сь за свое раскисшее мороженое, напряженно раздумывая в поисках выхода. Внезапно мне пришла в голову блестящая идея: мне показалось, что она прямо-таки взорвалась у меня в мозгу и рассыпалась сверкающим фейерверком.
     - Я же могу выдать себя за юношу! - выпалила я. - Занимаясь дрессировкой лошадей, я привыкла носить бриджи. Если я остригу волосы... - Я торжествующе улыбнулась. - Какая великолепная мысль, Луиза! Юношу ведь никто не станет насиловать.
     - Да ты просто смеешься надо мной, - пробормотала кузина.
     - Вовсе нет. Уверяю тебя, Луиза, я вполне могу устроиться на любой конюшне, куда бы я ни обратилась. Я действительно очень хорошо умею управляться с лошадьми, - горячо заговорила я, убеждая себя, что ложная скромность мне сейчас ни к чему. Мой план нравился мне все больше. - Ты только вспомни Розалинду из "Как вам будет угодно", - с энтузиазмом продолжала я. - Она всех обвела вокруг пальца. Почему бы и мне не сделать то же самое?
     На лице Луизы, глядящей на меня во все глаза, я увидела смесь восхищения и ужаса.
     - Даже если в обращении с лошадьми ты гений, это не имеет никакого значения, - заговорила она. Щеки ее залились краской, и от этого она стала почти хорошенькой. - Какое бы место ты ни получила, Кейт, тебе нигде не предоставят отдельной комнаты. Тебе придется жить с кем-то из мужчин, а это значит, что тебе не удастся сохранить в секрете, что ты женщина.
     Я выругалась. Мне было не по вкусу, что Луиза только тем и занимается, что камня на камне не оставляет от моих замечательных планов.
     - Ты такая унылая, Луиза! - в сердцах воскликнула я.
     - Просто я трезво смотрю на вещи, моя дорогая, - сказала она. Румянец на ее щеках уже увял. - Найди себе мужа. Кейт. Это единственно возможный выход.

Глава 2

     Мое вхождение в лондонское общество, или в свет, как его называли в газетах, вряд ли можно было назвать безоговорочно успешным. Благодаря моему дяде нас с Луизой приглашали на многие крупные балы, но было совершенно очевидно, что я никогда не заслужу права быть допущенной в святая святых английской аристократии - Алмакс-Эссэмбли-Румз.
     На балах, где мы появлялись, моя танцевальная карточка всегда была исписана от корки до корки. Кроме того, меня частенько приглашали и на другие вечеринки и сборища - рауты, завтраки, музыкальные вечера и тому подобное. Однако молодые люди, которые танцевали и весело болтали со мной, явно были больше заинтересованы в том, чтобы просто пофлиртовать, нежели сделать мне предложение.
     Если уж быть честной до конца, я должна признать, что это разочаровало и больно задело меня. Сердце мое было заполнено мечтой о семье и доме, и с каким бы презрением я ни относилась к совету кузины Луизы, я знала, что она была права, когда говорила, что создать свой дом можно было единственным способом - найти себе мужа. По-видимому, такое стремление к чему-то надежному и постоянному коренилось в моей прежней кочевой жизни: человеку, судя по всему, всегда хочется именно того, чего у него нет.
     Мой дядя не был в Чарлвуде большую часть зимы, и те недели, в течение которых мы находились в Лондоне, были, по сути, моим первым опытом длительного общения с ним. Надо сказать, что от этого он в моих глазах нисколько не выиграл. Более того, чем больше времени я проводила в его обществе, тем меньше симпатий он у меня вызывал и тем большее чувство неловкости я ощущала. Я все время твердила себе самой, что это просто смешно, что он брат моей матери, который дал мне кров и тратит на меня уйму денег, и так далее.
     Однако я по-прежнему терпеть не могла его глаза. Поначалу их взгляд казался необыкновенно ясным и прямым, однако, посмотрев в них повнимательнее, легко можно было убедиться в том, что заглянуть внутрь и уловить какие-либо движения его души невозможно. В этом ясном и в то же время непроницаемом взгляде было что-то такое, что напоминало мне о ком-то, причем явно не о матери. У меня возникло ощущение, что именно это его сходство с кем-то является причиной тех смутных опасений, которые будил в моем сознании лорд Чарлвуд.
     Однако я никак не могла понять, кого он мне напоминает, пока не оказалась в доме Коттреллов на балу, устроенном ими в честь первого выхода в свет их второй дочери.
     Помнится, я стояла в бальном зале перед великолепной композицией из огромного количества розовых и белых роз, ожидая, когда мой партнер принесет мне бокал с пуншем. Случайно бросив взгляд на дядю, который в это время находился в другом конце зала, я вдруг увидела, как лицо его внезапно изменилось. Это была моментальная непроизвольная гримаса, которую тут же сменило его обычное выражение. Но в этот самый момент я вдруг поняла, кого он мне напоминает. Султан, норовистый гнедой жеребец, был единственной лошадью, которую мой отец когда-либо отбраковал. У него было во взгляде такое же странное мерцание, как и у моего дяди, и именно Султан пытался меня убить.
     - Первый раз в жизни вижу подлую лошадь, подлую до самых печенок, - говорил о нем мой отец. - Я мог бы продать его кому-нибудь, кто не особенно разбирается в лошадях и купит его за внешность, но тогда совесть моя будет неспокойна.
     Я взглянула в сторону двери, чтобы выяснить, чем была вызвана эта секундная гримаса ненависти на лице лорда Чарлвуда, и в этот самый момент впервые увидела Адриана. Он стоял на самом верху лестницы из трех ступенек, ведущей в бальный зал, и, склонив голову, слушал, что говорила ему хозяйка. Миссис Коттрелл рядом с ним казалась маленькой, но чуть раньше в тот же вечер я уже общалась с ней и знала, что она выше меня ростом.
     - Вот ваш пунш, мисс Фитцджеральд, - появился откуда-то с бокалом мой партнер, мистер Паттнам.
     - Кто это разговаривает с миссис Коттрелл? - спросила я. Через весь зал, густо заполненный людьми, мистер Паттнам бросил взгляд на человека, стоящего у лестницы.
     - Это Грейстоун, - сказал он, причем в голосе явно прозвучали нотки благоговения. - Несколько месяцев назад он завершил свою миссию и вернулся в Англию. Говорят, что он, возможно, войдет в правительство. Каслри хочет, чтобы он работал у него в Министерстве иностранных дел.
     Даже мне было известно это имя. Майор Адриан Эдвард Сейнт-Джон Вудроу, граф Грейстоунский, виконт Роксхолльс-кий и барон Вуд из Лэмбурна - таковы его титулы, - был одним из наиболее известных героев прошлогодней битвы при Ватерлоо. Для выполнения возложенной на него ответственной миссии его выбрал лично герцог Веллингтонский, а результаты его деятельности получили хвалебную оценку в парламенте. Он оставался во Франции после Ватерлоо, чтобы помочь герцогу Веллингтонскому в управлении оккупационной армией, которую союзники сочли необходимым разместить на французской территории.
     Музыка стихла, и я принялась наблюдать за тем, как Адриан Грейстоун прокладывает себе путь в толпе. У него были светлые волосы такого бледно-золотистого оттенка, что, когда он проходил под одним из подвешенных к потолку канделябров, они показались мне платиновыми. Люди расступались перед ним, и я слышала, как на ходу он то и дело дружелюбным тоном перебрасывался парой слов со знакомыми. Он остановился прямо перед высокой стройной девушкой, которая, как я уже знала, была дочерью герцога Морхэмского. Некоторое время они стояли, беседуя, а когда объявили следующий танец, вместе вышли на танцевальный круг.
     Откуда-то из-за моего плеча возник мой дядя и перехватил меня у мистера Паттнама. Стараясь скрыть досаду, я тоже двинулась вместе с дядей к танцующим. Он встал рядом с Грейстоуном, я же заняла место около леди Мэри Уэстон. Она улыбнулась мне. На предыдущем балу мы провели вместе несколько минут в дамской комнате отдыха, и леди Мэри была тогда со мной очень любезна, чего я не могла сказать об остальных молодых леди, с которыми мне доводилось встречаться.
     - Как вы поживаете, мисс Фитцджеральд? - спросила она мягким, приятным голосом, снова демонстрируя свое дружелюбное отношение ко мне. - Надеюсь, вам нравится бал?
     - Бал просто чудесный, леди Мэри, - вежливо ответила я.
     Наконец ряды окончательно сформировались, заиграла музыка, и танец начался. Танцевали кадриль, относительно недавно завезенную из Франции. Я разучила ее всего за несколько недель до этого, так что пришлось быть предельно внимательной. Когда кадриль закончилась, мой дядя и я снова оказались рядом с лордом Грейстоуном и леди Мэри.
     - Грейстоун, - сказал дядя с одной из своих самых чарующих улыбок на лице, - позвольте мне представить вам мою племянницу, мисс Кетлин Фитцджеральд.
     Волосы лорда Грейстоуна были такими светлыми, что можно было ожидать - глаза его будут тоже светлыми, однако они оказались удивительно глубокого темно-серого цвета. У него было лицо, которым наверняка пленился бы Микеланджело.
     - Рад познакомиться, мисс Фитцджеральд, - сказал он глубоким, удивительно приятным голосом. - Надеюсь, вам нравится бал.
     - Бал действительно замечательный, - произнесла я, наверное, уже в двадцатый раз за вечер. Сейчас, стоя рядом с лордом Грейстоупом, я смогла реально оценить, насколько он был высок.
     - Думается, я наткнулся на нечто, что может заинтересовать вас, Грейстоун, - сказал мой дядя. - Вы все еще коллекционируете оружие саксов?
     - Да, предметы обихода саксов меня по-прежнему занимают, - вежливо, но с прохладцей ответил Грейстоун. В этот момент у меня возникло смутное ощущение, что антипатия к Грейстоуну, которую чуть раньше я прочла на лице дяди, была взаимной. - Вам удалось найти что-то интересное, Чарлвуд?
     - Владелец заявил мне, что меч, о котором мы в данный момент говорим, некогда принадлежал королю Альфреду.
     Мне вдруг показалось, что окружающие нас люди изо всех сил делают вид, что не смотрят на нас, хотя в то же время буквально пожирают нас глазами.
     - Все владельцы антиквариата утверждают, что находящиеся в их владении мечи когда-то принадлежали королю Альфреду, - ответил Грейстоун.
     - Ну, надо сказать, что человек, о котором я говорю, был достаточно убедителен, - заметил мой дядя, разглаживая невидимую морщинку на рукаве своего фрака. - Если верить его словам, их семья хранит этот меч вот уже сотни лет. У него есть соответствующие документы.
     Было видно, что лорд Грейстоун поневоле заинтригован рассказом лорда Чарлвуда.
     - Возможно, мне в самом деле следует взглянуть на эту вещицу.
     - Я загляну к вам завтра, и мы договоримся о визите, - сказал дядя.
     После небольшой паузы Грейстоун медленно проговорил:
     - С утра я буду дома.
     Дядя кивнул, и тут оркестр заиграл первые такты вальса.
     - Могу я пригласить вас на этот танец, леди Мэри? - тут же отреагировал дядя.
     Мэри взглянула на Грейстоуна, словно спрашивая у него совета, как ей поступить, но лицо Адриана было непроницаемо. Тогда она приятно улыбнулась моему дяде и прошла с ним в центр зала, оставив меня наедине с Грейстоуном.
     - Вы позволите пригласить вас на вальс, мисс Фитцджеральд? - осведомился он с безукоризненной вежливостью.
     - Пожалуй, нам просто не остается ничего другого, как присоединиться к танцующим, - мрачно заметила я. - Если вы бросите меня здесь, это будет выглядеть неучтиво.
     - Верно, - согласился Грейстоун, слегка поджав губы. - Прошу вас, пощадите мою репутацию и потанцуйте со мной.
     - Учтите, что беседы у нас с вами не получится, - предупредила я. - Я научилась танцевать вальс всего несколько недель назад, и мне нужно следить за тем, чтобы все делать правильно.
     - Я буду хранить полное молчание, - пообещал он, и мы закружились в танце.
     Когда после Венского конгресса вальс впервые заявил о себе в Англии, многие сочли этот танец аморальным. До этого танца с Адрианом я не могла понять, почему у людей сложилось такое мнение. Теперь до меня дошло, в чем тут, по-видимому, было дело. С первых же так-тов я обнаружила, что близость Адриана будит в моем теле чувства, которые никак нельзя было назвать благочестивыми. К тому моменту, когда мы завершили первый круг по залу, я окончательно убедилась, что эти чувства действительно шли вразрез с существующими моральными постулатами.
     Во время моего пребывания в Лондоне я неоднократно танцевала вальс, но со мной никогда не случалось ничего подобного. Я не могла понять, в чем тут дело. Адриан держался на вполне корректной дистанции, не пытался сжимать мою талию, как делали до этого некоторые другие джентльмены. Тем не менее, я необычайно остро реагировала на прикосновение его рук, на близость его большого тела.
     Ощущение это было весьма необычным и нервировало меня, поэтому я очень радовалась тому, что мне не нужно с ним разговаривать. Когда вальс закончился, мой дядя подошел ко мне и увел из зала.

***

     - Сегодня вечером вы прелестно выглядели, Кейт, - сказал мне дядя, когда мы, возвращаясь с бала, ехали по лондонским улицам в его карете. - Несомненно, этого же мнения придерживались и молодые люди, присутствовавшие на балу: вы ни разу не остались без партнера. Даже Грейстоун танцевал с вами! Вы делаете успехи.
     В голосе лорда Чарлвуда проскальзывали елейные нотки, от которых у меня в душе что-то неприятно сжималось.
     - Лорд Грейстоун всего лишь проявил учтивость, - заметила я, стараясь говорить как можно небрежнее. - В конце концов, вы не оставили ему выбора, дядя Мартин.
     - Он не был похож на человека, который действует по принуждению, - сказал дядя еще более сладким голосом.
     - Всем прекрасно известно, что лорд Грейстоун вот-вот сделает предложение леди Мэри Уэстон, - подала из темноты кареты голос кузина Луиза.
     Мне показалось, что это замечание позабавило дядю: он издал негромкий смешок. От этого сердце мое забилось чаще, и я в первый раз за последнее время призналась себе, что боюсь. Я редко испытывала чувство страха, оно было мне плохо знакомо. Должна сказать, что это ощущение не из разряда приятных.
     "Не будь дурой, - ругала я сама себя. - Лорд Чарлвуд может не нравиться тебе, но в нем нет ничего такого, из-за чего его следовало бы бояться".
     Сердце мое, однако, продолжало биться учащенно, а на душе по-прежнему было тревожно. Каждая клеточка моего тела стремилась прочь от человека, который сидел рядом со мной в темноте кареты. Когда он протянул руку и накрыл ею мою, я нервно вздрогнула.
     - Я напугал вас, Кейт? - спросил он и повернул мою кисть так, что теперь она лежала у меня на коленях ладонью вверх.
     Этот человек вызывал у меня отвращение. Он был похож на тех людей, о которых мне нередко рассказывал отец: у них приятная внешность, но им нельзя доверять. Палец его уверенным движением погладил мою ладонь. Я отдернула руку и почувствовала, как он улыбается в темноте. "Мне надо бежать от него, - подумала я. - Мне надо бежать".

***

     На следующий день мистер Паттнам, один из молодых людей, с которыми я танцевала на балу, появился в доме моего дяди на Беркли-сквер, чтобы свозить меня в Гайд-парк. Пять часов для лондонцев особое время. Именно в пять часов вечера представители и представительницы столичного высшего общества появлялись на улицах, чтобы, как говорится, на людей посмотреть и себя показать.
     После того как мистер Паттнам помог мне взобраться на высокое сиденье своего экипажа, я окинула взглядом его лошадей. Фаэтон был запряжен парой пропорционально сложенных и хорошо ухоженных животных серой масти. Оглядев их, я невольно посмотрела на сопровождавшего меня молодого человека с большим интересом, чем раньше. Он был похож на кролика, однако я решила, что человек, обладающий такими лошадьми, должен иметь какие-то скрытые достоинства.
     - Мне нравятся ваши лошади, мистер Паттнам, - сказала я.
     - Они у нас всего месяц, - признался он с улыбкой. - Мы купили их у Ладрингтона после того, как он серьезно проигрался. Ему пришлось распродать всю свою конюшню.
     Во время прогулки мы говорили о лошадях. Приближался вечер. Улицы Лондона были забиты фургонами торговцев, однако мистер Паттнам весьма умело управлялся с вожжами, благодаря чему мое мнение о нем стало еще выше. Добравшись до парка, мы влились в толпу прогуливающихся людей, одетых по последней моде.
     Широкая тропа, окаймляющая озеро Гайд-парк-лейк, прямо-таки кишела всевозможными экипажами. Здесь были и роскошно украшенные традиционные кареты, в которых сидели леди в изысканных туалетах, чьи кучера в роскошных ливреях восседали на козлах, и высокие и низкие фаэтоны, которыми правили молодые люди вроде мистера Паттнама; здесь можно было увидеть ландо, кабриолеты и парные двухколесные экипажи; сытых, прекрасно обученных верховых лошадей, на которых гарцевали леди с безукоризненными манерами и джентльмены в высоких сапогах, кожаных бриджах и кашемировых фраках. Словом, для любого любителя лошадей Гайд-парк в эту пору был просто мечтой, и мы с мистером Паттнамом с удовольствием и со знанием дела обсуждали каждое животное, попадавшееся на нашем пути. Я наслаждалась каждой минутой прогулки и забыла обо всем на свете, как вдруг рядом с нами неожиданно остановился фаэтон.
     - Паттнам! - послышался повелительный голос. - Остановитесь на минутку, пожалуйста.
     Мистер Паттнам натянул вожжи. Кучер следовавшего за нами высокого фаэтона был вынужден резко свернуть в сторону, чтобы избежать столкновения.
     - Это лорд Стейд, - с удивлением и смущением сказал мой спутник, и я, прищурив глаза, стала смотреть на человека, ради которого мой отец предпринял свой последний визит в Ньюмаркет, закончившийся столь трагически.
     Маркиз Стейдский, он же лорд Стейд, был широкоплечим мужчиной с бычьей головой и немигающим взглядом карих глаз, которые он не сводил с меня на протяжении всего разговора с Паттнамом по поводу предстоящих скачек, которые должны были состояться в Ньюмаркете. Было очевидно, что мистер Паттнам, с одной стороны, чрезвычайно польщен вниманием маркиза, а с другой - чувствует неловкость из-за того, что лорд Стейд столь бесцеремонно меня разглядывает.
     - А кто эта молодая особа? - спросил наконец лорд Стейд, сделав жест рукой в мою сторону.
     Мистер Паттнам озабоченно посмотрел на меня.
     - Эта леди - мисс Фитцджеральд, милорд, - сказал он. - Племянница лорда Чарлвуда.
     На лице лорда Стейда появилось удивленное выражение.
     - Так, значит, вы дочь Дэниэла Фитцджеральда?
     - Да, - ответила я, пристально глядя на него. - Именно так.
     - Теперь, когда я рассмотрел вас, вижу, что между вами и вашим отцом действительно есть сходство, - сказал лорд Стейд, словно это не он в течение последних пяти минут пялился на меня, словно на музейный экспонат. Затем, повернувшись к моему спутнику, маркиз презрительно бросил:
     - Отец этой крошки был всего лишь ирландским лошадиным барышником, Паттнам. Не дай убедить себя в том, что она лакомый кусочек на рынке невест.
     Мистер Паттнам страшно смутился и заморгал, словно напуганный кролик. Лорд Стейд бросил на меня еще один взгляд. Я выдержала его и спокойно сказала своему кавалеру, который не находил себе места от стыда:
     - Трогайте, мистер Паттнам.
     Он немедленно отпустил вожжи, и пара серых рванула с места. Позади нас послышался хриплый, неприятный смех Стейда, и мои руки, лежавшие на коленях, против воли сжались в кулаки.
     - Я очень и-извиняюсь, мисс Фитцджеральд, - сказал мистер Паттнам, заикаясь от волнения. - Я и понятия не имел, что лорд Стейд знает, кто я такой!
     Последняя фраза Паттнама заинтересовала меня. Если мой спутник сказал правду, то это означало, что маркиз остановился рядом с нами из-за меня.
     - В последнее время дела на его конюшне идут очень хорошо, - снова решился заговорить мистер Паттнам через некоторое время. - Два года назад его лошадь выиграла скачки, а трехлеток, которого он подготовил к нынешнему сезону, почти наверняка выиграет их снова. Племенной жеребец у Стейда - просто на удивление.
     - Вы имеете в виду Алькасара? - спросила я.
     - Да, именно его. Сам он как скаковая лошадь ничего особенного не показал, но как производитель - просто сокровище.
     Солнце, отражаясь в медных пуговицах на пальто мистера Паттнама