о дня. А вообще, я бы лучше...
     Но Тарен не успел окончить. Поскольку в глаз ему попала мельчайшая соринка.
     Он недовольно замотал головой и сморгнул. Соринка не исчезла. Напротив, отозвалась радужным сиянием.
     Тарен потер место внедрения соринки указательным пальцем. Не помогло.
     - Послушай, мне какая-то ерунда в глаз попала. Не поможешь?
     Но Раш не ответил ему, он был увлечен совсем другим. Взгляд его был обращен поверх головы Тарена - туда, где над северо-западным пределом восставала радуга.
     Это был долгожданный знак.
     Тай-Кевр и Син достигли в Лоне Игольчатой Башни совершеннейшего кровосмесительного слияния и возвещенный пророчествами каменный ураган обрушился на Миноговую Бухту.
     Там, в Миноговой Бухте, стояли файеланты, что прибыли в Наг-Нараон на Игрища Альбатросов. Но главное - там стоял боевой флот Гамелинов.
     Среди неистовства высвобожденных сил, заключенных древними строителями Наг-Нараона в Лоне Игольчатой Башни, гибли великолепные пятиярусные корабли Гамелинов, а соленые брызги, посланцы взбудораженного моря, возносились ввысь на многие лиги. Там, в пронзительной синеве осеннего неба, зарождалась радуга.
     Когда Тай-Кевр услышал от судовладельца, что все будет именно так, он с изумлением переспросил:
     - Но почем тебе знать, что день будет ясный? Что зародится радуга? Что ее, в конце концов увидят мои люди?
     В ответ он услышал:
     - Будь все иначе, ты бы сейчас не говорил со мной, достойный Хозяин Пелнов.
     Сами по себе слова судовладельца в желтом не значили ничего. Но сказаны они были так, что Тай-Кевр поверил. Поверил сразу и безоговорочно - так же, как он поверил Син.
     - Тарен, да ты посмотри! - заорал Раш.
     Только теперь Тарен заметил радугу. Только теперь понял, что "соринка" была предвосхищением радуги, схваченной его боковым зрением.
     Спустя несколько коротких колоколов файеланты Дома Пелнов вышли из бездеятельного дрейфа. Море было чисто на сорок лиг вперед. И гавань Наг-Нараона теперь тоже была чиста, как голова в утро после мировой попойки.
     Тарен Меченый еще не знал, что стал новым Хозяином Пелнов.

23

     "Кто? Как? Где эти двое неведомых кровных родственничков, что учинили похотливую возню в сердце силы Наг-Нараона?" - спрашивал себя Герфегест.
     Когда Лоно Игольчатой Башни разродилось своим смертоносным бременем и Герфегест понял, что оправдываются самые худшие его опасения, он сразу подумал об Элае и Хармане.
     "Нет. Не может быть. В конце концов, никакие они не родственники. То есть - не кровные", - убеждал себя он. А не убедив, прошептал:
     - Только не это...
     Пол ходил ходуном. Герфегест, отчаявшись привлечь на свою сторону безучастных Хевров, трусливых Эльм-Оров и нерешительных Ганантахониоров, звенящим вихрем налетел на рассыпающийся строй врагов.
     Он мог сделать это несколькими минутами раньше. И теперь корил себя за промедление.
     Орнумхониоры пытались задержать его и задержали. На пару коротких колоколов. Эту задержку они оплатили жизнями троих. Отчаяние умножило силы Герфегеста.
     А ведь для отчаяния были причины. В тот день с флотом Гамелинов было покончено еще быстрее, чем некогда - с мятежными кораблями коварного Шаль-Кевра.
     Высадив высокое окно пиршественного зала вместе с рамой, Герфегест смог насладиться самым скорбным зрелищем, какое только может увидеть Хозяин могущественного Дома.
     Исполинские каменные клинья, торчащие в палубах тонущих кораблей в обрамлении раскрошенных досок. Мачты, сломанные будто соломинки. Тысячи весел, мусором качающиеся на волнах. И утопленники - их подталкивала к берегу услужливая, ласковая волна Миноговой Бухты.
     Центральная лестница, нисходящая в Миноговую Бухту, чудом уцелела, но уже в десяти локтях от нее не осталось и следа от привычного рисунка скал. Декоративный кустарник был вырван с корнем, мраморные вазы с розовыми настурциями - любимыми цветами Харманы - попадали вниз. Изящные литые оградки сторожевых площадок были скручены камнепадом в бараний рог.
     Лебединым Воротам повезло еще меньше. Левая створка, сорванная залетным валуном, валялась на земле, залитая кровью расплющенного Гамелина.
     Герфегест прикинул, куда бы можно было спрыгнуть. Какое-нибудь дерево или осыпь... Он уже понял, что прорубиться через Пелнов будет непросто, а оставаться в пиршественном зале он больше не мог, слишком уж испугался за Харману. И не только Харману.
     "Только бы они не тронули Элая!" - эти не слишком уместные слова стучали в его сердце, когда он пробирался по узенькому карнизу в направлении окна смежного зала.
     Герфегест все еще отказывался верить, что Дом Гамелинов обречен.

24

     В начале коридора лежали убитые стражи. Они были застрелены - отравленными иглами в шею. Герфегеста невольно передернуло при мысли, что точно такую же иглу мог схлопотать и он сам, если бы решил проследовать за Тай-Кевром, когда тот во главе Пелнов покидал пиршественный зал.
     В комнате, отведенной Элаю, никого не было.
     В ней царил образцовый беспорядок, в целом отвечающий представлениям Герфегеста о складе личности сына Элиена Звезднорожденного.
     Впрочем, на столике для письменных принадлежностей цепкий взгляд Герфегеста различил раскрошенные остатки двух привядших цветков настурции, флакончик духов, какие обыкновенно дарят благосклонные девы Синего Алустрала приглянувшимся юношам, и восковую табличку с обрывками неких любовных виршей. Сии романтические предметы представлениям Герфегеста о складе личности Элая отвечали куда хуже.
     Герфегест бросил взгляд на постель - она была не смята.
     "Похоже, наш Элай не привык болеть в кровати, - саркастически хмыкнул Герфегест. - А ведь врал, стервец, что пошел спать!"
     Герфегест заглянул за плотные портьеры, обрамляющие высокое окно, открыл дверцы одежной ниши. Убедившись, что Элая нет и там, он возвратился в коридор.
     В старых спальных покоях Харманы тоже было безлюдно. Четыре трупа - и более никого. В воздухе витали запахи розмарина, лотоса и сосны - те же, которые входили в состав духов госпожи Харманы.
     "Ничего удивительного - она ведь любит иногда бывать здесь. Говорила, что этот зал навевает воспоминания о начале нашей любви. Вот и зашла подлечиться..." - поспешил успокоить себя Герфегест.
     Он внимательно осмотрел тела убитых. Нагрудники всех четверых были украшены Крылатыми Кораблями. Хвала Намарну, это были всего лишь опрометчивые Пелны, дерзнувшие нарушить покой Хозяйки Гамелинов в час, когда ей нездоровилось.
     "Вот только где Хармана сейчас? И где, Хуммер его раздери, этот десятиклятый романтик Элай?"
     Герфегест уже собрался было покинуть старый спальный покой, но в это мгновение его вниманием завладел крохотный блестящий предмет, едва различимый в луже крови. В последнее время Хозяин Гамелинов отвык обращать внимание на подобные мелочи, но события минувшего дня обострили в нем былую подозрительность.
     Герфегест не побрезговал извлечь вещицу из крови и отереть ее о свою шелковую рубаху, и без того безнадежно испорченную.
     Это был позолоченный крючок. Крючок, на который застегиваются мужские штаны оринского покроя. На головке плоской заклепки, которой сей крючок еще совсем недавно крепился к штанам своего владельца, была выбита геральдическая кувшинка, недвусмысленно свидетельствующая о принадлежности хозяина штанов к родне гиазира свела - правителя города Орин...
     "Сомнений нет - Элай тоже был здесь!"
     На мгновение Герфегесту показалось, что пол плавно переходит в потолок и он - он, неколебимый Герфегест из Дома Конгетларов! - обращается в навозную муху, вязнущую в колдовской патоке бессилия.
     Герфегест до ломоты в висках сцепил челюсти, чтобы не заорать блажным ором обманутого мужа.
     Да, он был слеп, но теперь он прозрел. И злому полозу правды было вольно теперь язвить его всласть.
     Пытаясь обуздать свое отчаяние нарочитым спокойствием движений, Хозяин Дома Гамелинов осторожно положил крючок обратно в лужу крови. Он не станет опускаться до унизительного собирательства грязных улик.
     Его меч превыше правосудия.
     Спустя несколько мгновений, Герфегестом овладели колебания. Вправе ли он убить их? Вправе ли он вообще подозревать свою возлюбленную жену в измене?
     Ведь могло быть совсем иначе. Например, так.
     "Элай отдыхает у себя в комнате ("Ага, - злобно ощерился Герфегест-мститель, - отдыхает и целомудренно грустит над сухими лепестками настурций"). Да, значит Элай у себя в комнате. Отдыхает. Возможно даже, спит, утомленный... ("Чем, интересно, утомляются семнадцатилетние жеребцы до той степени, что валятся дрыхнуть в четыре часа пополудни?") В общем, отдыхает, пишет очередное письмо в Орин, отцу ("И где же оно? Неужто Элай решил порадовать папеньку лирическими виршами?"), и в этот момент по коридору пробегают люди Дома Пелнов.
     Пренебрегая прочими комнатами, они врываются в старые спальные покои. Там - Хармана ("Тоже погрустить притащилась - а ведь неближний свет!"). Хармана, конечно, умница. Она мгновенно разбивает кувшин-тайник, где хранится оружие на случай как раз таких непредвиденных обстоятельств. Она мужественно защищается, но силы неравны. Элай слышит шум схватки и спешит ей на помощь. Сын Элиена помогает Хозяйке Гамелинов расправиться с непрошеными гостями. А потом они вдвоем... (Герфегест поморщился, бессильный врать себе и дальше) ... валятся в постель, причем Хармана в своем извечном нетерпении рвет крючок долой. На нее это очень похоже, сыть Хуммерова!
     Хорошо, пусть не так. Раненый Пелн падает, выпуская из рук секиру, и, выбросив вперед скрюченные пальцы, вцепляется в Элая, надеясь, видимо, кастрировать врага перед смертью. Вот тут-то крючок и оборвался... Нет, я все-таки убью мерзавку!"
     Герфегест обернулся на звуки знакомого голоса.
     На пороге зала стояли Хармана и Элай.
     Одетые. Перепуганные.
     На штанах Элая не хватало верхнего крючка.
     На руках, на лицах - свежая кровь. Хармана - это Герфегест почувствовал сразу - была разъярена и недовольна. Элай - смертельно напуган, однако, страшась подпортить реноме, не выпускал из рук трофейный меч. За их спинами слышался родной говорок - воины Гамелинов хвалились своими успехами.
     Лицо Герфегеста озарила улыбка. В глубине души он очень боялся, что Хармана и Элай нашли свою смерть от рук Пелнов. Нечестивцы могли бы пленить ненавистную им Хозяйку вместе с ее молодым воздыхателем, утащить обоих куда-нибудь подальше и там лишить жизни одним из леденящих душу способов, на которые столь богата мрачная фантазия людей Алустрала. "И вот это было бы куда хуже супружеской измены, хотя куда уж, вроде бы, хуже..."
     - Глазам не верю! Ты жив! - лицо Харманы просияло. - Ты все-таки вырвался из пиршественного зала!
     - В былые времена я проделывал штуки и позабористей, - отрезал Герфегест. - Я хочу знать, что случилось здесь.
     - Случилось дурное, - нахмурилась Хармана. - Пелны повсюду. Я дремала, когда в зал вломились эти четверо, - она небрежно кивнула на трупы, - и мне пришлось преподать им пару уроков фехтования. На шум схватки прибежал Элай - он как раз решил прогуляться, осмотреть это крыло замка. Конечно, Элай еще слишком молод, чтобы оказать мне действенную помощь, и он едва не погиб. Но я все равно благодарна ему. За моральную поддержку.
     "М-да, - подумал Герфегест. - Мы чересчур близки с Харманой, чтобы в подобных случаях можно было положиться на самую изобретательную ложь. Ведь лжем мы совершенно одинаково."
     Если бы за спинами Элая и его возлюбленной супруги не теснились посторонние, которые, ясное дело, тоже были не прочь оказаться в курсе хозяйских секретов, Герфегест, быть может, продолжил бы этот разговор. Но времени на разбирательства не было. В тот день у Хозяев Гамелинов были проблемы позабористей личной жизни.
     - Хорошо, - кивнул Герфегест. - Но что же было потом?
     - Потом я допросила раненого Пелна - единственного, кто еще оставался в живых. Ты понимаешь, что я имею в виду.
     Герфегест молча кивнул. Он помнил - Хармана большая искусница по части развязывания тугих узлов на языках раненых мужчин.
     - Перед смертью раненый поведал мне, что целью Тай-Кевра является какое-то лоно. Больше несчастный не знал ничего и я отпустила его к Намарну.
     - Лоно Игольчатой Башни?
     - Разумеется, - кивнула Хармана. - Мы с Элаем устремились за Тай-Кевром. Но мы опоздали. Южные скалы ожили раньше, чем мы расправились с дюжим Пелном, который, вооружившись шестопером и полуторным мечом, держал винтовую лестницу. Это был шурин Тай-Кевра, я запомнила его по прошлым Игрищам. - Ценная подробность, - съязвил Герфегест. "Лоно Игольчатой Башни... Но как? " - недоумевал Герфегест.
     - Хуммер пожри это протраханное лоно! - гаркнул он наконец. - Что бы там ни было, мы должны помочь нашим в пиршественном зале. Немедленно туда!

25

     Неистовая секира Пелна прошла мимо цели, разодрала вытканный глазастыми морскими гадами гобелен и выбила из стены сноп холодных искр.
     Герфегест, вновь избежавший смерти, выпрямился. Спустя мгновение он, слившийся со своим мечом в одно совершеннейшее человекоорудие, бросился на противника, еще только заносящего секиру, по лезвию которой теперь змеилась трещина. Меч Герфегеста отпраздновал восьмую за этот день победу, поразив печень врага в шаблонном выпаде "язык хамелеона".
     В иные времена Хозяин Гамелинов постеснялся бы драться столь безыскусно. Реноме мастера обязывало быть изысканным. Теперь ему было все равно.
     Герфегест больше не вспоминал о том, что полчаса назад он потерял свой флот, равного которому не было в Алустрале.
     Герфегест выбросил из головы свои "подозрения" относительно Харманы и Элая. Пусть себе задыхаются в потных танцах экстаза, пусть плодят выблядков. Ему не до них.
     Теперь Герфегеста заботило только одно: вернуть меч ножнам не раньше, чем последний из Пелнов, вероломно поправших законы гостеприимства, отдаст свою душу непроглядной, свинцовой Синеве Алустрала.
     Да, были еще глупейшие из глупых - Орнумхониоры. Этих тоже ждала смерть. Уделом других Домов станет позор: император Торвент не преминет выразить им свое презрение. И только верных Лорчей он, Герфегест, желает видеть завтра рядом с собой. Только Лорчей.
     В тот день Хармана не изменила Герфегесту лишь в одном. Как в старые времена ("да отсохнет язык, повернувшийся назвать их "добрыми"!" - подумал Герфегест) она сражалась плечом к плечу со своим мужем.
     Пелнам некуда было бежать - они добровольно обрекли себя быть запертыми в тесном коридоре, ставшем склепом для многих Гамелинов. Теперь этот коридор был закупорен с двух сторон, а из дверей пиршественного зала наседали Сильнейшие Гамелинов и Лорчей.
     Когда в пиршественном зале наконец поняли, что снаружи идет подмога, когда боевой клич "Лед и Сталь!" потряс стены Наг-Нараона не хуже магии Лона Игольчатой Башни, Ганантахониоры, Эльм-Оры и Хевры сообразили, что пора сделать правильный выбор.
     Молот был быстр и тяжел, наковальня - крепка и беспощадна.
     Орнумхониоры, потеряв с десяток своих, пораженных в спину клинками прежних безучастных наблюдателей, почли за лучшее немедленно сдаться на милость победителей.
     Пелны тоже не продержались долго. К немалому удивлению Герфегеста, спустя пять варанских колоколов, молодой Сильнейший Аввен, что оставался в отряде Пелнов за старшего, отшвырнул свой клинок и низко поклонился Герфегесту.
     Последовав примеру старшего, сложили оружие и остальные Пелны.
     "Странно, - не веря своим глазам, подумал Герфегест, едва успевший остановить свой клинок в двух ладонях от сердца израненного Пелна, - очень странно. Чтобы Пелны сдались бесчестным Гамелинам и предпочли позор красивой смерти? Не иначе как красивая смерть ноне упала в цене..."

26

     "Неужели все кончено?" - спрашивал себя Герфегест.
     Сжимая в руке чадный факел, он спускался к Лону Игольчатой Башни. За ним следовали невозмутимая Хармана, подпоясанная мечом, вооруженный пикой Элай, который, с военной точки зрения, конечно, не стоил и мизинца своего отца, но зато был юношей вежливым и послушным, и двое молодых воинов.
     Коридор. Два трупа - Сильнейшие Дома Пелнов. Герфегест помнил даже их имена -. Цуддамн и Салаав.
     "А были, вроде, свойские мужики - брататься все время лезли... На позапрошлых Игрищах Альбатросов еще хохотал над быличками, что рассказывал про свое путешествие в Харрену Салаав... Что посулил им Тай-Кевр? Чем склонил их к самоубийственному мятежу? Впрочем, вот и сам Тай-Кевр. Жаль у него теперь не спросишь..."
     Герфегест присел на корточки возле доспехов Тай-Кевра. Их невозможно было спутать с чужими. Ибо одностишие, выгравированное узорчатыми письменами на прекрасной стали нагрудника, гласило: "Отмщенье стоит смерти, сын Шаль-Кевра!"
     - Наверное, он должен быть счастлив, - задумчиво сказал Элай, присаживаясь рядом с Герфегестом. - Он отомстил и он погиб.
     Герфегест не нашел, что ответить Элаю. В его сердце не было и капли сострадания к Тай-Кевру.
     Они двинулись дальше.
     Зияющая пасть пролома в стене. И еще одна внушительная дыра - в дверной плите, отягощенной древними заклятиями.
     Десять лет назад Герфегест и Хармана тоже отпирали эту дверь. Но для этого им потребовались клинки Стагевда и Истинное Наречие Хуммера. А вот существо, которое недавно проникло в Лоно Игольчатой Башни, обошлось без клинков Стагевда. Ему достало собственной недюжинной силы.
     - Оставайтесь здесь, - бросил Герфегест своим спутникам.
     Сам он прошел вперед и оказался внутри Лона.
     - Ай да сыть Хуммерова!
     Вся южная стена комнаты была загажена вязкими белесыми потеками, оплетена слизистыми нитями, засижена темно-бурыми кляксами, имевшими цвет растертой в кашицу черники.
     "Отнюдь не человеческое семя. Отнюдь не человеческая кровь."
     - Хармана, ты мне нужна, - позвал Герфегест, не поворачивая головы, и, когда, Хармана подошла, спросил вполголоса: - Что ты думаешь по поводу этого?
     Хармана наклонилась, поддела кинжалом потек загустевшей белесой жидкости и осторожно понюхала его.
     - Дерьмо, - констатировала она со свойственной себе прямотой. - Это не семя человека. И не семя зверя. Это соки растения.
     - Так кто же совокуплялся здесь - растения? - состроив ироническую мину, Герфегест покосился на свою супругу.
     - Не вполне растения, полагаю. Но что совокуплялись - это точно, - игнорируя иронию Герфегеста, заявила Хармана.
     Потом она сделала то, на что сам Герфегест смог бы отважиться разве только под угрозой смерти. Хармана поднесла кинжал к губам и откусила от краешка белесой субстанции. Герфегест брезгливо отвернулся.
     В его мозгу неожиданно ярко вспыхнуло давнее воспоминание: жара, Молочная Котловина, каменная пробка, закупоривающая вход в Арсенал. Карлик с непоэтичным именем Горхла протягивает ему засушенную бабочку. Он ест ссохшееся тельце. Давясь тошнотой, разжевывает обтрепанные крыльца. И все это - дабы вкусить от Наречия Хуммера, дабы овладеть смертоносным оружием...
     "Все вс„ жрут в этом проклятом Алустрале!" - подумал Герфегест. Его сердце сжалось от неожиданно нахлынувшей тоски по далекой уютной Сармонтазаре, где он не знал ни Харманы, ни боли измены.
     - Это было человекорастение, - заключила Хармана, проглотив свой скромный ужин и поразмыслив несколько мгновений.
     За их спинами испуганно вскрикнул Элай, Герфегест и Хармана обернулись.
     Элай растерянно глядел на них, бормоча несвязные извинения. Вокруг него блистали клинки Гамелинов - и все. Ни врагов, ни чудовищ, ни, в конце концов, человекорастений.
     - Чего орешь? - спросил Герфегест.
     - Я... я не знаю... что-то коснулось меня, какой-то красный лоскут... оттуда... - Элай ткнул пальцем в черный пролом, что зиял в стене коридора. В пролом, о происхождении которого Герфегесту и Хармане еще только предстояло задуматься.
     - Факел! - потребовал Герфегест.
     В его протянутую руку легло теплое древко. Хозяин Гамелинов швырнул факел в проло