- Ты ошибаешься, это совсем не так, - сказал он. А потом потянулся ко мне и заключил в объятия, словно свою собственность.

***

     Мы провели в Уинтердейл-Парке две недели, а потом настало время возвращаться в Лондон. Когда я стану старой-старой леди и страсти и чувства исчезнут без следа, то все равно до конца своих дней буду помнить эти две недели.
     Мы жили друг для друга. Внешне мы вели себя так, как и полагалось вести себя хозяину и хозяйке огромного поместья. Но на самом деле мы стремились только к одному - быть вместе.
     Мы могли, к примеру, встретиться днем в спальне и провести целый час в любовных утехах, а потом встать, одеться и как ни в чем не бывало отправиться по своим делам. А вечером того же дня мы падали в объятия друг друга, словно не виделись целую вечность.
     Мне было все равно, что подумают слуги. Меня не заботило, что кто-нибудь узнает про наши дневные свидания или ненароком заметит, как соприкасаются наши руки и колени, когда мы вечером сидим за шахматной доской. Я не знала смущения. Мое тело стало свободным и забыло, что такое стыд, - оно помнило только о том, что прекрасно, потому что Филип говорил мне, что я красивее всех на свете.
     И лишь одно облачко отбрасывало крохотную тень на мое счастье. Я отдала Филипу всю себя - и тело, и душу. Но я знала, что он утаил от меня частичку своей души.
     Когда мы держали друг друга в объятиях, тогда он принадлежал мне весь. Я чувствовала это. Мы становились единым целым - наши тела, сердца, души. Но как только тела наши разъединялись, он уносил с собой и часть себя.
     Я убеждала себя, что у меня нет причин для беспокойства. Моему браку может позавидовать любая женщина, нельзя быть такой алчной.
     Но я обнаружила в себе собственнические инстинкты, по крайней мере в том, что касалось Филипа. Я хотела, чтобы он был моим целиком и полностью, и то, что он утаивал часть себя, наполняло меня тревогой.

Глава 17

     Мы возвращались в Лондон погожим майским утром. Теплый южный ветерок дул нам в лицо, а из лесу доносилось кукование кукушки. На клумбах Уинтердейл-Парка распустились цветы - лилии, розы, бледно-розовые тюльпаны. Вдоль дороги зацвели кусты боярышника, а на пастбищах, где паслись отары овец, уже резвились и блеяли маленькие ягнята.
     Я сидела рядом с Филипом в фаэтоне и с наслаждением вдыхала свежий весенний воздух.
     - Как не хочется возвращаться в город в такой чудесный день, - с сожалением заметила я, обращаясь к Филипу. - Здесь так красиво.
     - Ничего не поделаешь, - возразил он. - Мне надо увидеться с моим поверенным.
     Конечно, я это знала. По-моему, и сам Филип сожалел, что не может подольше задержаться в Суррее. В Лондоне наше чувственное уединение будет нарушено. Там мы снова окунемся в светскую жизнь.
     Мне, честно говоря, не хотелось перемен. Пока мы были в Уинтердейл-Парке, все внимание Филипа принадлежало только мне. А после возвращения в Лондон другая сторона его жизни - клубы, фехтовальные и боксерские залы, деловые поверенные - немедленно заявит о себе. Конечно, странно было бы ожидать, что счастье медового месяца будет длиться вечно. Но мне так этого хотелось. По крайней мере я молилась, чтобы оно длилось как можно дольше.
     Однако лошади мчались вперед, с каждом ударом копыт приближая нас к Лондону, к Мэнсфилд-Хаусу, к леди Уинтердейл.
     - Как это неудобно, что в доме теперь будут две леди Уинтердейл, - пробормотала я.
     Филип подхлестнул левую коренную, чтобы та прибавила ходу.
     - Это продлится всего несколько недель. А потом сезон закончится, и тетя Агата с Кэтрин переберутся к себе в Бат.
     Я просияла.
     - А мы сможем вернуться в Уинтердейл? Он, прищурившись, посмотрел на меня.
     - Да. Тогда мы сможем вернуться в Уинтердейл.
     Мои губы сами собой сложились в улыбку, которая ни разу не появлялась у меня на лице до этих недель, проведенных с Филипом.
     - Прекрасно, - тихо сказала я.
     В его прищуренных глазах я уловила страстный блеск, но мне это было приятно. Я улыбнулась еще шире.
     Он снова перевел взгляд на лошадей и сурово заметил:
     - А ты, оказывается, распутная девчонка.
     - Да, - согласилась я, удивленная и одновременно польщенная. - Думаю, что да.

***

     Когда я вошла в парадную дверь Мэнсфилд-Хауса, Кэтрин уже ждала меня в мраморном холле.
     - Джорджи! - воскликнула она и бросилась ко мне.
     Мы обнялись. Когда же я чуть отстранилась от нее, то с удивлением заметила кое-какие перемены в ее облике.
     - Ты подстригла волосы.
     - Да, - гордо сказала она и бросила дерзкий взгляд в сторону леди Уинтердейл, которая как раз выходила из гостиной в холл. - Ну как, нравится?
     - По-моему, тебе очень идет такая прическа, - искренне промолвила я. - Теперь у тебя открыто лицо. Ты выглядишь очень... эффектно.
     Ее щеки, которые так выгодно выделяла короткая стрижка, слегка порозовели.
     - Ты правда так считаешь?
     - Ну конечно.
     Входная дверь оставалась открытой, чтобы удобнее было вносить багаж. Беседуя с Кэтрин, я слышала, как позади меня прошли лакеи с нашими чемоданами, потом Бетти, потом слуга Филипа. Я не слышала, как вошел Филип, - он всегда ступал почти беззвучно, как кошка, но тем не менее точно уловила момент, когда он появился в холле.
     Я с улыбкой обернулась к нему:
     - Обрати внимание на новую прическу Кэтрин, Филип. Не правда ли, она очаровательно выглядит?
     - Она выглядит прелестно, - учтиво промолвил он.
     Кэтрин залилась краской.
     Леди Уинтердейл приблизилась к нам величественным шагом.
     - Джорджиана. Филип. Полагаю, вы хорошо провели время в Уинтердейл-Парке?
     Она произнесла это с довольно кислым выражением лица, и я впервые заметила, что она избегает моего взгляда.
     Должно быть, она знала о финансовых затруднениях своего мужа и теперь боится, что мне это тоже стало известно.
     К своему немалому удивлению, я поняла, что леди Уинтердейл смущена.
     - Эти две недели были просто чудесны, - сказала я. - В сельской местности так красиво в это время года. А дом просто великолепен, леди Уинтердейл. Не могла отделаться от ощущения, что живу в венецианском палаццо.
     Она бросила на меня острый взгляд.
     - Да, я и сама очень его любила, - осторожно заметила она. - Так любила, что почти ничего не меняла в нем с той поры, как вышла замуж.
     Я одарила ее лучезарной улыбкой и кивнула, делая вид, что полностью с ней согласна.
     - Как поживает Анна? - спросила Кэтрин - Уже освоилась на новом месте?
     - Да, она чувствует себя прекрасно. Спасибо, что предложила поместить ее в свои бывшие апартаменты. Для них с Нэнни это как раз то, что надо.
     Кэтрин очень обрадовалась, услышав об этом.
     Леди Уинтердейл холодно промолвила:
     - Обед подадут через час. Если вы с Филипом желаете переодеться, то вам пора идти.
     - Идем, Джорджи, - сказал Филип, беря меня за руку и поворачивая к лестнице. - Тетя Агата права. По дороге сюда ты почти ничего не ела и, наверное, уже проголодалась.
     Я поднялась вместе с ним наверх. Когда мы проходили мимо комнаты, которую я занимала во время своего предыдущего визита в Мэнсфилд-Хаус, меня охватило странное чувство. Думаю, именно в этот момент я впервые осознала, что со мной произошло. Впервые я поняла, что я больше не Джорджиана Ньюбери - теперь я графиня Уинтердейл.
     Дни, проведенные в Уинтердейл-Парке, казались мне почти сказкой, но этот дом в Лондоне был реальностью. Сегодня я лягу спать в графских апартаментах, а не в своей прежней спальне. Я, а не леди Уинтердейл буду сидеть напротив Филипа за обеденным столом. Я буду обсуждать с поваром меню и беседовать с экономкой по поводу слуг. Теперь я графиня.
     Конечно, кроме меня, тут есть еще одна графиня Уинтердейл, и я была уверена, что отношения между нами, которые и раньше-то оставляли желать лучшего, станут еще более натянутыми.
     Графские апартаменты находились в конце коридора, и огромные окна спальни и гардеробных выходили во внутренний дворик с садом. Я стояла рядом с Филипом в спальне и осматривалась вокруг. В комнате располагалась изящная кровать с бледно-голубым пологом, уютные кресла с голубой обивкой и письменный стол. Очаровательные пейзажи висели на стенах, а над камином висел портрет дамы в костюме восемнадцатого века, в напудренном парике и с мушкой на щеке.
     Из открытых дверей гардеробных по обеим сторонам спальни доносились голоса - лакеи распаковывали наши чемоданы.
     Я сказала Филипу:
     - Никак не могу поверить, что все это произошло со мной. Кажется, я должна быть в моей спальне, а не здесь. Мне трудно представить себя в роли леди Уинтердейл.
     - Ты вскоре привыкнешь к своему новому положению, - возразил он. - Кэтрин тебя любит. Слуги уже привыкли к тебе, и ты пользуешься у них уважением. Твое появление в доме - это не возвращение отверженного, как было со мной, после того как я принял графский титул. - Он подошел к окну и выглянул во двор, заложив руки за спину.
     Возвращение отверженного.
     Сердце мое сжалось от боли за него. Неужели так все и, было?
     Я ответила на свой собственный вопрос. Да, именно так все и было.
     Я приблизилась к нему, обняла его за талию и прижалась щекой к его плечу.
     - Значит, мы подходим друг другу, - заметила я с напускной легкостью. - Шантажистка и отверженный. Воистину союз, заключенный на небесах.
     Филип усмехнулся. Мне нравилось, когда удавалось его рассмешить.
     Обернувшись ко мне, он промолвил:
     - Не знаю, как ты, а вот я страшно голоден. Может, нам пора переодеться к ужину?
     Я опустила руки и отступила от него.
     - Замечательная идея, милорд. А после обеда вы направитесь в свой клуб?
     - Нет, - сказал он. - Сегодняшний вечер я проведу дома. Путешествие из Суррея в Лондон очень меня утомило.
     - Какая жалость, - обронила я, потупившись с притворной скромностью.
     - Утомило, но не слишком, - добавил он.
     Я заулыбалась.
     - Иди оденься, Джорджи, - угрожающе произнес он, - или, обещаю тебе, ты вообще останешься без обеда.
     - Иду, иду, иду, - сказала я, торопливо вбегая в дверь своей гардеробной, где меня уже ждала Бетти, чтобы помочь переодеться в вечернее платье.

***

     Обед прошел так, как я и предполагала. Леди Уинтердейл была низведена с хозяйского кресла на мое прежнее место за столом, что, по ее понятиям, было вполне законно, но причинило ей много неприятных минут. Она выражала свое недовольство тем, что вела себя еще более высокомерно, чем всегда, но мы с Филипом - и даже Кэтрин - делали вид, что внимательно слушаем ее, пропуская все колкости мимо ушей.
     Наблюдая за Кэтрин, я вдруг поняла, что в ее жизни произошло какое-то событие, которое придало ей уверенности в себе. Испуганная мышка, которую я раньше знала, исчезла почти без следа. Интересно, лорд Ротерэм принимал участие в этом превращении? Если так, то я чувствовала легкую тревогу за Кэтрин: неизвестно, каковы его намерения, и мне бы не хотелось, чтобы он заставил Кэтрин страдать.
     После обеда леди Уинтердейл и Кэтрин поехали на бал, а мы с Филипом остались дома. Некоторое время мы играли в шахматы в гостиной на втором этаже. Я стала делать первые успехи в игре. Филип теперь убирал с доски только своего ферзя, одного из коней и две пешки.
     Конечно, победить его мне так и не удалось, но, к своей радости, я дважды поставила ему шах. У меня появилась надежда, что в будущем я овладею этой сложной наукой.
     Впоследствии я буду с болью и страстным желанием вспоминать ту первую ночь, что мы провели в Мэнсфилд-Хаусе как муж и жена. Между нами все было так же, как и в Уинтердейл-Парке. Мои чувства находились в такой гармонии с его желаниями, что тело воспламенялось от одного его прикосновения. Он целовал меня, и я целовала его в ответ с не меньшей страстью. Я приподнимала бедра, принимая его в себя, и он входил и двигался во мне, унося меня в заоблачные высоты наслаждения и бездумного восторга.
     А после, когда мы лежали в объятиях друг друга, я чувствовала себя под защитой его сильных надежных рук и думала о том, как сильно его люблю и как разрушить ту невидимую преграду, что еще существовала между нами.
     На следующий день в Мэнсфилд-Хаус приехал Фрэнк Стэнтон, и между мной и Филипом все переменилось.

***

     Это случилось поздним утром. Филип уехал в контору повидаться со своим деловым партнером, а я собиралась пойти с Кэтрин в библиотеку, когда Мэзон пришел сообщить, что меня хочет видеть капитан Фрэнк Стэнтон.
     Это известие застало меня врасплох. Ведь Фрэнк должен был находиться в Ирландии вместе со своим полком.
     - Проводите капитана Стэнтона в гостиную, Мэзон, - сказала я. - Я сейчас спущусь.
     Кэтрин бросила на меня любопытный взгляд.
     - А кто этот капитан Стэнтон, Джорджи?
     - Один мой старый друг, - ответила я. - Его отец - сквайр у нас в Суссексе.
     - Ах да, Анна рассказывала о нем.
     - Пойдешь со мной? Я тебя с ним познакомлю, - малодушно предложила я. Признаться, мне вовсе не хотелось встречаться с Фрэнком один на один.
     - О нет, тебе, наверное, хочется повидаться со старым другом без посторонних, - возразила Кэтрин и улыбнулась. - Замужняя леди имеет право находиться в комнате наедине с неженатым джентльменом.
     Я медленно, нехотя спустилась в холл по витой парадной лестнице. Нет, это не потому, что мне не хочется видеть Фрэнка, убеждала я себя. Просто не хочется видеть того Фрэнка, который сердит на меня и которому я причинила боль, а я была почти уверена, что меня встретит именно этот Фрэнк.
     Он стоял у камина и смотрел в огонь, когда я вошла в гостиную на первом этаже. Несколько мгновений я молча смотрела на него - знакомые широкие плечи и гладкие светлые волосы. Он почувствовал мое присутствие и обернулся.
     - Джорджи, - промолвил он. Его приятный тенор звучал чуть хрипло. Серые глаза блестели. - Отец написал мне, что ты собираешься выйти замуж за Уинтердейла, - сказал он. - Я отправился в дорогу, как только смог покинуть полк, но вижу, что опоздал. Это правда? Ты теперь леди Уинтердейл?
     - Да, Фрэнк, это правда. - Я вошла в комнату и приблизилась к нему, улыбаясь самой лучезарной улыбкой. - Прошу тебя, не смотри на меня так - это же не конец света. Ты ведь знаешь, наш с тобой брак был невозможен, а этот брак идеально подходит Анне. Мы только что вернулись из Уинтердейл-Парка в Суррее, где Анна обрела приют, и уверяю тебя, она там будет очень счастлива. Тебе известно, как я тревожилась о ее будущем. Отныне этой проблемы больше не существует. У нее есть дом.
     - А как же ты, Джорджи? - спросил он, подойдя ко мне. - Об Уинтердейле всякое говорят. Я знаю тех, кто водил с ним дружбу в юности. Он побывал во всех борделях и игорных притонах Европы. Мне страшно думать, что ты стала женой такого человека. - Фрэнк стоял совсем рядом, и я не могла не заметить, что он весь дрожит. - Господи, Джорджи, ну почему ты не вышла замуж за меня? Все было бы лучше, чем этот брак!
     Гнев захлестнул меня.
     - Филип мой муж, Фрэнк, - сказала я, стараясь говорить спокойно. - Ты не должен говорить о нем в таком тоне.
     - Да ты не знаешь, что это за человек, Джорджи... - в отчаянии начал Фрэнк, но тут в дверях послышались шаги.
     - Мэзон сказал мне, что у нас гости, любовь моя, - раздался за моей спиной голос Филипа.
     Он еще ни разу не называл меня "моя любовь", и сердце мое радостно подпрыгнуло, хотя я и догадывалась, что он сказал это только для того, чтобы позлить Фрэнка.
     Я обернулась к своему мужу и оторопела, встретив его ледяной взгляд. Интересно, сколько он простоял в дверях, прежде чем дал знать о своем присутствии?
     Я неуверенно пролепетала:
     - Милорд, позвольте вам представить капитана Фрэнка Стэнтона, моего друга детства. Мы росли вместе в Суссексе.
     Фрэнк сухо поклонился:
     - Лорд Уинтердейл, мое почтение.
     Филип небрежно кивнул в ответ.
     В комнате воцарилось неловкое молчание, которое ни одни из мужчин, похоже, не собирался нарушать.
     Я спросила у Фрэнка, где он остановился.
     - У одного моего друга, Джорджа Томаса, который снимает комнату на Джермин-стрит.
     - И как долго вы пробудете в Лондоне? - спросил Филип. Тон, каким он произнес этот вопрос, ясно показывал, что он надеется на скорейший отъезд Фрэнка.
     - Я взял отпуск на месяц, - ответил Фрэнк. Серые глаза его сверкали словно сталь. - И проведу его в Лондоне.
     Атмосфера в гостиной накалялась с каждой секундой. Я, конечно же, понимала, чем так расстроен Фрэнк. Его больно ранила то, что я вышла замуж за другого. Но я не могла понять своего супруга. Почему он так отвратительно ведет себя с нашем гостем?
     Должно быть, он слышал, как тот высказался по поводу его печально знаменитой карьеры в Европе.
     Фрэнку необходимо привыкнуть к мысли, что я вышла замуж, думала я, и найти себе другую девушку.
     Прошло еще несколько томительных минут, в течение которых я что-то лепетала, как идиотка, а мужчины не проронили ни слова. Затем Филип внезапно извинился и ушел, оставив меня наедине с Фрэнком.
     - Ты поедешь со мной кататься, Джорджи? - спросил меня Фрэнк, как только захлопнулась дверь за моим мужем. - Я одолжу у моего друга Томаса лошадь.
     Мне не хотелось кататься с Фрэнком, но я чувствовала себя виноватой. Он ведь был моим самым лучшим другом все эти годы, и мне невыносимо было видеть страдание в его глазах.
     - С удовольствием, - сказала я. - Но в Лондоне выезжают на прогулку в пять часов вечера.
     Он попытался улыбнуться.
     - Тогда я заеду за тобой в пять.
     - Чудесно, - сказала я с напускной веселостью.
     После ухода Фрэнка мы с Кэтрин отправились в городскую библиотеку. В этот час там было полно народу, и среди прочих мы встретили леди Энстли и миссис Хенли, двух светских сплетниц. От острых, проницательных взглядов, которые они бросали на меня, я пришла в ярость. Однако сдержалась и вела себя с ними насколько могла обходительно и любезно. Мой брак был связан со скандалом, и я не могла допустить, чтобы пострадала репутация Филипа.
     Обе дамы держались со мной несколько холодно, но учтиво. Это свидетельствовало о том, что наш брак получил одобрение, хотя и не сразу.
     Я мысленно поблагодарила леди Джерси и леди Каслриг, чье присутствие на нашей свадьбе оказалось, по-видимому, единственной причиной того, что нас с Филипом не подвергли остракизму.
     Мы с Кэтрин выбрали себе новые книги и пошли домой в сопровождении лакея Уинтердейлов. Я взяла себе роман под названием "Гордость и предубеждение", который мне порекомендовала Кэтрин, а также два томика стихов. Я занесла все три книги к себе в спальню, собираясь потом спуститься к ленчу.
     Положив томики на маленький письменный столик, я вдруг заметила листок бумаги, торчавший между страниц романа. Я вытащила его и прочла записку, написанную черными чернилами:

***

     Тебе удалось женить на себе Уинтердейла при помощи шантажа, но твоя карьера вымогательницы на этом закончится. Верни все компрометирующие бумаги или ты умрешь.

***

     У меня перехватило дыхание. В следующее мгновение я вдруг осознала страшное значение этой записки, и сердце заколотилось в груди, как бешеное.
     Я-то считала, что с этим давно покончено, наивно полагая, что брак с Филипом убедит жертв моего отца, что я не собираюсь вымогать у них деньги. Но я ошиблась. Возможно, моя свадьба только еще больше перепугала их всех - они решили, что у меня действительно есть против них улики.
     Я прижала дрожащие руки к щекам.
     "Где же Филип? - в отчаянии подумала я. - Надо показать ему эту записку".

Глава 18

     Филип отсутствовал целый день, и я была вынуждена отправиться с Фрэнком на прогулку, не переговорив с мужем. Как обычно, я ехала верхом на Като. По приказанию Филипа мою любимую кобылку Корину перевезли из Уэл-дон-Холла в Уинтердейл-Парк, но мы оставили ее в поместье, поскольку мне не хотелось заключать ее в тесные городские конюшни.
     В этот час в парке было полно гуляющих. У