ист,  -  и  пахнет
сильно, совсем свеженькая.
   Вирхов прочел записку, извещающую  некоего  Валентина  Агафоновича  о
предстоящем свидании.
   -  Тело  в  покойницкую  полицейского  участка,  -  распорядился  он,
сглотнув слюну и делая судорожные движения рукой, в которой была  зажата
записка,  -  а  этих:  Манефу,  Спиридона  и  Рымшу   на   Литейный,   в
арестантскую.
   - За что? - хором воскликнули несчастные.
   - За сговор с целью ввести следствие  в  заблуждение!  -  неожиданным
фальцетом выкрикнул Вирхов. - Измывались над представителем  власти!  На
что вы надеялись, душегубы? Опозорить меня  хотели  перед  всем  честным
народом, ироды? Выставить на посмешище газетчикам?
   -  Карл  Иваныч,  Карл  Иваныч.  -  Тернов  робко  старался   пресечь
обличительную речь начальника. Он  видел,  как  шея  и  лоб  следователя
налились кровью, и опасался, что Вирхова хватит удар. - Карл  Иваныч,  я
не успел внести имя в протокол...
   - Почему я должен знать в лицо каждого русского писателя?  -  Вирхов,
уловив утешительный смысл сказанного помощником, перевел  дыхание,  и  в
его голосе появились жалобные нотки.
   - Так покойный  не  господин  Короленко?!  -  прогремел  околоточный,
отрезая пути отступления кухарке, дворнику и домовладельцу.
   - Нет, конечно! - вскричал Вирхов. - Покойник самозванец!
   - Но, господин следователь, я купец  второй  гильдии,  тоже  не  могу
знать всех писателей в лицо, - дрожащим голосом вставил бледный Рымша.
   - Но Владимира Галактионовича обязан знать каждый  истинный  патриот!
Его фотографии продаются повсюду, - возразил, нимало не тушуясь, Вирхов.
- И вы обязаны. Обязаны спрашивать документы у  жильцов.  Отправитесь  в
камеру, и все втроем мне объясните  -  почему  вы  сговорились  выдавать
гнусного развратника, да простит мне Господь Бог  такую  аттестацию,  за
великого русского писателя?

Глава 2

   Разве бывает на свете что-нибудь омерзительнее петербургского ноября?
Едва-едва рассеивается сырая хмарь, пропитавшая воздух, как  эти  чахлые
просветы спешат назвать днем. Все же остальное время  город  погружен  в
сумерки, рвущиеся колючим ветром, под ногами чавкает  грязь,  на  голову
валится снег вперемежку с дождем. Если б не приятные  люди,  с  которыми
можно укрыться от непогоды в уютной гостиной, -  и  вовсе  следовало  бы
завыть  с  тоски.  Вот  и   приходится,   нанеся   необходимые   визиты,
отправляться в гости или принимать  дома.  Лишь  бы  не  сидеть  одному,
слушая заоконные предзимние симфонии.
   Доктор Коровкин ехал  в  закрытом  экипаже,  его  специально  за  ним
прислал сам купец Астраханкин, торговый туз, с недавних пор пользующийся
услугами  молодого,  но   надежного   целителя,   знающего   не   только
европейскую, но и народную медицину. То есть  частнопрактикующего  врача
Клима Кирилловича Коровкина.
   Ныне молодой эскулап посетил апартаменты негоцианта на Биржевой линии
Васильевского острова - астраханкинская  девочка,  малышка  девяти  лет,
лежала в жару, - но от ветряной оспы ныне особой  опасности  не  бывает.
Если, конечно, соблюдать постельный режим и придерживаться  рекомендаций
врача.
   Клим Кириллович прикрыл глаза, вспоминая ведущую на  второй  этаж,  в
жилые покои, мраморную винтовую лестницу и  дубовый  кабинет  хозяина  с
кессонированным потолком и мозаичными картинами,  похожую  на  восточную
сказку ванную  комнату,  где  приводил  себя  в  порядок  после  осмотра
больной. Он так увлекся, что перестал слышать завывания ветра и  уличный
грохот. Он  предвкушал,  как  совсем  скоро  расскажет  об  этом  визите
профессору  Муромцеву,   его   замечательной   супруге   и   дочерям   -
профессорское семейство обитало тут же, на Васильевском.
   Сегодня вечером он должен сопровождать барышень Муромцевых в гости  -
известная благотворительница госпожа Малаховская проводит вечер в пользу
юродивой Дарьи Осиповой, которая ныне вхожа в  царский  дом.  По  городу
упорно  полз  слух,  что  благодаря   крикам   невежественной   юродивой
императрица зачала, - и теперь весь двор носится с  этой  бабой,  как  с
талисманом, ожидая появления  на  свет  наследника  Российской  империи.
Доктор поморщился и вздохнул. Слава Богу,  у  благотворительного  вечера
есть и приятный смысл. В числе гостей будет  московская  знаменитость  -
композитор Скрябин! И Брунгильде Николаевне  Муромцевой,  многообещающей
пианистке, предстоит большая честь - играть в присутствии нового  гения!
Оценит  ли  тот  игру  молодой  девушки?  Одобрительное  слово   модного
композитора так много значит для ее успешной карьеры!
   Размечтавшийся доктор разомкнул веки - экипаж остановился,  пережидая
неожиданное  препятствие,  послышались  невнятные  голоса  и   визгливый
мальчишеский дискант.
   Доктор приоткрыл дверцу - и юркий мальчишка, лавируя между  экипажами
и редкими авто, едва  ли  не  впрыгнул  в  карету,  грязноватая  рука  с
вечерним выпуском "Петербургского листка" просунулась вовнутрь.
   - Купите, не пожалеете!  Божий  глас  Дарьи  Осиповой!  Наследник  во
чреве! Смерть Короленко - погребение под Конан Дойлом!
   Доктор с непонятным ужасом смотрел на  орущего  мальчишку,  по  синим
губам которого стекала вода, и весь он был похож на выдернутого из  воды
окунька.  Дичь,  которую  он  порол,  заставила  доктора   непроизвольно
отстраниться и сунуть руку в карман. Ловкий окунек  молниеносно  схватил
монетку и, бросив на  колени  доктора  мокрую  газету,  захлопнул  дверь
экипажа.
   Экипаж тронулся. Доктор с неприязнью  уставился  на  влажную  бумагу,
испещренную мелкими черными буквами. Брать газету в руки не хотелось. Но
тут его взгляд выхватил из  мешанины  слов  фамилию  Вирхова  -  и  Клим
Кириллович преодолел себя. Он развернул газету. На  первой  странице,  в
подвале,  была   помещена   статья,   призванная   свидетельствовать   о
беспросветной серости столичной полиции. Оказывается, нынешним  утром  в
квартире, сдававшейся внаем домовладельцем Рымшей,  был  обнаружен  труп
солидного мужчины. Вызвали полицию. Эксперты видимых повреждений на теле
не выявили. Однако на столе нашли подозрительные предметы, в  том  числе
каменный котелок с неизвестной  солью  и  флакон  с  ядовитой  кислотой.
Следствие выдвинуло две версии -  или  смерть  от  разрыва  сердца,  или
отравление, случайное или умышленное. Увы! Невежество следствия  привело
к  тому,  что,  доверясь  предъявленной   домовладельцем   визитке   его
несчастного  квартиросъемщика,   стражи   закона   объявили   покойника,
читавшего  перед  смертью  последнюю  модную  книжку  Конан   Дойла,   -
господином Короленко! Живого и невредимого светоча  русской  литературы,
отметить  двадцатипятилетний  юбилей  деятельности   которого   собрался
наконец-то и Петербург, - зачислили в покойники!
   Доктор подумал, что надо бы встретиться с Карлом Ивановичем,  утешить
старика. Потом пробежал глазами другие  страницы  -  в  тайной  надежде,
найти что-либо о Скрябине. Но усилия  его  оказались  тщетными,  похоже,
композитор визит свой афишировать не желал...
   - Добрый вечер, Клим Кириллович, - приветствовала доктора в  прихожей
муромцевской квартиры темноглазая горничная Глаша. - Вас уж заждались.
   Девушка помогла гостю освободиться от зонтика, саквояжа, калош, снять
пальто с бобровым воротником. Клим Кириллович тщательно привел в порядок
волнистую  шевелюру,  после  чего  горничная  проводила  его  в   уютную
гостиную, выдержанную в зеленых тонах и  полную  живых  цветов.  Николай
Николаевич,  профессор  химии  Петербургского  университета,  из  своего
любимого кресла наблюдал, как его супруга Елизавета Викентьевна  вносила
последние штрихи в украшение  дочерей.  Мария  Николаевна  и  Брунгильда
Николаевна выглядели возбужденными и хорошенькими, они  поприветствовали
верного друга семьи  шутливыми  книксенами  и,  судя  по  одобрительному
выражению лиц, остались довольны его вечерним костюмом.
   - Добро пожаловать, милый Клим Кириллович, не кончился ли дождь?
   - Увы, Елизавета Викентьевна, все моросит, - доктор Коровкин галантно
приложился к руке профессорской жены, - хотя я  ехал  в  экипаже  самого
Астраханкина и вышел сухим из воды.
   - А почему ж  ваша  газета  такая  мокрая?  -  подала  голос  младшая
профессорская дочь, темноволосая, синеглазая барышня лет девятнадцати.
   - Все неймется нашей  сыщице,  ищет  себе  дела,  -  шутливо  заметил
профессор, вставая и пожимая руку своему бывшему ученику, а может  быть,
и будущему  зятю.  -  Вместо  того,  чтобы  прилежно  учиться  на  своих
Бестужевских курсах, все мечтает о сыскной карьере. Вы бы  вразумили  по
дружбе Машеньку. Присаживайтесь.
   Доктор повиновался и опустился на стул.
   - Какая сыскная карьера? -  возразила  хозяйка  дома.  -  Ее  сыскная
контора  "Господин  Икс"  вполне  сносно   обходится   без   Мурочкиного
присутствия. Софрон Ильич Бричкин успешно  справляется  с  обязанностями
помощника,  Муру  не  беспокоит.  Она  все  время  отдает  учебе.  Мура,
по-моему, Софрон Ильич уже недели две не звонил?
   - Даже больше... - Мура обидчиво оттопырила яркую нижнюю губку. -  Да
и вообще. Все лето прошло, половина осени, а ни одного интересного дела,
если не считать кота госпожи Брюховец.
   - Этого кота я вспоминаю с неизменным ужасом, -  шутливо  содрогнулся
доктор. - Интересно, сдали ли его хозяйку в психиатрическую лечебницу?
   - Но кроме этого кота был еще... - Мура  не  договорила  и  прикусила
язык.
   - Господин Ханопулос Эрос Орестович, -  с  презрением  подхватила  ее
старшая сестра, высокая, тоненькая блондинка, -  ослепительный  меценат,
жертва хипесницы...
   - Он плохо знал историю европейского средневековья, - Мура вздохнула,
- а это было очень важно.
   - Во всяком случае, - примирила дочерей Елизавета Викентьевна, -  его
приключения могли бы стать основой хорошего романа. Да, не породила  еще
земля русская своего Конан Дойла.
   - Зато у нас есть русский Шерлок Холмс,  -  в  серых  глазах  доктора
мелькнули лукавые искорки, - король петербургских сыщиков Карл Фрейберг.
   - Вот и написал бы кто-нибудь  рассказы  о  его  сыскном  таланте!  -
воскликнула профессорская жена.
   - Елизавета Викентьевна, - профессор взглянул на супругу поверх очков
и, опершись на  подлокотники,  приподнялся  с  кресла,  -  я  знаю  вашу
слабость к бульварным книжонкам, но зачем тратить драгоценную бумагу  на
всякую дрянь?
   - Почему дрянь, папочка? - не согласилась Мура. - Господин Конан Дойл
очень хороший писатель. Его читают даже наши профессора и хвалят.
   - Конан Дойл, может быть, - уступил  профессор,  поймав  укоризненный
взгляд жены, и с задором продолжил:
   - Но уверен,  три  четверти  нынешних  книг  можно  смело  сжечь  или
закопать, или засыпать ими каналы. А лучше пустить на осушение болот...
   - Есть и хорошие книги, - равнодушно возразила Брунгильда, -  и  ноты
нужны.
   - Не спорю, не спорю, -  сбавил  гнев  глава  семейства,  -  нужна  и
научная литература, и популярная, и учебники, и хорошие стихи.....
   - Например, стихи Иванова, их недавно  господин  Брюсов  похвалил.  -
Мура  покосилась  на  Клима   Кирилловича,   сохраняющего   невозмутимое
спокойствие.
   - Жемчужина в навозной куче, -  усмехнулся  профессор.  -  А  сколько
деревьев погибло  из-за  потакания  низменным  вкусам?  Лес  жаль!  Едва
научившись читать, народ наш не Белинского и Гоголя с  базара  несет,  а
пошлые книжонки...
   - Наша Глафира нисколько не испортилась, хотя и читает Пинкертона,  -
добродушно возразила Елизавета  Викентьевна.  -  Все  такая  же  славная
девушка, порядочная, работящая.
   Глаша, устанавливая на  шестигранном  столике  поднос  с  графинчиком
мадеры и миндальным печеньем, зарделась и оглянулась на доктора.
   - Что вы сейчас читаете, Глафира? - мягко  спросил  Клим  Кириллович,
продолжая тискать сложенную газету.
   -  "Пуговица  в  уксусе".  И  там   нет   ничего   против   Божеского
установления.
   - И в "Веселых брюках" тоже все вполне пристойно, - поддержала  Глашу
хозяйка.
   Профессор сердито хмыкнул. Доктор рассмеялся.
   - Сейчас в моде новая повесть Конан Дойла. Вы ее не читали, Глаша?
   - Нет, она ее не читала, - ответила Елизавета Викентьевна, - но я  ее
уже купила.
   - Что? - профессор задохнулся от возмущения, его рука, потянувшаяся к
графинчику, застыла в воздухе. - Захламлять квартиру? - Разливая  темную
тягучую жидкость по хрустальным рюмкам, он ворчал:
   - Боюсь, люди будут являться на свет Божий  с  единственной  целью  -
читать, читать и читать тонны мерзких книжонок. То ли  дело  в  Америке!
Солидные господа покупают книги по своей специальности или  для  подарка
детям. Мужчины читают только газеты. Дамы - журналы. Студенты -  научную
литературу. И все понемножку -  христианскую,  душеспасительную...  Клим
Кириллович, попробуйте мадеру, после улицы приятно согревает.
   Доктор с благодарностью взял предложенную ему рюмку.
   - Вот  бы  соединить  в  книжках  христианское  учение  с  уголовными
расследованиями! - мечтательно протянула Мура, любуясь своим  отражением
на крышке рояля.
   - Кажется, твоя мечта уже осуществилась,  -  утешила  дочь  Елизавета
Викентьевна. - Новая повесть Конан Дойла называется  "Автомобиль  Иоанна
Крестителя". Я сгораю от нетерпения...
   - А потом, Елизавета Викентьевна, и нам  с  тетушкой  Полиной  дадите
книжку  почитать.  -  Доктор,  с  улыбкой  следивший   за   профессором,
посерьезнел:
   - Эта книжка связана с реальной смертью. Вот. Одним глазом взглянул.
   Мура уставилась на влажную газету с нескрываемым интересом.
   - Правда? Клим Кириллович, покажите?
   - Даже не хочется. Обидели наши борзописцы уважаемого Карла Ивановича
Вирхова.
   - И за что же? - расстроилась хозяйка дома.
   -  Утверждают,  что  он  принял  стороннего  покойника  за  господина
Короленко. Не знает в лицо известного писателя.
   - Что-то мне не верится, -  с  сомнением  протянул  профессор,  -  я,
конечно, тоже, если встречу господина Короленко на улице, то  не  узнаю.
Уверен, господина Вирхова ввели в заблуждение.
   - Слава Богу, что Владимир Галактионович жив. - Мура  перекрестилась.
-  У  меня  сердце  упало  -  ведь  мне  поручено  преподнести  писателю
поздравительный адрес на юбилейном чествовании от бестужевок.
   - Вот и читала бы лучше книги Короленко, - проворчал профессор,  -  а
не россказни об английских убийцах.
   Мура смутилась.
   - Но я все-таки не  поняла,  -  голос  Брунгильды  Николаевны  звучал
бесстрастно и певуче, кажется,  ее  одну  нисколько  не  волновала  тема
беседы, - а этот сегодняшний покойник, как  он  связан  с  новой  книгой
Конан Дойла?
   Клим Кириллович встал, поставил на поднос недопитое вино и заходил по
гостиной.
   - Покойник читал ее перед смертью. Имя покойника  не  названо.  Да  и
причина смерти не установлена. Есть  подозрение  на  отравление,  найден
какой-то каменный котелок, может, с ядовитой солью.
   - Карл Иваныч разберется,  отправит  соль  на  экспертизу,  -  быстро
проговорила Мура. - Везет же ему. Столько интересных дел.
   - Нам пора, поторопись, сестричка, - лениво протянула Брунгильда,  не
двигаясь с места,  она  видела  боковым  зрением,  что  доктор  Коровкин
любуется ее стройной фигурой, которую эффектно облегало  строгое  черное
платье с светло-серой меховой оторочкой.
   - Лучше б мы о господине Скрябине поговорили, - усмехнулся профессор,
- все-таки тебе, дочь, предстоит  ответственное  выступление.  -  И,  не
удержавшись, фыркнул, победоносно оглянувшись на супругу:
   - Надеюсь, Дарье Осиповой оно тоже понравится...
   Чета Муромцевых вышла в  прихожую,  чтобы  проводить  молодых  людей.
Когда суета, связанная  с  надеванием  калош,  ботиков,  пальто,  шляпок
закончилась, Глаша отомкнула засовы и распахнула входную  дверь.  На  ее
пороге  обозначилась  насквозь  промокшая  фигура  плотного   невысокого
мужчины.
   -  Господин  Бричкин!  Что  случилось?!   -   воскликнула   Елизавета
Викентьевна.
   - Прошу не беспокоиться. Ничего срочного, -  ответил,  стуча  зубами,
помощник Муры. - Я только хотел  попросить  Марию  Николаевну  завтра  в
полдень прибыть в контору.
   - У нас есть дело? - пораженная Мура округлила синие глаза.
   - Да. И очень важное. Дело о каменном котелке.

Глава 3

   Карл Иванович Вирхов сидел  в  своей  следственной  камере  в  здании
Окружного суда. На зеленом сукне  его  служебного  стола  горкой  лежали
скомканные клочки разорванной вечерней газеты. И когда  только  успевают
борзописцы строчить свою дрянь? И откуда все узнают?
   Следователь  догадывался,  что  причиной   появления   возмутительной
заметки  был  неосмотрительный  звонок  товарища  прокурора  в  редакцию
журнала "Русское богатство", с которым сотрудничал Короленко. Но  откуда
детали происшествия узнали газетчики? Вирхов был уверен,  что  звонивший
не рассказывал никому лишних подробностей. И тем не менее уже весь город
знал, что он, Вирхов, так обмишурился...
   И действительно!  Покойный  снял  квартиру  для  встреч  с  циркачкой
Шарлоттой. Пьянствовал, картежничал. Баловался химией.  Почитывал  Конан
Дойла. Да тут любой слепой бы понял, что он не Короленко.
   И тем не  менее  казус  налицо.  Карл  Иванович  мстительно  думал  о
привлечении редактора к ответственности - за клевету. Во-первых, у  него
есть протокол, где ни слова о Короленко  не  написано.  Во-вторых,  есть
свидетели, они  своими  ушами  слышали,  как  он  всеми  силами  пытался
установить личность мертвеца, возражал, что покойник  -  властитель  дум
прогрессивной общественности.  На  статью,  вернее,  примечание  к  ней,
борзописцев вывести можно: арест при тюрьме на семь дней гарантирован  -
за преступление, совершенное по легкомыслию и слабоумию.
   -   Ваше   превосходительство,   -   раздался   нерешительный   голос
письмоводителя,  прекрасно   понимавшего   душевное   состояние   своего
начальника, - не желаете ли взглянуть на протокол допроса  домовладельца
Рымши?
   - Давай. - Вирхов смахнул обрывки мерзкой газеты в мусорную  корзину.
- И прошу тебя, голубчик, не в службу, а в дружбу,  не  слезай  с  наших
эскулапов, звони каждые четверть часа, требуй результатов. И лабораторию
держи под контролем - данные химического анализа немедленно мне на стол.
И отправь агентов в издательство господина Сайкина. Надо оповестить  его
домочадцев о случившемся. Сотрудников предупредить, чтобы завтра были  в
редакции, - для проведения дознания.
   - Эти глупые газетчики даже не удосужились выяснить имя жертвы,  -  в
меру льстиво сказал письмоводитель, приблизившись к столу  начальника  и
бережно опуская перед ним листы, исписанные аккуратным мелким  почерком.
- Если б напечатали в газете, что покойник - господин Сайкин,  и  искать
никого не требовалось бы, и оповещать не надо было бы.
   Вирхов углубился в протокол допроса отпущенного с  миром  Рымши.  Да,
иной раз диву даешься, встречаясь с  такими  доверчивыми  людьми.  Купец
второй гильдии! Как он торгует? Верит на слово первому встречному?  Дом,
которым он владеет, куплен, конечно, на деньги его покойного родителя...
Иван  Трофимович  Рымша,  человек  спокойный,  приятной  наружности,   с
аккуратной бородой,  плавно  перетекающей  в  бакенбарды,  при  недавнем
разговоре  поразил  Вирхова  до  глубины   души.   Сидя   перед   столом
следователя,   домовладелец   утирал   набегающие   слезы   и,   подобно
чувствительной дамочке, рассказывал, какое приятное впечатление произвел
на него покойный, явившийся  узнать  о  сдающейся  внаем  квартире.  Как
широко улыбался, интересуясь стоимостью жилья, с какой грацией  доставал
из внутреннего кармана портмоне и вносил денежки вперед за  три  месяца.
Держал себя как человек достойный. А когда размягченный обходительностью
гостя домовладелец робко поинтересовался именем  и  паспортом  солидного
господина, тот шутливо извинился, что забыл  представиться,  и  протянул
изящную визитку, и на  ней  было  в