е мозга. Необходим полный покой и после того, как он придет в себя.
     - А он придет в себя? - спросила я дрожащим голосом.
     - Будем надеяться, - сурово ответил мистер Марлоу.
     - Надеяться? - повторила я в полном ужасе. - Этого может не произойти? Вы хотите сказать...
     У меня перехватило дыхание.
     - В подобных случаях, - спокойным, ровным голосом начал разъяснять мне доктор, - если дыхание нормальное, как у вашего сына, большинство пациентов приходят в себя. Насколько могу судить, других серьезных повреждений у ребенка нет, только шок от удара. Остается ждать, когда организм сам справится с этим.
     Чем больше он говорил, тем страшнее мне становилось. Что он там перечислял? Шок, сотрясение... Ведь это голова, и, значит, мозг... О Боже, помоги ему! Не дай уйти от меня!..
     Я снова склонилась над Никки, почти касаясь губами его уха.
     - Никки, - произнесла я дрожащим голосом, - ты слышишь меня? Никки... Мама здесь, рядом с тобой.
     Никакого ответа не смогла я прочесть на маленьком бледном личике.
     - Гейл, - мягко сказал Ральф, - присядьте, пока не упали. - Я почувствовала, как он взял меня за руку. - Садитесь, я принес вам стул.
     Я подчинилась - села у постели, положила ладонь на руку Никки. Мне показалось, его пальцы чуть дрогнули. Надежда затеплилась в моей душе.
     - Сколько?.. - спросила я, повернувшись к врачу. - Сколько времени может пройти до того, как он очнется?
     - Несколько часов. И не пугайтесь, если он не сразу вспомнит, что с ним произошло, миссис Сандерс. Так бывает.
     - Понимаю, доктор. Спасибо вам.
     - Я уведу доктора, Ральф, - сказала Джинни. А я и забыла, что она здесь. Она ласково прикоснулась к моему плечу. - Все будет хорошо, Гейл. Мы даже не можем вообразить, как выносливы дети. Особенно мальчики. Уж я-то знаю.
     После их ухода я сказала Ральфу:
     - Со Скуиртом никогда такого не бывало. Не знаю, что и думать.
     Лицо Ральфа было непроницаемо.
     - Быть может, пчела? - сказал он.
     Я отмахнулась, зная, что Ральф и сам не верит в это.
     - Что могло случиться? - повторила я.
     - Не знаю, Гейл. - И после некоторой паузы:
     - Скуирт мертв.
     - Что?
     - По-видимому, у него был припадок бешенства. Уилсон сказал, что никогда не видел ничего подобного. После того как сбросил Ники, он упал на землю и начал биться в конвульсиях. Словно у него колики.
     - Они не наступают так внезапно.
     - Обычно нет. Возможно, что-то способствовало этому.
     Его слова заставили меня задуматься.
     - Единственное, что можно предположить... - сказала я, не сводя глаз с неподвижного тела сына. - Я слышала, что травоядные животные впадают в такое состояние, если в пищу попадает растение под названием белена. Однако не думаю, что белена растет возле конюшни, да и лошадь сама никогда не станет его есть.
     - Я тоже считаю, что сама не станет, - сказал Сэйвил.
     Смысл его слов не сразу дошел до меня, а когда дошел, мне сделалось жутко.
     - Ральф, - спросила я со страхом, - вы ведь не думаете, что кто-то намеренно... хотел причинить зло Никки?
     Он молчал.
     - Ответьте! - крикнула я, вскакивая со стула. - Вы так не думаете?
     Голос его звучал мягко, но с тревогой:
     - Не знаю, что ответить, Гейл, но должен честно признаться, мне не нравится внезапная смерть пони. Она вызывает подозрения. И еще не нравится история с мостом. Джон уверяет, что в конце прошлого месяца его проверяли, и все было в порядке.
     - Так что же это, Господи? - в отчаянии проговорила я.
     Вместо ответа он задал вопрос, от которого мне стало еще страшнее, по спине побежали мурашки:
     - Гейл, знаешь ты кого-нибудь, кто мог бы желать зла тебе и Никки? Спрашиваю, потому что мне далеко не все известно о вас... Если не хочешь, можешь не отвечать.
     - Нет, - прошептала я. - Нет, Ральф, я не знаю таких людей.
     Но он не удовлетворился ответом.
     - Могли какие-нибудь обстоятельства, - осторожно продолжил он, - связанные с рождением Никки, толкнуть кого-то на неблаговидные поступки?
     Взгляд его янтарных глаз был тверд, но ни подозрения, ни осуждения в них не было.
     - Нет, - повторила я, отвернувшись от него. - Подобных обстоятельств не существует.
     - Хорошо, - спокойно сказал Сэйвил. - Я должен был спросить об этом.
     - Конечно, - согласилась я. - Должен.

***

     Ночь я провела на постели покойной жены Ральфа, рядом с Никки, которого не захотели тревожить и переносить на другое место. Одна из дверей этой комнаты вела в спальню Сэйвила, но сейчас меня меньше всего беспокоили правила приличия, да и другим, надеюсь, было не до этого.
     Разумеется, никто не мог знать, что Ральф в эту ночь находился не у себя в спальне, а сидел в кресле возле постели Никки. Он смотрел на нас обоих и почти ничего не говорил, я даже ни разу не предложила ему отправиться спать - так необходимо мне было его присутствие.
     Было, наверное, около трех утра, когда я почувствовала, как мой сын пошевелился рядом со мной. Я встала на колени и наклонилась над ним.
     - Никки, - сказал я. - Никки...
     Ральф уже вскочил с кресла. Масляная лампа у изголовья постели горела всю ночь, и мы увидели, как задрожали веки мальчика, затрепетали ресницы.
     - Никки, - настойчиво вопрошала я, - ты слышишь меня? Это я, твоя мама. Никки, ответь...
     Он открыл глаза:
     - Конечно, слышу, мама. Почему ты кричишь?
     Слезы ручьем потекли у меня из глаз.
     - О Господи, - рыдала я, - спасибо Тебе! Спасибо Тебе.
     Ральф положил руку мне на плечо.
     - Почему ты плачешь? - спросил Никки. - Что случилось? Уже утро?
     - Ты упал со своего Скуирта, Никки, - сказал Ральф, - и несколько часов не приходил в сознание. Оттого твоя мама расстроена. Не удивляйся, если день-два у тебя будет болеть голова.
     Никки нахмурился.
     - Она и сейчас болит, - сказал он. - Значит, я свалился со Скуирта, мама? Совсем не помню.
     - И не надо, - утешил его Ральф. - Доктор сказал, что все будет хорошо. А помнить о плохом не обязательно.
     Никки продолжал хмуриться.
     - Скуирт в порядке? - спросил он окрепшим голосом.
     - Да, - коротко ответила я. - Ты можешь чуть-чуть приподняться? Я дам тебе попить.
     Мы помогли ему дойти до ватерклозета и выпить воды. У него страшно разболелась голова, он даже заплакал, и все, чего хотел, - поскорее снова лечь. Мы уложили его. Я опять легла рядом, взяла его руку в свою.
     - Идите к себе и поспите немного, - тихо сказала я Ральфу. - Вы совсем измотались за день. Однако он снова уселся в кресло.
     - Подожду, пока мальчик заснет.
     Это случилось очень скоро, и тогда Сэйвил встал, подошел ко мне и некоторое время молча стоял, переводя взгляд с меня на Никки.
     - Думаете, с ним все будет хорошо? - с тревогой спросила я.
     - Уверен, Гейл. Готов дать голову на отсечение.
     - Спасибо, Ральф. Спасибо за все и особенно за сегодняшнюю ночь. Вы оказали мне такую поддержку, такую... - Слезы мешали мне продолжать, но я договорила:
     - Я никогда не забуду этого.
     - Маленькая Гейл, - нежно произнес он, наклонился и поцеловал меня. - Если понадобится помощь, я буду рядом, за той дверью.

Глава 19

     Наутро Ральф спросил у всех конюхов, что такого мог съесть Скуирт, в результате чего впал в безумие, окончившееся смертью. Опрос ни к чему не привел.
     Я не хотела и в этот день говорить Никки о смерти его любимого пони. Но Ральф посоветовал не скрывать от мальчика правды. И то, что я согласилась с мнением Ральфа, лишний раз подтверждало, насколько большое влияние оказывал на меня этот человек.
     Никки был безутешен, я уже осуждала себя за то, что послушалась Ральфа, однако тот успокоил меня простыми словами - лучше горькая правда, чем ложь. Скрепя сердце я согласилась с этим расхожим, но не всегда бесспорным утверждением.
     Никки продолжал находиться в спальне графини под моим присмотром и большую часть дня спад. Несколько раз его навешали мальчики и их наставник Уилсон. Вечером, когда мы собрались перед обедом в гостиной, Джинни спросила, не хочу ли я перевести Никки в его собственную спальню, где он будет под присмотром няни, и я смогу немного отдохнуть.
     Я уже готова была согласиться, но с условием, что сама буду ухаживать за Никки, но Ральф предварил мой ответ.
     - Пусть мальчик еще побудет здесь, - сказал он. - Доктор Марлоу советовал не беспокоить его несколько дней.
     - Прекрасно, - ответила Джинни. - Тогда я распоряжусь, чтобы в комнату поставили раскладную кровать для няни.
     Ральф улыбнулся:
     - Думаю, и этого не потребуется. Уверен, Гейл захочет снова провести ночь рядом с сыном.
     В гостиной наступило неловкое молчание. Я смело оглядела присутствующих и, к своему удивлению, заметила выражение крайней обеспокоенности на лице Джона Мелвилла. Роджер выглядел лишь немного удивленным, Гарриет - злобно-угрюмой, ее отец, как, впрочем, почти всегда, - недовольным и раздраженным. Джинни была несколько озадачена.
     - Обед подан, миледи, - объявил появившийся в дверях дворецкий.
     В том же порядке, что обычно, мы двинулись в столовую. Джинни и Ральф принялись обсуждать - и продолжили потом за столом - пожар в ее доме, связанные с этим проблемы и необходимые действия. Джон давал советы, остальные вяло поддерживали разговор, не выходя за рамки приличий.
     Я с тоской вспоминала полные тепла, а иногда по-настоящему веселые застолья с Макинтошами в моем бывшем доме и те кажущиеся теперь такими далекими и спокойными дни, когда граф Сэйвил еще не вторгся в мою жизнь, не перевернул ее вверх дном.

***

     После того как мужчины, выпив свое вино, снова присоединились к нам в гостиной, образовался кружок играющих в вист - Ральф, Джинни, Роджер и Гарриет. Я не умела играть в эту игру и потому согласилась на предложение Джона Мелвилла прогуляться по саду.
     Над озером стлался туман, в вечернем воздухе веяло прохладой, и я пожалела, что не взяла шаль, но Джон, увидев, что мне неуютно, тут же снял сюртук и накинул мне на плечи.
     Я была благодарна ему, но некоторая бесцеремонность, претендующая на интимность, с которой он сделал это, невольно заставила меня посмотреть на него с удивлением.
     Он ответил успокаивающей улыбкой:
     - Не тревожьтесь. Я не претендую на место Ральфа.
     Надеюсь, сумерки скрыли мои пылающие щеки. Не стало никаких сомнений в том, что все в замке знают о моей связи с Ральфом. Прежде всего это ставило в неловкую ситуацию меня. Ральф ведь у себя дома, где, вероятно, уже привыкли к тому, что время от времени в замке появлялись его любовницы. Скорее всего это были женщины из высшего общества, которых, быть может, и не смели называть этим словом, хотя, как я уже говорила, для меня в нем нет ничего постыдного. Если, конечно, эта связь действительно любящих друг друга людей не приносит никому вреда.
     Я была совершенно уверена, что в тех случаях, когда фаворитки Ральфа принадлежали к светскому обществу, все правила приличия строго соблюдались и женщины не только не подвергались оскорблениям, но даже подобных намеков никто себе не позволял. Как это сделал сейчас Джон Мелвилл.
     Но я ведь не принадлежала к высшему обществу.
     Бесстрастно и холодно я сказала:
     - Его сиятельство действительно очень добр ко мне и к моему сыну.
     - Вы правы, именно так, - ответил он без прежней иронии и добавил:
     - Я понимаю, Гейл, все это не слишком просто, особенно для такой женщины, как вы. Но, обещаю, никто вас тут не обидит. Я позабочусь об этом.
     - Пожалуйста, не затрудняйте себя, - ответила я с язвительной любезностью. - Единственное, чего я хочу, сэр, так это поскорее обрести новое жилье и продолжить дело, которым занималась раньше, - обучать верховой езде.
     - Он не женится на вас, миссис Сандерс, - сказал вдруг Джон, как если бы не слышал или не хотел слышать того, что я сейчас говорила. - Помимо разности происхождения и положения в обществе, есть еще и память о Джорджиане и их ребенке. Поймите, дорогая, он никогда не сможет переступить через это.
     - О чем вы говорите, Мелвилл? - с неискренним возмущением воскликнула я. - И в мыслях не имела ничего подобного. Единственное, чего я хочу от графа, - скорейшего завершения сделки, касающейся лошадей, о которой вам, надеюсь, известно, а также помощи в решении вопроса о моем жилье. Но тут я уже нахожусь в полной зависимости от вас, Джон. - Я умудрилась перевести разговор в другую плоскость, спросив жалобным тоном, есть ли надежда найти что-нибудь подходящее - недорогое и приличное. И с хорошей конюшней, разумеется...

***

     Вечерний чай и фрукты подали в одиннадцать, после чего я пожелала всем доброй ночи и, взяв приготовленную, как всегда, свечу возле дверей, зажгла ее и удалилась.
     Со странным чувством проходила я по комнатам, когда-то принадлежащим несчастной жене Ральфа: так называемая утренняя комната, обитая розовым шелком - сейчас, в полутьме, он казался серым; множество картин, на которых в основном изображены цветы. Похожие, но живые, лежат на могилке хозяйки. Потом шла гардеробная - великолепная, с бледно-зелеными стенами, такого же цвета мебелью и оконными рамами. Когда я смотрела на них при дневном свете, то не могла не вспомнить портрет в галерее, показанный Джинни: там у жены Ральфа глаза точно такого же цвета.
     В самой спальне обстановка была тяжелее, солиднее - мебель, стены, балдахин над кроватью, драпировки, вышитые золотом, серебром и жемчугом. Джинни успела сказать, что им более двухсот лет.
     Я не могла избавиться от мысли, что эти комнаты принадлежали женщине, с которой жил Ральф, что ее присутствие, ее дух чувствуются здесь и сейчас. Здесь он любил ее... И как уверяет Джон Мелвилл, не перестает любить и ныне.
     Снова я вспоминала ее портрет: гладкие темные волосы, зеленые глаза, стройная высокая шея, благородство и изысканность в каждой черточке лица.
     Мне было больно думать, что Ральф до сих пор любит ее, не может не любить. Я хотела, чтобы его любовь принадлежала мне...
     Наклонившись к Никки, я с облегчением увидела, что он крепко спит, дыхание ровное и спокойное. В течение дня я постоянно наблюдала за сыном и заметила, как на его щеках постепенно появляется румянец, а глаза становятся живее и выразительнее.
     Вошла горничная, и снова я, чтобы не нарушать традиций дома, не отказалась от ее помощи при переодевании, хотя чувствовала себя при этом неловко. Откажись я совсем от ее услуг, она, чего доброго, могла подумать, что я страдаю какой-нибудь ужасной кожной болезнью или скрываю, что у меня деревянная нога.
     Облачившись в длинную белую рубашку, я опустилась на подушки огромной кровати рядом с Никки, прислушиваясь к его дыханию. Однако не могла не думать о том, что совсем недалеко, за той дверью, Ральф, быть может, в эту минуту тоже ложится в постель. Думает ли он обо мне, как еще недавно думал о своей жене, лежавшей на этой кровати и ожидавшей его каждую ночь?
     Я постаралась запретить себе подобные мысли - они недостойны, неподобающи. И доставляют мне лишь страдания. Зачем мучиться тем, что несбыточно... неосуществимо?
     Никки тихо лежал рядом, я протянула руку и коснулась его плеча, чтобы напомнить себе, что я все та же Абигейл Сандерс, а не какая-то иная женщина, хотя и нахожусь в непривычном для себя месте, в необычной обстановке, лежу на диковинной кровати...
     Не знаю, сколько прошло времени до той минуты, когда произошло то, что, я верила и надеялась, должно произойти, - открылась внутренняя дверь и на пороге появился Ральф со свечой в руке. Неслышно ступая в толстых чулках, он подошел к постели, взглянул на Никки.
     - Спит спокойно?
     - Да, спал уже, когда я пришла. Ему значительно лучше, благодарение Богу.
     - Думаю, его можно оставить одного на какое-то время.
     - Не знаю. Когда я уходила в течение сегодняшнего дня, с ним всегда кто-нибудь оставался. Я боюсь, Ральф. Боюсь после того, что случилось... Этот мост... Смерть Скуирта... Что, если кто-то действительно хочет причинить ему вред?
     Вместо ответа Ральф молча направился в гардеробную, и я услышала, как там щелкнул замок двери, ведущей в коридор. Вернувшись в спальню, он сделал то же самое с дверью в гардеробную.
     - Теперь войти сюда можно только через мою комнату, - сказал он. - Никки вне опасности.
     Это звучало убедительно.
     Откинув одеяло, я спустила ноги на ковер, устилавший пол.
     - Гейл, - прошептал Ральф, наклоняясь ко мне и ставя свечу на столик.
     Его руки уже обхватили мою талию, я почувствовала, что поднимаюсь в воздух, и обняла его за шею. Наши губы встретились, мы целовали друг друга так жадно, словно встретились после долгой и томительной разлуки.
     - Гейл, - повторил он, и звук его голоса был похож на стон.
     Ральф по-прежнему крепко прижимал меня к себе, мои ноги болтались в воздухе, он начал медленно двигаться к двери в свою комнату. Но потом остановился, подхватил меня под колени и, высоко подняв, стремительно, словно жертву похищения, понес к себе в спальню, где было почти темно - горела всего одна свеча.
     Положив свою добычу на постель, Ральф некоторое время молча смотрел на меня, потом сказал, одновременно снимая с себя рубашку и слегка задыхаясь:
     - У тебя прелестное ночное одеяние, но без него ты еще прекраснее. Не решишься ли снять его сейчас?
     Мне тоже не хватало воздуха, но все же я сумела ответить:
     - Да, я сделаю это.
     Что и выполнила без всякого стеснения, напрочь забыв о правилах приличия.
     Ральф, освободившийся от одежды, уже был рядом со мной в постели. Его руки обнимали меня, ласкали, касаясь тех мест, прикосновение к которым было мне особенно приятно. Я отвечала, целуя его губы, шею, гладя мускулистую спину и грудь, пропуская сквозь пальцы золотистые волосы.
     Его губы задержались на моей груди, я замерла, тело непроизвольно выгнулось, жар пробежал по нему от сосков до лона, которое уже призывало, ждало его пришествия.
     И он пришел. Я ощутила его присутствие, его движения. Сначала они были медленными, осторожными, легкими, потом становились быстрее, увереннее, сильнее. А затем наступил всплеск, взрыв эмоций, и я уже не понимала, где я, на каком небе и что со мной...
     Откинувшись на бок, он продолжал сжимать меня в объятиях, а я прятала лицо в ямке на его плече.
     Я чувствовала себя в такой безопасности рядом с ним, такой защищенной.
     Это ощущение вызвало в моей памяти то, что и не уходило из нее: происшествие с Никки. Мне захотелось убедиться, что с ним все в порядке.
     - Ральф, - сказала я. - Я иду к Никки. Я должна...
     Он не стал спорить, поднялся с постели и подал мне ночную рубашку. Сам тоже накинул халат, и мы вдвоем пошли к Никки.
     Мой сын спал на спине, закинув руку за голову. Волосы упали на лоб, ресницы под светом свечи отбрасывали на щеки длинные тени. Мое сердце защемило от любви. И от беспокойства.
     - То, что случилось вчера, - проговорила я, повернувшись к Ральфу, - было случайностью? Так ли это? Скажи мне прямо, прошу тебя.
     Ральф повел меня ближе к окну, чтобы наши голоса не потревожили Никки, и там заговорил. Но не сразу.
     - По правде сказать, не знаю, что и думать, хотя размышляю об этом постоянно. Я доверяю Джону, он доверяет работникам, которые следят за мостом. Также я доверяю конюхам - они не могли накормить вашего пони ядовитой травой... И в то же время подозрения не оставляют меня. Я стараюсь отбросить их, мне стыдно перед самим собой. Ничего подобного еще не случалось в Сэйвил-Касле.
     Я тотчас представила, что случилось бы, если бы Сэйвил проехал на несколько дюймов дальше по тому злополучному мосту... Что бы произошло, если бы Никки ударился головой чуть сильнее?.. Нет!..
     - Тебе холодно, - сказал Ральф, заметив, что я вся дрожу. - Где твой пеньюар?
     - Это не холод, - ответила я. - Мне страшно.
     - Полно. Нам не следовало обсуждать все это. Я сам займусь этим делом, обещаю тебе.
     Я покачала головой, как бы говоря, что не могу оставатьс