сли этому ненормальному удастся привести в исполнение свой дьявольский план, подозрение падет на тебя!
     - Я это прекрасно понимаю, - ответил он.
     Поскольку он так и не сделал движения мне навстречу, я сама подошла к нему, обвила его руками за талию, прижалась щекой к его плечу и промолвила:
     - Что же ты обо всем этом думаешь? Может, нам лучше что-нибудь предпринять, чтобы предотвратить его дальнейшие попытки?
     Он обнял меня так осторожно, словно я была фарфоровой статуэткой.
     - Я так и собираюсь поступить, - сказал он.
     Его дыхание шевелило мои волосы, и я закрыла глаза и прильнула к нему всем телом.
     - Ты выглядишь усталым, - заметила я. - Тебе, наверное, неудобно спать на этой узкой кровати в гардеробной. Сегодня ночью перебирайся в нашу спальню.
     Я была так близко от него, что слышала, как участились удары его сердца при этих словах, но когда он заговорил, голос его звучал негромко и спокойно:
     - Ты так считаешь?
     - Да, - ответила я. - Я на этом настаиваю.

***

     Ко времени обеда я почувствовала себя более усталой, чем предполагала, и когда Филип сообщил, что ему ненадолго надо уйти, решила подняться к себе и подождать его в постели.
     Вскоре я уснула. Проснувшись под утро, я обнаружила, что Филипа рядом со мной нет. Я не на шутку рассердилась. Если он опять спит в гардеробной, потребую у него объяснений.
     Но, открыв дверь гардеробной, я увидела, что комната пуста. Покрывало на постели было нетронуто.
     Пробило четыре часа утра, а Филип еще не приходил домой.
     Я почувствовала себя оскорбленной. Сегодня днем я сделала все возможные намеки - не может быть, чтобы он их не понял. Что же случилось? Он же так желал меня в Уинтердейл-Парке.
     Неужели в Лондоне у него есть любовницы, и я ему теперь не нужна?
     Это была ужасная мысль, и я сразу постаралась выкинуть ее из головы. Но мне не удалось.
     Следующие полчаса я провела без сна в темной спальне, и наконец услышала, как кто-то входит из коридора в дверь соседней гардеробной. Филип вернулся.
     Дам ему четверть часа, мрачно решила я. А потом пойду в гардеробную, и если он улегся в эту узкую кровать, пусть объяснит причину, побудившую его это сделать.
     Прошло десять минут, затем дверь гардеробной открылась, и в спальню вошел Филип. Железная рука, сжимавшая сердце, внезапно ослабила хватку.
     Я смотрела на него в свете свечи, которую он нес, освещая себе путь. Влажные волосы упали на лоб, по щекам стекали капли - похоже, он плеснул себе в лицо водой и не вытерся как следует полотенцем. Воротничок ночной рубашки завернулся и сбился на сторону. Он ступал нетвердым шагом. Или, скорее, так медленно и с такой осторожностью, что это выглядело подозрительно.
     Мне уже доводилось видеть подобную походку у своего отца. Я села в постели.
     - Филип! - гневно воскликнула я. - Да ты пьян!
     Мои слова застали его врасплох. Он вздрогнул, и свеча в его руке угрожающе покачнулась.
     - Черт возьми, - произнес он. - Я мог уронить свечу и устроить пожар, Джорджи. Не пугай меня так.
     Голос его звучал невнятно.
     - Не ругайся, - отрезала я. - Ты выпил. Не смей этого отрицать.
     - Я и не собираюсь это отрицать. - Он осторожно продвинулся к кровати, поставил свечу на прикроватный столик и лег в постель рядом со мной.
     Все это начинало меня злить.
     - Ты был в клубе? - спросила я.
     - Нет, - невнятно пробормотал он. - У меня была встреча с одним моим старым знакомым - он имеет большое влияние в лондонском преступном мире. Я надеялся, что он поможет мне узнать, кого наняли подстроить твое падение с лошади.
     Я размышляла над этим с минуту, потом спросила:
     - И у него есть какие-нибудь идеи на этот счет?
     - Он наведет справки, - ответил Филип.
     В свете свечи, которую он не задул, я видела его мускулистую грудь в вырезе сбившегося ворота рубашки. Капля воды упала с ресниц на щеку, но он этого не заметил.
     - Насколько я понимаю, это... знакомство... не относится к числу респектабельных? - осведомилась я.
     Филип коротко рассмеялся:
     - Нет, не относится. Но он довольно влиятельный человек в определенных кругах. Если кто-нибудь и сможет добыть нужные мне сведения, то только он.
     Хотя Филип лежал на своей половине кровати, до меня донесся сильный запах бренди. Я строго промолвила:
     - Разве для этого необходимо было с ним напиваться? Он повернул голову и взглянул на меня. Голубые глаза тяжело смотрели из-под полуопущенных мокрых ресниц.
     - К сожалению, да. Он отказался от оплаты: все, что ему было нужно, - это поспорить со мной, кто больше выпьет. Это заняло довольно много времени. Клэвен может вместить в себя немереное количество выпивки.
     Я воззрилась на него в изумлении.
     - Состязание в выпивке? Да зачем ему это понадобилось?
     - Да затем, - с горечью промолвил Филип, - что в годы моей бурной юности я снискал себе славу самой крепкой головы во всей Европе. Это обернулось для меня многими неприятностями. А Клэвен просто хотел убедиться, что перепьет меня, и я первым свалюсь под стол. Если бы он выиграл, я должен был бы заплатить ему за поиски нашего преступника. А если нет, то он обещал сделать это задаром. Поверь, я был бы рад заплатить сразу, но он отказался взять деньги.
     В годы моей бурной юности.
     Ему же всего двадцать шесть лет.
     Я осторожно заметила:
     - Судя по всему, ты выиграл, и первым под стол свалился он.
     - Да. Именно так.
     Я вспомнила, в каком состоянии мой отец просыпался на следующий день после очередного кутежа, и сказала:
     - Завтра утром тебе будет очень плохо.
     - Мне уже плохо, Джорджи, - со стоном отозвался он. - Прошу тебя, давай оставим все эти разговоры, и я хоть немного посплю.
     - Ну конечно, - милостиво согласилась я, поскольку чувствовала себя обязанной ему. Ведь, как выяснилось, его позднее возвращение и эта попойка - все было сделано ради меня. Я склонилась к нему и поцеловала его в щеку. Губы мои слегка уколола его отросшая щетина. - Спокойной ночи, Филип, - сказала я.
     - Спокойной ночи, - пробормотал он.
     Я поправила одеяло у него на плече и предоставила ему вкушать мирный сон.

***

     Когда я проснулась на следующее утро, он еще спал. Я не стала его будить и потихоньку оделась в гардеробной. Во время завтрака Кэтрин сказала, что они с леди Уинтердейл собираются сегодня на бал к Минтонам. Я решила, что нам с Филипом тоже необходимо там появиться. Важно, чтобы нас увидели вдвоем и, что еще важнее, в хороших отношениях друг с другом.
     После ленча я зашла в библиотеку, где Филип сидел за своими бумагами.
     При взгляде на него я поняла, что его мучает жестокая головная боль.
     - Ты сможешь сегодня поехать со мной на бал к Минтонам, Филип? - спросила я. - Я знаю, ты, вероятно, чувствуешь себя отвратительно, но в свете последних событии и слухов, думаю, нам лучше появиться там вместе.
     Он поднял глаза от расходной книги и посмотрел на меня. Вид у него был измученный.
     - Если ты едешь, я тоже поеду, - ответил он. - Я не намерен выпускать тебя одну, пока мы не разузнаем, кто за тобой охотится.
     Я сказала, кипя от праведного гнева:
     - Никогда не понимала, зачем мужчины пьют, если прекрасно знают, что на следующее утро им будет так плохо?
     Он вздохнул:
     - Я не собираюсь спорить с тобой по этому поводу, Джорджи. Когда ты хочешь ехать?
     - После обеда, - бросила я.
     При упоминании о еде он передернулся от отвращения. Я повернулась, чтобы уйти.
     - А днем ты поедешь куда-нибудь? - резко спросил он. Я замялась в нерешительности.
     - Фрэнк обещал нанести мне визит, - сказала я. - Он все это время ежедневно справлялся о моем здоровье и присылал цветы, и я подумала, что долг вежливости велит принять его.
     Филип опустил глаза в расходную книгу.
     - Никуда с ним не выезжай, - сказал он.
     Это была не просьба, это был приказ.
     Я прикусила губу, покорно ответила:
     - Хорошо. - И, выходя из комнаты, тихонько притворила за собой дверь, щадя его больную голову.
     К обеду голова у Филипа почти прошла, но он все равно едва притронулся к еде.
     Я вдруг поняла, что он никогда так не напивался за то время, что я провела в Мэнсфилд-Хаусе до нашей свадьбы, поскольку мне еще ни разу не приходилось видеть его в таком состоянии.
     К тому же сегодня утром он соблаговолил сообщить мне, что выпил гораздо меньше, чем в годы своей "бурной юности".
     Это обнадеживало.

***

     Перед Минтон-Хаусом на Беркли-сквер выстроилась целая очередь из экипажей, и нам пришлось ждать минут двадцать, пока наша карета смогла подъехать к парадному крыльцу. Шел дождь, и лакеи Минтонов ожидали гостей на ступенях с огромными зонтами в руках, чтобы проводить их в ярко освещенный мраморный парадный холл.
     Бальная зала находилась на втором этаже. Как только объявили нас с Филипом, я готова была поклясться, почти все головы повернулись в нашу сторону.
     Я немедленно взяла Филипа под руку и улыбнулась ему сияющей улыбкой.
     Он холодно вскинул бровь.
     - Не переигрывай, Джорджи, - сухо посоветовал он.
     - Чепуха. Мы только что вернулись из свадебного путешествия. Мы должны выглядеть как счастливые молодожены.
     Я подмигнула ему.
     Он усмехнулся краешком рта.
     Перед нами возник лорд Генри Слоан.
     - Леди Уинтердейл, - обратился он ко мне, как всегда приветливо улыбаясь. - Как я рад снова видеть вас в нашем кругу, мы по вас соскучились. - Он кивнул Филипу. - Уинтердейл, как поживаешь?
     - Замечательно, - коротко ответил Филип. Лорд Генри снова повернулся ко мне.
     - Вы уже оправились после того случая, леди Уинтердейл?
     Я улыбнулась, глядя в любопытные карие глаза своего экс-кавалера.
     - Да, благодарю вас. Так все глупо получилось, знаете ли. Моего бедного Като ужалила пчела.
     - Правда? - Сэр Генри задумался. - Так вот как все произошло.
     Я придумала это объяснение еще раньше и ужасно гордилась своей находчивостью. Филип ничего не сказал.
     В этот момент оркестр заиграл вальс, и Филип взял меня за руку.
     - Ты позволишь, дорогая?
     Я снова одарила его сияющей улыбкой новобрачной.
     - С удовольствием.
     Мы закружились по паркету, и я почувствовала на себе любопытные взгляды.
     - Ох, не нравится мне все это, - пробормотала я.
     - Мне тоже, - сказал мой муж. - Если злоумышленник ставил своей целью бросить на меня тень подозрения, то он почти добился своего. - На щеке у него дрогнул мускул. - Черт побери! Одна надежда на то, что Клэвен что-нибудь разузнает. Если же нет, то я вынужден буду прикончить всех джентльменов из черного списка твоего батюшки, а это не так-то просто.
     - Филип! - Я в ужасе взглянула на него. - Но ты же не можешь убить ни в чем не повинных людей?
     Он бросил на меня хмурый взгляд.
     - Почему бы и нет? Один раз я уже явился причиной гибели ни в чем не повинного человека.
     Сердце мое бешено заколотилось.
     - Что ты имеешь в виду?
     Прежде чем он успел ответить, музыка умолкла, и мы остановились перед Кэтрин и лордом Генри Слоаном, которые тоже только что танцевали.
     Лорд Генри улыбнулся мне и сказал:
     - Я получил жесткое предписание от своего брата Ротерэма приглашать леди Кэтрин на все вальсы. Он до смерти боится, что кто-нибудь уведет ее у него из-под носа, прежде чем он успеет назвать ее своей супругой.
     Кэтрин покраснела от смущения.
     - Я вижу, вы пользуетесь доверием у вашего брата, лорд Генри, - заметила я.
     - Да. Необходимость вынудила его воспользоваться моей помощью, и он приказал мне держать язык за зубами. - Он снова ухмыльнулся. - Но для меня это задача почти невыполнимая. Вы же знаете, я обожаю сплетни и слухи.
     Он поклонился и отошел.
     Филип взглянул на Кэтрин:
     - Ротерэм? Значит, тебя можно поздравить, Кэтрин?
     - Генри такой болтун, - пожаловалась она. - Он не должен был ничего говорить. Но это так. Да, Филип, Ротерэм попросил меня выйти за него замуж, как только закончится его траур.
     Филип вскинул черную бровь.
     - Твоя матушка уже знает об этом?
     - Пока нет.
     Вторая бровь взлетела вслед за первой.
     - Будущий герцог, - промолвил он. - Она будет в восторге.
     - Она просто невыносима, ты же знаешь. Что ж, ничего не поделаешь. Эдвард есть Эдвард. Я бы любила его, будь он даже помощником аптекаря.
     Филип улыбнулся ей той теплой улыбкой, которая редко появлялась на его лице.
     - Желаю тебе счастья, кузина, - промолвил он. - Ты это заслужила.
     Кэтрин удивленно и радостно взглянула на него и тоже улыбнулась в ответ.
     Раздался хорошо знакомый мне скрип корсета.
     - Леди Уинтердейл, - произнес мистер Джордж Эшертон. - Счастлив вновь встретить вас в Лондоне.
     Я почувствовала, как напряженно застыл Филип. Он холодно промолвил:
     - Мне кажется, я не знаком с этим джентльменом, дорогая.
     Он прекрасно знал, кто такой Эшертон и что он один из списка моего отца. Тем не менее я сказала:
     - Милорд, позвольте вам представить мистера Джорджа Эшертона. Он был другом моего покойного батюшки. Мистер Эшертон поклонился.
     - Лорд Уинтердейл. Рад познакомиться, сэр. Филип смерил его ледяным взглядом.
     - Весьма польщен, - небрежно бросил он.
     Несколько смущенный неприветливым поведением моего супруга, мистер Эшертон продолжал, обращаясь ко мне:
     - Прошу вас оказать мне честь и принять приглашение на следующий танец, леди Уинтердейл.
     Я быстро ответила, боясь, что вмешается Филип:
     - Ну разумеется, мистер Эшертон. - Я улыбнулась, глядя в застывшее лицо мужа. - Вы нас извините, милорд?
     Он посмотрел на меня тяжелым взглядом, но я и бровью не повела. Мне надо было поговорить с Джорджем Эшертоном. Точнее, надо, чтобы он поговорил со мной. Может, он случайно проболтается, и я узнаю, было ли то письмо делом его рук.
     Следующим танцем был контрданс, и, выйдя со мной на середину залы, мистер Эшертон спросил меня, не соглашусь ли я посидеть это время. Когда я ответила утвердительно, он несколько удивился, подвел меня к креслу у стены и пошел за двумя бокалами пунша. Филип и Кэтрин перешли на другую сторону залы, почти напротив моего кресла, и, взглянув на них, я заметила, как свечи из настенного канделябра отбрасывают отблески на черноволосую голову моего мужа и на бриллиантовые серьги Кэтрин и ее очки.
     Мне стало ясно, что Филип намерен не спускать с меня глаз. Эта мысль меня успокоила.
     Мистер Эшертон вернулся с пуншем и уселся рядом со мной на стул с позолоченными ножками. Он чуть подался вперед, и стул под ним скрипнул в унисон с корсетом.
     - Я узнал про несчастный случай в парке, леди Уинтердейл, и очень сожалею, - начал мистер Эшертон. По его лицу, однако, не было заметно, что он сожалеет. - Насколько мне известно, вы упали с лошади?
     - Да, - сказала я. - Като ужалила пчела, и он меня сбросил.
     Водянистые голубые глазки Эшертона впились в меня изучающим взглядом:
     - Ужалила пчела?
     Я глотнула пунша и кивнула.
     Он громко откашлялся.
     - Может, я и поверил бы в эту историю, если бы не слышал о других неприятных происшествиях, случившихся с вами, леди Уинтердейл.
     Я резко обернулась к нему. Канделябр, висевший над нами, освещал его лысый затылок.
     - Какие происшествия вы имеете в виду? - спросила я.
     - Ну вот, к примеру, только вчера я слышал, что несколько недель назад вы свалились в яму ко льву в королевском зверинце в Тауэре. - По пухлому лицу Эшертона трудно было что-либо прочесть, такое оно было гладкое, без единой морщинки. - Это правда?
     - Кто вам сказал? - снова спросила я.
     Он пожал плечами, и его корсет заскрипел.
     - Не помню точно. Об этом говорили у Уайтов. - Он прищурил глаза, и на мгновение его полное лицо приняло действительно угрожающее выражение. - Жизнь шантажистки полна опасностей, леди Уинтердейл, - предупредал он. - Вспомните своего отца. Ведь его закололи ножом на одной из улиц Лондона, так? А теперь и вы сами сначала свалились в яму ко льву, а потом вас сбросил конь прямо под колеса экипажа. Вы не думаете, что лучше отдать бумаги, собранные вашим отцом, и таким образом покончить с этой низкой карьерой вымогательницы?
     Кровь застыла у меня в жилах, когда я услышала из его уст о смерти своего отца.
     Мне никогда не приходило в голову, что отца мог убить один из тех, кого он шантажировал.
     Я собрала свою волю в кулак и произнесла как можно тверже:
     - Значит ли это, что вы и есть виновник несчастий, обрушившихся на нашу семью, мистер Эшертон? Похоже, вам многое известно.
     Он обнажил в ухмылке мелкие зубы.
     - Кто-то виновен, это точно, леди Уинтердейл. Не думаю, что я единственный, кого шантажировал ваш отец. Мне не известно, кто эти остальные - кроме, конечно же, Уинтердейла, это очевидно. Но кто-то из них пытается остановить вас, моя дорогая. Это может быть Уинтердейл, которого вы вынудили жениться на себе, а может, и кто-то другой. Но мой вам совет: отдайте компрометирующие бумаги. Это единственная возможность для вас обеспечить свою безопасность.
     - Бумаги сожжены, - сердито возразила я. - Я вам тысячу раз это повторяла.
     - Если вы уничтожили бумаги, то почему, спрашивается, Уинтердейл заплатил такую огромную сумму за ваш сезон? Почему он женился на вас?
     На этот вопрос мне нечего было ответить. Не могла же я сказать, что Филип сделал это, чтобы позлить леди Уинтердейл! Даже ей я бы не пожелала такого скандала. И вряд ли кто-то из пострадавших от моего батюшки поверит в это.
     - Он знал, в каком положении я очутилась после смерти отца, и проникся ко мне сочувствием, - промямлила я.
     - Уинтердейл? - Мистер Эшертон посмотрел на меня так, словно я сошла с ума. - Уинтердейл никогда в жизни никого не жалел, - сказал он. - Вы знаете, откуда у него столько денег? Он выиграл их у молодого итальянского графа, который сразу после того, как проиграл все свое состояние Уинтердейлу, включая и фамильный особняк, пошел к себе домой и застрелился. В то время, леди Уинтердейл, графу Ферриа было всего двадцать три года.
     Краска сбежала у меня с лица.
     Один раз я уже явился причиной гибели ни в чем не повинного человека.
     Я стиснула зубы.
     - А сколько лет было моему мужу? - спросила я мистера Эшертона.
     - Да, думаю, столько же, - нетерпеливо отвечал мистер Эшертон. - Но в свои двадцать три Уинтердейл приобрел немалый жизненный опыт. Ферриа был игрушкой в его руках.
     - А это была честная игра? - мрачно спросила я.
     Эшертон бросил на меня злобный взгляд.
     - Полагаю, да. Не слышал, чтобы кто-либо из них жульничал.
     - Тогда этот итальянец просто глупец, - решительно заявила я. - Джентльменам не следует играть, если они не могут мужественно встретить поражение. Вам-то это должно быть известно, мистер Эшертон, - добавила я, злобно прищурившись.
     К счастью, в этот момент танец окончился, и я поднялась с кресла. Оглянувшись в поисках Филипа, я увидела, что он идет ко мне через залу.
     - Позвольте вам сказать, что вы чрезвычайно неприятный человек, мистер Эшертон, - промолвила я напоследок. - Давайте заключим соглашение. Вы держитесь от меня подальше, и я, в свою очередь, не нарушаю ваш покой.
     Туг подошел Филип, я взяла его под руку и сказала:
     - Этот пунш теплый, милорд. Может быть, мы пойдем туда, где накрыт ужин, и я возьму себе другой?
     - Ну конечно, - ответил он.
     Пока мы шествовали по направлению к двери, все взгляды были устремлены на нас.
     Я собиралась рассказать Филипу о том, что в свете уже судачат о моем падении в яму ко льву, но о своих предположениях насчет смерти моего отца я предпочитала умолчать.

Глава 20

     Мы рано уехали с бала, и по дороге домой леди Уинтердейл журила Кэтрин за то, что та все время танцевала с лордом Генри Слоаном. Лорд Генри, младший сын герцога, мог бы быть подходящей партией для меня, но леди Уинтердейл считала, что ее дочь достойна большего.
     Пока Кэтр