- Воля Октанга Урайна, - понимающе кивнул Элиен.
     - Октанг Урайн - наш союзник и благодетель, - надменно сообщил колдун.
     - А смерч, - напирал Элиен, - смерч на равнине - твоих рук дело или Урайновых?
     - Я, я наслал его на тебя. Я дал ему жизнь и сообщил ему обличье и голос владыки герверитов, - гордо сказал колдун.
     Элиен рассудил, что в этот момент профессиональная гордость взяла в ноторе верх над чувством самосохранения - в интересах колдуна было бы свалить всю вину на Храйна. С другой стороны, более чем сомнительной казалась способность этого сельского заклинателя трав столь виртуозно управляться с ураганами. ?Да в своем ли он уме??
     - Все ясно, - заключил Элиен и одним осторожным ударом меча, направленным снизу по касательной вдоль правого виска колдуна, сбил с его головы шлем.
     Колдун сполз на землю, словно с него сорвали голову, а не чужой череп с пластинами серебряной бронзы.
     Элиен, который не был готов к такому поведению, опешил и опасливо подошел к лежащему без чувств коротышке. Рядом с ним валялся шлем. Сын Тремгора неуверенно потыкал в него острием меча и отбросил подальше, в угол землянки.
     Колдун не дышал. По крайней мере, так казалось. Элиен остановился в нерешительности. Прикончить врага сейчас было как-то не по-людски. Ведь он даже не знает его имени!
     К тому же в этом случае ему пришлось бы проделать дополнительную работу по поискам своего дорожного мешка, где покоились раковина, карта и - что было важнее всего - браслет, хранящий еще целых четыре ночи с Гаэт.
     Не прошло, однако, и короткого варанского колокола, как колдун пришел в себя.
     - Я не хочу тебе зла, чужеземец.
     Жалость была ведома Элиену. Глядя на несчастного старика, который сидел перед ним на земляном полу жилища ноторов, сын Тремгора не мог всерьез думать о кровавой расправе.
     Этот жалкий худой человек низенького роста - не противник. Даже голос его как-то изменился, он теперь не такой злой и целеустремленный, как прежде. Скорее испуганный и растерянный. Неужели все дело в шлеме?
     - Я не верю тебе, - ответил ему Элиен, отступая на шаг назад.
     - Ты должен поверить.
     Казалось, что человек, с которым он говорит сейчас, и тот человек, к которому он буквально только что ворвался в хижину, - незнакомые друг с другом чужаки. Этот, второй, был куда более симпатичен Элиену, если в подобной ситуации вообще может идти речь о симпатиях.
     Колдун, потирая себе виски, встал. Элиен упредительно повел мечом из стороны в сторону, желая показать ему, что совершать резкие движения не стоит. Колдун был догадлив и потому замер в неподвижности.
     - Чужеземец, я виноват перед тобой. Оставь меня в живых, и я принесу тебе пользу.
     - Ты - слуга Урайна и потому не можешь быть мне полезен.
     - Я больше не слуга ему, - тихо и обреченно сказал коротышка. - Я не подчиняюсь ему теперь. В моей голове немотствует его не терпящий ослушания голос. Я вновь обрел собственную волю!
     Элиен глянул в угол, куда он зашвырнул шлем. Интересно, голос Урайна все еще там, в этом костяном горшке?
     - За какую цену ты согласен купить у меня свою жизнь?
     - Я знаю, ты идешь на север. Значит, путь твой лежит через пески Легередана. Но тебе не удастся одолеть их, поскольку ты не знаешь дороги, а пески зыбучи и алчны. Они проглотят тебя. Среди нас нет проводников, нет людей, знающих безопасную дорогу через те гиблые места.
     - Если бы даже среди ноторов были проводники, я никогда не рискнул бы довериться одному из вас после того, что вы пытались со мной сделать, - язвительно заметил Элиен.
     Сын Тремгора не понимал, чем может облагодетельствовать его человек, знающий язык растений, но не знающий языка песков стылого Легередана.
     - Не торопи меня, чужеземец. Я еще не все сказал. Ты будешь беззащитен там, в песках. - Колдун ткнул пальцем в северную стену хижины. - Но если я дам тебе семена дыни Рума, у тебя будет подмога.
     - Чем мне помогут семена? - спросил Элиен. По его мнению, торг несколько затягивался.
     - Ты будешь сеять их перед собой, и зыбучие пески, ступать на которые нельзя, будут обращаться дорогой. Дыня Рума, которой я повелю служить тебе, укрепит песок своими корнями. Песок, прохваченный сетью ее корней, станет дорогой, твердой и надежной.
     Предложение было не таким уж плохим. Особенно если учитывать, что убийство колдуна не могло помочь Элиену ровным счетом ничем.
     - Кто поручится, что ты не обманешь меня?
     - Я покажу тебе действие семян. Я поклянусь на сердцевине дерева Ал.
     - Даже если ты поклянешься мне и семена будут в твоем присутствии вести себя как нужно, кто поручится, что, окажись я в пустыне, они не подведут меня? - Элиен занес над головой колдуна меч Эллата.
     Когда у тебя над головой лезвие смертоносного клинка - думается куда лучше. Врется же - хуже.
     - Тогда ты вернешься и убьешь меня, - сказал колдун.
     - А смерчи? Атравы-ловушки? Что скажешь?
     - Я не слуга Урайну больше. И хотя это может стоить моему народу всего, я не буду больше Урайновым аваль 'а-ктоном. Мы растем, как трава, и питаемся светом. Нам ничего не нужно, кроме зелени и жизни. Зла больше не будет в землях ноторов.
     Любые слова немногого стоят. Элиен подошел к шлему-черепу и разрубил его пополам.
     ?Как это он там сказал? Овальгактон? Странно, что даже молоки Глаголящей Рыбы не помогли мне понять этого туземного слова?.

***

     Утром следующего дня Элиен оседлал низкорослую лошадь, которую получил в подарок от колдуна, приторочил к седельной луке мешок с заговоренными семенами дыни Рума и еще раз проверил содержимое своего сарнода. К счастью, все осталось целым и невредимым. Даже браслет Гаэт.
     Колдун сопроводил Элиена до шумящего листвой живого частокола, ограждавшего деревню, и указал дорогу, которая, как показывала карта, не отклонялась от Знака Разрушения свыше допустимых пределов.
     - Две луны назад я получил в подарок костяную шапку, - сказал колдун, когда Элиен был уже готов пуститься в путь. - Я надел ее, и все во мне изменилось. Не держи на нас зла, чужеземец.
     - На всех зло копить - можно лопнуть, - улыбнулся Элиен.
     Он подхлестнул своего нового скакуна. Животина нехотя двинулась вперед. Сбруя ноторов не отличалась изысканностью, а сам конь - статью и проворностью. И все-таки это было лучше, чем ничего.

ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ

563 г., Тринадцатый день месяца Эдар

     Шет успел привыкнуть к тому, что все перемены в Варнаге происходят ночью. Его глаза открылись сами собой, безо всякого усилия. Тело больше не зудело и не ныло. Что-то случилось с ним этой ночью.
     Шет откинулся на подушках и осмотрел свою руку. Она была совершенно цела, и только кое-где виднелись едва заметные бледные рубцы. Еще вчера на их месте зияли мокрые, гнойные язвы. Неужели варево из языка того лекаря оказалось столь действенным?
     Он выпростался из-под покрывала, и принялся осматривать свое тело. Нигде не осталось и следов недуга. Он был по-прежнему наг, и потому все обследование заняло у него не более двух коротких колоколов. И хотя результаты были более чем обнадеживающими, Шету не давал покоя вопрос: что все это значит?
     В дверь постучали, но Шет не нашел нужным сказать ?войдите?. Глупо кричать ?войдите?, когда дверь запирается только снаружи. Все равно те, кто желают войти, а таких ровно двое - Урайн и приставленный к Шету слуга, появляются здесь без его разрешения в любое время дня и ночи.
     - Я рад, что тебе полегчало, - сказал Октанг Урайн.
     Шет бросил на него взгляд, полный бессильной ярости. Он по-прежнему был уверен в том, что Урайн является главным и единственным виновником его болезни. А если болезни, то, значит, и выздоровления. В свете этого искренность Урайна была, мягко говоря, двусмысленной.
     - Ты проявил редкое благоразумие, - продолжал Урайн, как обычно не обращая на враждебность Шета никакого внимания.
     - В чем же? - поинтересовался Шет, завязывая шнуровку нательной рубахи.
     - Ты не побрезговал моим подарком. Ты добровольно принял мой плащ и, значит, стал моим союзником и другом.
     Рассудок Шета отказался понимать слова Урайна. В его памяти сохранились воспоминания обо всем, кроме прошедшей ночи.
     - Твой плащ? И где же он? - запальчиво спросил Шет, озираясь. Никакого плаща ни на себе, ни на кровати, ни на полу он не видел.
     Урайн удовлетворенно улыбнулся.
     - И тем не менее он на тебе. Попробуй сними его.
     Шет растерянно похлопал себя по груди и по животу, как харренский купец на ярмарке, который под тремя шубами взялся разыскать запропавший кошель. Ничего, кроме нательной рубахи.
     - Так прозрей же, Нуатахиннан, мой любезный Брат по Багровой Печати! - От слов Урайна, казалось, готов изойтись трещинами предвечный хрусталь небес.
     Кожа Шета заструилась сполохами призрачного огня. Голову сжал раскаленный обруч ужаса. В этот миг он понял, что переступил грань смерти, властвующей над живущими. Он прозрел. Его тело плотно окутывал багровый плащ, леденящее Ничто.
     Шета захлестнула ненависть. Она была сильна настолько, насколько только может быть сильна ненависть сломленного человека. Его обвели вокруг пальца. Его купили, словно трехгрошовую лярву. Его, отпрыска рода шлемоблещущих Лагинов, запеленали, как младенца, в багровую тьму.
     - Я убью тебя, - сказал Шет окс Лагин после долгой паузы.
     - Ночью ты не думал так и не говорил так, - жестко сказал Урайн. - Сейчас ты лжешь самому себе. Но ложь пройдет, как прошла язвенная болезнь, и ты поймешь, что не хочешь моей смерти, как вчера не хотел своей собственной.
     - Скорее небо упадет на землю и медленноструйный Орис подымется к своему истоку, - процедил Шет сквозь плотно сжатые зубы.
     - Скоро подымется, - сказал Урайн с убийственной уверенностью. - Да и за небом дело станет. Я буду рад увидеть тебя вечером.
     Не дожидаясь ответа варанца, он направился к дверям. Уже выходя, Урайн бросил через плечо:
     - И запомни, Шет: мой плащ - твоя последняя кожа. Прежняя не вернется уже никогда.

Глава 13 ПОХИЩЕНИЕ ГАЭТ

562 г., третья неделя месяца Эюд

     Пустыня Легередан была самой страшной пустыней Сармонтазары. Она простиралась от северного края земель ноторов почти до самого Киада, и мало кто отваживался пересечь ее не только с севера на юг, но и по меньшему сечению - с запада на восток.
     Пески Легередана напоминали Элиену о Хеофоре. С той лишь разницей, что остров был невелик и его безжизненные пространства вплоть до самых гор сын Тремгора пересек за один переход, а по Легередану он брел уже две недели.
     В самом начале пути ему посчастливилось отбить у стаи желтых пустынных собак раненую лань и прокоптить ее мясо над костром из чахлых кустов, произраставших на границе земли ноторов. Так у сына Тремгора появилась пища.
     Вместительные бурдюки, позаимствованные у ноторов, он в последний раз наполнял водой уже в пустыне Легередан. На расстоянии двух переходов от южного края песков находился небольшой заветный оазис, о котором поведал ему ноторский колдун.
     Ман - так звали колдуна - не солгал: воды в колодце действительно не было. Но стоило всыпать в него пригоршню крупных красных коробочек, отдаленно похожих на маковые головки, и произнести карколомное заклинание, как со дна колодца, хлестнув сына Тремгора по лицу, вырвались несколько толстенных мясистых стеблей нежнейшего салатового цвета.
     Каждый стебель был увенчан гроздью ягод размером с зеленое яблочко. И ягоды стремительно увеличивались, наливаясь жизненными соками! Через четверть часа каждая ягода дала по кружке сока, почти совершенно неотличимого от колодезной воды. Так сын Тремгора наполнил свои бурдюки, а чудо-растения засохли у него на глазах, оставив после себя обрывки ветхой, тончайшей растительной плоти.
     Пресловутые хищные пески Легередана Элиен узнавал издалека. Обычные пески были располосаны длинными волнами невысоких всхолмий, на которых изредка мелькала здоровенная ящерица или подрагивало на ветру одинокое, озлобленное на весь мир колючее растение.
     Но в тех местах, где пустыня была готова проглотить и путника, и его коня без остатка, песок был светлее. Огромные светлые пятна были совершенно гладкими, и на них не росло совсем ничего - даже жестких, как рыбьи кости, пустынных колючек-страховидов. Эти песчаные озера или, точнее, реки тянулись с запада на восток на многие лиги. Объезжать их означало безвозвратно сойти с пути Знака Разрушения.
     Приходилось их преодолевать. Для этой цели колдун и дал Элиену полный мешочек семян дыни Рума.
     Эти семена были мелки, как пшено, но тяжелы, словно золотая дробь.
     Завидев впереди первое большое озеро хищных песков, Элиен спешился, осторожно подошел к нему вплотную и развязал мешочек с семенами. Он недоверчиво поглядел на них, думая о том, что, если колдун ему солгал, придется вернуться и воплотить в жизнь свой первоначальный план: выпустить кишки всей ноторской деревне. А этого-то как раз и не хотелось.
     Сын Тремгора испытал на ладони приятную тяжесть семян и, уповая на свою удачу, швырнул зародыши живого моста в зыбучие пески. Дальше нужно было произнести заклинание. ?Как же говорил этот носатый? Афара и как-то там дальше...?
     - Афара мабат!
     Раздались трескучие хлопки. Семена начали лопаться и с быстротой стрел выбрасывать во все стороны тончайшие корешки. Корешки быстро утолщались, вонзались в песок, а по нему уже ползли змеями длинные побеги, устилая плотным ковром хищное озеро. Спустя короткий варанский колокол перед сыном Тремгора вырос зеленый остров внушительных размеров.
     ?Воистину чудовищная жизненная сила вложена ноторами в такие крохотные семена!? - невольно восхитился Элиен мастерством этого на первый взгляд дикого народа.
     Однако восхищение восхищением, но кто знает - возможно, этот зеленый ковер является лишь хитрой обманкой, которая не спасет его от голодной песчаной бездны? Хоть и жаль было животное, но пришлось пустить впереди себя понурого ноторского конька, который, конечно, был не чета его безвинно съеденному Круму и другим грютским красавцам.
     Конь, однако, и не думал противиться. Он смело взошел на зеленый ковер и начал с аппетитом пожирать самую его сердцевину. Элиен облегченно вздохнул.

***

     Так они и путешествовали дальше. Сын Тремгора растил зеленые переправы через пески, а ноторский конь только и ждал очередной проплешины, чтобы поесть в свое удовольствие свежей зелени.
     Элиен, сын просвещенной державы, никак не мог взять в толк, как это из ничего, из горстки семян и без капли воды может возникнуть такая прорва растительности. Сын Тремгора думал, что коню в этом смысле куда проще: животина ест и она счастлива, а его, Элиена, уже тошнит от копченого мяса и от праздных натурфилософских вопросов.
     Легередан был не только самой страшной, но и самой странной пустыней Сармонтазары. Откуда, например, взялись эти небывалые зыбучие пески? Почему ни одна река не протекает через Легередан? Почему на карте отмечен какой-то Город Пустоты и что это за город?
     - Расскажи мне о Легередане, - попросил Элиен говорящую раковину.
     - Это очень говенное месгго, - в несвойственном для себя духе начала раковина, - и его появлением мы безраздельно обязаны Хуммеру. Когда-то здесь была цветущая земля, много рек сбегало с Онибрских хребтов и устремлялось на восток, к Сиаганону. Здесь жили могущественные Хозяева Трав, от многочисленного народа которых только и осталось, что кучка ноторов, жмущихся к уцелевшим прибрежным лесам. Они растили дивные плоды и злаки, которыми торговали со всей Сармонта-зарой и с Западным Загорьем, как назывался тогда Пояс Усопших. Но вот пришел Хуммер, и все переменилось. Его прислужники увели воды рек под землю. Источники у подножия Онибрских гор были запечатаны тяжелыми заклятиями. Там, откуда некогда била живительная влага, теперь возвышаются каменные изваяния исполинских скорпионов. Говорят, такие же сторожат перевалы и убивают незадачливых путников ударами своих каменных хвостов. А ты идешь через Легередан, и я говорю тебе то, что говорю, - неожиданно резко оборвала свой рассказ раковина.
     - А зыбучие пески?
     - Просыпались из Хуммерова сарнода, - проворчала раковина.
     Как это часто случалось во время болтовни с этой сомнительной всезнайкой, на лицо Элиена снизошла гримаса крайнего разочарования. Насколько он понял, раковина ведала происходящее в землях на много лиг в округе, чуяла людей и не только их, но была не в состоянии сказать, какого цвета камень под ногой Элиена или какая птица пролетела мимо - утка или селезень.
     То есть всезнание раковины было обобщающим, она видела как бы сюжет мирской мозаики в целом. Но относительно каждого конкретного кусочка смальты, составляющего мозаику, раковине зачастую было просто нечего сказать.
     Зато иногда раковина демонстрировала удивительную прозорливость и была достаточно разносторонне осведомлена в истории Сармонтазары. Эдакий говорящий путеводитель по землям и народам. Правда, временами туманный, если не сказать бестолковый. Как сейчас, например. Но переспрашивать было бесполезно.
     - А что такое Город Пустоты?
     - Не знаю, и никто толком не знает, ибо все входившие в него не выходили. А те, кого в Городе видеть не хотели, смотрели на него со стороны и ничего не понимали. Нет двух одинаковых рассказов о Городе. Одним он виделся белым и прекрасным, другим - черным и ужасающим. Город изменчив, как Девкатра.
     - Приятно слышать, - со всем возможным сарказмом сказал Элиен. - А Знак ведь проходит прямо через него.
     - Знак проходит и через Варнаг, столицу герверитов, - невозмутимо заметила раковина.
     - Это я помню, - грустно заметил Элиен. - Не мог Леворго провести его хотя бы на дневной переход южнее! Нет, надо было обязательно через самую мерзость.
     - Не мог, ибо это не в его власти. В Сармонтазаре все стоит на своих местах, и места эти во всем отвечают Дорогам Силы.
     - Да уж, плюнуть некуда, чтоб не попасть в Дорогу Силы.
     - Здесь ты прав. Ты ведь следуешь Знаком Разрушения, а он сплошь проходит по этим Дорогам, - очень серьезно согласилась раковина.
     ?Вот дура, шуток не понимает, - подумал Элиен. - Хотя это у меня самого, наверное! с чувством юмора уже давно не все в порядке?.

***

     Город Пустоты возник из пустоты. Сразу. В мгновение ока. Словно до этого момента в воздухе висела невидимая, но непроницаемая для взора завеса. Наконец она, к радости почтенной публики, упала и... Глядеть подано, милостивые гиазиры.
     Элиен как раз засеял очередную плешь, перешел ее и предоставил коню лакомиться зеленой свежатиной, когда в свете дымчатого осеннего солнца на расстоянии приблизительно двух лиг засветились обманным великолепием белые стены и башни.
     Сын Тремгора сразу понял, что это не мираж, потому что Легередан не знал миражей и вообще был местом подозрительно спокойным. Ни тебе врагов, ни опасных зверей, ни кутах, ни Серебряных Птиц. Благолепие.
     Город приворожил Элиена.
     Не дожидаясь, когда конь полностью удовлетворит свои вегетарианские пристрастия, сын Тремгора торопливо зашагал по направлению к золотым - золотым? не обманывает ли его зрение, замученное постылым пейзажем пустыни? - о да, еще каким золотым воротам.

***

     Власть Города над рассудком была столь сильна, что Элиен, перейдя с быстрого шага на бег, хотя бегать по пескам то еще удовольствие, устремился к нему со всех ног.
     Он был уже совсем близко от ворот, он уже различал длинные цветастые султаны на шлемах стражников и уже мог видеть черты их благородных и красивых лиц, когда под его ногами разверзлась хищная, ненасытная глотка зыбучих песков.
     Он сразу провалился по пояс. Скорее инстинктивно, чем сознательно, ведь все его помыслы были устремлены к верхушкам исполинских кипарисов, видневшихся за стенами, и к великолепию дворцов, которые - он не сомневался - воздвигнуты под сенью этих кипарисов, Элиен бросил щит плашмя на песок и опустился на него верхней частью туловища.
     Так ему уд