елководью залива, чуть ли  не  за  милю  от  берега,  купаться.  Даже  сюда
доносилась музыка военного оркестра, в дневной  час  играющего  на  открытой
террасе
   Потом граф вернулся в ресторан  курзала,  чтобы  пообедать.  Он  сидел  в
полном одиночестве в дальнем уголке, скрытом от  посторонних  взоров  кустом
магнолии. Обед его затянулся немного дольше обычного, ибо через  магнолиевый
куст он заметил пришедшего сюда же Гарденина -  тот  уселся  за  стол  возле
куста рододендрона, и через минуту к нему присоединился какой-то  невзрачный
человек в сером костюме.
   Граф Сантамери не желал больше встречаться с этим господином, давшим  ему
адрес Зизи, поэтому дождался, когда  он  уйдет  и  лишь  спустя  пять  минут
покинул обеденный зал ресторана и отправился на станцию...
   Бесконечный июньский день, последний день графа  в  Петербурге,  все  еще
длился. Солнце светило с высоких небес, хотя уже близился  вечер.  Саркофаг,
надежно прикрытый непромокаемой тканью, находился в безопасности  на  палубе
французского корабля,  граммофон  был  куплен  и  отправлен  по  адресу.  Но
оставалось еще предостаточно времени, которое надо было чем-то заполнить. Он
вспомнил о дачном поселке, где провел несколько дней  в  обществе  Зизи.  Их
соседи сейчас, верно, в Сестрорецке, на концерте, что, по счастью, избавляет
его от визита. Это и хорошо. Во-первых, они, скорее всего, не приняли бы его
из-за того, что он хотел застрелить на дуэли их  друга,  доктора  Коровкина.
Во-вторых, барышни Муромцевы могли бы  истолковать  его  визит  каким-нибудь
необычным для себя образом. Они ему нравились обе. Старшая была  безусловная
красавица, чем-то напоминающая мадонну в капелле Нотр-Дам-де-Миракль  в  его
родном городе, - говорят, икону вырезали на дереве в двенадцатом  веке!  Что
же касается младшей мадемуазель Муромцевой, то ее ребяческое  любопытство  и
расспросы о его предках выглядели  весьма  подозрительно.  Она  явно  что-то
хотела выведать у него. Но что? И вообще, что она могла знать в свои девичьи
послегимназические годы!
   Он вспомнил забавное лицо, испещренное крупными веснушками. Очень смешно:
черные широкие брови  и  короткие  черные  ресницы,  частоколом  обрамляющие
темно-синие глаза, густые темные волосы, убранные  в  узел  на  затылке.  Он
вспомнил, как она медленно сползала под  стол,  когда  на  веранде  появился
огромный серый мотылек... Вспомнил, как  она  выглядывала  из-под  скатерти,
услышав,  что  Брунгильда  упала  в   обморок...   Вспомнил,   как   барышни
приветствовали победителя велопробега  Ипполита  Прынцаева.  И  улыбнулся  -
получалось так, что  он  стал  невольным  участником  их  жизни:  освобождал
связанную  горничную  из   ледника,   шептал   мадемуазель   Мари   какие-то
многозначительные слова, принимая свечу... Он просто хотел ее утешить  после
истерики по поводу бомбы в доме? Нет, сейчас он почувствовал, что в тех  его
словах прозвучало еще что-то, чему он и сам не хотел верить...
   Нет, очень хорошо, что навещать семейство Муромцевых в последний день его
пребывания в Петербурге не надо. А вот  проехать  по  Большой  дороге  вдоль
моря, вдохнуть чудный морской воздух, полюбоваться плывущим  вдали  туманным
облачком Кронштадта и бороздящими синюю даль судами  -  чудесный  лирический
аккорд  в  завершение  его  петербургской   симфонии.   Дачники   из   числа
добропорядочных уже, вероятно, спят, но праздных любителей  ночных  прогулок
на берегу в таинственные белые ночи всегда  достаточно.  Да  и  ресторанчики
работают всю ночь. Можно отдохнуть и забыться. Не пройтись  ли  еще  раз  по
улочкам и проездам поселка, не взглянуть ли на дома-игрушечки, среди которых
нет  двух  одинаковых,  -  маленькие  шедевры  деревянного  зодчества.  Нет,
последнюю ночь в России спать нельзя!
   Граф Сантамери подъезжал  по  Большой  дороге  к  дачному  поселку  -  на
подъезде к  нему,  примерно  за  версту,  справа,  на  обрывающейся  отвесно
гранитной скале стоял аккуратный домик с крошечным  флигельком  в  сторонке.
Домик пользовался дурной славой, хотя и назывался "Купидон"; днем можно было
разглядеть на его острой башенке забавный флюгер - белую фигурку младенца  с
трубой в руке. В строении никто не обитал, его огораживал высокий  забор,  и
только здесь, у края скалы, предательски крошащейся под воздействием ветра и
воды, участок целиком открывался взору.
   Граф скользнул  взглядом  по  даче  "Купидон"  и  через  мгновение  вновь
посмотрел вверх - показалось ему или нет, но  в  стороне,  там,  где  ютился
флигелек, мелькнул  свет?  Неужели  и  в  России  водятся  привидения?  Зизи
рассказывала, что прежние обитатели домика  покончили  жизнь  самоубийством,
бросившись со скалы! Поэтому он и пустует, рикто не хочет в нем жить.
   Убедившись, что никаких огней на вершине скалы нет, граф Сантамери  велел
извозчику остановиться. Он решил дальше пойти пешком. Он видел, что за узкой
лесополосой, отделяющей дорогу  от  пляжа,  гуляют  люди.  Пока  же  шел  по
тропинке вдоль дороги, собираясь достичь поворота, веду-Зщего  к  одному  из
спусков с дачного плато.
   Светлая ночь оглушала необычной тишиной. Изредка то тут то там раздавался
короткий собачий лай - и  снова  все  смолкало.  Недвижная  листва  деревьев
казалась погруженной в сон.  Заросли  буйных  кустарников  справа  от  графа
походили на огромные  фигуры  неизвестных  животных.  Граф  боковым  зрением
наблюдал за сиренью и боярышником, ольшаником и шиповником, как будто оттуда
могло что-то неожиданно появиться.
   Он уже приближался к спуску и видел, что  заросли  кустов  заканчиваются,
когда из-за поворота на него выскочила какая-то фигура. Он оказался на  пути
у женщины, голову и фигуру которой скрывал большой цветастый платок.
   - Ах, - вскликнула она, очутившись почти в объятиях графа, - вы?
   Граф Сантамери отступил на шаг и вгляделся в лицо ночной незнакомки:
   - Мадемуазель Мари? Что вы здесь делаете?
   - Рене, а что здесь делаете вы? В такой час?
   - Я уезжаю. - Граф обворажительно-застенчиво улыбнулся. - И  вот  подарок
судьбы - встреча с вами.
   - Вы меня ждали? - В голосе барышни слышалась явная угроза.
   -  В  каком-то  смысле,  да.  -  Озадаченный  граф  решил  умерить   свою
галантность.
   - Отдайте Пузика, как обещали, - жестко заявила девушка.
   - Вашу дворнягу? С удовольствием вернул бы, если б знал, где ее найти,  -
холодно и обиженно ответил он. - Что  же  касается  обещания,  то  о  нем  я
припомнить не могу.
   Мура смотрела на него изучающе. Потом вздохнула и  быстро  огляделась  по
сторонам.
   - Простите, Рене, я совсем потеряла голову. Все из-за Грегоровиуса. Я вас
подозревала...
   - В чем, в чем, милая Мари?
   - Потом скажу. Сейчас мне некогда. Я тороплюсь.
   - Простите, но я не могу оставить  вас  одну  ночью,  на  берегу.  Я  вас
провожу. Прошу вас мне не отказывать.
   - Хорошо, Рене. Но только при двух условиях. Первое - я знаю вашу  тайну,
и я храню ее. Клянетесь ли и вы хранить мою тайну?
   - Клянусь, - сказал побледневший граф, - хотя ничего  и  не  понимаю.  Вы
меня пугаете. А второе условие?
   - Только если у вас есть оружие.

Глава 26

   Петя  Родосский  сидел  в  полном  мраке  в   полуразрушенном   флигельке
заброшенной дачи "Купидон".
   Сложившаяся ситуация вынуждала его скрываться  ото  всех  -  и  он  нашел
единственное убежище, где мог чувствовать себя в относительной безопасности.
   Охраняла  его  покой  дурная  слава  этого   места   и   высокий   забор,
отгораживающий от всего  мира.  К  тому  же  дом  мог  рухнуть  с  гранитной
потрескавшейся скалы в любой момент - как когда-то рухнули с этой  проклятой
высоты его владельцы. Родителям своего ученика  Петя  оставил  записку,  что
вынужден срочно уехать на несколько дней в Петербург, - показаться им он  не
мог, а такое уведомление давало  основание  надеяться,  что  они  не  станут
искать неожиданно пропавшего репетитора своего старшего.
   Петя знал, что сюда никто не придет и он может переждать в укромном месте
самые ужасные дни своей жизни. Уже вторые сутки он  безвылазно  сидел  среди
старой полусгнившей рухляди в темном сарае, бывшем когда-то летним флигелем.
И только один раз он попытался тайком пробраться на дачу Муромцевых  -  увы,
ему не удалось прихватить оттуда никакой еды, а  те  сухари,  которые  он  в
панике захватил с собой, уже кончались. Он грыз их очень  экономно,  запивая
водой, которую ночью достал из старого заброшенного  колодца...  За  пределы
своего убежища Петя носа не казал. Иногда плакал, проклиная свою  несчастную
жизнь.
   Здесь можно поплакать, его слезы все равно никто не увидит.  Петя  роптал
на несправедливость судьбы: почему, почему она распорядилась  так,  что  его
семья небогата, что ему для того, чтобы выбиться в люди, приходится в летние
месяцы подрабатывать репетиторством?  Нет,  на  самих  родителей  обучаемого
балбеса жаловаться нельзя, они ничем не обижали молодого человезса. Но и  не
принимали никаких мер для того, чтобы урезонить своего младшего отпрыска,  -
а негодяй, в чьей крошечной кудрявой головенке  окружающая  действительность
слилась с россказнями об античных  чудесах,  доводил  его  до  бешенства.  В
последний раз он преследовал Петю с зажатой в руке  яхтой,  слишком  крепкой
для детской игрушки. Слава Богу, ныне для его студенческой  пятки  наступила
передышка - можно не озираться по сторонам, ожидая  подлого  детского  удара
каким-нибудь острием...
   Отсутствие достаточных средств к существованию казалось  Пете  Родосскому
главной причиной его несчастий. Он уверил  себя,  что  при  наличии  у  него
состояния, хотя бы скромного, и барышни Муромцевы относились  бы  c  нему  с
большей симпатией, и надутый доктор Коровкин считал бы его  не  таким  уж  и
глупым.
   Постоянное безденежье заставляло его  ходить  в  бессменной  студенческой
тужурке, не давало возможности одеваться так, как он бы хотел, а  он  мечтал
выглядеть таким же франтом,  как  Сантамери.  Из-за  безденежья  он  не  мог
оказывать барышням знаки внимания: купить мороженое, например, не говоря уже
о том, чтобы принести модную пластинку для прослушивания на граммофоне. Все,
что требовалось ему для жизни, приходилось искать среди  дешевых,  копеечных
товаров.  А  дешевое  -  почти  всегда  плохое,  а   иногда   -   и   просто
отвратительное.
   Петя с трудом экипировался для участия в  велопробеге,  хорошо  еще,  что
Прынцаев одолжил ему a лето свой старый велосипед. Купаться Петя и вовсе  не
ходил - из-за отсутствия купального костюмa. Нет, костюм-то он мог  бы  себе
купить, но как пошло и смешно он выглядел бы  на  фоне  остальных  дачников,
которые своим наметанным глазом  людей  состоятельных  косились  бы  на  его
дешевый наряд... Насмешливых взглядов Петя не вынес бы.
   Теперь он ненавидел все: и "Народное мыло" ценой в одну копейку за кусок,
которым ему приходилось пользоваться, и все дешевые товары фирмы  "Брокар  и
Кё" - грошовый одеколон, грошовые средства для смягчения и белизны кожи лица
и рук. А вот мыло "Петроль" для уничтожения перхоти,  кусок  которого  стоит
двадцать копеек, он  себе  позволить  не  мог,  не  говоря  уже  о  жидкости
"Петроль" для укрепления волос, флакон -  один  рубль.  А  ведь  и  у  фирмы
"Брокар" есть великолепные товары. А еще ему так хотелось приобрести дорогую
парфюмерную продукцию фирмы "А. Ралле и Кё", поставщиков самого  Высочайшего
Двора. И не какой-нибудь цветочный одеколон, а, например, туалетную  воду  -
"Букет Наполеона". Сколько  раз  он,  в  безнадежной  тоске,  проходил  мимо
фирменных  магазинов  Ралле  на  Невском  и  Садовой,  не  решаясь  зайти  в
благоухающие, роскошные  помещения,  мимо  витрин,  в  которых  с  недавнего
времени красовались удивительные фигурные хрустальные  флакончики.  Особенно
его привлекал флакон, по очертаниям напоминающий русскую  печь,  Пете  очень
хотелось знать, какой аромат скрыт в необычном сосуде.
   Петя тяжело вздохнул: мазь для комаров он покупал тоже дешевую, а  потому
и вовсе не действующую на кровососов. Как ни странно,  но  комары  к  домику
"Купидон" вовсе не залетали. Может быть, и они чурались проклятого места,  а
может быть, их просто сдувало ветром с нависающего скального утеса...
   Студент Родосский надеялся, что его пребывание во флигеле  не  затянется.
Он зажег маленький огарок свечи и поднес его к зеркалу; в каждом заброшенном
доме почему-то обязательно находится осколок зеркала  -  мутный,  с  черными
царапинами на изнанке.... Из глубины зеркала на Петю воззрилось  чудовище  -
на лбу, щеках и подбородке выступали кривые бугры. Он быстро задул  свечу  и
едва удержался от слез, так ему стало себя жалко.
   Чудесная теплая белая ночь казалась созданной для  мечтаний  и  сочинения
стихов,  для  прогулок  под  окнами  милой  девушки...  Но  никак   не   для
томительного ожидания в темном  сарае.  Петя  прислушался.  Он  помнил,  что
проснулся от странных звуков - уже вторую  ночь  они  раздавались  откуда-то
снизу, словно из-под земли, странные и жуткие - глухие, похожие на тоскливый
вой на одной ноте. О таком Петя читал только в  старых  английских  романах,
где обязательно описывался  замок  с  привидениями.  Неужели  они  и  правда
существуют - призраки людей, умерших неестественной смертью?  Неужели  никто
вокруг не слышит ужасных душераздирающих звуков?  Или  просто  так  завывает
ветер в полуразрушенных трубах и дымоходах?
   Юноша прислушался. Вокруг царила тишина. Неужели противный вой закончился
и можно снова сомкнуть глаза?
   Он  свернулся  калачиком  на  старой  продавленной  кушетке  -  если  все
закончится благополучно, он непременно разыщет Теодора  Сигизмунда  Дюпре  и
собственными руками бросит в него портфель с взрывчаткой!
   Он уже начал засыпать, как вдруг ему почудились чьи-то шаги, кто-то  явно
ходил по участку. Петя широко распахнул глаза и затаил дыхание. Продавленная
кушетка  предательски  скрипела  при  каждом  движении,  и  затворник  долго
размышлял, как бы встать с нее с  наименьшим  шумом.  Наконец  он  с  трудом
скатился с кушетки на пол и, осторожно передвигаясь,  медленно,  на  коленях
пополз к двери. Он хотел добраться  до  небольшой  щелочки,  сквозь  которую
можно было обозревать окружающее пространство.
   На пустующей даче Петя Родосский находился не один!
   Какой-то человек в сером костюме, - впрочем, в  свете  белой  ночи  серым
выглядел весь человек - и с плетеным коробом в руках  действительно  шел  от
забора по направлению к крыльцу заброшенного  дома  влюбленных  самоубийц...
Петя разглядел его довольно хорошо. Кажется, неожиданный ночной гость не раз
встречался ему на улочках дачного поселка, на пляже... Сейчас верхнюю  часть
его лица почти полностью  затеняла  шляпа,  а  чрезмерно  пышные  усы  почти
скрывали рот и подбородок.
   Петя извернулся так, чтобы одним левым глазом видеть дальнейшие  действия
странного посетителя. Пришелец поставил плетеный короб и приблизился к двери
дома, прочно, как казалось, заколоченной двумя  досками  крест-накрест.  Без
больших усилий серый господин снял потемневшую крестовину и  отставил  ее  к
перилам. Затем он  достал  из  кармана  ключ  и  открыл  дверь.  После  этих
манипуляций у двери он вернулся за коробом и вместе с ним скрылся в  глубине
дома.
   Петя огляделся  по  сторонам:  не  спрятаться  ли  куда-нибудь?  А  вдруг
пришелец заглянет и во флигель? Что тогда произойдет? Юноша не  считал  себя
закоренелым трусом, но он никогда еще не испытывал  такого  страха.  Что  за
человек по ночам приходит на заброшенную дачу? Что  он  сюда  приносит?  Или
что-то собирается вынести? Не преступник ли? Или убийца?
   И тут из-под таинственного дома снова раздались жуткие завывания,  громче
и  тоскливее,  чем  прежде,  но,  достигнув  душераздирающей   высоты,   они
неожиданно смолкли, потом  прокатились  по  воздуху  еще  две  волны  то  ли
утробного взвизга, то ли загробного урчания... Снова наступила тишина.  Петя
почувствовал, что по его лбу текут капли пота. Он отодвинулся от щели и  сел
на корточки - что делать?
   Однако через секунду он вновь жадно прильнул к щели, боясь пропустить  то
важное, что еще может произойти рядом с ним. Но его  обзор  был  не  слишком
велик, и он не мог видеть, как человек с пышными  усами  поднялся  на  самый
верх дома, на крошечную башенку,  и  стал  в  бинокль  разглядывать  морское
побережье. Он стоял там довольно долго.
   Петя устал смотреть в щель на пустой двор,  и  кожа  на  его  лице  вновь
начала страшно зудеть - зуд утишали только истолченные  травы,  смешанные  с
золой, - как хорошо, что  умная  и  мудрая  Полина  Тихоновна  сообщила  ему
рецепт, вычитанный ею  в  какой-то  брошюрке!  Выходит,  дешевые  издания  -
исключения из всей копеечной дряни, есть в  них  полезная  информация!  Петя
быстро отполз в угол, где хранил банку со спасительным средством и вместе  с
ней вернулся к щели. За  время  его  краткого  отсутствия  в  видимой  части
пространства ничего не изменилось. Поглядывая иногда сквозь щель, он  быстро
нанес на лоб и щеки серо-зеленую пасту.... Зуд начал стихать, в такие минуты
Пете казалось, что и безобразные бугры на его лице начинают уменьшаться...
   Прошло еще некоторое время, и дверь на крыльцо отворилась. Из дома  вышел
серый господин с плетеным коробом, закрытым сверху крышкой.  По  его  осанке
угадывалось, что короб заполнен чем-то весьма тяжелым.
   В голове Пети промелькнули жуткие  картины:  расчлененные  трупы,  связки
ворованных вещей, увесистые брикеты взрывчатки...
   Серый человек спустился по ступенькам крыльца и  поставил  свою  ношу  на
землю. Затем он вновь скрылся в доме и довольно быстро вышел вновь, двигаясь
спиной вперед и держа что-то обеими руками. Петя не мог видеть,  что  именно
вынес из дома  и  опустил  на  пол  крыльца  странный  посетитель.  Но  зато
проследил, как мужчина запер ключом дверь, вновь навесил на  нее  деревянную
крестовину и присел, почти совсем скрывшись за резными перильцами.
   Петя вздрогнул: мощный; шаляпинский бас прокатился по недвижному  воздуху
- территорию дачи "Купидон" огласили звуки  арии  Мефистофеля.  Под  раскаты
могучего голоса серый человек встал во  весь  рост  и  начал  спускаться  по
ступенькам. Загадочный посетитель повернулся лицом к флигельку, и несчастный
юноша увидел,  как  блеснули  зубы  между  пышными  усами,  -  человек  явно
смеялся... Смеющийся пришелец взял в руки стоявший на земле короб и двинулся
по дорожке к заросшему бурьяном углу изгороди...
   Наконец серый человек скрылся из поля зрения Пети  Родосского,  с  ужасом
вслушивающегося в звучание оперного шедевра, - тишина  северной  белой  ночи
умножала зловещий смысл откровений, которыми делился с миром князь тьмы.
   "Неужели граммофон? - думал Петя. - Зачем здесь граммофон? Неужели музыка
осталась в доме после покойных хозяев? Неужели они здесь слушали ее,  прежде
чем взявшись за руки, броситься со скалы? Но зачем: странный человек посреди
ночи устроил такой шум? А вдруг сюда придут люди? А вдруг нагрянет полиция?"
   Юноша испытал шок и только теперь начал чувствовать, что напряжение в его
душе постепенно спадает. Слава Богу, сомнительный господин с пышными  усами,
пробиравшийся ночью на заброшенную виллу, не заглянул во флигель.  Наверное,
можно и передохнуть. Петя прислонился спиной к двери и  снова  -  уже  почти
механически - запустил ладонь в банку с  травянисто-зольной  смесью.  Вязкое
снадобье покрыло его лицо прохладной маской. Да кончится ли когда-нибудь это
оглушительное пение?
   И пение кончилось. Причем резко и неожиданно,  на  половине  фразы.  Петя
обернулся и прильнул глазом к щели. О Боже! На  крыльце  стоял  еще  кто-то!
Петя силился разглядеть нового гостя - откуда он взялся? Пришелец  был  явно
ниже и худее предыдущего визитера, шляпа также скрывала верхнюю часть  лица,
но усы отсутствовали. В волшебном свете белой  ночи  второй  гость  выглядел
совсем невзрачным.