онович удобно  устроился  в  предложенном  ему  кресле  и  с
удовольствием уставился на покрытую  желтыми  опилками  арену,  где  под
звуки бравурной музыки ходили на задних ногах,  как  маленькие  собачки,
шесть вороных лошадок, одной величины, с пучками из  розовых  и  голубых
перьев  на  голове.  Повелевал  ими  стройный  дрессировщик  с  длинными
черными, немного волнистыми, волосами. Потом лошадки  убежали,  за  ними
последовал артист в обтягивающем белом с блестками костюме, и  на  смену
им явился пожилой, с седыми висками наездник: серый  в  яблоках  жеребец
выделывал па марша, польки, вальса, галопа и даже  танцы  с  пантомимой.
Потом ловкая, легкая девица в короткой белой, тоже с  блестками,  юбочке
скакала, стоя на спине лошади,  заставляла  ее  мчаться  с  удивительной
быстротой,  перепрыгивать  через  препятствия  в  полный  карьер.  Потом
появились клоуны: рыжий в немыслимом балахоне - знаменитый  Комикакимант
- изображал цирюльника, другой - путешественника-англичанина.  Цирюльник
разбросал по арене огромных размеров гребенку, головную щетку, бритву  и
гонялся за англичанином в черном сюртуке и цилиндре.  Наконец  цирюльник
настиг свою жертву, усадил на бочку и покрыл англичанину лицо  и  голову
какой-то густой пеной с помощью гигантской кисти, какими  летом  красили
дома. Англичанину удалось сбежать, но рыжий  настиг  его  и,  размахивая
кистью, как шпагой, загнал в бочку, повалил ее и покатил прочь с арены.
   Пока клоуны смешили публику, бесшумные служители  готовили  последний
номер первого отделения: специальными  приспособлениями  натягивали  под
куполом толстый трос. Зал погрузился в полную темноту,  заиграла  нежная
музыка, прожектор высветил обвитое цветочной гирляндой  огромное  кольцо
метрах в трех над ареной: в нем сидела,  помахивая  затянутыми  в  белое
трико ножками, хорошенькая девица с зажженной пахитоской в правой  руке.
Кольцо поднималось все выше  и  выше,  пока  не  достигло  едва  видимой
проволоки. Не выпуская пахитоску, черноволосая  артистка  скользнула  на
проволоку и стала расхаживать и поворачиваться на ней, сперва в  красных
башмачках, потом на коньках, потом на ходулях, умудряясь сменять  их  на
крохотной площадке, куда упирался один из концов проволоки. С  восторгом
и замираннем, вжавшись в кресла и обратив лица вверх, смотрели  взрослые
и дети на блестяще тренированную  итальянку  -  она  безупречно  владела
своим телом, поражала силой мышц и чувством  равновесия.  Царица  купола
работала без лонжи. Красная коротенькая юбочка колыхалась вокруг  полных
ножек,  рука  с  зажженной  пахитоской  описывала  немыслимые  круги.  В
завершение номера девица отколола от красно-черного корсажа  с  глубоким
декольте букет алых розочек и  швырнула  его  в  публику.  Грянул  шквал
аплодисментов, и первое отделение закончилось.
   В антракте Павел Миронович  побродил  по  фойе,  скушал  мороженое  и
сфотографировался с обезьянкой на плече. Он считал,  что  в  антракте  в
гримерной несравненной Шарлотты наверняка толпа поклонников, и ему лучше
отправиться  в  святая  святых  -  за  кулисы,  когда  начнется   второе
отделение.  Фойе  постепенно  пустело,  после  третьего  звонка  публика
переместилась в зал. В последний раз Павел  Миронович  был  на  цирковом
представлении в детстве. В  старших  классах  гимназии  и  тем  более  в
университетских кругах цирк считался зрелищем недостойным,  низким,  для
публики простодушной и невзыскательной. Но сегодня  юный  юрист  не  был
согласен с этим мнением: цирк - зрелище захватывающее в любом  возрасте.
Он не удержался и заглянул в зал, где на арену медленно выплывали четыре
слона в плоских красных шапочках, вышитых золотом,  посмотрел,  как  они
одновременно вставали, подняв заднюю левую ногу, вздохнул и направился в
гримерную к синьорине, чтобы побеседовать с ней наедине.
   Гримерная Шарлотты Чимбалиони поразила кандидата Тернова.  Он  застыл
на пороге и озирал райские кущи - пышные букеты живых цветов, в корзинах
и вазах, загромождали все видимое пространство. Тернов с трудом различил
между ними пуфики, зеркало со столиком, софу, стол.
   - Кто там еще? - услышал он недовольный голос хозяйки.
   Павел Миронович откашлялся и шагнул вперед.
   Из-за голубой, с вышитыми шелком павлинами, ширмы выглянула  кудрявая
головка циркачки.
   -  Сюда  нельзя,  я  переодеваюсь,  извольте  выйти,  -  сказала  она
приветливо.
   Павел Миронович, углядев обнаженное плечико Шарлотты, взволновался  и
поспешил ответить:
   - Синьорина Чимбалиони, прошу вас одеться и  выйти.  Я  представитель
Окружного суда. И у меня к вам есть несколько вопросов.
   - Ой, как интересно, - кудрявая головка скрылась за ширмой, раздались
какие-то шорохи и неопределенные звуки, затем невидимая циркачка  весело
продолжила:
   - Присядьте, я сейчас. Как вас зовут?
   -  Тернов,  Павел  Миронович,  помощник  судебного   следователя,   -
представился юный юрист,  оглядывая  стены  комнатки  небожительницы.  -
Явился в целях проведения дознания.
   Из-за ширмы выскочила невзрачная девица, а следом  за  ней  появилась
сама Шарлотта.
   -  Чужих  не  пускать,  -  приказала  циркачка  в   спину   убегающей
ассистентке и улыбнулась.
   Павел Миронович густо покраснел,  ибо  не  смог  отвести  взгляда  от
стройных, обтянутых ажурными белыми чулками с блестками  ножек  девушки,
выглядывающих из-под распахивающегося полупрозрачного пеньюара.
   Лукавая итальянка,  не  двигаясь  с  места,  наблюдала  за  смущенным
визитером.
   "Специально выбивает меня из колеи",  -  мелькнуло  в  парализованном
мозгу кандидата.
   - Мне нравится, когда мною любуются, -  заявила  Шарлотта,  грациозно
передвигаясь по  комнатке,  ловко  лавируя  между  столиками,  пуфиками,
цветами и всякими чудесными вещами, без которых немыслим цирковой мир.
   Тернов  провожал  взглядом  фигурку  в  просвечивающем   пеньюаре   и
внимательно слушал.
   - Надеюсь, я вас не смущаю своим видом? Полагают, что женщины  нашего
круга  подвержены  разврату,  и  мужчины  не  считают  нужным  соблюдать
приличия. Глупости все это. Никакого разврата. И тело человека, особенно
женщины, совершенно и прекрасно - это известно с античных времен.  Разве
я виновата, что моя красота вызывает похоть? Мне стыдиться нечего. Пусть
стыдятся мужчины. А  вы,  юный  мой  друг,  если  доживете  до  глубокой
старости, на что я  очень  надеюсь,  убедитесь  сами  -  через  сто  лет
никакого разврата не будет. Даже слова эти люди  забудут.  Станут  брать
старые книжки, станут их читать и спрашивать у своих бабушек и  дедушек,
а что такое блуд? А что такое срам? А что такое  похоть?  Люди  будущего
будут знать только одно слово - любовь.... Да вы присаживайтесь.
   Синьорина Чимбалиони в продолжение всего  монолога  успела  разыскать
пепельницу, перенести ее  на  столик  возле  Тернова,  затем  уселась  в
кресло, закинула ногу на ногу и, так и  не  дождавшись  от  гостя  огня,
закурила длинную пахитоску.
   - А вы превосходно говорите по-русски, - выдавил из себя  Тернов:  он
наконец примостился на низенький пуфик и судорожно  сцепил  пальцы  рук,
положив их на колени.
   - А я русская. - Шарлотта засмеялась. -  На  афишах  мой  сценический
псевдоним. А то ведь наша публика как устроена? Нам, если рискует  собой
русская циркачка, - тьфу, неинтересно. А если на проволоке  под  куполом
итальянка... О! Это так романтично, необычно! Это возбуждает!
   Она презрительно скривила губки и вновь поднесла пахитосочку ко рту.
   Вдохнув облачко белесоватого дыма, Тернов закашлялся, а когда  поднял
глаза на собеседницу, то увидел ее жесткий прямой оценивающий взор.
   - Извольте изложить ваши вопросы, - сказала она сухо.
   - Мы проводим дознание по делу о смерти господина Сайкина.
   Синьорина смотрела немигающим взором на тоненькую шею,  выглядывающую
из-под туго накрахмаленного  белоснежного  воротника,  и  юный  кандидат
отметил, что она нисколько не удивилась известию о смерти любовника.
   - Умер-таки старый греховодник.  -  Она  удовлетворенно  вздохнула  и
откинулась на спинку кресла. - А при чем здесь я? И зачем дознание?
   - А вы не догадываетесь? - быстро парировал Тернов.
   -  Что?  Укокошила  какая-нибудь  подружка?  -  циркачка  нимало   не
смутилась. - Впрочем, мне все равно, туда ему и дорога.
   Грубый  жаргон  в  чувственных  пунцовых  губках  неприятно   поразил
Тернова.
   - Но ведь и вы... э... тоже... - замямлил он.
   - Что вы хотите сказать?  -  Шарлотта  округлила  сильно  подведенные
глаза. -  Да,  мы  вместе  весело  проводили  время.  Играла  я  с  ним,
баловалась. Развлекалась, если так вам понятнее. Так, по-пустому. В  нем
было - что и  нравилось  мне!  -  этакое  сочетание  напора  и  робости.
Сомневался в своей мужской силе, что ли?
   - А на каком основании вы так думаете? - Тернов зарделся.
   - На ужинах в ресторане всегда требовал сельдерей. Ну... Впрочем,  вы
этого не знаете, у вас этих страхов нет...
   В ее голосе Тернову послышалось что-то насмешливо-двусмысленное.
   - Так, может, в момент наиболее невыносимых домогательств вы и  убили
его? - спросил он.
   -  Чем?  -  Циркачка  фыркнула,  затянулась  пахитоской  и  выпустила
очередное ароматное облачко. -  У  вас  есть  факты,  чтобы  подозревать
насильственную смерть?
   - Есть, - сказал Тернов. - Вы вполне могли довести его до  сердечного
приступа.
   Шарлотта с интересом воззрилась на розовощекого кандидата.
   - Где вы были прошлой ночью? - насупился тот.
   - Как где? В ресторане! Есть сотни две свидетелей!  Уехала  оттуда  в
час - и сразу домой.
   - И вашего возвращения домой, конечно, никто не видел?
   Тернов заметил, что пальчики с пахитоской задрожали.
   - Вы думаете, я наносила господину Сайкину ночной визит?
   - Я собираю факты, - важно  изрек  Тернов.  -  И  считал  необходимым
побеседовать с вами, ибо о ваших отношениях с  покойным  издателем  знал
весь  город.  А  смерть  его,  как  утверждают  врачи,  наступила  между
двенадцатью и двумя часами ночи.
   Синьорина Чимбалиони загасила  пахитоску  и  расстегнула  пуговки  на
прозрачном  пеньюаре,  выставив  напоказ  полуобнаженную  пышную  грудь,
стянутую  черным   гипюром,   что   позволяло   разгуляться   юношескому
воображению, блуждающему между светлыми и темными пятнышками.
   -  А  что  вы  думаете  о  повести  Конан  Дойла  "Автомобиль  Иоанна
Крестителя"?  -  спросил  Тернов,  судорожно  пытаясь   сохранить   нить
разговора.
   - Ничего не думаю. А при чем это здесь?
   - О нем много пишут в газетах. - Тернов сглотнул слюну и поднял  взор
на недоуменное личико чернокудрой циркачки.
   - Не читаю газет, не читаю книг, - ответила  Шарлотта,  -  скучно.  А
если не верите, Джулия подтвердит. Джулия!
   Она громко крикнула, и, видимо, скрывающаяся за  дверью,  ассистентка
тотчас появилась в проеме.
   - Скажи господину следователю, что я книги и газеты в руки не беру, -
велела черноокая красавица и потянулась к вазе,  из-за  которой  достала
свой фотографический портрет.
   - Клянусь всем святым, - хихикнула  неприятная  Джулия,  а  вероятнее
всего, Фекла или Перепетуя...
   - Сейчас  проводишь  господина  Тернова,  -  безапелляционно  заявила
Шарлотта, - и дай мне скорее карандаш. Хочу подарить такому милому юноше
портрет на память о нашей встрече.
   Шустрая Джулия проскользнула в комнатку, метнулась  куда-то  и  через
миг протянула хозяйке карандаш. Кандидат Тернов, еще не опомнившийся  от
смены впечатлений и запутавшийся в своих мыслях, автоматически  встал  -
его выдворяли. Но выдворяли так,  что  он  не  мог  возразить  ни  слова
против.
   - Вот. - Шарлотта победоносно улыбнулась, поднялась и приблизилась  к
Тернову. Заглядывая ему в глаза снизу вверх, она произнесла:
   - Я написала здесь: "Милому сыщику. Шарлотта".
   Протянув опешившему Павлу Мироновичу  свой  фотографический  портрет,
она отступила на шаг.
   Кандидат Тернов откланяться не успел, так  как  за  дверью  раздались
шумные голоса и на пороге возникли два господина. Один из них - скромный
стройный мужчина средних лет, с  темной  бородкой  клинышком  и  острыми
усами, другой - высокий старик благообразного вида, совершенно лысый,  в
пенсне.
   -  Где  наша   богиня?   -   мелодичный   баритон   старика   странно
контрастировал с морщинистым лицом и седой бородкой.
   - У  меня  настоящее  приключение,  господин  Копелевич!  -  Шарлотта
кокетливо повела головкой. - Вы не  поверите,  что  я  сейчас  пережила!
Сердце до сих пор стучит бешено! Ах!
   Она приложила ладошки к груди и, рухнув в  кресло,  стала  болтать  в
воздухе стройными ножками. Глаза у визитеров замаслились.
   - Такой юный красавец, - старик, глядя на Тернова, плотоядно  облизал
блеклые губы острым розовым  языком,  -  такой  поклонник  не  может  не
взволновать, не то, что мы, старики.
   - Ой насмешили, ой уморили. - Шарлотта продолжала призывно перебирать
аппетитными ножками. - Господин Полянский, где ваши ландышевые капли?
   - Всегда к вашим услугам. - Мужчина средних  лет  поклонился.  -  Но,
думаю, лучшее лекарство для вас - коньяк. Лихач ждет. Предлагаю лечиться
в ресторане.
   - И юношу захватим с собой. - Старик обошел Тернова  и  опустился  на
софу. - Он, душечка, взволнован не меньше вашего.  Ему  тоже  коньяк  не
помешает. Окаменел ваш прекрасный Аполлон. Душечка, собирайтесь быстрее,
а то юноша никогда не вернется к жизни.
   В словах старика Тернову, неподвижно застывшему с портретом  циркачки
в руках, почудилось что-то зловещее. Кое-что подозрительное прозвучало и
из прелестных уст Шарлотты. Как настоящий охотник, он все более входил в
азарт и теперь боролся с подступающим искушением. Провести весь вечер, а
может, и всю ночь в такой интересной компании, где,  благодаря  коньяку,
развяжутся языки - и что-нибудь нужное наверняка выплывет.  Полюбоваться
еще синьориной Чимбалиони! Приложила или не приложила она свою  ручку  к
смерти господина Сайкина, но, в любом случае, не каждый из  универсантов
может похвастать,  что  провел  вечер  в  обществе  блестящей,  отважной
Шарлотты!
   -  Или  вы  предпочитаете  общество  серых   курсисток?   -   Тернов,
осунувшийся от раздумий, вздрогнул: перед ним стоял господин  Полянский,
а очаровательная акробатка успела скрыться за ширму, где, переодеваясь к
выезду, что-то лопотала. - Я вас понимаю, синьорина весьма  зажигательно
действует. Так вы едете?
   Тернов беззвучно мотнул головой, ответить  ему  помешал  дикий  вопль
из-за  дверей:  в  гримерную  синьорины  Чимбалиони  рвался  кто-то   из
поклонников. Дверь содрогалась от  глухих  ударов,  и  Джулия  истерично
визжала, видимо, заслоняя своим телом  вход  в  чертоги  цирковой  дивы.
Наконец борьба завершилась, и в проеме появился  разъяренный  человек  в
форме.
   Павел Миронович сразу узнал редкие белесые волосы,  спутавшиеся  надо
лбом из-за только что снятой фуражки, которую визитер держал в руках.
   - Судебный следователь, действительный статский советник Вирхов, Карл
Иванович, - строго поклонился вновь прибывший.
   Копелевич и Полянский обратились в статуи.
   - С кем имею честь? - следователь перевел на них суровый взор.
   - Разрешите представиться, Отто  Севастьянович  Копелевич.  -  Старик
разомкнул сухие уста и протянул Вирхову крупную прямоугольную визитку  с
именем известного "сахарного  барона"  -  в  углах  визитки  красовались
снежинки.
   - Вольно практикующий врач Полянский. - Спутник Копелевича поклонился
и так же достал визитку поменьше. - Поклонники синьорины Чимбалиони.
   - А вот и я сама, - обворожительная Шарлотта выпорхнула из-за ширмы и
сделала перед Вирховым книксен.
   - Ваше превосходительство, я уже все рассказала вашему помощнику.
   Вирхов оглядел  красотку  в  бархатном  зеленом,  отделанном  желтыми
перышками райской птицы платье и перевел взыскующий взор на кандидата.
   - Так точно, господин Вирхов, - прошелестел тот, - синьорина ответила
на все мои вопросы.
   Вирхов оправил мундир, повернулся  на  сто  восемьдесят  градусов  и,
оставляя на красном ковре следы от мокрых калош,  величественно  зашагал
прочь из гримерной знаменитой циркачки - к его горлу подступала дурнота:
в удушливой каморке все пропиталось приторными запахами пудры,  духов  и
цветов.
   Тернов, не простившись с синьориной и ее поклонниками, ринулся  вслед
за начальником. Даже налетевший на него в узком коридоре Комикакимант не
заставил его остановиться.  Начинающий  юрист  семенил  за  Вирховым  по
освещенным тусклыми электрическими  лампочками  коридорам,  по  проходам
циркового лабиринта мимо шныряющих людей  в  зеленых  униформах,  потных
силачей,  медведей,  уборщиков,  клоунов,  стараясь  не  споткнуться   о
бутафорские гири, ящики и прочую чудесную рухлядь.
   Наконец, оба оказались на улице и остановились.
   - Продолжаешь разгильдяйничать? - буркнул Вирхов.
   Тернов оскорбленно молчал. Он считал,  что  выполнил  возложенное  на
него поручение наилучшим образом.
   - Уж ночь на дворе. - Вирхов плотнее запахнул  шинель  и  двинулся  к
извозчику. - Я что тебе, отец родной, чтобы еженощно нравственность твою
спасать?
   Тернов еще более оскорбился. И дерзко возразил:
   - Спасать ее уже поздно.
   - Что? - Вирхов выкатил глаза. -  Эта  шельма  тебя  окрутила,  чтобы
запутать следствие? Быстро же она успела! Склоняла к  выпивке?  Звала  в
ресторан?
   Тернов передернулся.
   - В ресторан зазывали Копелевич  и  Полянский.  Я  бы  из  пьяненькой
Шарлотты ценные сведения выведал!
   Вирхов постучал пальцем по лбу:
   - Глуп ты еще, право! Это она бы из тебя все потроха вынула!

Глава 6

   Несмотря на то, что Мария Николаевна Муромцева почти не спала  ночью,
переживая необыкновенные события минувшего вечера, завершившиеся  глупой
и зловещей шуткой  незнакомца,  в  контору  частного  детективного  бюро
"Господин Икс" она прибыла даже раньше полудня. Несколько примирило ее с
действительностью проглянувшее солнце - трудно было  поверить,  что  еще
вчера серая дождливая хмарь, покоряясь порывам ледяного ветра,  металась
по городу. К утру установилась прекрасная, вполне зимняя  погода:  небо,
правда, оставалось серым, но воздух стал чище, прозрачнее, редкие-редкие
аккуратные снежинки, гонимые  сильным  западным  ветром,  опускались  на
затянутые тонким ледком лужи. Мура благополучно добралась  через  Тучков
мост на Петербургскую  сторону,  в  Пустой  переулок,  где  она  снимала
помещение для своей конторы.
   -  Добрый  день,  Софрон  Ильич,  -  приветствовала  она  синеглазого
помощника,  восседающего  за  письменным  столом,  на   котором   лежали
развернутая газета и книга. - Чем занимаетесь?
   Бричкин, невысокий полноватый мужчина далеко за  тридцать,  отставной
артиллерийский офицер,  нашедший  столь  необычную  гражданскую  службу,
проворно вскочил и помог хозяйке снять верхнюю одежду. Затем проследовал
за ней в особую комнатку, где хранилось  тщательно  подобранное  сыскное
снаряжение, в том числе и строгий вязаный жакет, который Мура  надевала,
чтобы изображать серую мышку-стенографистку, -- она опасалась, что ее не
слишком солидный вид отпугнет  клиентов,  и  роль  господина  Икс  играл
Бричкин. Не все ли равно,  кто  предстает  перед  клиентами  в  качестве
главного сыщика? Все важные решения принимает сама Мура, да и патент  на
открытие  бюро  благодарная  Вдовствующая  Императрица  Мария  Федоровна
выдала все-таки Марии Николаевне Муромцевой.
   Пока девушка искала круглые очки в металлической  оправе  и,  вертясь
перед зеркалом, так и сяк пристраивала их на носу, Бричкин рассказывал:
   - Вы, дорогая Мария  Николаевна,  вероятно,  уже  знаете  -  вчера  в
Петербурге скоропостижно  скончался  крупный  книжный  воротила  Сайкин.
Вечерние газеты успели напечатать. Я из их сообщений мало что  понял,  а
для нас смерть Сайкина небезынтересна, так что сегодня утром я  поспешил
купить свежий выпуск газеты. И надежды мои оправдались. Все-таки спешка,