он,  не  отдавая  себе  отчета,
слегка отодвинулся от дощатой дверцы. Волшебный  аромат  жемчужно-золотистой
красавицы окутал его и лишил дара речи.  Чуть  поведя  точеным  подбородком,
девушка протянула руку к черному металлу  замка  и  легонько  поскребла  его
ноготком.
   - Вы избавите меня от бессонницы и  огорчения.  -  Брунгильда  попыталась
открыть висевший у нее на запястье крошечный ридикюль.
   - Нет-нет, - хрипло произнес сторож, - денег не надо, я не возьму денег.
   - Вы - благородный человек, - ответила проникновенно Брунгильда, - я и не
думала о деньгах, я просто хотела подарить вам на память о  сегодняшнем  дне
свое серебряное колечко.
   Она сделала шаг в сторону, и, к  удивлению  всех  присутствующих,  сторож
достал ключ и, открыв замок, распахнул перед ней дощатую дверцу забора.
   Никто не, верил,  но  чудо  свершилось:  все  смотрели  с  недоумением  в
образовавшийся проем, как вдруг из  кустов  выскочила  ретивая  дворняжка  и
первой ринулась за ограду. Следом за  ней,  позабыв  поблагодарить  сторожа,
устремился Рене. Остальные двинулись за ним.  Мура,  проходя  мимо  сторожа,
кокетливо ему улыбнулась, в ответ он окинул ее отсутствующим взглядом.
   - Только пять минут, - услышал за своей  спиной  голос  хранителя  доктор
Коровкин.
   Так вот ради чего  они  ехали  сюда!  Так  вот  ради  чего  вели  сложные
дипломатические  переговоры  с  этим  отставным  солдатом!  Правду  сказать,
действительно смотреть здесь было не на что.
   Окруженный зарослями лопухов и крапивы в половину человеческого роста, на
небольшом возвышении, куда вели каменные, почти  разбитые  ступеньки,  стоял
саркофаг. Чем-то он напоминал маленький прямоугольный  домик.  Белый  мрамор
стен и крышки был сильно разрушен - не  выдержал  нежный  камень  российских
снегов и дождей. Углы были сбиты, а расположенные вдоль края розетки кое-где
отсутствовали. Вместо них зияли пустые углубления, показывающие, что розетки
были вмонтированы в мрамор, а не выточены из него. Граф Сантамери, казалось,
забыл о своих спутниках. Он трогал каждую пядь "сокровища", пытался  ощупать
каждую  розетку,  время  от   времени   он   издавал   горестные   возгласы,
свидетельствующие о тяжелом душевном потрясении.
   Мура и Брунгильда, сопровождаемые доктором,  на  почтительном  расстоянии
обошли саркофаг со всех сторон, но не увидели в нем  ничего  замечательного.
По оставшимся фрагментам барельефа - закутанным в туники  фигурам  женщин  и
мужчин,  кентаврам  с  какими-то  странными  длинными   трубами   в   руках,
напоминавшими  средневековые  пищали,  -  понять  смысл   изображенного   не
представлялось возможным, пожалуй,  только  что  эти  античные  сцены.  Мура
предположила, что два барельефа изображают Ахилла на  острове  Скирос  среди
кентавров и Ахилла, переодетого в женскую одежду посреди дочерей Ликомеда.
   Притрагиваться к саркофагу они не собирались. Более  того,  доктор  успел
шепнуть  Муре,  что  полуразрушенное  сооружение  -  не   саркофаг   Гомера:
во-первых, нигде нет никакой надписи, и даже  ее  следов;  во-вторых,  зачем
Гомеру нужен был такой огромный  гроб  -  туда  ведь  может  человек  десять
поместиться?
   Да, платить деньги - и большие деньги - за подобную руину  совершенно  не
следовало, думали барышни Муромцевы и доктор Коровкин, -  вряд  ли  стоит  и
вести ее во Францию. Развалится по дороге окончательно.
   - Боже мой, Боже мой, - бормотал вслух граф Сантамери, - до  чего  довели
мрамор! Но его еще можно спасти.  Да,  еще  не  все  потеряно,  ценная  вещь
требует бережного отношения. Разве здесь,  в  России,  можно  было  на  него
рассчитывать? Нет, отец был  прав,  я  спасу  саркофаг,  спасу...  Бедный...
Брошенный всеми... Вдали от родины .
   Граф обращался к бесчувственному мрамору и не замечал, что  его  спутники
уже стоят у выхода.
   - Пузик. А где же Пузик? - вскрикнула неожиданно Мура. -  Он  же  забегал
сюда. Пузик! Ко мне! Пузик!
   Оторванный от печальных размышлений  граф  Сантамери  распрямился  и,  не
оборачиваясь на вожделенный саркофаг, пошел вон. Но у дощатой дверцы чуть не
споткнулся: пытаясь проскочить первым, в ноги ему кинулся пес, выползший  из
зарослей крапивы у подножья саркофага, с запутавшейся в бороденке  землей  и
прошлогодними листьями, с суковатой палкой в пасти.
   Граф чертыхнулся и стремительно вышел за ограду.  За  ним  последовали  и
остальные. Напрасно Мура, видя убегающую  собаку,  звала  ее  вернуться.  Та
словно не слышала.
   Брунгильда и Клим Кириллович слегка задержались: восторженная  Брунгильда
благодарила сторожа за  минуты  счастья,  полученные  ею  во  время  осмотра
замечательного античного памятника.
   - Да, его нужно охранять, не дай Бог, совсем разрушится,  испортится.  Да
скоро его заберут, не долго ему здесь стоять осталось, - бормотал  довольный
сторож, не спуская восхищенных глаз с девушки.
   Возвращались теми же тенистыми аллеями, желая как можно  скорее  сесть  в
автомобиль и вернуться домой. Настроение было не из лучших - понурив голову,
граф шел быстрым шагом, и следовавшие за ним видели, как он, очевидно в такт
свои мыслям, сжимает и разжимает кулаки.
   Мура иногда принималась звать собаку, но та не появлялась.  Напрасно  они
озирались по сторонам. У самого выхода из парка доктору  показалось,  что  в
конце боковой аллейки мелькнула фигура человека в сером костюме. Но мало  ли
людей в сером гуляет летом по парку?
   В подавленном настроении они уселись в автомобиль. Мура в  последний  раз
кликнула собаку.
   - Ну что ж, - сказал доктор, - может, и к лучшему,  ему  надо  приучаться
снова жить на свободе. Можем ехать, граф.
   Хмурый француз завел мотор,  и  машина,  резко  дернувшись,  покатила  по
дороге, удаляясь от старого парка, в котором гнил и  разрушался  драгоценный
памятник античности - саркофаг Гомера.
   Через минуту Мура оглянулась и увидела, что в отдалении мчится с  той  же
суковатой палкой в зубах ее ненаглядный Пузик.
   - Рене, остановите, - закричала она и снова обернулась. Какой-то  человек
бежал по дороге в том же направлении, что и Пузик, но гораздо дальше. Экипаж
остановился. И тут Мура увидела вспышку и почти сразу -  фонтанчик  песка  и
земли рядом с бегущей собакой.  Пес  вильнул  в  сторону  и  продолжил  бег,
приближаясь к автомобилю. Доктор обернулся и открыл дверцу рядом с Мурой.
   Пес вспрыгнул на подножку, не  выпуская  своей  отвратительной  палки  из
пасти.
   - Пузик, Пузенька, - приговаривала Мура, схватив пса за  ошейник,  собака
положила ей на колени свою дурацкую ношу.
   - Доктор, что это  было?  -  спросила  Мура,  с  ужасом  глядя  на  Клима
Кирилловича.
   - Что? - не расслышал доктор. - Дайте мне эту гадость. - Он взял палку  и
швырнул ее в кювет. В тот же  миг  несносный  пес  перемахнул  через  дверцу
автомобиля и вновь устремился за выкинутой добычей.
   Пришлось Рене опять остановиться по просьбе Муры.  Пузик  вновь  оказался
возле хозяйки.
   - Не выкидывайте палку, -  Рене  бросил  быстрый  недовольный  взгляд  на
сидевшего рядом с ним доктора, - пусть останется. А то мы никогда до дома не
доедем.
   - Спасибо, Рене. Мы можем ехать: Сидеть, Пузик, сидеть.  Хорошая  собака.
Умница. - Мура погладила пса по голове, потом наклонилась к затылку сидящего
впереди Клима Кирилловича и шепнула ему:
   - Вы видели - в нас стреляли?

Глава 11

   Агент Сэртэ, выбежав на берег Черной речки,  с  трудом  перевел  дух.  Он
испытывал отчаяние. Что он теперь скажет господину Гарденину? Как  объяснит,
что разработанная  ими  операция,  почти  близившаяся  к  завершению,  вновь
сорвалась? И почему? Из-за треклятой дворняги!
   Агент Сэртэ понимал, что кривит душой перед  самим  собой.  Он  прекрасно
помнил, как и сам совсем недавно поддался чарам  обворожительной  красавицы,
забыв  о  своем  долге.  Непостижимо,  но  факт,  юная  барышня,  потрясающе
красивая,  имеет  удивительную  власть  над  мужскими  сердцами!  И  она  не
кокетничает, она предельно естественна.  Как  должное  принимает  готовность
мужчин - и благородных, как он сам, Сэртэ, и простолюдинов, как  сторож  при
саркофаге, - выполнить ее едва высказанные  вслух  просьбы,  спокойствием  и
уверенностью дышит все ее нежное, светлое, такое тонкое лицо, спокойствием и
уверенностью полны ее гипнотические голубые глаза под поразительно огромными
ресницами Агент Сэртэ глубоко вздохнул - летние солнечные дни располагают  к
пустым грезам - и, тряхнув недовольно головой, вернулся к мыслям о служебных
проблемах.
   Должен же господин Гардении принять  во  внимание  блестящие  способности
своего агента - он, Сэртэ, сумел их доказать. Именно  он,  Сэртэ,  предложил
Гарденину схему действий по переправке  не  привлекающим  внимания  способом
первого важнейшего документа из Кронштадта, а когда прекрасно  разработанный
план из-за досадной случайности дал сбой, именно он,  Сэртэ,  сумел  забрать
документ из муромцевского дома.
   Конечно, кто мог предусмотреть, что  глупый  попик  передаст  Псалтырь  в
чужие руки? Князь Салтыков ясно сказал дураку: "Дача  Табашниковых,  невесте
князя Салтыкова". Так нет, тот потащился на соседнюю. Хотел как лучше.
   Кто мог предположить, что князь Салтыков, казалось, намертво связанный  с
резидентурой "Черного капеллана", напьется и пустит себе пулю в лоб! Мог  бы
еще и пожить! Отыграть свой карточный долг, удачно жениться.  А  он,  видите
ли, вспомнил о фамильной чести! Раньше  надо  было  о  ней  думать,  раньше!
Странные эти русские: сначала изваляются в грехе и грязи, готовы продать что
угодно - Родину, государственную тайну! - а затем, когда дело сделано, вдруг
вспоминают о своей чести!
   Агент Сэртэ огляделся по  сторонам.  Поблизости  никого  не  было.  Жизнь
переместилась на воду: по мутной мелкой Черной  речке  плыли  лодки,  в  них
сидели кокетливые барышни с самодовольными  кавалерами  и  семейные  пары  с
принаряженными детьми Доносились тоненькие девичьи и  ребячьи  повизгивания,
игривые тенорки чернореченских  монтеров,  грозные  окрики  басовитых  отцов
семейств, всплески неловко опускаемых весел. Никто не  обращал  внимания  на
одинокого господина на берегу, снявшего пиджак и отирающего  платком  потный
лоб.
   Он присел на ажурную чугунную скамейку - когда-то, вероятно,  за  скамьей
простирался аккуратно подстриженный газон, ныне же стояла стеной  крапива  и
лебеда. Запустили парк, да и сам  особняк  -  двухэтажное  каменное  здание,
почти квадратное, сдаваемое внаем и неоднократно  перестраиваемое,  -  не  в
лучшем состоянии. В бывшей графской даче  шато-кабак  сменился  атлетическим
клубом, ныне пришедшим в упадок, и  теперь  она  ждет  своих  новых  хозяев.
Огромную  усадьбу  Строгановых  давно  поделили  на  дачные  участки,  также
сдаваемые  временным  владельцам.  На  месте  барского   сада   расплодились
увеселительные заведения - всякого  рода  "Ливадии",  "Аркадии",  "Олимпии",
"Помпеи". Роскошные, но хрупкие деревянные сооружения неоднократно горели  и
вновь отстраивались, владельцы разорялись, перепродавали права на застройку,
появлялись новые театры, рестораны, кафешантаны.
   Сменяющие друг друга новые  хозяева  не  могли  поддерживать  на  должном
уровне старинный  парк,  и,  отойдя  чуть-чуть  в  сторону  от  сравнительно
ухоженных аллей со столетними липами, березами и дубами, от  облагороженных,
в расчете на выручку, прудов,  можно  было  встретить  и  обветшалые  резные
беседки, и заросшие дорожки, и одичавшие поляны.
   Со своей скамейки  Сэртэ  видел  особняк  Салтыковых,  подаренный  старым
графом  одной  из  своих  дочерей.  Ухоженный  загородный  дом  походил   на
английский замок: деревянные башенки по обеим сторонам парадного  входа,  не
повторяющие друг друга эркеры на южном и северном фасадах, чугунные  кованые
решетки, карнизы окон, лепка.  Похоже,  Салтыковы  своей  собственностью  на
Черной речке дорожили и не собирались  пока  съезжать,  несмотря  на  обилие
неприятных соседей.
   Роскошь и запустение соседствовали в старинном  саду:  вверенный  заботам
Салтыковых, обветшавший и ставший неприглядным саркофаг ждал  своей  участи.
Вопрос о том, куда перенести огороженный забором саркофаг  должен  был  быть
решен в  ближайшее  время.  Поговаривали,  что  гигантские  статуи  Флоры  и
Геркулеса предполагают доставить во двор Строгановского дворца, что на  углу
Мойки и Невского.
   Агент Сэртэ  немного  успокоился  и  вновь  задумался  о  своих  насущных
проблемах. Ничего страшного, дело поправимое. Смог же он  в  короткие  сроки
придумать легенду о чудодейственном средстве от мышей  и  крыс  и  под  этим
предлогом проникнуть на дачу Муромцевых. Дело  опасное  и  трудное.  Тем  не
менее оно удалось.
   Агент Сэртэ вспомнил волнение, охватившее его при  приближении  к  "Вилле
Сирень". Волновался он не столько из-за  Псалтыри  -  способ  добыть  ее  он
всегда бы нашел, - сколько из-за того, что судьба вновь дарила ему встречу с
девушкой, поразившей его воображение в один из  чудных  святочных  дней.  Он
отдавал себе отчет, что особых шансов на успех у барышни  Муромцевой  он  не
имеет, но сердцу не прикажешь. Он сравнительно молод,  ему  только  тридцать
пять, не дурен собой. Кроме того, жизнь  еще  только  начинается,  и  вполне
возможно, что, заработав кругленькую сумму, он сможет стать состоятельным  и
уважаемым  человеком,  открыть  свое  дело  -  и  тогда  профессорская  дочь
посмотрит на него по-другому. Разве нет ныне  подобных  случаев?  Вон  какие
родовитые  барышни  уходят  из  дому  вслед  за   прыщавыми   студентами   и
семинаристами, теряют  голову  от  идиотских  завываний  поэтов-кокаинистов,
каждый из которых объявляет себя гением безо всяких на то оснований!
   Агент  Сэртэ  был  доволен  собой  -  ему  удалось  не  только  прекрасно
загримироваться, но и найти стиль поведения,  позволивший  избежать  опасных
разговоров, способных его разоблачить. Он вспомнил, как, повернувшись спиной
к барышням, все же испытал счастье, когда взгляд старшей  скользнул  по  его
спине  -  он  почувствовал  блаженный  миг!  Но  главной  его  заботой  было
уклониться от встречи с младшей профессорской дочкой - он  помнил,  что  она
слишком много интересуется старинными  родами  и  памятниками  древности.  И
когда только переключит свое внимание  на  женихов?  Впрочем,  и  женихов-то
достойных в семействе не бывает, и на летней даче никаких новых знакомств не
завели - все те же Прынцаев и Коровкин, студент Петя не в  счет  -  личность
несерьезная  Разве  что  граф   Сантамери   мог   бы   рассматриваться   как
потенциальный жених, но он-то, агент Сэртэ, знает, что графу не  до  флирта,
не до романтических историй. У него есть более серьезные дела - и,  конечно,
ни барышни Муромцевы, ни тем более Зизи не заставят его забыться.  Сантамери
- человек не слабонервный, уж он-то не  станет  стреляться,  как  малодушный
Салтыков. Надо сказать спасибо французскому  послу,  что  он  нашел  ключ  к
сердцу этого непростого типа и привлек графа к их работе.
   Агенту Сэртэ казалось, что лично он действовал изобретательно и быстро. В
самом деле, он сумел вынести из муромцевского дома Псалтырь. Он обнаружил на
ней следы карандашной надписи - правда, тщательно стертые. Немало усилий ему
пришлось приложить для того, чтобы восстановить текст надписи. Да, это  было
оно - важное сообщение, долгожданное указание на то, где находится тайник, в
котором князь  Салтыков  спрятал  драгоценный  документ,  интересовавший  не
только французских агентов, но и тайных посланцев Британии и Германии.
   Вчера же  вечером  он,  Сэртэ,  явился  к  охраняемому  сторожем  забору,
скрывающему тайник, но весь вечер и  всю  ночь  в  парке  куролесили  пьяные
студенты и местная молодежь. Издали Сэртэ видел, как они  время  от  времени
приставали к сторожу с глупыми разговорами и  пьяными  угрозами,  слышал  их
отвратительное циничное хихиканье. Среди них выделялся  какой-то  белобрысый
нескладный прихрамывающий тип с ломающимся голосом. Дождь к тому времени уже
утих, но отвратительная сырость проникала под одежду, небо заволокло тучами,
и теплая летняя белая ночь  стала  не  такой  светлой,  как  всегда.  А  ему
следовало предъявить сторожу Псалтырь с надписью! Но следы надписи с  трудом
различались даже при ярком солнечном свете Вчера вечером сырость и  опасение
заболеть прогнали его из сада. Пришлось дождаться утра Однако  и  утром  его
постигла неудача! Глупый упрямый сторож внимательно  рассматривал  последнюю
страничку Псалтыри, пытаясь углядеть следы стертой надписи.
   - Барина-то теперь не спросишь, горе в семье,  -  говорил  он  угрюмо.  -
Только из уважения к покойному - я его ребенком  знал  -  и  разговариваю  с
вами. Очень он просил допустить до саркофага человека с Псалтырью.
   Вроде бы упрямый сторож готов был сдаться, но в самый неподходящий момент
появились дачники во главе с графом Сантамери. Кто  же  знал,  что  граф  не
вытерпит, когда из газет узнает о смерти молодого Салтыкова - единственного,
кто сомневался, стоит ли продавать  саркофаг  -  и  устремится  к  мраморной
развалине,  не  дожидаясь  благоприятных  известий  от  французского  посла!
Французы - народ шустрый, это следовало бы помнить,  вдобавок  они  чересчур
верят в силу денег. Но не все можно купить. Он, агент Сэртэ,  безрезультатно
предлагал деньги сторожу саркофага Гомера, стремясь  поскорее  добраться  до
вожделенного тайника. Но не брал  бравый  служака  мзды,  стоял  насмерть  у
забора с железным замком. Не взял он денег и у графа  Сантамери.  И  француз
так и не проник бы за ограду, не будь  рядом  с  ним  старшей  профессорской
дочери!
   Заметив издали приближение Рене, доктора Коровкина и барышень Муромцевых,
Сэртэ счел за лучшее временно ретироваться: проклиная все на свете, он ушел,
на  ходу  подумав,  что  надо  было  легонько  обвести  следы  стертых  букв
карандашом - и не  противился  бы  сторож!  Впрочем,  они  и  так,  кажется,
договорились, что он впустит Сэртэ. Если бы не неожиданный набег дачников!..
   Увидев мелькнувшие в аллее удаляющиеся силуэты  графа  и  его  спутников,
Сэртэ, не промедлив ни минуты, бросился со своего наблюдательного  пункта  к
саркофагу. Сторож все-таки признал в нем ожидаемого  человека  с  Псалтырью,
отпер замок и впустил к зарослям лопухов  и  крапивы,  среди  которых  стоял
облупленный каменный монстр. О посетителях,  только  что  побывавших  здесь,
сторож не сказал ни слова. Агент  Сэртэ  взбежал  поспешно  по  полуразбитым
ступенькам и стал торопливо отодвигать тростью от  стенок  саркофага  стебли
крапивы и лопухов, как будто что-то искал.
   Человек господина  Гарденина  обговорил  с  князем  возможность  передать
документ через  тайник,  чтобы  исключить  личные  контакты,  -  надпись  на
Псалтыри и служила указанием того, какой же  тайник  выбрал  князь.  Наконец
Сэртэ увидел, что в одном  месте  земля  под  основанием  саркофага  немного
провалилась, образовав небольшую земляную нору. Человек в нее не пролез  бы,
но Сэртэ знал, что если просунуть в отверстие руку, то он найдет  контейнер,
в котором спрятан бесценный документ, способный разом изменить его жизнь.
   - А, так вот куда лазила проклятая псина. -  Сторож  подкрался  незаметно
для Сэртэ, и опытный агент мысленно ругал себя за  допущенную  оплошность  -
ненужный  свидетель.  Теперь  суровый  аргус  стоял  за  спиной  посетителя,
опустившегося на корточки и шарящего в отверстии засунутой по локоть рукой.
   В земляной норе Сэртэ нашел  только  прелую  прошлогоднюю  листву.  Вынув
измазанную руку, он достал платок и стал отирать им ладонь, время от времени
поглядывая на сторожа.
   - Вы что-то ищите? - к удивлению агента почти дружелюбно спросил сторож.
   Сэртэ встал и уставился не мигая на сторожа.
   - Да там ничего и не было. Бездомная дворняга что-то вытащила оттуда - не
то суковатую палку, не то высохшую кость -  я  не  рассматривал,  но  что-то
похожее, - после дол