Александр ЗОРИЧ
    ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ 1-3

	ЗНАК РАЗРУШЕНИЯ
	СЕМЯ ВЕТРА
        ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ	
        

    Александр ЗОРИЧ
    ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ I

    ЗНАК РАЗРУШЕНИЯ




Анонс

     Веками сотрясавшие Круг Земель грандиозные войны между Высокими Сущностями канули в прошлое, однако воля исчезнувших богов, их магические артефакты и созданные ими боевые чудовища по-прежнему влияют на ход жизни в Сармонтазаре. Приближающаяся комета знаменует появление на свет Звезднорожденных - трех великих воинов-магов, способных покорить мир - Элиена Тремгора - Белого Кузнеца Гаиллириса, Октанга Урайна - темного слуги бога-разрушителя Хуммера, и Шета окс Лагина - полководца, стоящего на грани Света и Тьмы Между сыновьями звезды Taйa-Ароан неизбежна новая великая война.

Часть первая

РОСТОК ВЯЗА

ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ
583 г., Седьмой день месяца Гинс

     Большой двухэтажный дом на желтых дюнах, обнесенный живой изгородью из терновника в два человеческих роста. Стройные сосны, врезанные закатным солнцем в густую небесную синеву. Смирное море лижет песок в сорока шагах от голубовато-серой стены терновника.
     Человек в зеленом плаще, до боли в костяшках пальцев сжимающий рукоять меча, стоит почти на линии прибоя, в полушаге от пенных морских языков. Он всматривается в недостижимый горизонт. Крупная застежка плаща, украшенная чеканным псом, отзывается солнцу багрово-красным. Человек неподвижен, как каменное изваяние, и только край плаща едва шевелится на слабом ветру. Сейчас решится его судьба. Сейчас решится судьба всего древнего рода Акретов.
     Столь яркая, что ее не в состоянии затмить даже закатное солнце, над его головой проносится косматая звезда. Ее цвет - багровый, ее имя - Тайа-Ароан, ее смысл до времени скрыт от смертных. Она мчит через небосвод, словно одержимая сколопендра, ее не остановить.
     Тишина. Но вот песок за его спиной отзывается чьим-то торопливым подошвам.
     - Милостивый гиазир Тремгор!
     В голосе Гашалы, молодого слуги, слышится радость. Человек оборачивается. От волнения он не в силах вымолвить ни слова.
     - Мальчик, милостивый гиазир Тремгор! Ваша жена только что принесла мальчика, и оба пребывают в добром здравии!
     Человек одним движением срывает с пальца дорогой перстень с резным камнем и, отдав его слуге со словами ?Он твой, Гашала?, со всех ног бежит к дому.
     ?Он будет носить имя Элиен. Только Элиен?, - думает на бегу гиазир Тремгор, и волна небывалого счастья захлестывает его с головой.
     Он никогда не узнает, что в то мгновение, когда небо было распорото надвое косматой звездой, еще двое младенцев громким криком оповестили о своем рождении чуткие сумерки Сармонтазары. Он никогда этого не узнает и будет счастлив вечно: еще тринадцать лет в Ласаре, а после и до скончания времен - в Святой Земле Трем.

Глава 1

БИТВА НА САГРЕАЛЕ

562 г., Семнадцатый день месяца Эсон

     Он шел сквозь цепкий кустарник, не разбирая дороги. Шел, не имея ни желаний, ни мыслей.
     Со стороны казалось, что это не человек, а механическая кукла безумного итского мастера. Как ходули переставлял он ноги, глупо болталась его голова, покорно сносил он хлесткие удары ветвей.
     Он не цедил сквозь стиснутые зубы даллагские проклятия, не пытался защитить исцарапанное лицо, не смотрел в ясное ночное небо, чтобы отыскать Зергвед. И хотя он не видел звезд, он шел верно - шел в свое прошлое, о котором уже никогда не вспомнит, шел к уютному запаху костров и единоплеменникам, что спали на расстеленных шкурах рядом со своими мощными псами и видели вместе с ними одни и те же сны.
     Он шел, и за ним не оставалось крови, ведь ее не было больше в его ледяном теле.

***

     Элиен, сын Тремгора, потомок Кроза Основателя из древнего рода Акретов, вышел из шатра навстречу первому, бесцветному и холодному лучу весеннего солнца. Перед ним расстилался полевой лагерь харренского войска.
     Элиен, первый среди равных, по праву занимал самую вершину холма, с которой открывался вид на неспешную Сагреалу, на прозрачный, окутанный зеленой дымкой набухающих почек лес, на заросшее кустарником поле, которое им предстояло пересечь через два часа.
     Ровные ряды островерхих палаток из воловьих кож, знамена знатных, ладные харренские латники, мнущиеся с ноги на ногу возле ненужных костров... Все было правильно, все было так, как учили его ветераны Ретарской войны, как учил старый и мудрый Сегэллак.
     Над лагерем разнеслась песнь боевых труб. Сотники будили своих воинов, конюхи повели лошадей к Сагреале - переход предстоял длинный, проводники сулили ближайший верный водопой лишь к исходу дня.
     К Элиену подошел Кавессар, начальник конницы, опытнейший военачальник, о котором говорили, что с уроженцами Харрены он харренит, с грютами - грют, с женщинами - мужчина, а с врагами - яростный телец. В последнее верилось особенно охотно: рост Кавессара едва не доходил до семи локтей, а его меч мог развалить надвое матерого вепря. Щитом Кавессар пренебрегал - его трехслойные доспехи, набранные из окованных медью срезов с конских копыт, заговоренных его отцом,
     Сегэллаком, были надежнее самой большой ?башни?, с какой ходили тяжеловооруженные пешего строя.
     - Гиазир, - начал он, немного смущаясь, что было совершенно несвойственно ему, Яростному Тельцу, который в битве на Истаргеринимских холмах, еще юношей, валил грютские колесницы, как валит жертвенные треножники лакомая до сочного тука росомаха, - ты позволишь поделиться с тобой некоторыми наблюдениями...
     - Говори, - коротко бросил Элиен, с прищуром глядя мимо Кавессара, на солнце.
     - Вот уже третий день не видно птиц, гиазир. Но вчера, после того как мы разбили лагерь и воины обносили его частоколом, я предпринял конную прогулку в тот лес, - Кавессар указал рукой на север, - и видел... Под деревьями лежали птицы... Маленькие обугленные птицы... Кажется, перепела...
     - Кто-нибудь, кроме тебя, видел их? - спросил Элиен, привыкший в первую очередь заботиться о том, чтобы в войске был порядок и чтобы его военачальникам поменьше думалось о птицах, а побольше - о службе, дозорах и фураже.
     - Нет, гиазир. Я был один. И ты - первый, кому я рассказал об этом. Элиен помолчал.
     - Правильно, - сказал Элиен наконец. - Правильно. Что еще тревожит тебя, достойный Кавессар?
     - Мы прошли сорок, точнее, сорок два перехода, мы покинули клеверотравную Харрену, когда еще снега было на локоть, мы прошли земли таркитов, как стрела проходит сквозь утренний туман, мы видели согбенные спины покорных-даллагов, мы переправились через Сагреалу, словно она была замощена отборным итским мрамором... Мы не знали ни трудов, ни забот. Больших трудов и больших забот, какие положены на долю солдата во дни настоящей войны...
     - Так и должно быть, - нетерпеливо прервал его Элиен. - Так - и никак иначе. Кто в Сармонтазаре посмеет противиться могуществу союза свободных и равных городов Харрены? Разве найдется смертный, чья плоть вопиет по слепой ярости наших клинков? Разве после Ретарской войны сыщется хоть один, кто возжаждет узреть в открытом поле тысячу ликов солнца в кованых бронях нашего строя? Едва ли того хочется и герверитам. Выказав подлость к варанскому посольству, они оскорбили Варан. В их головах воет гибельный ветер Бездны Края Мира, и им ли думать о Братстве по Слову? Они не учли, что война Варана - война Харрены, достойный Кавессар. Отдай указания глашатаям, я хочу говорить со своим войском.
     - Мой гиазир, осмелюсь ли сказать тебе еще?
     - Осмелишься. - Элиену казалось, что Кавессар сейчас осушит его терпение до дна, как на празднествах Гаиллириса - пламя, что молниеносно испивает плошку конопляного масла, смешанного с серой.
     - Нет ничего неизменного. Вино уходит в уксус, лед - в воду, человек - в землю. Могущество Харрены сотворено нашими отцами и отдано в наши руки для приумножения. Мы должны помнить об этом ежечасно: нет ничего неизменного.
     Ответ Элиена был краток:
     - Войско услышит и об этом.

***

     По Уложениям Айланга каждый харренский лагерь в дни мира и войны обустраивается с одинаковой надежностью и в одинаковом порядке. На возвышенном месте стоит шатер верховного военачальника и шатры его приближенных, а прямо перед ними всегда оставляется площадь, достаточная, чтобы вместить выстроенное войско и чтобы еще оставалось место для публичных взысканий (как правило, в форме смертной казни) и поощрений (обычно для вручения почетных браслетов и оружия).
     На этой площади по зову глашатаев собрались все, кроме конюхов, оруженосцев, обозных рабов и дозорных, что коротали ночь в небольших ?гнездах? вдали от лагеря. Они имели право покинуть свои посты, лишь когда лагерь будет свернут и мимо них пройдут авангарды войска.
     Элиен обвел взором восемьсот отборных панцирных конников Кавессара, полторы тысячи пехотных ветеранов-браслетоносцев, двенадцать тысяч рядовых латников, вспомогательные отряды таркитов с круглыми кожаными щитами и даллагских пращников. Особняком стояли грютские конные лучники, которых по Нелеотскому договору исправно присылала Асхар-Бергенна.
     - Воины Харрены и союзники! Сегодня ночью Фратан послал мне сон. Огромная стая перепелов поднялась из леса и затмила солнце. Свет померк, побледнели травы, увял клевер. Но вот налетели огромные серебристые птицы и истребили перепелов своими стальными когтями, огнем и оглушительным криком. Достойный Кавессар поведал мне, что видел этих перепелов наяву, - и вправду, они были обожжены и растерзаны неведомой силой. Мой сон был вещим. Перепела, птицы лесные - гервериты. Серебристые птицы - мы. Смерть пришла к Урайну в моем сне, смерть явилась к нему в образе перепелов, смерть постигнет его под Солнцем Предвечным наяву! Энно!
     - Энно! - взревела панцирная конница.
     - Энно! - вскричали ветераны.
     - Энно! - пели тысячи глоток копьеносцев.
     - Энно! - орали даллаги и таркиты за компанию, ибо это такие народы, что их хлебом не корми, гортело не подноси, а дай только изойтись в любом воинском крике. Гесир Элин изволил сказать что-то приятное своим железнобоким, а нам отчего не радоваться? Платят исправно, кормят по-доброму, а в Варнаге, глядишь, найдем себе милых герверитских дев. Будь здрав, гесир Элин! Не разделявший всеобщего восторга грютский уллар Фарамма, поглаживая коня по умной морде, прошептал:
     - Будьте милостивы ко мне, чужие земли. Внемлите чужим заклинаниям. Энно.
     Дождавшись, когда шум утихнет, Элиен продолжил:
     - Нам осталось идти меньше, чем мы уже прошли, а год поворачивается к лету. Сейчас мы вступаем в земли ивлов, к которым призываю отнестись как к друзьям и союзникам харренского народа, ибо к ивлам нет у нас ни вражды, ни притязаний. В деревнях платить за все звонкой монетой, о женщинах даже и не думать! У ивлов полно дурных болезней, от которых ваши черены распухнут и будут смердеть, словно падаль. У кого лекарь такую болезнь найдет - тому сто плетей и вечный позор. Через десять переходов мы встретим герверитов, и вот тогда каждому найдется дело по душе. В их землях вам будет позволено все. И да будет наш путь легок, как бег косули, а мечи тяжелы, как небесная твердь!
     Войско опять взревело.
     Элиен прохаживался взад-вперед, и ничего, кроме спокойствия, уверенности и боевого азарта не смог прочесть Кавессар на его лице.
     ?Видел ли Элиен сон? И если видел, толкует ли его верно, или лжет ему Фратан??
     Ответам на вопросы Кавессара суждено было прийти совсем скоро. Быстрее, чем искушенному игроку в Хаместир построить первую пробную Тиару.

***

     Этой ночью Элиену действительно был сон. Сон в объятиях прекрасной черноволосой девы по имени Гаэт. Ее губы были полны, словно перезревшие сливы, ее груди были белы и мягки, словно бока новорожденного ягненка. Лицом и грацией она походила на олененка - такая же неуловимая, трогательная и верткая.
     Ее звали Гаэт, но Элиен узнал ее имя отнюдь не сразу. Поначалу ему было вовсе не интересно знать имя простолюдинки, истошно кричащей ?Отпустите!? на окраине лагеря.
     - Это герверитская девка, гесир, - объяснил подошедшему на крик полководцу косматый даллаг, лучше других изъясняющийся на харренском. - Она подглядывает за нами из кустов. Я по глазу ее вижу, гесир, что она злая или гадалка. Посмотрите сами!
     Элиена мучила бессонница, которая нередко донимает людей перед неотвратимыми и судьбоносными событиями, а чаще всего перед сражениями, и потому он снизошел до того, чтобы взглянуть на шпионку герверитов.
     - Вот, посмотри, гесир, - сказал второй даллаг и весьма грубо подтащил упиравшуюся деву поближе к пламени костра. - Герверитская морда!
     К величайшему изумлению Элиена, девушка была приятна лицом, изящна станом и вовсе не напоминала привыкшую к лесным просторам дикарку. Волосы ее были острижены сравнительно коротко, как это принято у просвещенных народов, и лишь некоторые пряди заплетены косицами.
     Ее платье было хотя и бедным, но вовсе не грязным, пальцы - длинны, а на одном из тонких запястий Элиен смог разглядеть искусной работы браслет из черных камней, нанизанных на кольцо из тусклой металлической проволоки. Такие браслеты носили, насколько он знал, жительницы утонченного Ита.
     Итак, пойманная дева представляла собой в прошлом ухоженное существо, волей немилосердной судьбы занесенное сюда, в лагерь харренских рубак, жадных до женской ласки не менее, чем до кровавого дела. Одно оставалось неясным. Что этот милый молоденький олененок делает в ореховых зарослях, окружающих лагерь, в полночный час?
     - Ты и впрямь шпионишь за нами? - в шутку поинтересовался Элиен.
     Он был уверен в том, что останется непонятым. В этих землях немногим ведом язык просвещенной Харрены. Он задал вопрос лишь затем, чтобы услышать голос девушки.
     - Нет, гиазир.
     Ответ был чересчур лаконичен для лжи. И прозвучал на неплохом харренском языке южной границы. Так говорят в Таргоне.
     - Да врет она, гесир Элин; она тут лазила по кустам, что твой еж, с самого ужина, пока мы ее не поймали, - перебил девушку косматый даллаг.
     Элиен не слушал его. Любуясь живописными формами пойманной красавицы, он думал о том, сколь мало на свете женщин, обладающих столь же ослепительным совершенством форм.
     Он думал о том, что среди харренских красавиц, которых ему суждено было узнать близко и не слишком близко, едва ли сыщется хотя бы одна, способная во всем блеске топазов и речного жемчуга, во всей пленительности колыханий атласа и парчи затмить пойманную в стылых кустах близ спящего военного лагеря девушку, на которой лишь грубое льняное платье и плащ на собачьем подбое. Да еще - Элиен снова прикипел взглядом к браслету из черных камней - незатейливая поделка сельского ювелира.
     - Пойдем со мной. Разберемся, что к чему, - неожиданно для самого себя сказал Элиен.
     Даллаги проводили своего полководца и его покорную пленницу завистливыми взглядами. Каждый из них страстно мечтал в этот момент превратиться в невесомый ветерок и прокрасться за ними вслед - туда, где изукрашенный знаками победы шатер полководца.

***

     Элиен зажег масляные лампы и усадил пленницу на толстые аспадские ковры. Налил ей теплого вина и, стараясь быть настолько дружелюбным, насколько позволяло его положение первого среди равных, начал расспросы.
     Девушка уверяла, что родилась в Ите, в семье торговца театральными куклами. Месяц назад в Ите случилось землетрясение. ?Вполне похоже на правду?, - подумал Элиен, вспоминая ?Земли и народы?.
     Вместе с землетрясением поднялась вода в озере Сигелло. Когда вода ушла, она обнаружила среди руин своего дома вот это (девушка доверчиво вытянула руку с браслетом, словно бы раньше Элиен его не замечал). Она надела браслет.
     С этого момента девушка ничего толком объяснить не могла. Чувствовалось лишь, что события последнего месяца сильно надломили ее жизнерадостный нрав. Тем не менее, осушив до дна два кубка нежного аютского, она заметно повеселела.
     При свете ламп Элиен нашел гостью еще более привлекательной, чем у костра на окраине лагеря. Ее щеки были смуглы, руки длинны и тонки. В чертах^ее лица было что-то детское и шаловливое. Элиен не без оснований считал себя знатоком женских прелестей, но и он не мог найти в гостье ни малейшего изъяна. Даже ее речь - речь девушки, принадлежащей к сословию ремесленников, - отличалась завидной правильностью и была певучей, завораживающей.
     Он налил гостье аютского и накинул ей на плечи палантин из медвежьих шкур, служивший ему покрывалом. Разговор иссяк так же быстро, как и начался. Однако гостья, похоже, не чувствовала себя смущенной. Девушка облизнула свои соблазнительные губы и, встретив взгляд приютившего ее Элиена, сказала:
     - Милостивый гиазир, мы, кажется, оба знаем, зачем я здесь.
     В ее словах чувствовалась какая-то глубинная, подлинная правда. Сын Тремгора поцеловал темноволосую и смуглокожую красавицу в смелый вырез ее льняного платья.

***

     В ней не было ни жеманной похотливости придворной дамы, отдающейся конюху в каморке под лестницей, ни фальши девушки из постоялого двора, обслуживающей пятого за вечер клиента. Она была естественна, словно сама жизнь, и неистощима в изысканных ласках. Руки Гаэт скользили по телу Элиена, как две лодки по не замутненной рябью глади горного озера.
     - Ты зарабатываешь любовью? - спросил Элиен, когда последний вздох угасающей страсти слетел с его онемевших от восторга уст. Ему претило ханжество.
     - А ты зарабатываешь любовью? - Гостья загадочно усмехнулась, преклоняя свою аккуратную головку на мускулистом плече Элиена.
     Сын Тремгора вздохнул полной грудью. От девушки пахло хвоей и дорожной пылью, но этот запах был ему приятней, чем баснословно дорогие духи самой изысканной куртизанки Харрены, сиятельной Аммо. В самом деле, девушка, которая сейчас ласкала его живот пряными губами, была прекрасна. Олененок. Ничего не скажешь, отличную добычу изловили даллаги в кустах орешника.
     - Ты можешь попросить у меня все, что хочешь, - сказал Элиен, когда гостья стала опускаться вниз, обводя своим пытливым языком впадину его пупка.
     - Тебя. Тысячу раз тебя, - шепотом отвечала девушка, на мгновение прервав свое нисхождение к стержню бытия.
     Элиен, с самого утра не покидавший седла, ощутил небывалый подъем жизненной силы. Война с герверитами растворилась в неге. На мгновение в мозгу мелькнула кощунственная мысль, что на любовь этой девушки он готов променять даже победу.
     В тот момент в его мире существовала только гостья. И он наслаждался этим миром. Он ласкал ее без устали и принуждения. Он любил ее так страстно и горячо, как только был способен. И когда его лицо в третий раз нашло себе приют среди упругих грудей новой подруги, он подумал о том, что все плотские радости, которые были испытаны им прежде, ничто по сравнению с бесстыдными ласками гостьи.
     Занимался рассвет. Девушка спала, уткнувшись губами в его правое бедро. Ее рука лежала на груди Элиена - нечаянно обретенный дар судьбы! На тонком смуглом запястье по-прежнему красовалась низка массивных черных камней.
     Элиен долго разглядывал его, всматриваясь в непроницаемую черноту сердолика. Девушка грустно вздохнула во сне. И тут Элиену пришло в голову, что он до сих пор не удосужился узнать, как зовут этого трогательного, не знающего стыда олененка.
     - Мне имя Гаэт, - прошептали сонные губы девушки.
     Элиен поцеловал ее лебединую шею и нежданно погрузился в сон, который был недолог, тревожен, полон серебра и багрянца.

***

     Палатки были сложены и навьючены на ослов. Сытые кони готовились нести седоков на юго-запад весь день. Метательные машины были разобраны, сняты с лагерного вала и розданы выносливым носильщикам. Трубы подали будоражащий переливистый сигнал: ?Выступаем!?
     Элиен, как и подобает первому среди равных, был уже в седле, на западной окраине лагеря, готовясь возглавить походную колонну. Рядом с ним томилась от нетерпения лошадь хмурого Кавессара.
     Вдруг в ровный успокаивающий гул харр