моей голове, но я ни словом, ни жестом не обнаружила, как мне казалось, своего состояния и потому была удивлена, когда Ральф повернулся в мою сторону и негромко спросил:
     - Ты в порядке, Гейл?
     - Да, - ответила я, пытаясь изобразить улыбку и хватаясь за вилку, как за спасательную соломинку.
     Слуга убрал со стола маринованную сельдь и принес жареных голубей, фаршированных петрушкой и морковью, а также спаржу.
     Джон Мелвилл решил поставить точку в разговоре о Роджере, сказав Ральфу, что следовало бы отказать его кузену от дома, так как выходки Роджера становятся совершенно нетерпимыми.
     - Я думал об этом, - ответил Ральф, - однако мы с мистером Миддлменом пришли к выводу, что будет лучше, если обе стороны в деле о наследстве Девейна побудут здесь, в Сэйвиле, до разрешения вопроса. Чего, надеюсь, ждать не долго.
     - Ну а потом? - настаивал Джон. - Что потом? Если, предположим, Гарриет разрешится мальчиком?
     - Не предположим, а так и будет! - рявкнул Коул.
     - Что тогда? - продолжал Джон, не обратив внимания на старика. - Станешь по-прежнему опекать его и предоставлять кров и пищу?
     - Тогда придется нам совместно найти для Роджера какое-нибудь занятие, чтобы он мог поддерживать свое бренное существование, - полушутливо заметил Ральф, и меня удивила его терпимость к своему бесшабашному кузену.
     Джон раздраженно хмыкнул, а мистер Коул проворчал, что молодые люди, подобные Роджеру, вообще не должны существовать на этом свете: от них плохо всем, и в первую очередь им самим.
     Все это он высказал в обычной своей грубоватой, вульгарной манере, но я не могла в душе не согласиться с ним.
     В тот вечер я вернулась в свою прежнюю комнату на втором этаже. И Ральф пришел ко мне в середине ночи.
     Три последующих дня все шло своим чередом, а на четвертый сын одного из арендаторов был убит в ближнем лесу стрелой из лука.

Глава 21

     Это произошло так. Два предшествующих дня Чарли, Тео и Никки изображали из себя Робина Гуда и его вольных стрелков, и какую-то часть времени я проводила с ними в лесу, потому что была полна беспокойства, хотя понимала, что мальчикам мое присутствие не слишком по душе. На третий день Джинни попросила поехать с ней в ближнее селение, и я не могла отказать.
     Впрочем, я была совершенно спокойна за детей и за Никки, так как видела, что играют они. соблюдая осторожность, - я имею в виду обращение с луком и стрелами. Мальчики выпускали их только по назначенным мишеням, а не в сторону друг друга. И вообще, помимо меня, за ними, сменяя друг друга, следили мистер Уилсон и служанки, приносившие им еду прямо в лес, туда, где мальчики разбойничали и выслеживали своего главного врага - шерифа Ноттингемского с его стражниками.
     В день, когда произошло несчастье, мальчики встретили в лесу не шерифа, а Джонни Уэстера, своего ровесника, ехавшего с отцом на мельницу. Чарли предложил Джонни присоединиться к ним и вместе отправиться в "Шервудский лес", на что тот, получив разрешение отца, с радостью согласился.
     Где был в это время их вездесущий наставник мистер Уилсон, я не знаю - кажется, поехал с разрешения Джонни в Хенли, чтобы встретиться там со своим родственником, но не думаю, что его присутствие могло бы предотвратить несчастье. У того, кто совершил преступление, было, как видно, все продумано до мелочей, иначе бы он не решился на такое. Впрочем, с мальчиками находился и взрослый мужчина - слуга, которого Чарли, наш Робин Гуд, уговорил сыграть роль своего любимого подручного Маленького Джона. Правда, роль Джона не была слишком важной - он должен был оставаться в разбойничьем лагере и как бы готовить пир на весь мир, ожидая возвращения вольных стрелков с очередной победой.
     Ну и конечно, какой же это Робин Гуд с его добрыми молодцами без луков и стрел, каковые они поклялись выпускать только по стволам деревьев!
     И все же несчастный Джонни Уэстер, который вместе с другими мальчиками наступал на врага и стрелял по деревьям, был убит стрелой, пронзившей ему грудь.
     После того как слуга принес в замок раненого Джонни, после того как стало ясно, что бедняга умер, и послали за его родителями, Ральф попытался выяснить у трех перепуганных мальчиков, что же произошло. Мы с Джинни к тому времени уже вернулись из поездки в деревню.
     - Это не мы, дядя Ральф! Не мы! - крикнул Чарли. - Как мы могли? Он стоял рядом с нами!
     - Мы все вместе атаковали людей шерифа, - подтвердил Тео.
     - Джонни был рядом со мной, - сказал Никки. - Справа... нет, слева от меня. Мы все кричали, но я слышал, как хрустят сухие ветки под его ногами. А потом... потом вроде был какой-то звук, и он крикнул... Джонни крикнул... Один раз.
     Никки чуть не плакал. Остальные мальчики тоже.
     - Думаете, это мы? - повторил Чарли. Он, как старший, видимо, больше разбирался в случившемся. - Ведь ему попали в грудь. А как мы могли?..
     - Можешь поклясться, что никто из вас не заходил вперед? - спросил Ральф у Чарли.
     - Ну как же? Как? - снова крикнул тот. - Мы же все были в одном отряде, стреляли в наших врагов. И Джонни тоже.
     - Но ведь кто-то выстрелил в него? - устало произнесла Джинни. - Не он сам.
     Мальчики замолчали, бледные, испуганные. Они в ужасе смотрели на нас и друг на друга, словно только сейчас поняли, что стрела не могла попасть в грудь Джонни сама по себе, а была пущена чьей-то рукой.
     - Да, мама, - тихо сказал Чарли. - Кто-то был в лесу. С той стороны... Только не мы! - Опять его голос поднялся до крика.
     - Ужасные игры, - сказала Джинни. - Стрельба, война. Ни до чего хорошего это не доводит. Сколько раз я говорила!
     За банальными словами тщетно она пыталась скрыть свою беспомощность перед случившимся, перед страшной трагедией, разыгравшейся столь внезапно в этот яркий летний день.
     - Мы больше не будем, - шепотом произнес Тео столь же бесполезные слова.
     - Никакие сожаления уже не помогут, - безжалостно подвела итог Джинни.
     - А не мог это быть браконьер? - пришло мне в голову. - Который вышел на охоту не с ружьем, а с луком, чтобы не производить шума?
     - Браконьер, который охотится на детей? - спросила Джинни.
     - Браконьер, который принял Джонни за... за оленя, - продолжала я не совсем уверенно.
     - Все местные знают, - сказал Ральф, - что в этом лесу играют дети. И вообще никакой охоты здесь нет уже, наверное, несколько сотен лет.
     - Мы так кричали... так кричали, - снова заговорил Никки. - Ведь у нас шел настоящий бой. Разве олени могут так кричать?..
     Обстоятельства случившегося начинали представляться все более ужасными. Если это не дети и не случайный браконьер, то кто? И зачем? Какой-то одинокий безумец?
     Вошел дворецкий и доложил, что приехали родители Джонни, Ральф немедленно пошел их встречать. Мне хотелось пойти с ним, хотелось выразить свое искреннее сочувствие несчастным и как-то помочь Ральфу найти слова утешения, которые, я понимала, совершенно тщетны. Но я не имела никакого права на подобный поступок, а потому промолчала.
     - Я иду с тобой, Ральф, - сказала Джинни. с трудом вставая с кресла.
     Я осталась наедине с мальчиками.
     Мои чувства были в смятении. До боли в сердце я жалела родителей Джонни, и в то же время не могла избавиться от страшной мысли, что, если бы их сын случайно не включился в игру, жертвой стрелы мог бы стать мой Никки. И тогда он бы лежал без дыхания там, под деревьями, его бы принес слуга на порог замка.
     Необходимо, решила я, как можно больше узнать о том, что произошло, и снова стала расспрашивать и без того несчастных, ошеломленных мальчиков.
     - Вы не заметили, кроме вас в лесу еще кто-то был? Попробуйте вспомнить. Напрягите память.
     Мальчики посмотрели один на другого и дружно покачали головами.
     - Мы играли, миссис Сандерс, - ответил за всех Чарли. - Были очень заняты. Я не говорю, что там никого не было, но мы никого не видели. Верно?
     Тео и Никки подтвердили его слова. Я поняла, что нужно оставить детей в покое.
     - В жизни порой случаются страшные вещи, - сказала я, стараясь говорить как можно мягче, - которые трудно не только перенести, но и понять. Думаю, вам следовало бы поговорить в эти дни с вашим священником, дети. Никки и я делали так в трудных случаях, когда жили у себя дома.
     - Да, миссис Сандерс, - отвечал Чарли. - А теперь мы пойдем наверх, можно? Если дядя Ральф спросит, мы будем там.
     - Конечно, идите.
     Я видела, что Никки хочет побыть со мной, и подозвала его. Когда мальчики скрылись за дверью, он обнял меня и спрятал лицо на моей груди.
     - Как страшно, мама, - дрожащим голосом проговорил он. - Жалко Джонни. Он лежал, а из груди стрела торчала... А мы не знали, что...
     Он громко зарыдал.
     Я сжала сына так крепко, что, наверное, сделала ему больно, а перед глазами стояла картина, которую он в двух словах описал. Только стрела торчала из его груди...
     Я вспомнила, что когда тело Джонни внесли в дом, я обратила внимание на его сходство с Никки: те же рост, сложение и волосы того же цвета.
     Мои руки, сжимавшие Никки, ослабли. Страшное предположение заставило меня похолодеть. Нет, это уже не предположение, а уверенность. Мишенью неизвестного стрелка был мой сын!.. Или опять случайность, как два предыдущих раза? Нет! И еще раз нет!..
     - Послушай меня, дорогой, - сказала я, когда его рыдания начали стихать. - С этой самой минуты я прошу... умоляю тебя никуда не отходить во время прогулок от мистера Уилсона и мальчиков. Слышишь меня? Никуда!
     Он высвободился из моих рук и взглянул на меня округлившимися глазами:
     - Я в опасности, мама? Но почему?
     Я молчала, не зная, что ответить.
     - Скажи! - повторил он.
     Положение, я чувствовала, становилось настолько серьезным, что было необходимо, чтобы и Никки это понимал.
     Я честно ответила:
     - Я и сама не могу разобраться, дорогой. Но некоторые обстоятельства, и особенно то, что случилось с бедным Джонни, пугают меня. Поэтому, умоляю, будь осторожнее. Никуда не ходи один во время прогулок.
     - Хорошо, мама.
     - Вот и умница. - Я улыбнулась дрожащими губами. - А теперь отправляйся к себе. Увидимся утром.
     - Мама, - сказал вдруг Никки, - можно я сегодня буду с тобой?
     Я согласилась.

***

     После обеда, когда мы с Ральфом прохаживались по розарию, он, как я и ожидала, не одобрил того, что я разрешила Никки ночевать у меня в комнате.
     - Как это можно, Гейл? Мальчику уже восемь лет.
     Я не стала просвещать его насчет того, что в большинстве бедных семей дети и родители спят в одном помещении чуть ли не всю жизнь. Я сказала о другом:
     - Ты говоришь так, потому что хочешь, чтобы я была с тобой. Тебе нет дела до того, что мальчик в смертельной опасности, - лишь бы получить желаемое.
     Он ответил сухим, оскорбленным тоном:
     - Какое право ты имеешь так думать обо мне?
     Мой голос от страха за Никки и от невольного чувства вины перед Ральфом задрожал, когда я заговорила снова:
     - Почему ты не хочешь понять, какая угроза нависла над моим сыном? Да, знаю, многие годы вы тут жили спокойно, и тебе трудно представить, что вокруг замка, а может, и в самом замке бушуют страсти, ведущие к преступлениям. Разве не преступление история с мостом? А отравление моей лошади? Я уж не говорю о подлом убийстве мальчика... Мальчика, издали похожего на Никки...
     Я замолчала. Какое-то время молчал и Ральф, потом сказал:
     - Ты считаешь, что стрела предназначалась твоему сыну?
     - Да.
     - Господи! - проговорил Ральф, и это слово прозвучало в его устах как проклятие убийце.
     Странная тишина окружала нас. Страшная и гнетущая, но заполненная нежным ароматом роз и трелями соловья, доносящимися откуда-то из-за стены замка. Не тот ли это соловей, что пел свои песни в нашу с Ральфом первую ночь любви?
     Мгновенное воспоминание об этом смягчило меня, и, стараясь говорить спокойно, довольно неудачно я спросила, как прошел разговор с родителями убитого мальчика.
     Взглянув на меня с неодобрением, Ральф ответил:
     - Ужасно. А как могло быть иначе? Я все время чувствовал свою вину, хотя эти несчастные люди и в мыслях не имели в чем-то меня обвинять.
     Я вдруг подумала, что говорю с человеком, находящимся как бы между двух огней. В его доме, в его владениях происходит одно преступление за другим, но он не хочет, не может признать их таковыми, ибо не в силах согласиться с тем, что Сэйвил-Касл стал местом, где творятся черные дела. И в то же время он понимает, что это именно так, сочувствует пострадавшим и полон гнева по отношению к преступникам, однако бессилен воспрепятствовать им.
     А если так, то он заслуживает и сочувствия, и поддержки. Но чем я могу его поддержать? Тем, что проведу ночь с ним, а не с сыном?
     Однако, с другой стороны, одернула я себя, чья жизнь сейчас в опасности - его или Никки?.. Хотя, кто знает, что последует в дальнейшем.
     Ральф устало повел плечами и сказал:
     - Я уж пытался говорить об этом, Гейл, попробую еще раз... Прошу, ответь, если можешь, почему Никки в опасности? От кого она может исходить?
     Луна, прячущаяся до этого за облаками, внезапно полностью открылась и озарила сад бледным, восковым светом, под которым цветы вокруг показались какими-то неживыми.
     - До того, как вы с Никки приехали сюда, - продолжал Ральф, - с мальчиком ничего не случалось? Никаких нежелательных происшествий?
     - Ничего, - нервно ответила я.
     Его лицо в лунном свете утратило смуглый оттенок и выглядело странно бледным, непроницаемым.
     - Значит, - с обреченностью спросил он, - причину случившегося надо искать здесь, в замке, в тех людях, которые в нем сейчас живут?
     Я сорвала цветок, хотя не хотела этого делать, и пальцы мои сами начали обрывать лепесток за лепестком.
     - Ральф, мне неудобно первой начинать этот разговор, но уж раз ты спросил... Меня беспокоит Роджер. На днях он поинтересовался, действительно ли я откажусь от завещанных Никки денег, если он сумеет уговорить тебя отдать эти двадцать тысяч ему. Он разговаривал с тобой?
     - Да. Я ответил, что не согласен.
     - А что будет... - У меня перехватило дыхание от того, что я собиралась сказать. - Что будет с этими проклятыми деньгами, если Никки... если он умрет?
     - Они вернутся в общую сумму наследства.
     Я уколола палец о шип розы и поднесла ко рту.
     - И будущий лорд Девейн станет их обладателем.
     - Да.
     Я отняла палец ото рта, взглянула на Ральфа, как бы заранее прося извинение за то, что собиралась сказать о его ближайшем родственнике, сыне лорда и, возможно, будущем лорде.
     - Ты ведь знаешь, что Роджер нуждается в деньгах, он весь в долгах, много пьет из-за этого, на всех злится. Разве не естественно предположить, что он и есть то самое заинтересованное лицо, которое... прости, но элементарная логика подсказывает именно такой вывод.
     Ральф поднял руку, мизинцем стер каплю крови у меня на губе от уколотого пальца.
     - Нет, - сказал он, покачав головой. - Логика логикой, но я не верю этому, зная Роджера. Кроме всего прочего, он очень слабый человек. - В последних словах Ральфа слышалось легкое презрение. - И потом, еще неизвестно, станет ли он лордом Девейном. Так что скорее уж преступные действия следовало направить против Гарриет. И наконец, деньги Никки - сумма немалая, но никак не решающая для него.
     Я была не согласна, но молчала, считая, что и так уже сказала немало.
     Ральф обнял меня за плечи, я не могла не прижаться к нему - только так я чувствовала себя в относительной безопасности.
     - Гейл, - сказал он, - почему Джордж вообще оставил твоему сыну эти двадцать тысяч? Ответь, дорогая.
     Я отпрянула от его груди, тело мое напряглось.
     - Не знаю.
     - Но пойми, - настаивал Ральф, - я не смогу тебе помочь, если ты мне не доверяешь. Клянусь, я сохраню твою тайну и не воспользуюсь ею ни в каких целях. Но если ты ждешь от меня помощи, то...
     Я окончательно высвободилась из его рук.
     - Оставь меня в покое! Рождение Никки не окружено никакой тайной. Я понятия не имею, почему твой Джордж завещал ему эти деньги! И не хочу их! Они мне не нужны! Я с самого начала твердила об этом! А теперь дошло до того, что они стали причиной охоты на моего сына... И могут стать причиной его смерти!.. Думаю, самым правильным будет, если я немедленно увезу его отсюда! Как я раньше об этом не подумала?
     Мягкость и теплота исчезли из голоса Ральфа, когда он спросил:
     - Позволь узнать, куда ты поедешь?
     - К тете Маргарет.
     Его лицо окаменело.
     - Думаю, несмотря на все что уже случилось, - твердым голосом сказал он, - я все-таки смогу лучше защитать тебя и твоего сына. Я уже решил нанять людей для охраны Никки и других детей и, возможно, не только для охраны, пока все не прояснится. Для этого я не пожалею ни сил, ни денег, Гейл, обещаю тебе. Чем бы это ни обернулось для меня и для нашей семьи... Его обещание прозвучало как угроза.
     - И ты проверишь, насколько глубоко Роджер увяз в долгах?
     - Конечно.
     - Тогда я скажу еще вот что... В гостинице "Черный лебедь" о нем спрашивал человек по имени Уикем. Этот же человек, я случайно услышала, когда мы останавливались там с Джинни, собирается продать Коулу какие-то важные для того сведения.
     - Я велю узнать, кто он такой, этот Уикем... И что связывает его с Роджером и Коулом.
     Розы вокруг нас продолжали так же немыслимо благоухать; соловей продолжал петь свою романтическую песню; мы стояли все так же, в некотором отдалении друг от друга... Что-то сломалось, остыло в моей душе - так я чувствовала. Быть может, страх пересилил страсть? Превозмог любовь? А у него? Наверняка он обижен на мое упрямство. Оскорблен недоверием...
     - Пора идти к вечернему чаю, - произнес Ральф с любезностью гостеприимного хозяина дома.
     - О да, - ответила я. - Конечно.
     Я видела, он не ждет... не хочет, чтобы я обняла его, и первая пошла к выходу из розария.
     Молча мы вошли в дом.

***

     Когда после чая я поднялась к себе в комнату, то первым делом увидела, что в коридоре перед моей дверью восседает слуга, человек огромного роста, который слегка улыбнулся мне.
     Никки был уже в постели, однако еще не спал. Я поставила принесенную с собою свечу на столик и внимательно вгляделась в лицо сына, заметив следы обиды.
     - Чарли и Тео назвали меня ребеночком за то, что я хочу спать в твоей комнате, - сказал он, предваряя расспросы.
     - Не каждый день убивают мальчиков, - ответила я ему, как взрослому. - Нет ничего особенного в том, что человек думает о своей безопасности.
     - Но они-то спят в детской, мама, - возразил Никки.
     - Они там вдвоем, - довольно непоследовательно отреагировала я, на что он ответил, приподнявшись на постели:
     - Они звали меня тоже... к себе... Тогда не будут дразнить ребеночком, верно?
     - Никки, - сказала я, - ты хочешь спать в детской?
     - Да, мама. Только не думай, что я не хочу быть с тобой.
     Моего бедного сына раздирали противоречия. Я молчала, не зная, что сказать. Выходит, Ральф как в воду глядел, когда говорил, что такому большому мальчику уже зазорно спать в одной комнате с матерью.
     - Что ж, - проговорила я, собравшись с духом, - если тебе веселее с мальчиками, я не против. Ступай наверх.
     - А тебе ничего одной?
     Я чуть было не рассмеялась, несмотря на серьезность ситуации.
     - Не тревожься, мой милый. Я ведь привыкла.
     Он начал выкарабкиваться из-под одеяла.
     - Тогда я пойду. Да, мама?
     - Я провожу тебя, дорогой.
     Слуга, сидевший у дверей, пошел за нами на третий этаж, где я увидела другого рослого мужчину, охраняющего вход в спальню детей.
     - Мы никого чужого не пропустим, - сказали они мне.
     Я не зашла с Никки в детскую, так как понимала, что он этого не хочет, и медленно отправилась восвояси. Теперь уж я буду там совсем одна - с моими бесконечными мыслями, с моими страхами и сомнениями.
     Да, Никки уже выходит из