     Урайн прервал чтение и пристально посмотрел на Хозяина Дома Гамелинов.
     - Я несколько раз умирал от твоего клинка, Последний из Конгетларов. А ведь имел возможность тысячу раз убить тебя сам, змеиное сердце, - сказал Урайн тихо и очень серьезно.
     Герфегест очень устал от слов. Ему хотелось лишь одного - выпустить Урайну кишки и идти спать. А по пробуждении увидеть Наг-Нараон целым и невредимым. И чтобы до Игрищ Альбатросов оставался еще хотя бы один день.
     Уж он бы, Герфегест, знал, какой прием устроить Тай-Кевру и его людям!
     Урайн вернулся к чтению.
     - Так-так-так..."Оставь его там, где встретишься с ним. Герфегест ничем не сможет помешать тебе. Со временем ты вернешься в Алустрал и принесешь ему смерть."
     - Слышал? - спросил Урайн, склонив голову набок.
     И только теперь Герфегест не выдержал. Он рванулся вперед, вкладывая в этот порыв всю свою ненависть. Он почти достал Урайна. И все же его клинок смог лишь надорвать в руках врага загадочное письмо, служившее источником странных прорицаний.
     Герфегест упал. У Урайна было несколько мгновений, которые он мог попытаться потратить на то, чтобы зарубить Герфегеста. Но Урайн пренебрег представившейся возможностью - он доверял своим советам.
     Урайн отошел еще на три шага и принялся перечитывать письмо с самого начала. Предстояло сделать очень и очень многое.

25

     Поверженный Наг-Нараон лежал у его ног. Разоренное родовое гнездо Гамелинов было освещено заревом пожарищ. Залитое кровью, разоренное, безлюдное.
     Гамелины были верны себе до конца. Никто не искал спасения в бегстве. Никто, кроме Хозяев Гамелинов.
     Тарен Меченый сплюнул.
     При всей своей ненависти к Хармане и Герфегесту, он не мог даже заподозрить, что они решатся на подобную низость. Он был уверен, что Хозяева Гамелинов будут сражаться плечом к плечу вместе со своими людьми, пока смерть не разыщет их на бранном поле.
     Но нет!
     Стоило Пелнам прорваться на стены, как они ударились в бегство и исчезли. Разумеется, их ищут повсюду и рано или поздно найдут. Если они бежали прочь из Наг-Нараона - не беда. Пелны доберутся до Сивенка и до Авен-Рамана, до Наг-Геркана и до Кайелетских островов, в конце концов! Если потребуется - они будут искать Харману и Герфегеста по всему Синему Алустралу. Ибо Хозяева Гамелинов сами поставили себя вне закона своим бегством с поля брани.
     Тарен Меченый бросил взгляд в сторону Игольчатой Башни.
     Он обязательно подымется туда. Но уже завтра. Завтра. А сегодня, как ни устали воины, надо прибрать трупы, подсчитать павших, обеспечить всем горячий ужин (хотя какой там ужин? скорее, завтрак) и ночлег.
     К Тарену Меченому подошел с докладом один из полутысяцких, которому была поручена организация караулов в захваченной крепости.
     - Говори.
     - На всех постах - наши люди. Усиленная стража по десять человек. Распаливают костры. Комар не пролетит!
     Тарен сдержанно кивнул.
     - На Столбовую Дорогу выслали кого-нибудь?
     - На Столбовую? Да. там сотня мечников. Устраивают засеку. На всякий случай.
     - Хорошо, - Тарен действительно был доволен. - Ну а что на Игольчатой Башне?
     Словно бы в ответ на его слова, с вершины Башни сорвалась черная тень. И, отчаянно вопя, проследовала к земле в полном соответствии с законами падения свободных тел.
     - На Башне засели какие-то отчаянные. Возможно, это был последний из них.
     "Или один из наших", - справедливости ради отметил Хозяин Пелнов.
     - Ладно, пусть сидят, - благосклонно кивнул Тарен. - Можешь идти.
     Полутысяцкий собрался уходить, но Тарен удержал его.
     - Постой. Объяви всем караулам: Хозяев Гамелинов предпочтительно взять живыми. Не обязательно - но предпочтительно. За мертвую голову каждого...
     Тарен помедлил, соизмеряя размеры поощрения с соображениями о почетном вассальном долге каждого Пелна перед Домом, который невозможно измерить ни деньгами, ни почестями. Наконец, сумма была найдена.
     - ... триста тридцать три полновесных золотых. За живого Хозяина - вдвое больше. Стало быть, шестьсот шестьдесят шесть.
     И в этот момент над затихающим Наг-Нараоном родился звук. Пока еще негромкий, слабый, но слышимый очень отчетливо. Одинокая, тревожная нота, которая, казалось, может длиться день, год, век.
     Полутысяцкий с тревогой посмотрел на нового главу Дома Пелнов. Что думает об этом звуке Хозяин?
     Хозяин не знал что и думать. Стараясь выглядеть как можно более спокойным, он, сам не зная отчего, вновь обратил свой взор к Игольчатой Башне. То, что он увидел, ввергло его в ужас.
     Игольчатая Башня старательно уподоблялась исполинской струне. Ее прежде отчетливый черный силуэт был словно чуть смазан, размыт на фоне сероватого неба. Но туман здесь был ни при чем.
     Игольчатая Башня дрожала - от основания до маяка на верхушке. Эта дрожь - теперь Тарен наконец почувствовал ее - передалась стенам всего Наг-Нараона.
     Повсюду раздавались встревоженные возгласы Пелнов. Чего именно страшиться? Куда бежать и стоит ли вообще бежать от неведомой напасти?
     - Всем оставаться на своих местах! - проорал Тарен.
     Его приказание было разнесено сотниками по всей крепости.
     Вибрирующий звук становился все более громким, сочным, устрашающим.
     - Конец всему, братья! - проорал чей-то перепуганный голос. Раздался звонкий хлопок - дисциплинированный ветеран отвесил трусу тяжелую оплеуху. - Конец у тебя в штанах, придурок. А орешь как баба.
     Вслед за этим раздался натужный хохот трех десятков глоток.
     Тарен Меченый не сводил глаз с Игольчатой Башни. Какие еще сюрпризы преподнесут ее неведомые недра?
     Он был готов ко всему. И потому когда в небесах, в точности над вершиной Игольчатой Башни, переливаясь изумрудными и багровыми огнями, блеснула ослепительная вспышка, Тарен Меченый не дрогнул.
     И когда прямая, как спица, пурпурная молния вонзилась в хрустальный купол на вершине Игольчатой Башни, он лишь сдержанно цокнул языком.
     И только третий акт магической драмы заставил его сорваться с места и со всех ног припустить прочь, не разбирая дороги.
     Игольчатой Башня переломилась сразу в двух местах - у основания и посередине. С душераздирающим рокотом, походя рассыпаясь на все более мелкие обломки, она начала неспешно складываться, будто была грандиозным равноплечим молотильным цепом...
     Тарен успел. Помедли он еще несколько мгновений, его непременно захлестнула бы каменная лавина. Но прежде, чем густые клубы пыли лизнули край его плаща, он перепрыгнул через каменный парапет и, оказавшись на нижней террасе, метнулся под карниз из огромных греовердовых плит.
     Он вжался в камень всем телом, уповая лишь на собственную счастливую звезду.

26

     Судьба Наг-Нараона наконец свершилась полностью.
     Октанг Урайн был единственным человеком, готовым к падению Игольчатой Башни. Без его вмешательства она простояла бы еще долгие века. Когда каменная лавина, сокрушив северный обвод стен Наг-Нараона, пробила брешь в цепи караулов Тарена и ввергла его войско в панический хаос, Урайн покинул пределы своего мрачного узилища навсегда.
     Он входил в мир. Мир еще не знал о его приходе. Но избранные начали прозревать уже тогда.
     Стоя на балконе императорского дворца, красноглазый альбинос Торвент выронил невзыскательный глиняный кубок - его осколки причудливо разлеглись на мраморном полу внутреннего дворика, повторяя в миниатюре силуэт Игольчатой Башни.
     Там же, в опочивальне императорского дворца Рема Великолепного, приступ дикого кашля овладел карликом Горхлой, телохранителем императора Торвента. Хрипя и сопя, карлик схватился руками за шею - на ней пламенел шрам, которого ранее не было.
     Элиен и его супруга Гаэт разом прервали упоительный поцелуй.
     "Мне показалось..." - начала Гаэт.
     "Тебе не показалось", - сказал Элиен и в его изменчивых глазах Звезднорожденного пронеслись тревожные багровые сполохи.
     И только Великий князь Варана Шет окс Лагин остался бестревожен.
     "Любезный брат мой? Неужто ты снова здесь?" - осведомился он у своего припухшего отражения.
     В следующий миг Шет перегнулся через край раковины для умывания, стоящей перед зеркалом, и исторг из себя струю розово-серой блевоты.
     "С облегчением", - поздравил Шет забрызганное зеркало.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОБЕДА ВЛАСТЕЛИНА

ГЛАВА 6. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

1

     Истинная карта Сармонтазары, которую сейчас держал в руках Звезднорожденный Элиен, была выкована Шетом окс Лагином пятнадцать лет назад. Выкована из бронзового навершия шестопера, который некогда принадлежал Кавессару.
     В те времена Шет окс Лагин был более чем Шетом окс Лагином. В его теле теснились две души. Воля Шета была порабощена волей Звезднорожденного Урайна, герверитского колдуна и прислужника Хуммера, принесшего в земли Сармонтазары неисчислимые бедствия.
     В те времена Шет не был Шетом и не ведал, что творит. Урайн ведал.
     Трое девственниц отдали карте свою честь и свою кровь. Трое юношей отдали ей свое семя вместе с дыханием.
     Элиен слышал, как сквозь толщу измененной материи пробиваются их слабые, едва слышные стоны. Стоны, оставшиеся звучать навеки для тех, кто умеет слышать. Элиен умел, он даже знал имена несчастных и был благодарен им, ведь они отдали свои жизни для того, чтобы жила карта, а значит - для того, чтобы Элиен знал всю правду о Круге Земель.
     Десять лет назад Элиен разыскал ее на борту "Молота Хуммера" после битвы за Священный Остров Дагаат. Уже тогда он знал, что карта сотворена злом во имя зла. Но он не вышвырнул ее за борт. Ибо чувствовал, что рано или поздно наступят такие времена, когда даже оружие врагов не покажется ему лишним.
     Эти времена наступили.

2

     - Милостивый гиазир, гонец из Наг-Нараона!
     Элиен отложил шестиугольную пластину карты, которую как раз собирался изучить, и воззрился на вошедшего.
     Дорожный костюм гонца был изодран и перепачкан грязью, волосы - всклокочены. По всему было видно, что Герфегест Конгетлар не пожалел денег. Несчастный совсем выбился из сил, тщась доставить послание как можно скорее. Нужда и жадность - вот две вещи, которые позволяют владыкам весьма быстро сноситься друг с другом посредством писем.
     Элиен развернул письмо и отослал гонца.
     Сердце его тревожно забилось. Хотя, казалось бы, в самом письме, у нижней кромки которого радовала глаз экстравагантная яично-желтая печать Элая, не было ничего тревожного.
     "... из вещей, которые особенно поразили меня, хотел бы упомянуть путешествие через Пояс Усопших и знакомство с госпожой Харманой Гамелин..."
     "... Наг-Нараон, как мне кажется, скорее мрачен, нежели роскошен, но в нем можно обнаружить и определенную воздушность, вознесенность, которая очищает и закаляет душу..."
     "... завтра начнутся Игрища Альбатросов, так что я прошу твоего заочного благословения, ведь мне предстоит выступать за Дом Гамелинов..."
     "Хотя Элай по-прежнему не слишком силен в риторике, налицо определенный рост. Даже с претензией на изысканность. Эвон, как о Наг-Нараоне написал! Неужто это Герфегест на не