рфегест тоже попал под ливень. Изливающийся не из туч - из вскрытых артерий Конгетларов.
     Конгетлары были мертвы. Их бездыханные тела уже не создавали священного круга, как то было совсем недавно. Тела, покинутые их отважными душами, лежали раскоряченные, нескладные, отвратительные.
     "Прощай, Лака Конгетлар, хозяин крылатой секиры. Прощай, Вада, любезный всем женщинам Империи. Прощай, Мантегест. Прощай и ты, двоюродный дядя Спинар. Трус и предатель Герфегест остается по эту сторону, в мире форм и изменений", - сказал Герфегест и отвернулся.
     Перед его взором раскинулось море. Оно не было красно. Оно лежало колышущимся серым полотном, и ему было безразлично все, что происходит на суше. Зрелище перекатывающихся волн слегка отрезвило Герфегеста. В самом деле, помимо Дома, Пути Ветра и родовой чести есть еще кое-что, что не следует сбрасывать со счетов. Есть жизнь.
     Простояв в неподвижности еще некоторое время, Герфегест набрался храбрости снова обратить свой взор к убитым. Разумеется, он похоронит их достойно.
     Когда нерешительность уступила место твердости духа, Герфегест снял с указательного пальца Лаки Конгетлара Белый Перстень. Серебро с чеканными фигурами бегущих горностаев - таких же горностаев, как тот, что украшает герб Дома. Алмаз ответил ему тусклым отблеском в глубине ограненного совершенства.
     "Если я собираюсь жить среди людей, мне не стоит носить его, - размышлял Герфегест, - ибо в этом случае я проживу немногим дольше Вады и остальных". Герфегест примерил перстень, пришедшийся как раз впору. Затем снял его.
     Он не доверял ни карманам, ни кошелькам, ни тайникам. В одном из походных тюков он отыскал крепкую шелковую нить и иглу. Затем он обнажил свое правое бедро, сделал кинжалом глубокий надрез в самом мягком, а значит безопасном месте, вложил в рану перстень и, стиснув зубы, зашил рану иглой. Его руки не были привычны к такому делу, и стежки легли неровно. Края раны, вкривь и вкось сошедшиеся друг с другом, немилосердно кровоточили. И все-таки дело было сделано. Пока он, Герфегест, жив. Белый Перстень не покинет его, и благословение стертого с лица земли Дома пребудет с ним.
     После этого Герфегест омыл свежую рану целебным настоем и, примостившись в одном из укромных закутков пристани, задремал.
     Так Герфегест стал главой проклятого и павшего Дома Конгетларов.

12

     Рассвет в Поясе Усопших был совсем не таким, как повсюду в Алустрале. Не то чтобы солнце было иным. Но когда оно вставало над горизонтом, оно казалось не ярко-малиновым и не красным, а сиреневым и фиолетовым. Быть может, тучи губительной пыли были этому виной. Быть может, удушливые испарения заброшенных городов. Картина была исполнена мрачного величия и жути - фиолетовое солнце над свинцовой громадой моря.
     Странный солнечный диск, показавшийся над холмами, был первым, что открылось взору Герфегеста, очнувшегося от тяжелого сна на берегу. Рана в бедре, где теперь был надежно упрятан Белый Перстень, ныла и сочилась сукровицей. Голова гудеда. Во рту стояла горечь. Перед мысленным взором пронеслись картины ушедшего дня: одиннадцать кинжалов, алчущих жизни своих владельцев; фонтан алой крови, бьющий из горла его двоюродного дяди; малодушие, стыд, жажда жизни.
     Герфегест сел, обхватив колени руками и зажмурился - как будто это могло помочь ему смягчить воспоминания, которыми, словно ударами бича, награждал его воспаленный мозг. И тут до него донеслась песня. В первый момент он попросту отмахнулся от нее- в. Поясе Усопших его слух нередко морочили самые разные и необъяснимые звуки.
     Герфегест успел свыкнуться с тем, что здесь, услышав блеяние барашка, можно не торопиться бежать на поиски приблудной животины. В лучшем случае рискуешь найти полый, выбеленный солнцем и ветром рог. В худшем - сложишь свои кости рядом с какой-нибудь безумной статуей бараноглавой девы. Крик о помощи вовсе не означал, что кто-то нуждается в ней. Скрип телеги, донесенный ветром, плач ребенка, гром - все это было ложью, на которую Пояс Усопших был весьма и весьма щедр.
     Но в этот раз что-то подсказывало Герфегесту, что он слышит подлинные звуки подлинной песни. Спустя некоторое время он сообразил, что песня принадлежит злосчастному приютителю пиратов, чернокнижнику и заклинателю морских гадов Нисореду, правителю Суверенной Земли Сикк. Человеку, ради которого Конгетлары отправились в эти гибельные места. Человеку, о котором они напрочь забыли в тот самый момент, когда на горизонте показался корабль с гербом Дома Конгетларов на косом парусе. Корабль Вады.

     Воин, прими от меня В дар за услады ночные
     Лучший недуг, чем вино, - Жизни пьянящий сосуд.

     Это были странные слова странной песни. Герфегест слышал ее в детстве и никогда не мог понять, отчего жизнь называется "пьянящим сосудом"? И отчего она "лучший недуг", чем вино? И отчего жизнь вообще "недуг"? И что это еще за "услады ночные"? В свои двадцать Герфегест был твердо уверен только в ответе на последний вопрос. И только сегодня последний уцелевший Конгетлар понял, что жизнь может быть страшным недугом, хуже проказы и морового поветрия. Потому что жизнь - это совесть.
     Голос у Нисореда был на удивление неплохим. На удивление - поскольку Нисоред со вчерашнего утра лежал, отирая животом холодный пол в одном из портовых строений с проломленной крышей, дожидаясь, когда его, словно бурдюк, отнесут на корабль и бросят в трюм. Он был добычей, а с добычей Конгетлары церемониться не привыкли.
     Едва ли Нисоред смог выскользнуть из веревок - Конгетлары использовали свой собственный способ рбездвиживания жертвы. Сначала легкая, но очень прочная веревка из конского волоса обвязывалась вокруг больших пальцев рук, заломленных за спину и скрещенных довольно противоестественным образом. Затем она, подпоясав жертву, связывала намертво большие пальцы ног. Человек, связанный таким образом, мог лежать только на животе. Пытаясь высвободиться, он лишь затягивал путы и доставлял себе лишние мучения. Ходили слухи, что нескольким удальцам из Дома Хевров удавалось высвободиться из "паутины Конгетларов", но на то они и Хевры. Танец Тростника, одно из Младших Искусств Алустрала, сообщал их телам податливость и нечеловеческую гибкость, позволявшую им делать то, что недоступно всем остальным. Кстати, в смысле политической гибкости Хевры тоже не знали себе равных. Оно и понятно,- Свен-Илиарм, их вотчинный остров, находился в самом центре Империи. Именно на нем была расположена столица Алустрала. Именно земли Хевров окружали императорскую резиденцию. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
     Но Нисоред не был Хевром. Поэтому Герфегест, влекомый отчасти состраданием, а отчасти любопытством, опрометью бросился туда, откуда доносилась песня.
     Нет, Нисоред не был Хевром. И все-таки ему удалось освободиться от пут, и сделал он это, судя по всему, весьма и весьма давно. Как и вчера, вокруг были разложены фигуры для игры в нарк. Как и вчера, перед ним был непонятный рисунок, выложенный из палочек. Но сегодня Нисоред был открыт миру, и его живые подвижные глаза с любопытством воззрились на вошедшего Герфегеста.
     Еще на пути в разрушенное строение Герфегест принял решение отпустить Нисореда. Путь Ветра запрещал бессмысленные убийства. А продолжать действовать по намеченному плану и исполнять обещание, данное Пелнам, было в высшей степени бессмысленно.
     Но Нисоред явно перещеголял Герфегеста великодушием. Он освободился сам и, похоже, мог спокойно отправить Герфегеста вслед за остальными Конгетла-рами,пока тот спал.
     - Я все слышал, и я все видел, - сказал Нисоред, упреждая вопросы Герфегеста. - И я сказал себе, что новый глава Дома Конгетларов не станет убивать скромного искателя истины после всего того, что произошло за последний месяц под зраком Намарна.
     "Не станет убивать... глава Дома Конгетларов..." Польщенный Герфегест, не изменившись в лице, вложил меч в ножны и скрестил руки на груди в знак мира. Нисоред был первым человеком, поприветствовавшим нового хозяина проклятого Дома.
     - Мы не враги больше, Нисоред. И наши дороги отныне расходятся. Но если хочешь, я могу отвезти тебя назад в Суверенную Землю Сикк. Вдвоем мы, пожалуй, сможем управиться и с парусом, и с кормовым веслом.
     - Признателен тебе, глава Дома Конгетларов. Ты человек долга, и ты человек слова. Но я не выйду в море. И, если тебе только еще дорога жизнь, не советую тебе подыматься на борт ни одного из двух ваших кораблей.
     Сдержанно и в то же время вопрошающе Герфегест пожал плечами.
     - Не вдаваясь в словесные излишества, скажу, что старый порт Калладир - очень дурное место. Оба корабля не доживут до заката следующего дня. Им суждено стать пищей для Густой Воды. Я вижу это так же отчетливо, как видел кинжал, поднесенный к пульсирующей дороге жизни у шеи жестокого Лаки Конгет-лара. Ты можешь не верить мне и поступить, как найдешь нужным. Но даже если я ошибаюсь тебе все равно не сойти на сушу, ибо четыре файеланта, пустившиеся в погоню за Вадой Красчвым, будут здесь, когда на землю сойдут сумерки.
     Воля впервые изменила Герфегесту за прошедшие два дня. Он почувствовал себя смущенным, растерянным и никчемным одновременно. И даже Ветер молчал, укрывая от него истинный Путь.
     - Что же мне делать, Нисоред? - спросил Герфегест, и голос его дрогнул. Той весной ему исполнилось всего двадцать лет. И глядя в мутно-зеленые глаза мага, он чувствовал себя ровно на свои двадцать. То есть сопливым мальчишкой.
     Удивленному Герфегесту ответила торжествующая улыбка Нисореда. Владетель Суверенной Земли Сикк обвел широким жестом свои загадочные построения из палочек и фигур нарка.
     - Для этого я здесь, - сказал Нисоред и замолчал, словно бы этим было сказано все.
     Герфегест, привыкший к точным словам, без которых была невозможна жестокая жизнь Идущего Путем Ветра, нетерпеливо щелкнул пальцами. Ему было не до шуток.
     - Загадки всегда оставляли меня равнодушным, - сказал он холодно. - Говори больше или...
     - ...Или ты убьешь меня, - Нисоред обиженно поджал губы. - Из твоего терпения, молодой Конгет-лар, сельха не сваришь. А я вот, между прочим, вполне терпеливо дожидался, пока ты изволишь проснуться и внять моему пению.
     - Извини, - Герфегест почувствовал неловкость. - Я готов ждать твоих откровений до Третьего Вздоха Хуммера.
     - Так хорошо, - удовлетворенно кивнул головой Нисоред. - Третий Вздох Хуммера скоро наступит, а поэтому считай, что ты уже дождался. Это может показаться смешным в нашем безумствующем мире, - продолжал Нисоред, - но вся моя жизнь прошла под знаком исканий истины. Можно сказать проще: я был очень и очень любопытен. В детстве я расчленял рыб, чтобы понять, отчего они безмолвствуют, в отрочестве - лазил девкам под юбки, чтобы разузнать, откуда я такой взялся. Любопытство заставляло меня вчитываться в древние рукописи, любопытство привело меня в Пояс Усопших. Я искал здесь Мед Вечности. Вчера ваша глупая игла помешала мне завершить размышления. Поэтому я освободился от пут и прошел путем знания до конца.
     Герфегест удивленно вскинул брови.
     - Ты нашел Мед Вечности?
     - Нет. В конце пути меня ожидал тупик. А в нем - новое и страшное знание, которое не имеет ничего общего с Медом Вечности. Я искал розу, а нашел змею. И имя ей - Семя Ветра.
     - Семя Ветра? - смутные, чужие воспоминания тусклой свечой озарили рассудок Герфегеста.
     - Да, Семя Ветра, по преданию завещанное Дому Конгетларов самим Лишенным Значений. Вот уже многие века никто не верит в него. Но теперь я точно знаю, что Семя Ветра существует. Оно затеряно где-то на просторах Сармонтазары, по ту сторону Хелтан-ских гор. Мне не удалось постичь силу Семени Ветра. Но я знаю, что в дурных руках эта сила способна вывернуть наизнанку и извратить весь мир. А в надежных руках Конгетлара Семя Ветра может умиротворить Алустрал и вернуть величие имени твоего Дома.
     Герфегест вспомнил. Зикра Конгетлар - он был жив еще совсем недавно! - что-то говорил о Семени Ветра. Что, дескать, придет время... В глазах Герфегеста блеснула надежда. И тотчас угасла.
     - Ты сказал, что Семя Ветра - в Сармонтазаре. Но ведь Мир Суши отрезан от Алустрала Завесой Хуммера и никому из живущих не дано преодолеть ее живым. Значит, твои слова пусты для меня.
     - Нет, молодой Конгетлар. Они полны надеждой и смертельной опасностью. Надеждой - потому что отныне я, Нисоред Сиккский, знаю слова, отворяющие Врата Хуммера для живущих. Опасностью - потому что нет людей, которым удалось бы пересечь Пояс Усопших и достичь западных отрогов Хелтан-ских гор. Моих слов достаточно, чтобы отворить Врата Хуммера, н их мало, чтобы сохранить твою память в неприкосновенности. Опасностью, ибо тот, кто обрел Семя Ветра - пусть он даже тысячу раз Конгетлар - может с легкостью стать жертвой собственного могущества.
     Нисоред провел ладонью по лбу, на котором выступили крохотные капли пота, и продолжал:
     - Но у тебя нет выбора, молодой Конгетлар. Существует лишь одна дорога, пройдя по которой ты сможешь по меньшей мере прожить долгую жизнь.
     - Что значит "по меньшей мере"?
     - Это значит, что, если тебе повезет, ты сможешь достичь большего, чем достиг твой дядя Теппурт Кон-гетлар и чем любой другой из живущих в Синем Алу-страле.
     - Ты сказал, что Врата Хуммера отнимут мою память. Правильно ли я понял тебя?
     -Да.
     - Это значит, что я забуду все, что видел и слышал в Синем Алустрале?
     -Да.
     - В том числе и заклинание, отворяющее Врата Хуммера?
     -Да.
     - Значит, я не смогу вернуться назад.
     - Этого я не знаю. Но если тебе все-таки удастся вернуться в Синий Алустрал и принести Семя Ветра, я первым поцелую пыль под твоими ногами.
     Герфегест мучительно пытался осмыслить услышанное. Сотни вопросов дробили его рассудок в ничто, но он похоронил их в молчании.
     Вместе с Нисоредом они предали тела Конгетларов земле и подожгли осиротевшие корабли.
     Белый Перстень отдавал болью в бедре при каждом движении, но Герфегест не чувствовал ничего кроме пустоты и неуверенности, надолго поселившихся в его сердце.

Глава третья

ПОЯС УСОПШИХ

     Эта ночь показалась и Тайен, и Герфегесту чрезвычайно короткой. Так всегда бывает, когда происходит что-то бесконечно приятное. Осиротевшая Тайен и обретший верную подругу Герфегест любили друг друга, не зная ни усталости, ни пресыщения. Когда их руки снова сплелись в объятии, а их тела, обессиленные любовной схваткой, успокоились на грубом ложе, укрытом шкурами, Тайен, одарив Герфегеста страстным поцелуем, сказала:
     - Мой господин, ты нежен, словно слепой дождь в летний полдень. Ты искусен в любви, словно Эррихпа Древний. Ты красив, словно ожившая статуя. Скажи мне, Герфегест, что ты делаешь в этой глуши? Неужели твое сердце не жаждет большего?
     Герфегест печально улыбнулся. Неожиданный вопрос Тайен снова оживил в нем воспоминания. Они хлынули непрошеным потоком в их уединенное святилище, и ему ничего не оставалось, кроме как раскрыть им навстречу врата своей души.
     - Все, даже самое хорошее, рано или поздно надоедает. И подвиги, и слава, и память о них.
     Тайен приподнялась на локте. Глаза ее блестели, а дыхание участилось.
     - В точности такие слова говорил мой отец, - задумчиво сказала Тайен.
     - В этом нет ничего удивительного. Это первые строки из поэмы Юмиохума Ремского, - рассеянно бросил Герфегест; спустя мгновение он приподнялся на локте, потрясенный, и пристально вгляделся в нежную темноту. - Постой, постой... Кем был твой отец?
     Тайен долгое время молчала. Потом заговорила - странным, глухим, опустошенным голосом:
     - Тот человек, которого я называю своим отцом... он не был сыном народа гор... он... прости... я не могу вспомнить...
     Тайен уткнулась ему в грудь. Герфегест чувствовал, как по его коже пробежала одинокая слеза.
     - Но ты ведь помнишь его слова? - тихо спросил Герфегест, в груди которого зародилась смутная тревога.
     -И это все... расставание с ним нестерпимо... - бессвязно пробормотала Тайен. - Мне страшно...
     Она дрожала всем телом, и Герфегест почел за лучшее прекратить бессмысленные расспросы. Какая разница, в конце концов, кто ее отец? Он любит Тайен такой, какая она есть. И если расставание с отцом для нее нестерпимо, она имеет полное право на слезы. Женщина всегда имеет право на слезы.
     Они надолго умолкли. Единственный человек из ныне живущих, расставание с которым было Герфе-гесту почти нестерпимо, был северянином и ласарцем по рождению, и его звали Элиеном.
     Многое связывало Герфегеста с ним, ставшим теперь зодчим и владетелем вольного города Орин, с ним, звезднорожденньш, обретшим себя в Лон-Меа-ре, с ним, ушедшим в прошлое. Едва ли Герфегест, вновь Идущий Путем Ветра, когда-либо встретит Элиена Тремгора, гордого потомка укротителей Юга. Путь Элиена - это Путь Недеяния. Быть может, в следующей жизни...
     - Мы некстати окунулись в наше прошлое, - глубоко вздохнув, прошептала Тайен.
     Ее губы, отпечатав томный поцелуй на правой ключице Герфегеста, стали опускаться все ниже и ниже, минуя опушенную кудрявыми волосами грудь и мускулистый живот, пока не достигли белого шрама на правом бедре Герфегеста. Среди многих напоминаний о былых ратных подвигах этот шрам выделялся своим цветом - в лунных отблесках он, казалось, слегка серебрился. Там, в глубине давно зажавшей и навеки скрытой шрамом раны, до времени покоился Белый Перстень Конгетларов. Алмаз, оправленный в серебро. Символ власти над людьми, которые умерли почти семь лет назад. Перстень главы павшего Дома Конгетларов.
     Тайен обняла бедра своего господина и прикоснулась пылающей страстью щекой к белой змейке шрама. Ее дыхание было горячим и возбужденным, и Герфегест запустил руку в ее ласковые рыжие кудри. В тот момент ему казалось, что не хватит самой вечности для того, чтобы насытиться томительной сладостью охотницы Тайен.

2

     Врата Хуммера были вырезаны в абсолютно гладкой и плоской скале, которая, если смотреть на нее издалека, казалась чудовищной величины мостом, соединяющим Младшую Сестру Са и Подкидыша. Такие странные имена получили эти вершины от опасливых горцев, никогда не подходивших к Вратам ближе, чем на три полета стрелы. Врата Хуммера были заперты заклятием, наложенным на них еще во времена Первого Вздоха Хуммера. Через эти ворота пролегала единственная сухопутная дорога, соединяющая Сармонтазару и Синий Алустрал. Но всякий знал, что ворота непроходимы для смертных. Сармонтазара и Синий Алустрал - две половины Круга Земель, некогда связанные узами и вражды, и дружбы, - теперь были намертво отрезаны одна от другой. Морской путь тоже был заказан, ибо Завеса Хуммера в равной мере была крепка и в северных горах, и в беспокойных южных морях.
     Но как и все, что заперто. Врата Хуммера можно было открыть. Это было очень опасно. Это было почти немыслимо. Но некоторым это удавалось. Разумеется, большинство людей, отягощенных здравомыслием, понимали, что не стоит пытаться решить задачу, которая по плечу не каждому магу. О землях, прилегающих к Вратам, ходила дурная слава. Ни один безумец не нашел бы себе проводника, который дал бы согласие отвести его к Проклятому Мосту, соединяющему Младшую Сестру Са и Подкидыша. Ибо никому не по нраву сопровождать людей к месту их гибели.
     Но не только это останавливало путешественников, жаждущих открыть для себя просторы Синего Алустрала. Врата Хуммера находились столь высоко, что путь к ним был весьма многотруден. Совершить его можно было только в месяцы Эсон и Элган. Лишь в конце весны погода благоприятствовала восхождению по склону Младшей Сестры Са. В остальное время его делали глупой и самоубийственной забавой ураганы, снежные бури и дожди. Черные тучи, налетавшие смертоносными птицами, унесли семена душ сотен отважных глупцов в Святую Землю Грем.
     Их небольшой отряд расположился на ночевку в виду Врат Хуммера. Герфегест помог Дваларе установить обширную палатку, обитую изнутри собачьим мехом. Потом он, скользнув взглядом по ладной фигуре Кимме