л на коленях, вопя от ужасной боли, и их дела были не столь уж хороши, как только что показалось Элиену.
     Однако сад уже был полон щитоносцев, подоспевших на шум битвы. И хотя их оружие значило для кутах не больше чем уколы соломинок для лесного вепря, присутствие хоть каких-то живых людей само по себе обнадеживало.
     Кутах, отчаявшись завладеть оружием Эллата, бросились бежать. С легкостью перепрыгнув ощетинившийся копьями строй щитоносцев, они с паучьей цепкостью и быстротой забрались по дворцовой стене на крышу.
     И тут просвистела стрела. Силуэт кутах на крыше вспыхнул уже знакомым Элиену багрянцем и опал грудой мелких комочков. Уцелевший кутах на мгновение замешкался, и тотчас же вторая стрела положила конец и его существованию. Вслед за этим от крыши бесшумно отделились две огромные крылатые тени и, матово серебрясь в свете заходящей луны, ушли на северо-запад.

***

     Они сидели в тронном зале вчетвером - Элиен, Наратта, Алаш и Герфегест. Колени Наратты были наспех замазаны грютским целебным настоем, но всем было ясно, что это не выход - царь был бледен, его бил озноб, слова давались ему с трудом.
     Элиен, разгоряченный схваткой, нервно барабанил пальцами по щиту Эллата, исцарапанному мечами кутах. Алаш и Герфегест, неожиданно похожие, несмотря на разницу в росте, сидели в совершенно одинаковых позах, положив луки на колени. Лица обоих стрелков были равно бесстрастны.
     Собранные по настоянию Герфегеста при помощи деревянных щипцов мечи кутах были осторожно сложены на соломенную циновку. Щитоносцы занимались телами своих товарищей.
     Несмотря на ранение, Наратта оставался царем; первое слово по праву принадлежало ему. Герфегест, как обычно, переводил.
     - Я глубоко виноват перед тобой, Элиен, и при свидетелях признаю свою вину. Видимо, мы, грюты, не столь уж устойчивы перед дыханием Хуммера, как мне хотелось бы думать. Необузданная гордыня овладела мной, и я, следуя совету своего наушника Сматы, решился похитить у тебя оружие Эллата. Тебе в вино, Элиен, наложница подмешала сонного зелья, но, хвала теням наших предков, ты оказался могучим мужчиной и смог найти в себе силы для пробуждения.
     Элиен вспомнил о ?наложнице?, о своем олененке Гаэт, но уйти сейчас к ней, чтобы успеть до рассвета погрузиться в стихию любви, сын Тремгора не мог.
     - Я любовался чеканкой щита и непостижимой уму грацией Поющего Меча, когда в зале появились эти мерзкие твари. Оружие Эллата не желало слушаться меня, но щитоносцы ценой своих жизней купили драгоценные мгновения, позволившие мне бежать в сад, где я и встретил тебя, сын Тремгора. Многое, однако, остается для меня неясным: откуда взялись стрелы, способные поразить кутах, и что за диковинные птицы покинули Радагарну после того, как враги были уничтожены?
     - Птицы - прародители кутах, и, видимо, именно они доставили в самое сердце степей своих мерзких сыновей-уродов. Как ты можешь видеть, царь, даже Радагарна, столь непроницаемая для зла, - эти слова Элиен произнес с особым сарказмом, - может стать ареной смертельной схватки с воинами Хуммера. Что же до стрел, для меня самого это остается загадкой.
     - Осмелюсь ли я? - спросил Алаш, и в глазах его вспыхнули задорные огоньки. - Оружие Эллата есть щит и меч, да. Но это не все, что может петь добрую песню. Где поющее копье, где поющий топор - не знаю. Но лук и колчан стрел - со мной. Думал всегда - просто лук, а стрелы отец говорил попусту не расстреливать. Пусть, дескать, лежат. Сегодня сплю, вижу дурные сны, Смату вижу, Хаместир вижу, просыпаюсь у себя и слышу - орет кто-то не по-людски, вроде как в саду. Взял на всякий случай лук и отцовский колчан, прибежал, а там все вы. Кутах там. Я стрелял. Вы видели. Две стрелы пустил, двух кутах убил. Хороший колчан, доброе оружие.
     Элиен нашел необычным, что рабу позволено иметь оружие, но промолчал. Другие народы, другие нравы.
     - Кстати, Смата этот где? - спросил Элиен.
     - Его ищут сейчас, - только и успел сказать Наратта.
     Он уже давно вел борьбу с чудовищной болью в коленях и в правой руке, в которой он держал Коготь Хуммера во время схватки с кутах. Сейчас боль наконец победила. Глаза царя закатились, он упал без чувств.
     Надо было что-то срочно делать. Алаш оглядел ладонь своего повелителя. Герфегест склонился над коленями Наратты. Элиен бросил быстрый взгляд на мечи кутах.
     - Плохо, ладонь леденеет, - встревоженно сказал Алаш после быстрого осмотра. - Лед может подняться по руке до самого сердца. Элиен, его рука - твоя.
     Сын Тремгора не сразу сообразил, что ему предстоит сделать. Но когда понял, медлить не стал. Снова вышел из ножен на свет меч Эллата. Сверкнула сталь, правая рука Наратты стала короче на ладонь.
     Никогда еще Элиен не занимался исцелением царей и в тот момент истово просил Гаиллириса, чтобы впредь ему не пришлось делать ничего подобного. Отрубленную кисть, из которой не пролилось ни капли крови, Элиен наколол на острие меча и швырнул в огонь.
     - С ногами тоже плохо, - заметил Герфегест. - Лучше, чем с рукой, может, удастся их спасти, но сейчас раны ширятся, словно тлеет торф.
     Наратте, которому только что грозила смерть ото льда, теперь угрожало пламя.
     - Если мы ему отрубим ноги, завтра он отрубит нам головы, - процедил Элиен, на совести которого уже числилась кисть грютского царя.
     - Правильные слова, - задумчиво протянул Алаш.
     - Хорошо, - решился Элиен, припоминая все, что ему доводилось слышать от Сегэллака. - Герфегест, объясни положение щитоносцам. Спроси, где здесь ближайшая кузница. Надо отнести туда Наратту и мечи кутах. Там же должен оказаться и я. Ясно?
     Герфегест кивнул.
     - И быстро, быстро, быстро! - проорал Элиен, чтобы подбодрить новоявленных спасителей царевой жизни и себя в первую очередь.

***

     Добротная царская кузница, где со времен Гартота Хмурого ковалась смерть для неразумных соседей, была просторна и светла. Ранний летний восход уже прорезался на горизонте тонкой малиновой лентой, когда Элиен, Герфегест, Алаш и не приходящий в сознание Наратта оказались у самой большой наковальни, которая только имелась в грютской столице.
     Щитоносцы, к счастью, были людьми понятливыми, а может, понятливости им придала смерть полутора десятков товарищей. Так или иначе, они подчинялись Герфегесту беспрекословно.
     Алаш раздувал мехи. Элиен легонько полоснул себя мечом по левой руке и наполнил кровью обычную трапезную чашу. Перехватив жгутом кровоточащую руку, он швырнул Когти Хуммера в горн. Они неожиданно легко расплавились в непривычную для глаза смертных полупрозрачную массу.
     Сын Тремгора зачерпнул железным ковшом то, чем стали Когти Хуммера, и влил в расплав свою кровь. Блеснула ослепительная вспышка. Меч Эллата ответил из ножен глухим гудением, указывая Элиену, что тот находится на верном пути. В ковше осталась сухая серая пыль.
     - Похоже, получается, - подмигнул Элиен сосредоточенно наблюдающему за ним Герфегесту.
     Элиен втер без остатка серую пыль в колени Наратты, которые успели уже превратиться в две обугленные смердящие головни. Стоило пыли соединиться с ними, как колени начали постепенно бледнеть. Через некоторое время на месте черной обугленной плоти уже можно было видеть свежую розовую кожу.
     - Все, - облегченно выдохнул Элиен. - Кажется, на этот раз смерть обошла грютского царя стороной.
     - Ты когда-нибудь делал такие вещи раньше? - спросил Герфегест очень странным голосом, в котором Элиену послышались плохо скрываемое удивление и едва ли не испуг.
     - Нет, никогда. О похожем лечении рассказывал мне мой наставник Сегэллак, но тогда речь шла о лечении от укуса ядовитых рыб. Я поступил по подобию.
     - По подобию? - глухим эхом отозвался Герфегест.
     - Да. А теперь я очень хочу спать. И я иду спать.

***

     Элиен проснулся только под вечер. На пороге стоял Герфегест.
     - С-с-сы-ы-ыть Х-ху-у-у-мм-меро-о-о-ова! - прорычал-провыл Элиен, потягиваясь.
     - Пробуждение героя, - прокомментировал его могучий зевок ухмыляющийся Герфегест. - Быстро приводи себя в порядок и готовься играть в Хаместир. Наратта тебя ждет не дождется.
     - Играть? В Хаместир?! - рявкнул Элиен. - Я его что, лечил для того, чтобы до зимы протухнуть над доской?!
     - Не думаю, - опроверг его предположение веселящийся Герфегест. - Брейся, умывайся, и идем. Смату, кстати, поймали.
     - Да кто такой этот ваш Смата?! - не унимался Элиен, подымаясь с кровати. - Какой гадюки внебрачное дитя?
     - Не знаю, - внезапно посерьезнев, ответил Герфегест. - Не знаю.

***

     Наратта, по-прежнему бледный, но заметно повеселевший, сидел над доской. Место правой кисти теперь занимал бронзовый протез, а колени были наглухо замотаны шерстяной тканью, под которую, как знал Элиен, грютские знахари подкладывают паутину из коконов тутового шелкопряда.
     Рядом с Нараттой скучал Алаш. Создавалось впечатление, что события минувшей ночи не оставили никакого следа в шершавой, как серые степные валуны, душе грюта.
     - Привет тебе, потомок Кроза! - радушно улыбнувшись, сказал Наратта. - Привет тебе, северянин, без золотых рук которого осиротела бы половина моей любимой охраны!
     Элиен сдержанно улыбнулся в ответ. Ему уже не раз приходилось слышать, что большинство щитоносцев являются сыновьями Наратты от рабынь из уманны.
     Одна мысль не давала ему покоя - неужели неблагодарность грютского царя лишена мыслимых границ и неужели Наратта всерьез намерен продолжить схватку за оружие Эллата над Хаместиром? Герфегест, правда, шепнул Элиену по дороге, чтобы тот ни о чем не беспокоился, но уверения хитрого контрабандиста - одно, а башни, громоздящиеся на пестрой доске, - совсем другое.
     - Скорее же садись за доску. Доведем начатое дело до конца! - с непонятным Элиену энтузиазмом воскликнул Наратта.
     Решив до поры до времени не прекословить, Элиен сел на змееногий стул, и Люди вновь пришли в движение.
     Спустя несколько кругов Элиен понял все. Наратта, полностью игнорируя растущую мощь Элиена, самоубийственно бросил все свои башни против Алаша. Тот с готовностью отвечал Наратте тем же. Вскоре против ста Людей Элиена на доске остались не более сорока фигур его противников.
     На восьмом за вечер Круге Перемещений Элиен провозгласил Тиару Людей. Алаш и Наратта были бессильны изгнать его башни из Крепостей Холма, и, ко всеобщему удовольствию, Элиен водрузил в центре доски небольшую шестигранную пирамидку - собственно Тиару Людей, мало чем отличающуюся от Тиары Лутайров, которую хранила рукоять его меча.
     Герфегест в продолжение всей игры с независимым видом прохаживался по саду, то и дело обрывая с деревьев поспевшие тутовые ягоды, и теперь присоединился к игрокам.
     - Северянин! Ты одолел Хуммера дважды - и в бою с его воинами, и в поединке с его колдовской силой, которая пожирала мое тело, как огонь пожирает солому. Я стал бы самым неблагодарным человеком в Сармонтазаре, если бы попытался задерживать тебя и по-прежнему стремился к овладению оружием Эллата. Но я бы нарушил собственный внутренний закон, который есть у каждого из нас, если бы прервал незаконченную игру. Однако теперь игра завершена, и ты волен поступать так, как велят тебе слова твоих достойных северных учителей. Я прошу тебя лишь об одном - останься у нас до завтрашнего утра. Завтра на рассвете свершится казнь над нечистым Сматой, и завтра же ты сможешь продолжить свой путь. Алаш проводит тебя до Ан-Эгера.
     - Хорошо, царь. Я уеду завтра. Сегодня же прошу позволить мне поговорить с одноглазым Сматой так, как я найду нужным. Его ответы могут сослужить моему делу хорошую службу.
     Наратта не возражал.

ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ

563 г., Девятнадцатый день месяца Вафар

     Шет окс Лагин услышал скрежещущий, омерзительный звук, отдаленно напоминающий тот, что издавал пыточный механизм, виденный им однажды в подвалах Исправительного Двора в Урталаргисе. Этот механизм растягивал в разные стороны два бруса, к которым были прикованы руки и ноги человека, обреченного на пытку. Неужели? Шет окс Лагин открыл глаза и осмотрелся.
     В помещении было темно. Ни один луч света не нарушал монотонного черного однообразия. ?Быть может, я уже умер?? - подумал Шет.
     Тело, однако, было полностью послушно его воле. Скрежет возобновился, но ненадолго. Когда он затих, Шет начал вслушиваться в темноту, чтобы понять, что служит источником этого истязающего сознание звука. Зрение ничем не могло помочь Шету, поскольку его глаза не находили себе никакой пищи в кромешной черноте комнаты.
     Он пошарил под одеждой, лелея надежду найти огниво, которого, разумеется, нигде не оказалось.
     На ощупь Шет определил, что лежит на грубой веревочной циновке. ?Похожие плетут смеги?, - вспомнил он.
     Варанец сел, подобрав колени- к груди и оперев на них подбородок, и снова прислушался. Но скрежет более не повторялся. Наверное, его все-таки не будут пытать. Зачем?
     И тут из тишины на Шета окс Лапша обрушился голос, размноженный многократными отражениями, которые не глушили, а, наоборот, утраивали, удесятеряли каждое слово. Голос звал его по имени.
     - Чего тебе от меня нужно? - спросил Шет окс Лагин, с трудом превозмогая чудовищную головную боль, которую вызвал к жизни голос, показавшийся Шету знакомым, как знакома человеку застрявшая в его ладони заноза.
     - Ничего, кроме тебя самого, Шет окс Лагин. Великая Мать Тайа-Ароан породила нас в один день и наши судьбы сплавлены воедино до скончания времен!
     Эхо повторяло сказанное со зловещей утомительностью. Стены комнаты вторили голосу звонким гулом. Голова вторила им. Шет был уверен, что в потолок, который в комнате все же имелся, были вмурованы сотни глиняных сосудов, делающие любой звук в комнате невыносимым. Но он ошибался.
     Шет заткнул уши руками и свернулся на циновке, словно младенец в утробе. Он не знал, день сейчас или ночь, и он не догадывался, почему ему не дозволено видеть солнце.

Глава 9 НЕТОПЫРЬ ХЕГУРУ

562 г., четвертая неделя месяца Алидам

     Элиен окинул прощальным взглядом далекую Радагарну. Красные лоскуты стен на зеленом бархате оазисов - и больше ничего.
     Элиену нужно было ехать дальше на юг. Герфегесту, который выехал его проводить и, как он сам выражался, ?порастрясти зернышки в коробочке?, пора было поворачивать на север. Подходило время расставания.
     Не сказав ни слова, Алаш внезапно пришпорил своего коня и ринулся вперед. Теперь он гарцевал в отдалении, оставив Элиена с Герфегестом наедине. Сын Тремгора не знал, что такова была просьба Герфегеста, а потому удивлялся столь странному поведению своего будущего попутчика.
     - До сих пор я не могу решить для себя, стоит ли доверять грютам, и если да, то насколько, - сказал Элиен, с прищуром глядя на гарцующего Алаша.
     Герфегеет улыбнулся щедро и открыто, то есть так, как это обычно за ним не водилось.
     - Если вообще можно доверять людям, то грютам стоит доверять в первую очередь. Вот уже тридцать лет, как они лишились своего темного могущества, а вместе с ним и былого коварства. Если они бывают подлы, то подлы они по собственному волеизъявлению, а не по воле мрачных сердцеедов из густых киадских лесов. Немногие народы в наше время могут похвалиться этим качеством.
     - А Смата? Ты думаешь, он действовал по собственной воле? - недоверчиво спросил Элиен.
     Со Сматой ему так и не довелось поговорить. Когда Элиен вчера с соизволения Наратты пришел проведать одноглазого, заточенного в каменный мешок, он застал страшное зрелище.
     Тело Сматы было обезглавлено, а подле свежей дыры в полу топтался ужасающий полупрозрачный паук. Огромный паук. Не столь большой, как в баснях, которые были, в ходу на Севере,то есть меньше лошади. Но ощутимо крупнее, чем, например, даллагский боевой пес.
     Наратта отнесся к этому на удивление спокойно. ?Лазят где им вздумается? - все, что сказал тогда владыка Асхар-Бергенны.
     - Эй, да ты меня не слушаешь! - возмутился Герфегест, который уже довольно долго рассуждал на тему того, что если только Смата и действовал не по собственной воле, то его тайный советчик был довольно слабым противником. Почему, например, он прислал в Радагарну лишь четырех кутах? Он лично, Герфегест, с удовольствием вломился бы к Наратте с сотней таких головорезов.
     Элиен на самом деле слушал.
     - Нет. Урайн очень опасный противник. Хотя бы потому, что еще не убил меня. Он явно уготовил мне что-то худшее.
     Герфегест промолчал. Наконец он сказал:
     - Возможно, возможно... Так или иначе, грюты - очень крепкий народ. А Алаш - грют до мозга костей, и с ним тебе нечего опасаться.
     - Хотел бы я, чтобы твои слова, Герфегест, оказались правдой.
     Тема разговора казалась исчерпанной. Оставалось прощание. Элиен чувствовал себя растерянным, хотя и старался не выказывать этого.
     Герфегест чувствовал, по-видимому, то же самое. Его лицо стало чужим и непроницаемым. Он ответил Элиену поклоном на поклон. ?Встретимся ли мы еще?? - хотелось спросить Элиену, но он воздержался от сентиментальной концовки.
     Когда они уже собирались разъехаться, Герфегест испытующе поглядел в лицо Элиену и сказал:
     - Кстати, ты знаешь, что твоя сперва отравительница, а вслед за тем спасительница умерла сегодня на рассвете?
     - Что? - Элиен не сразу понял, о ком идет речь. А когда понял, то, стараясь казаться как можно более безразличным, бросил: - Наратта?
     - Нет. Владыка грютов здесь ни при чем. Она просто истаяла кровью, как лед.
     ?Гаэт выпила ее жизнь?, - подумал Элиен, с ужасом осознавая, что своему олененку он готов простить и не такое.
     - Ну что же, - сказал сын Тремгора вслух, - она служила злу, и зло сожрало ее. Как и Смату.
     Ни одна жилка не дрогнула в лице Герфегеста. Он молча кивнул - было видно, что он не поверил Элиену.
     Они разом подхлестнули лошадей, и степь открыла им свои объятия.

***

     Асхар-Бергенна, вотчина грютов, осталась на севере. Утомленные плоской степью Элиен и Алаш достигли Ан-Эгера - южной границы грютских владений. Воды этой реки были красны, словно кровь, что не раз давало повод для зловещих шуток со стороны соседей грютов - как южных, так и северных.
     Элиен слышал много сказок об Ан-Эгере. Предостережений же он слышал никак не меньше. В ?Ре-тарских войнах? говорилось о том, что нельзя входить в Ан-Эгер, не повязав на шею веревку с бубенцом. О том, что на ее берегах нельзя оставаться хотя бы на одну ночь. И наконец, о том, что нельзя пить эту красную воду, предварительно не произнеся особого заклинания.
     Заклинание, разумеется, в ?Ре-тарских войнах? отсутствовало под предлогом того, что ?Никогда более не будет силы в словах, ибо никогда более дыхание Хуммера не осквернит мир?. Еще полгода назад Элиен смеялся над суеверными баснями Хаулатона, но теперь ему было не до шуток.
     - Посидим-попрощаемся ты и я здесь, а после я уйду назад, - сказал Алаш, разводя костер из предусмотри-
     тельно наломанного по пути сушняка. У самой реки не росло ничего.
     - Согласно уговору, - согласился Элиен.
     Несмотря на дурную славу Ан-Эгера, переправиться через него можно было без особого труда. Алаш объяснил Элиену, где находится ближайший брод, и сын Тремгора был вполне готов выступать дальше в одиночестве.
     Чтобы перейти реку шириной в сто пятьдесят локтей, не требуется ни особой доблести, ни большой компании. И все-таки Элиен хотел прояснить некоторые детали, связанные с Ан-Эгером.
     - Скажи, Алаш, - начал Элиен, - я слышал, что возле этой реки нельзя оставаться на ночь.
     - Так есть, - подтвердил Алаш. - Ни в каком случае нельзя!
     - И что в воду нельзя входить, не надев на шею бубенец на веревочке.
     - О-о! - Алаш картинно схватился за живот и расхохотался. Так раскованно и громко смеются только грюты, и никто другой. - Не верь этим сказкам, гесир Элин, - сказал Алаш, все еще похохатывая. - Ты не корова, ты можешь без бубенца.
     Элиен недоумевал. Одно из предостережений Хаулатона бывалый Алаш подтвердил и воспринял вполне с