ания в детской оказалось достаточно, чтобы я признала в душе: Сэйвил был тысячу раз прав, убеждая меня, что Никки будет хорошо здесь, с детьми, среди моря игрушек, под наблюдением наверняка неплохих наставников.
     Когда мы вернулись в игровую комнату, мистер Уилсон был уже там, и мне понравились его серьезный вид, вдумчивые глаза. Они вызывали доверие. Я успела шепнуть ему, что Никки не умеет плавать, и он заверил меня, что не спустит с него глаз во время прогулок возле озера.
     Я готова была сколь угодно долго находиться в этой комнате, но мисс Эллеридж дала понять, что для детей наступило время обеда и нам следует удалиться. Что мы и сделали.
     Возле коридора, ведущего в мою комнату, Сэйвил сказал:
     - Наш обед подадут через час. Ждем вас, как обычно, в гостиной.
     - Хорошо, милорд.
     Он продолжил спуск по лестнице, а я прошла по коридору в свою спальню.

***

     К обеду я надела свое старое желтое платье из муслина. Кроме него, было еще голубое, его я уже надевала.
     Горничная, которую леди Реджина прислала мне в помощь, не сумела скрыть удивления, увидев давно вышедший из моды наряд.
     - Знаю, - уныло ответила я на ее озадаченное молчание. - У меня есть еще только одно платье, немного лучше, но не могу же я надевать его каждый вечер, верно?
     Я стояла перед большим зеркалом, оправляя платье. Простой вырез и пышные рукава определенно были из вчерашнего дня.
     - Вам бы нужно бархатную ленточку на шею, мэм, - сказала девушка. - Они сейчас в моде. Особенно если приколоть к ней какую-нибудь брошку. Есть у вас брошка?
     Я одарила ее благодарной улыбкой:
     - Спасибо за совет. Есть камея, доставшаяся мне от матери. А вот лента...
     - Я сбегаю принесу красивую ленту, и мы посмотрим, мэм. Хорошо?
     Не дожидаясь ответа, она направилась к двери.
     Небольшое дополнение, внесенное в туалет, пришлось мне по вкусу, и я отправилась на обед, чувствуя себя гораздо более уверенно.
     Все члены семейства, за исключением Сэйвила, уже собрались в гостиной возле бронзовой статуи короля Якова. Первым меня заметил и приветствовал Роджер.
     - Миссис Сандерс, - сказал он доверительно, - как приятно снова видеть ваше привлекательное лицо. Мы так устали от лицезрения друг друга, что появление кого-либо, не носящего имя Мелвилл или Девейн, кажется просто даром небес!.. О Господи, - шутливо осадил он сам себя. - Я, видимо, опять сказал что-то не вполне приличное!
     - Роджер! - с упреком проговорил Джон Мелвилл и, повернувшись в мою сторону, поинтересовался, как мне понравилась поездка по парку.
     - Изумительно, - ответила я с энтузиазмом. - Лорд Сэйвил пытался принизить его великолепие, сказав, что этот парк уступает многим другим по размерам, но, по-моему, его сиятельство скромничает.
     - Конечно, вам есть с чем сравнить, - ядовито заметила Гарриет. - Вы ведь бывали в стольких замках.
     Никто не обратил внимания на ее выпад, и я в том числе: что взять с беременной женщины, к тому же вдовы?..
     - Милый Ральф, - с легким смешком сказала леди Реджина, - он так привязан к нашему парку, так любит его, что боится лишний раз похвалить, чтобы, не дай Бог, не сглазить.
     Я от души рассмеялась, и в этот момент Сэйвил вошел в комнату. Наши взгляды встретились, и мне показалось, что через всю комнату пролетели яркие искры, которых присутствующие не могли не заметить.
     Вслед за ним в дверях появился дворецкий и, обращаясь к леди Реджине, сообщил, что обед подан. На очереди была церемония следования к обеденному столу.
     Граф Сэйвил предложил руку Гарриет, и, когда та поднялась с кресла, стала особенно заметна ее округлившаяся талия. Роджер сопровождал Реджину, чья талия была не менее располневшей; Джон Мелвилл предложил свои услуги мне.
     - Что-нибудь слышно о вашем отце, Гарриет? - спросила леди Реджина, когда все уже сидели за круглым столом и суп был разлит по тарелкам.
     - Да, как раз сегодня я получила от него письмо, - ответила Гарриет, пристально вглядываясь в содержимое тарелки и беря в руку ложку. - Дела задержат его дольше, чем он предполагал.
     - Благодарение Богу, - пробормотал себе под нос Джон Мелвилл, и отражение этого чувства можно было прочесть на лицах всех Мелвиллов, сидящих за столом, включая Сэйвила.
     Гарриет, правильно истолковав наступившее молчание, обиженно уткнулась в тарелку, и мне стало жаль ее. В конце концов, люди не виноваты в том, что Всевышний создает одних более приятными, а других менее.
     Разговор за столом продолжался. Леди Реджина спросила меня, как себя чувствует мой сын в новой для него обстановке.
     - Вполне терпимо, благодарю вас, - ответила я и отложила ложку, потому что суп оказался слишком сильно приправлен куркумовым корнем, чесноком и различными пряностями.
     Теперь я могла более подробно поведать Реджине о том, какое впечатление произвели на моего сына солдатики, принимающие участие в битве при Ватерлоо, и какую роль в этой битве сыграл ее сын Тео.
     - Он все со своими солдатами! - воскликнула его мать. - Откуда в нем такие кровожадные наклонности? Во всяком случае, не от отца.
     - Это наследие Мелвиллов, дорогая, - сказал Роджер. - Наш род всегда отличался воинственностью. Для каких целей, как ты думаешь, был воздвигнут хотя бы этот замок с его башнями и бойницами?
     Леди Реджина нахмурилась.
     - И ты кровожаден, Роджер? - спросила она не то в шутку, не то всерьез.
     - Конечно. И Джон тоже.
     - Все мальчики любят играть в солдатики. - Сэйвил попытался немного смягчить категоричность Роджера. - Но это вовсе не означает, Джинни, что твой Тео, когда подрастет, станет кавалерийским офицером.
     Я тоже захотела утешить леди Реджину и сказала, что мой Никки проявил не меньший интерес к военным делам, чем ее сын.
     - Вполне понимаю мальчиков, - подхватил Сэйвил. - И причина, по-моему, вовсе не в кровожадности, о которой толковал Роджер, а совсем в другом. Привлекают порядок, стройность системы. Как в математике, например. Ну и, разумеется, притягательность подвига, отваги, мужества.
     - Возможно, ты прав, Ральф, - сказала успокоившаяся Реджина. - Знаете, - с улыбкой обратилась она ко мне, - мой брат и сам до сих пор играет в солдатики.
     - О, неужели? - вежливо удивилась я.
     - Только это один из моих тщательно скрываемых секретов, - сказал Сэйвил. - Полагаюсь на ваше умение хранить их, мэм.
     - Постараюсь, сэр, - ответила я, не глядя на него.
     Чересчур насыщенный пряностями суп уже убрали, его сменила рыба - тушеный карп. Бокалы были снова наполнены красным вином.
     - А как насчет вырезания бумажных кукол, Ральф? - спросил Роджер. - Уже оставил это занятие?
     - Вовсе нет. Но Каролина больше полюбила игры мальчиков, и у меня не стало компаньона. Вот разве девочки Гарриет.
     Та бросила на него осуждающий взгляд.
     - Мои дочери не станут заниматься всякой чепухой. Они будут изучать буквы и числа, а также учиться рисовать и играть на музыкальных инструментах.
     - Это похвально, - примирительно произнес Сэйвил.
     Мне показалось, что он немного обижен, и захотелось защитить его. Поэтому я ляпнула первое, что пришло в голову.
     - Все дети должны играть, - выдала я мудрую фразу, чем, конечно, немедленно, вызвала огонь на себя.
     Гарриет, подняв голову от тарелки, окинула меня презрительным взглядом:
     - Ну да, вы же большой знаток в деле воспитания детей! Во всяком случае, как их делать, вы знаете неплохо. А еще лучше - как их обеспечивать.
     Наступила тишина. Роджер попытался что-то сказать, но я внезапно поняла, что с меня достаточно выходок этой женщины.
     - Леди Девейн, - перебила я его, - не знаю, какие горькие обстоятельства вашей семейной жизни так озлобили вас, но могу заверить: я к ним ни в коей мере не причастна. Если вы думаете, что у меня была связь с вашим покойным мужем, то ошибаетесь. Что же касается моего замужества, то позвольте сообщить вам: оно было счастливым, мой сын родился в любви, и я знать не знаю, почему лорд Девейн изволил одарить его такой суммой, которую, впрочем, как вы слышали, я принимать не собираюсь. Вполне возможно, но это лишь мои предположения, что, поступая так, он хотел расплатиться за что-то, чего ни я, ни вы знать не можем. И что произошло, как видно, до нашего с ним знакомства.
     Произнеся эту тираду, я отодвинула свою тарелку и наклонилась вперед, к сидящей напротив меня Гарриет.
     - А теперь скажу главное, - произнесла я звенящим голосом. - Если вы посмеете нарушить покой моего сына своими домыслами относительно его и лорда Девейна, я сделаю все, что в моих силах, чтобы жизнь показалась вам по-настоящему горькой.
     Не знаю, как Гарриет, но я и сама была напугана зловещими нотками, прозвучавшими в моем голосе.
     Снова напряженная тишина повисла в воздухе. Я заметила легкую улыбку на губах одного из лакеев, стоящих возле буфета. Она появилась и сразу же уступила место вежливому безразличию.
     - Браво! - раздался возглас.
     Это был Джон Мелвилл.
     Глаза Роджера блестели от возбуждения и любопытства.
     - Ну, что ты скажешь, Гарриет? - спросил он. Ее чуть косящие глаза с тревогой впились в меня.
     - Надеюсь, вы поняли, моя угроза не пустой звук, - повторила я. - Больше я предупреждать не стану...
     Она отвела взгляд. Мне почему-то показалось, что она думает сейчас о моей тетушке Маргарет, которую считает колдуньей, о ее таинственных снадобьях, в которых я, возможно, тоже знаю толк.
     - Я поняла вас, - пробормотала она в конце концов.
     Сэйвил произнес холодно и спокойно, обращаясь к дворецкому:
     - Пожалуй, можно подавать следующее блюдо, Пауэлл.

Глава 15

     После обеда женщины удалились в гостиную, мужчины остались в столовой за своим портвейном. На этот раз я не извинилась и не ушла к себе, а погрузилась в разговор а детях с леди Реджиной. Мы обменивались с ней различными историями и происшествиями из их жизни, сводящимися к тому, как непросто быть матерью. Гарриет сидела на некотором отдалении от нас, перед камином, не сводя глаз с решетки.
     К своему удивлению, я чувствовала себя легко с сестрой Сэйвила. Меня сблизило с ней ее отношение к детям. В отличие от многих знатных дам она не перепоручала их - я это ясно видела - заботам нянь, горничных и наставников, но принимала самое деятельное участие в воспитании. Рассказала она немного и о себе.
     - Да, я выросла здесь, в Сэйвил-Касле, в роскошном замке. Дом, где я живу сейчас, не идет с ним ни в какое сравнение - просто жилище обыкновенного джентльмена среднего достатка. Не хочу сказать, что мой муж беден, но и богатым его не назовешь. Мои дети, только приезжая сюда, знакомятся с жизнью тех, кого принято называть знатью...
     Я подумала, что по сравнению со мной она и ее муж все равно богаты, как небезызвестный Крез.
     - Девейн-Холл тоже не выглядит так, как Сэйвил-Касл, - впервые вступила в беседу Гарриет. - Но папа вложил в него большие деньги. - Она поджала губы и стала слегка походить на бульдога. - Поэтому несправедливо, что он достанется Роджеру.
     Я обратила внимание, что речь у нее правильнее, чем у отца, и только позднее узнала: Гарриет окончила хорошую школу в Бате, где ее учили, помимо всего прочего, правильному произношению и хорошим манерам. Учили, да недоучили; исправили речь, но не душу.
     Вскоре мужчины появились в гостиной, и Сэйвил повторил свое предложение показать мне розарий, пока окончательно не стемнело.
     - Вначале я пойду пожелать Никки спокойной ночи, - сказала я, бросая полный надежды взгляд на дверь, словно та могла помочь мне скрыться, избежать того, чего я и хотела, и боялась.
     И все же у меня была мысль: после прощания с сыном ускользнуть в собственную спальню и запереться там.
     Мои смелые планы расстроила леди Реджина.
     - Зачем же подниматься туда? - сказала она. - Мне уже не так легко это дается.
     - Конечно, - не могла я не согласиться. - И леди Девейн тоже, - добавила я со всей возможной доброжелательностью. - Но я могу...
     - Ах нет, - сказала леди Реджина, - не утруждайте себя. Я сейчас скажу, чтобы их всех привели сюда.
     И она сделала это.
     Семеро детей заполнили гостиную, и я с трудом расслышала, как мой Никки пожелал доброй ночи. Он показался мне уже иным - не таким, каким я видела его утром, когда мы ехали сюда.
     Мой сын выглядел старше. Да, он повзрослел за один этот день.
     Как только дети покинули комнату, Сэйвил еще раз предложил показать мне розарий, расположенный позади замка. С дрожью в голосе, которую всячески старалась скрыть, я ответила согласием, а все присутствующие, как мне почудилось, сделали вид, что ничего не заметили.
     - Розарий и сад при кухне, - словоохотливо объяснял мне Сэйвил, когда мы вышли из задней двери холла, - устроены в стенах, окружающих замок. Остальные сады, их еще несколько, не считая парка, в котором мы уже побывали, расположены вне стен замка. Их осмотр мы оставим на другие дни, хорошо?
     Я молча выразила согласие.
     Мы прошли по террасе, затем спустились по каменным ступенькам на брусчатую дорожку, проложенную, как я узнала позже, вокруг всего дома. По обеим сторонам ее были высажены кусты голубой лаванды и еще какие-то неизвестные мне растения - группами и поодиночке; они обрамляли разбросанные вокруг небольшие валуны, создавая видимость естественного природного ландшафта. Но вот мы обогнули дом, миновали живую изгородь, прошли под аркой, увитой розами, и ступили в розарий.
     Удивительное впечатление - с первых же мгновений все представшее перед моими глазами показалось причудливым созданием природы, хотя таковым быть не могло. Не могли розы сами по себе вырасти на древних стенах или на входной арке, не могли так затейливо распределиться по огромному пространству, гармонично перемежаясь цветами мака, герани, аконита. Розы были всевозможных цветов и оттенков: алые, пурпурные, коралловые, карминные, а также белые, бледно-желтые, лиловые.
     Мы остановились, вдыхая их аромат.
     - Великолепно, милорд, - сказала я совершенно искренне. - Все в вашем доме устроено продуманно и с большим вкусом.
     Сэйвил не скрыл, что ему понравились мои слова.
     - Это все результат соединения вековых традиций и вкусов многих поколений, - ответил он очень серьезно.
     И мне было приятно хотя бы так выразить ему признательность за все, что он сделал для меня. Но в глубине души я понимала, что этим все не кончится. Нет! Я давно уже стояла на наклонной плоскости и сначала едва заметно съезжала по ней, теперь же движение значительно убыстрилось, причем не посторонние силы, а я сама увеличивала скорость.
     Мы продолжали идти в глубь сада, любуясь цветами, упиваясь их ароматом, и в то же время оба знали, что он позвал меня сюда, а я согласилась пойти вовсе не для этого.
     Остановившись у старинной стены, мы смотрели, как садится солнце, освещая крыши и трубы замка.
     Сэйвил положил руки мне на плечи, осторожно повернул спиной к стене. Заходящее солнце освещало его лицо, золотило и без того золотистые волосы, смуглую кожу. Оно было безупречно, его лицо, даже в беспощадных лучах солнца. Но выражение этого лица не было сейчас мягким, спокойным - в нем чувствовалась напряженность.
     Я замерла.
     - Мне не удается выбросить из головы мысли о вас, Гейл, - сказал Сэйвил. - Они преследуют меня по ночам, а днем вторгаются в мои дела.
     - О, неужели? - произнесла я дрожащим голосом, тщетно надеясь превратить все в шутку.
     Сердце у меня было готово вырваться из груди, на шее билась какая-то жилка. Я подняла руку к шее, чтобы скрыть от него это биение.
     - Хочу, чтоб вы знали, Гейл, - снова заговорил Сэйвил, - что вы совершенно свободны в своих поступках. Я не за тем пригласил вас к себе в дом, чтобы предложить стать моей любовницей. Клянусь в этом. И вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите. Во всяком случае, до тех пор, пока Джон не найдет для вас подходящее жилье. Поверьте, в моем доме вы будете желанной гостьей, какой бы ответ я сейчас ни получил.
     Я молчала. Я просто не могла говорить.
     - Поймите меня, Гейл, - продолжал Сэйвил. - Моя страсть к вам не имеет ничего общего с вашим пребыванием в Сэйвил-Касле.
     - Да, - наконец с трудом сказала я: во рту у меня пересохло. - Я верю вам, милорд.
     Прядь волос упала мне на лоб, он отвел ее так осторожно, словно боялся повредить. Прикосновение его пальцев отозвалось дрожью во всем моем теле.
     - Все, что я хочу услышать от вас, Гейл, - это да или нет.
     Я сглотнула и попыталась заговорить, но не смогла. Сэйвил молча ждал.
     Спустя какое-то время мне удалось прошептать:
     - Я... я не знаю.
     Сэйвил взял мое лицо в ладони, словно это был цветок, которым он хотел полюбоваться вблизи, и, наклонив голову, поцеловал меня.
     Моя спина была еще крепче прижата к теплому камню стены, лицо повернуто к нему. Его губы не отпускали мои, и через мгновение я раскрыла их, отвечая на поцелуй. Сильное тело давило на меня, оно было напряжено, я же попыталась расслабиться, чтобы принять его формы, слиться с ним. Боже, как мне было хорошо!
     Руками я обхватила его шею, и опять весь мир исчез, перестал существовать для меня. Ни роз с их ароматом, ни солнца, ни каменной стены, отделенной от моей спины лишь тонким муслином платья, - ничего не было, а только лишь горячее тело, прижатое к моему, требовательный рот и желание, бродившее в моем теле, словно весенний сок в растениях.
     Наши губы и языки яростно изучали друг друга, он ласкал мою полуобнаженную грудь, мои пальцы впивались ему в спину.
     Я сдалась. Сложила оружие. Слова были не нужны - мы оба знали это.
     Сквозь жаркий туман нашего взаимного желания прорезался голос:
     - Ральф, где вы?
     Вопрос прозвучал трижды, прежде чем мы смогли оторваться друг от друга и начали приводить в порядок свою одежду.
     Сэйвил не сдержал проклятия в адрес незваных посетителей розария, и в этот момент его сестра и Джон Мелвилл появились перед нами.
     - Роджер и Гарриет продолжают ссориться и выяснять отношения, - сообщила леди Реджина, - а мы решили прогуляться по саду. Понравился он вам, миссис Сандерс?
     - Он не может не понравиться, - ответила я, с гордостью отмечая, что голос мой звучит вполне нормально, и вознося благодарность солнцу за то, что оно уже спряталось за дом, а потому, надеюсь, никто не обратит внимания на мои припухшие губы и пылающее лицо.
     - Я как раз рассказывал миссис Сандерс некоторые подробности о нашем розарии, - сказал Сэйвил тоже совершенно обычным голосом. - Но мне кажется, она немного устала. Да и не мудрено: сегодня такой насыщенный день.
     Не знаю, вложил ли он в свои слова какую-то долю иронии, но для меня они прозвучали вполне серьезно, и я была благодарна ему за возможность хоть немного прийти в себя.
     - О, конечно, - согласилась леди Реджина, глядя на меня с подозрительным участием. - Чай будет подан через двадцать минут, и потом миссис Сандерс сможет наконец отдохнуть. Она заслужила отдых.
     В последних словах Реджины мне все же почудились нотки сарказма, хотя у меня создалось впечатление, что ей это не свойственно.
     Мы вернулись в гостиную, где я, почти не принимая участия в разговоре, выпила чаю с молоком и съела кусок булки, намазанный маслом, после чего отправилась наверх, к себе в комнату, пожелав всем доброй ночи и захватив с собой одну из свечей, специально положенных у дверей гостиной.
     Окна в моей спальне были отворены, теплый, почти летний воздух наполнял комнату. Я встала у одного из окон, вслушиваясь в вечерние звуки. Откуда-то уже доносилось щелканье соловья, и я почувствовала, как комок подступает к горлу.
     Вошла горничная, спросила, помочь ли мне переодеться. Я с благодарностью согласилась, так как ощущала немыслимую усталость после полного впечатлений дня, а когда она ушла, захватив мое желтое платье, чтобы погладить его, я снова подошла к окну.
     Соловей продолжал свою песню, я прикрыла глаза, вдыхая запахи ночи, стараясь отбросить от себя