у вас казнь - так это в клетке на морское дно! Да вы люди вообще или действительно упыри?! - Элай был в истерике. Хрустальный смех Харманы, звенящий в тлетворном безветрии Пояса Усопших, нагнал на него страху, который мучительно искал себе выхода.
     - В твоих словах немало правды. Помимо прочего, мне не нравится, когда ты так нервничаешь, малыш, - сказала Хармана, отсмеявшись. - И у меня созрело решение: ты можешь называть этот город так, как тебе больше нравится. Оплотом Древних Доблестей, например.

12

     Элай не верил в то, что это возможно. Однако, они все-таки отыскали Герфегеста.
     Когда Хармана с настойчивостью умалишенной твердила: "Герфегест ждет меня Деннице Мертвых", Элай лишь скептически пожимал плечами. В конце концов, он лично за Герфегестом не то чтобы соскучился, а вот с Харманой был готов тащиться хоть на край света, хоть на поиски самого Хуммера-Светоносца...
     А потому, когда в ромбообразном окне мрачного серого строения, предназначавшегося явно не для жилья - по крайней мере, не для жилья человеческих существ - показалось гладко выбритое лицо Герфегеста, Элай лишь опустил глаза.
     Хармана была вне себя от радости и не считала нужным скрывать это от обмирающего от ревности Элая.
     Когда Герфегест, неэлегантно волоча за собой раненую ногу, вышел им навстречу, Хармана с истошным воплем бросилась перед ним наземь, и, обхватив руками колени Хозяина Гамелинов, заплакала, трагически всхлипывая и лепеча какую-то любовную чушь, словно была не Хозяйкой Дома, а простой зеленщицей или, допустим, молочницей.
     Элай ожидал от нее чего угодно, но не такого.
     Все время их пути он бережно пестовал надежду на то, что вот-вот Хармана перестанет гневаться и их отношения снова обратятся благоуханным цветником плотских радостей.
     С самого Лорка он надеялся и ждал того утра, когда Хармана, в чьем взгляде он временами помечал и прежнюю нежность и даже намеки на прежнюю страстность, снова одарит его своей любовью. И он вновь возрадуется тому, что явился на зов женщины из бронзового зеркала. "Кстати, я не разу не спрашивал ее про Ийен. Кто она ей - служанка, или, может, подруга?"
     Не сводящие глаз друг с дружки, Герфегест и Хармана, казалось, полностью забыли о существовании Элая.
     Тот, оставил Хозяев Гамелинов наедине, устроился поодаль - на краю разрушенного колодца. И хотя его представлениям о достойном поведении это отвечало плохо, Элай то и дело с завистью поглядывал на Герфегеста и Харману. Крепко обнявшись, они любезничали друг с другом, словно бы не было ни падения Наг-Нараона, ни той ночи, при одном воспоминании о которой кровь в жилах Элая вскипала неутолимым плотским желанием.
     "Интересно, знает ли Герфегест, что его жена не верна ему?" - злорадно подумал Элай, когда Герфегест одарил свою пепельновласую госпожу мучительно долгим поцелуем.
     Элай спрятал лицо в ладонях. Такой неловкости, какую ему довелось испытать в Деннице Мертвых, ему не доводилось испытывать никогда раньше.

13

     - ...выход их каменной утробы, где прохлаждался некогда Урайн, завалило и я оказался замурованным в подземелье Игольчатой Башни, словно мумия в склепе, - с обаятельнейшей улыбкой Герфегест посвящал Харману и Элая в перипетии своего бегства из сокрушенного Наг-Нараона. - Я был один, если не считать четверых мертвых Пелнов. Ждать освобождения извне было бессмысленно. Ибо поверить в то, что Гамелины смогут отстоять Наг-Нараон, мне не хватало самонадеянности. А значит, как впрочем и всегда, оставалось надеяться только на себя.
     - И что же ты предпринял? - поинтересовалась Хармана, не сводя восхищенных глаз с Герфегеста, который за то весьма короткое время, что они его не видели, успел постареть лет на десять и чудовищно исхудал.
     - Я вспомнил кое-какие уроки, полученные мною в гостеприимных землях Сармонтазары.
     - И в самом деле Сармонтазара помогла вам, дядя? - осведомился Элай.
     - Те огненные щупальца, что сокрушили Наг-Нараон, были стеблями Огненной Травы ноторов - народа бедного, дикого и непросвещенного, но наделенного властью над растениями и... и не совсем растениями. Я уже видел эту огненную траву когда-то, давным-давно. Тогда она послужила во благо - в два счета она сожрала герверитов, осадивших крепость Хоц-Але. Я знал человека, что заклинал эту траву с той же легкостью, с которой перехожие чудотворцы заклинают огонь. Мне казалось, я напрочь забыл, какими заклинаниями следует побуждать огненную траву к росту. Но, спустя два дня, которые я провел без пищи и почти без воды в обществе разлагающихся трупов собственных же врагов, я понял, что недооцениваю собственную память и, хуже того, недостаточно к ней требователен. Утром третьего дня мне удалось заставить огненную траву работать на меня - она стала расти, вгрызаясь в каменные плиты. И вечером третьего дня я уже был на свободе.
     - А Пелны? Что, они отпустили тебя с миром? - недоверчиво спросил Элай.
     - В общем-то с миром. Правда, я не уверен, что кто-нибудь из Пелнов знает, что он отпустил меня с миром, - Герфегест ответил Элаю бесшабашной улыбкой. - Я ушел из Наг-Нараона, не сообщив об этом Пелнам. Мне помог один солдат. Он не был Пелном, хотя очень хотел им казаться. Правда, для того, чтобы он из врага стал помощником, мне тоже пришлось потрудиться. Для начала мне пришлось напомнить этому перевертышу, сколь многим его отец, Нисоред, в прошлом владетель Суверенной Земли Сикк, захваченной Пелнами, обязан мне, подарившему ему ни много ни мало, а целую человеческую жизнь. Затем моему кинжалу пришлось попробовать крови из его вены - это сразу придало ему и преданности, и искренности. Он помог мне бежать из Наг-Нараона - бежать сюда.
     - Скажи, Герфегест, отчего ты избрал для изгнания такое мерзкое место, как Денница Мертвых? Разве эти руины достойны Хозяина Дома, помышляющего об отмщении? - спросил Элай, боязливо поеживаясь при одной мысли о том, сколь много прожорливой бестелесной нечисти вьется сейчас за чертой охранительного круга, внутри которого они сидят.
     - Место как место, Элай. Я бывал здесь и раньше. В Поясе Усопших я стал Хозяином Конгетларов. В конце концов, не мне страшиться того, чего пристало страшиться простолюдинам. Между тем, Денница Мертвых имеет немало преимуществ перед всеми прочими городами Синего Алустрала. Во-первых, здесь нет Пелнов. Во-вторых, ни одному магу Алустрала, кроме тебя, моя возлюбленная госпожа, - Герфегест послал Хармане воздушный поцелуй, - не обнаружить меня здесь посредством гадания. - Что же теперь? - спросил Элай.
     - Теперь? - хором спросили Герфегест и Хармана, переглянувшись. Похоже, ответ на этот вопрос занимал их ничуть не меньше, чем Элая.

14

     Птица в Поясе Усопших - как корабль с пустыне, слишком похоже на горячечный бред.
     В Поясе Усопших не живут птицы - им нечего пить, нечего кушать.
     В полнейшем изумлении Элай, Хармана и Герфегест наблюдали за тем, как подвижная точка, недавно появившаяся на горизонте, растет, по мере приближения превращаясь в белого альбатроса. Все они глядели на птицу с надеждой.
     - Почтовый? - предположила Хармана.
     - Похоже, - отвечал Герфегест. - И, кажется, он ранен.
     Когда альбатрос сел на землю, Герфегест решительно зашкандыбал к нему, оставив Харману и Элая строить предположения относительно того, что за загадочный корреспондент посылает почтовых альбатросов в Пояс Усопших.
     - Бьюсь об заклад, это письмо от императора, Торвента Мудрого, - сказала Хармана. - Если, конечно, Герфегест, спасаясь из Наг-Нараона, не завел себе какую-нибудь смазливую дамочку, которой не лень марать бумагу любовными каракулями.
     - А что, это было бы славно, - не сдержался Элай. - По крайней мере, тогда я не чувствовал бы себя таким паршивцем...
     Очень скоро к ним присоединился Герфегест - в одной руке его было небольшой футляр для писем, а на запястье другой нетвердо сидел альбатрос - одна из его лапок была сильно искалечена.
     - Ну что? Скрипит ли ось колеса мироздания? - сверкнула глазами Хармана.
     Герфегест, глядя в пустоту перед собой, покачал головой в нерешительности. Похоже, письмо поразило его больше, чем он сам мог ожидать.
     - Это письмо от Торвента Мудрого, - сказал наконец Герфегест.- Орин пал. Сармонтазара погружается во мрак.

15

     Письмо, доставленное почтовым альбатросом, спутало все планы и разрушило все надежды на сравнительно бескровный и сравнительно благоприятный исход истории, участниками которой оказались Хармана, Герфегест, Элай и еще половина Синего Алустрала. Орин пал. Это значило, что вместе с Орином в объятия Хуммера и Октанга Урайна пала и вся Сармонтазара.
     Только невежа мог остаться равнодушным к этому факту. И вопрос еще, имеются ли в Алустрале такие невежи.
     Ибо, по меньшей мере всякий благородный, вне зависимости от того, к какому Дому он принадлежал и каким Путем следовал, после Дагаата понимал, что Алустрал и Сармонтазара - это близнецы, навеки связанные единой пуповиной, которую не перерезать, не изжить.
     Об этом твердили древние книги, об этом говорили оракулы. Не может быть зла в Сармонтазаре, которое немедленно не откликнулось бы эхом, быть может, стократным эхом в Алустрале...
     Герфегест сидел, обхватив руками колени - он был погружен в невеселые раздумья.
     Торвент Мудрый, та-лан отражение его учителя Зикры Конгетлара, предложил ему единственное возможное решение. И он примет его. Падение Орина означает - Война Домов должна прекратиться. Это ясно императору, это ясно и Герфегесту. И даже этому ублюдку Тарену Меченому, которого Герфегест с удовольствием насадил бы на кол при большом стечении просвещенного народа, тоже ясно.
     Торвент установил мир и урезонил всех - и Пелнов, и их немногочисленных союзников. Казалось, можно было бы радоваться. Но радоваться было нечему. Ибо конец этой войны означал начало другой - куда более страшной и кровавой.
     Войны с Сармонтазарой.
     И эта война будет идти до последней капли вражеской крови - потому, что Семь Благородных Домов Алустрала никогда не объединяются из гуманных побуждений. Ибо у них нет гуманных побуждений.
     Герфегест знал - армии под водительством Торвента Мудрого предстоит встретиться с армией Октанга Урайна. Не ясно, на чьей стороне будет удача и благословение небес. Но одно было ему очевидно - если Алустрал сделает попытку отсидеться в кустах, то вскоре он будет захвачен. Захвачен быстро, четко, хорошо. То есть так, как умеют захватывать страны варанцы во главе с Гаассой окс Тамаем, так, как воюют грюты во главе с Аганной.
     "Вот и Торвент об этом же" - Герфегест снова развернул письмо:
     "Кое-где уже можно заметить вершины бесплодных черных островов. Они поднимаются из вод, как то случилось с Дагаатом. Каждый из этих островов окутан едва заметной пока малиновой, или скорее бордовой дымкой с изумрудными отсветами. Глупцы полагают, что эти жуткие острова нужны затем, чтобы наводить ужас на наших людей. Но не Урайну водить меня за нос, Герфегест. Я понимаю, что эти острова - ни что иное как зародыши будущего Тракта Хуммера который проведет посуху войска Урайна от самого Пояса Усопших и до моей столицы."
     Герфегест тяжело вздохнул. Перемены были слишком стремительны.
     - Что с моим отцом? Что с матерью? Они живы? - спросил Элай.
     - Я не знаю, - солгал Герфегест.
     - Если война окончилась, значит мы возвращаемся в Наг-Нараон? - спросила Хармана. -Ведь, раз так, пока что и нам, и Элаю нечего делать в Орине?
     - Нам есть что делать в Орине, - сказал Герфегест. - Мы поедем туда все вместе - я, ты, Элай... Пришла пора навестить самозваного властелина Сармонтазары. И мы навестим его в обществе благородных мужей всех Семи Домов Алустрала. Я вижу, Октанг Урайн по-прежнему обожает шумные сборища с лязгом оружия и кровавыми возлияниями. Так он их получит!

ГЛАВА 14. ЭРА БЛАГОДАТНОГО ПРОЦВЕТАНИЯ

1

     Когда Орин был взят, Аганна закатил пир. Для всех. Благо, устраивать пиры за чужой (а именно за оринский) счет - дело нехитрое.
     Солдаты гудели два дня, а на третий войско грютов один к одному валялось в лагере, сраженное духом пьянства. Когда солдаты протрезвели, Аганна закатил еще один пир, поскромнее - для военачальников.
     И солдаты, и их командиры были в общем-то довольны, как и положено победителям. Да и сам Аганна был на подъеме.
     Когда Ийен и ее варанские дружки снесли половину западной стены Орина, Аганна летел впереди войска на Хегуру, вдохновляя своих солдат на штурм.
     Как в былые времена его солдаты кричали "Да удлинятся дни Аганны Всевеличайшего!". И, как в былые времена в их глазах сияло воодушевление...
     "Нет, я не безвольная кукла в руках Урайна. Это я использую его, а не он меня! Потому, что мне выгодно его использовать. Урайн - везунчик и непревзойденный интриган. Почему бы не проехаться разок на его везении и на его смекалке?"
     На пятый день после взятия Орина Аганна почувствовал себя неважно - правый бок словно бы налился свинцовой тяжестью. На языке стояла горечь, а взбунтовавшиеся кишки ни за что не хотели переваривать съеденное.
     Варанский лекаришко - а своего Аганна не уберег во время штурма - через толмача сообщил ему какую-то чушь про умеренность в еде и воздержанность в мыслях. Лекарь всучил ему бутыль зломерзкой коричневой микстуры, которую он, Аганна Всевеличайший, должен был пить вместо еды. Не "до", не "после", а "вместо"! А еще лекарь велел ему лежать в постели, покуда боли не уйдут.
     "Но ведь это унизительно - лежать целый день! Что я - роженица? Я молод, я здоров как бык, моя девочка, моя северная птичка никогда не уходит недовольной из моего шатра. Я - победитель и мои солдаты смотрят на меня с восхищением. Почему я должен слушать какого-то варанского зануду, который привык пользовать чахлых варанцев и понятия не имеет о том, сколь крепки Сыны Степей? Да они просто двужильны! И вообще, не мужское это дело без еды сидеть..."
     Короче говоря, Аганна вылил вонючую микстуру на коротко стриженную голову лекаря. И приказал нести ужин.
     Он молод и здоров. Он силен и весел. Он будет править Новым Миром вместе с Властелином. Он еще покажет этим варанским хамам, когда все образуется, что с ним нужно быть вежливым, - стучало в мозгу Аганны глухим боевым барабаном, когда он послал за Ийен.
     Оставшись в одиночестве, всевеличайший перевалился на левый бок и свернулся на ложе калачиком, хоть это было и не просто при его комплекции. Он ни за что не хотел сознаваться себе, что лежать на правом боку ему просто больно - что-то там в этом правом боку было не то.
     "Знать, эти паршивцы повара снова подсунули мне несвежий сыр...Доберусь я еще до них ", - успокоил себя Аганна, с тоской глядя в шелковую стену походного шатра.
     За его спиной послышалось какое-то движение. Но Аганна не обернулся - не было сил.
     - Это я, мой возлюбленный господин, - промурлыкала Ийен и, не дожидаясь приглашения, прыгнула на ложе к Аганне.
     - Ты пришла? Что ж...иди ко мне, - процедил Аганна, стараясь выглядеть непринужденным. - Ложись-ка тут... рядышком...
     Приход Ийен подействовал на него благотворно - спустя несколько минут он уже забыл о боли и своих перепутавшихся кишках, и о кусачей тяжести в правом боку. Впрочем, в присутствии Ийен он обыкновенно забывал обо всем, кроме некоторых нетрудных параграфов науки любви.
     - Тебе нездоровится, мой сладенький? - встревоженно спросила Ийен. - Ты такой бледный!
     - Ничуть. Я здоров как жеребец. Не веришь? Так можешь убедиться в этом сама!
     Аганна с гордостью раскинул полы халата, обнажая заросшие шерстью чресла, местами уже тронутые сединой.
     - О-ля-ля! - Ийен вздернула брови, озирая набухший черен всевеличайшего.
     Аганна самодовольно ухмыльнулся - он и не сомневался в том, что все в порядке. С этим в последнее время - а именно после появления Урайна в тронном зале его дворца - у него вообще проблем не возникало. Правда, - и об этом Аганна вспоминал неохотно, - правда только когда он занимался любовью с Ийен. С прочими же отроками и отроковицами дела обстояли по-прежнему. Он даже в поход никого из них не взял, изменив заведенному правилу...
     "Ну да не пошли бы они подальше - эти отроки с отроковицами? Мне и Ийен за глаза хватает." - поспешил утешить себя Аганна.
     - Сегодня ты покажешь мне как грютские девы объезжают иноходцев, моя северная птичка, - с плохо скрываемой усталостью в голосе повелел Ийен Аганна.
     Та с готовностью вскочила "в седло" и, уперев свои когтистые пальчики в его грудь, понеслась вскачь.
     Вообще говоря, Ийен всегда была "в готовности". И в этом заключалось ее выгодное отличие от прочих смертных женщин, которых Аганна, содержатель самой большой в Сармонтазаре женской уманны, познал не менее трех сотен. "Даже когда эти мерзавки говорят, что готовы, их пересохшие фонтаны неизменно обличают их во лжи!", - с раздражением подумал Аганна, ощущая как его грузное тело медленно, но уверенно продвигается к законному наслаждению.
     Нецеломудренно скалясь, Ийен скакала во всю прыть. Она умела делать свою работу хорошо, потому что делала ее не без удовольствия. Правда, Аганна был далек от идеала мужской красоты, который мог бы рисоваться в предутренних грезах такой стройной золотоволосой деве, как Ийен. Но она была не из переборчивых - в конце концов, у теней Звезднорожденных не бывает "предутренних грез"...
     Ийен не отрывала взгляда от обрюзгшего лица Аганны - скачки вошли в ту фазу, когда нелишне прислеживать за выражением лица своего повелителя.
     Глаза всевеличайшего были закрыты - впрочем, как всегда. На низком лбу - крупные капли пота. Ийен сняла пальцем одну и слизнула ее. Пот был липким и горьким.
     "Кажется, он все-таки нездоров. Может, лучше остановиться?" Но самой Ийен останавливаться совершенно не хотелось. Она сжала бедра и приготовилась к последнему крещендо.
     Вдруг Аганна жалобно застонал и враз обмяк. Это произошло несколько быстрее, чем ожидала Ийен. "Но так, пожалуй, даже лучше - меньше возни" - решила она и в несколько экстатических рывков обрела свое собственное, заслуженное наслаждение.
     Вскоре Ийен остановилась и, осторожно выпроставшись, чтобы не потревожить своего господина, прилегла на ложе рядом с ним. Прилепив к правому плечу Аганны свой обычный поцелуй, она отметила, что у всевеличайшего, похоже, жар.
     Прошла минута. Еще одна и еще десять.
     - Тебе хорошо? - шепотом спросила Ийен, склонившись над ухом грютского военачальника.
     Но ответа не последовало.
     "Спит?"
     Ийен провела пальчиком по шершавым губам Аганны. Туда-сюда. Аганна терпеть не мог щекотки и всегда просыпался, когда она поступала так.
     - Мой господин, ты спишь? - Ийен потрепала всевеличайшего по плечу.
     Ответа не последовало.
     Ийен приподняла правое веко Аганны. Потом левое. Зрачки Аганны окаменели. Тогда Ийен приложила ухо к его губам.
     "Все понятно - не дышит..."

2

     - Ну и прикол! Дядя врезал дуба! Зато врезал, как и положено Сыну Степей - на коне! - заржал Фарг, когда озадаченная Ийен изложила Властелину свежую новость.
     - На коне? - нервно усмехнулся Урайн. - Скорее уж на кобыле!
     Не то чтобы ему было жаль Аганну. Его нерасторопность и самомнение уже давно начали раздражать его.
     - Я не убивала его, Властелин. Я здесь ни при чем. Он сам просил меня об удовольствии! Не могла же я отказать ему? - твердила расчувствовавшаяся Ийен. Как и все окружение Властелина, больше всего на свете Ийен боялась его гнева.
     - Да я и не обвиняю тебя, - бросил Урайн. - Я просто думаю, что теперь делать.
     - Да не велика потеря, батя, - вступил Фарг, при разделе земель между хушаками получивший должность Друга Грютов. - Этот воткнул - назначим нового.
     Притихшая Ийен смотрела на Урайна и Фарга с благодарностью. Это хорошо, что им наплевать на Аганну Всевеличайшего. Ибо в противном случае - не сносить ей головы.
     - А что, у тебя есть кто-нибудь на примете? - поинтересовался Урайн. Он с радостью ухватился за возможность приобщить к радостям землеустр