утверждает, что этот Кодекс создан в четвертом веке!  То  есть  что  его
пергамент сохранился шестнадцать столетий! Как же это может быть?
   Найти объяснения доктору не удалось, как не удалось и заключить  Муру
в объятья, - сани остановились возле парадных  дверей  дома,  в  котором
квартировало семейство Муромцевых.
   Сердце Муры учащенно забилось: чуть  поодаль  к  чугунной  коновязной
тумбе пристроился автомобиль с откинутым, несмотря на мороз,  верхом,  в
котором сидели спиной к  ним  два  человека.  Они  не  обернулись,  хотя
наверняка  слышали,  как  подъехали  сани,  и  разглядеть  автомобильных
седоков  не  представилось  возможности.   До   слуха   Муры   донеслись
французские фразы.
   Поднявшись на второй этаж, молодые люди с удовольствием  окунулись  в
тепло профессорской квартиры. В просторной прихожей горничная Глафира  с
непривычной для нее  суетливостью  помогла  им  разоблачиться.  Принимая
пальто, Глаша делала многозначительные ужимки, кивала на дверь гостиной,
подмигивала, а на вопросы, задаваемые  вполголоса,  отвечала  беззвучным
шевелением губ. Мура поспешила к себе в  светелку,  а  Клим  Кириллович,
пригладив  пышную  волнистую  шевелюру  и  тщательно  расчесав   светлые
короткие усы, с недавних пор украсившие его верхнюю губу,  направился  в
знакомую зеленую гостиную.
   - Мы вас, можно сказать, заждались, - отрываясь от  шахматной  доски,
приветствовал верного друга семьи  профессор.  Он  встал  и  пожал  руку
доктору. - Вы вовремя. Прошу  знакомиться:  господин  Шевальгин  Дмитрий
Львович, инженер, член Автомобильного клуба. Любезно согласился  сыграть
со мной партию в шахматы. И  генерал,  герой  турецкой  кампании,  Эраст
Петрович Фанфалькин.
   Доктор, сразу обративший внимание на гостя, расположившегося  поближе
к Елизавете Викентьевне, получил возможность  пристальней  взглянуть  на
героя.
   Генерал встал, но обмен рукопожатиями не состоялся: правая рука гостя
была на перевязи.
   - Прошу прощения,  бандитская  пуля,  -  моложавый  генерал  наклонил
голову и щелкнул  каблуками.  Дежурная  улыбка  тронула  уголки  губ.  -
Фанфалькин, Эраст Петрович. Служу в Главном штабе.
   - Вы ранены? - спросил доктор. - Давно ли? Рана обработана?
   - Не извольте беспокоиться, - ответил генерал, -  я  к  боли  привык.
Кроме того, у меня верные друзья. Вот господин Шевальгин прибыл со  мной
для моральной поддержки. Он у нас молчун,  но  инженер  превосходный:  в
мастерской  Автомобильного  клуба  решает  самые   сложные   технические
проблемы. Да и внизу, в автомобиле, остались мои, так сказать, денщики -
техник Жильбер Марло и камердинер Баса. Он японец, одного  оставлять  на
людях опасаюсь: сами понимаете, война с Японией произвела  потрясение  в
человеческих умах.
   Доктор  вежливо  слушал  пространный  монолог  генерала.  Он  пытался
сообразить, зачем, этот гость приглашен Муромцевыми к обеду и  почему  о
нем ничего не  сказала  Мура?  Весь  день  с  ней  провел,  могла  бы  и
предупредить.
   Да и профессор... Утром вроде бы в шутку говорил о том, чтобы  доктор
разузнал у генеральши Зонберг что-нибудь о генерале Фанфалькине,  и  вот
те раз - генерал, пренебрегая ранением, уже примчался в гости,  беседует
с Елизаветой Викентьевной.
   - А где же Брунгильда Николаевна? - спросил он неожиданно для  самого
себя. - Разве она еще в консерватории?
   Елизавета Викентьевна смущенно отвела взор.
   -  Должна  быть  с  минуты  на  минуту.  Ее  и  ждем.  А  как  прошла
манифестация?
   Ответить доктор не успел, так как в гостиной  появилась  Мура.  Мария
Николаевна  Муромцева,  к  удивлению  доктора,  успела   переодеться   в
элегантное темно-синее платье, выгодно подчеркивавшее  синеву  ее  глаз.
Кроме того Мария Николаевна нацепила и украшения, что,  по  его  мнению,
было совсем лишним. Она протянула гостям ручку  для  поцелуя  и  уселась
ближе к матери. Доктор обвел взглядом профессорское  семейство.  Как  он
сразу не обратил внимание на то, что и профессор сегодня надел  фрак,  и
профессорская жена сменила обычные сережки на топазовые, и платье на ней
необычное - темно-голубое, богато украшенное гипюром и прошивками. Да  и
генерал в парадной форме, блестит аксельбантами и орденскими крестами  с
мечами и без мечей, и Шевальгин во фрачной  паре.  Пожалуй,  только  вид
самого  Клима  Кирилловича,  его  обычная  визитка  не   соответствовали
торжественности момента. Подозрение внушали и роскошные букеты свежайших
роз, наполнявшие вазы на столиках: один из белых и розовых  бутонов,  из
тех,  что  прилично  дарить  молоденьким  девушкам,  другой  для  дам  -
темно-бордовые,  вполне  распустившиеся   цветы.   Глупая   мысль:   "Не
собирается ли Мария Николаевна замуж за генерала?" - мелькнула в  голове
Клима Кирилловича.
   Естественно, с ответом о  манифестации  он  замешкался,  и  Мура  его
опередила.
   - В целом было все очень хорошо, - важно  сказала  девушка,  стараясь
держать спину прямо и умышленно замедляя речь. Мужчины не понимают,  как
действует на  женскую  душу  платье,  тем  более  изысканное,  нарядное:
меняется все, даже стиль речи! - Вся Дворцовая была  запружена  народом.
Даже Государь выходил на балкон и раскланивался с подданными.
   - А флаг-то вы принесли? Дворник из Глаши душу  вымотал,  -  спросила
Елизавета Викентьевна,  она  нервничала  и  терзала  в  руках  кружевной
платочек.
   - Мы его потеряли, - величаво ответила Мария Николаевна.
   - Как же так? - Елизавета Викентьевна с растерянным  видом  наблюдала
за золочеными стрелками напольных часов, перешедших шестичасовой рубеж.
   - Нечаянно, - нахмурилась Мура. - В толпе  затесался  преступник,  он
зарезал какого-то старика... Народ побежал, и мы тоже...
   - О ужас! - воскликнула профессорская жена, отводя глаза от стрелок и
тут же забыв и о времени, и о часах. - Я же говорила,  что  ныне  опасно
посещать  места  массового   скопления   народа.   Даже   патриотические
манифестации. Убийцу поймали?
   Клим Кириллович давно  уже  внимательно  наблюдал  за  генералом,  не
понимая причину своего  внутреннего  беспокойства.  Тем  не  менее  счел
нужным прийти Муре на помощь.
   - Увы, где  ж  в  такой  толпе  его  выловишь?  Да  и  бросились  все
врассыпную. Если б мы не побежали, нас растоптали бы.
   - Клим Кириллович, не пугайте Елизавету Викентьевну, - подал голос от
шахматной доски профессор,  механически  теребящий  на  манжете  золотую
запонку, - а то она решит, что и Брунгильда могла оказаться на площади.
   - Нет, - возразила ему супруга, адресуя генералу натянутую улыбку,  -
моя дочь не такая безрассудная. Ее политика никогда не интересовала.  Но
как много развелось в столице бандитов!
   - Вы совершенно правы, сударыня, - генерал галантно  склонил  голову,
которую чрезвычайно красила седая прядь на фоне черной шевелюры.  -  Вот
это-то и обидно. Особенно для боевого генерала. Если б я получил ранение
на фронте, а то...
   - Расскажите, Эраст Петрович, расскажите, -  проникновенно  попросила
Мура. - Где вас ранили? Вчера это было или сегодня?
   - За завтраком, дорогая Мария Николаевна, за завтраком,  -  зарокотал
приятный баритон. - В ресторане "Семирамида". Заехал перекусить, а в это
самое время туда наведалась банда. Представляете? Влетают три человека в
черных костюмах и  масках,  наводят  на  приличную  публику  револьверы,
требуют выложить деньги. - Генерал не удержался и скорчил очаровательной
барышне испуганную гримасу. - А из-под масок топорщатся перья.
   - Я бы со страху все выложила, - прошептала Мура. - Но  вы,  судя  по
ране, сопротивлялись?
   Генерал расхохотался.
   - Это не я, - сказал он, - это мой верный Баса, японец-камердинер. Он
сидел под столом  и  впился  в  ногу  налетчика  зубами.  Бандит  взвыл,
началась беспорядочная пальба, шальная пуля попала мне в  плечо.  Вот  и
все.
   - А бандиты скрылись? - не отставала Мура, от любопытства переставшая
говорить жеманно-протяжным голоском.
   - Скрылись. Да и я сразу ушел. Договорился с приставом. Рана  хоть  и
незначительная,  но,  сами  понимаете...  А  один  из  посетителей   так
разъярился, что едва не  побил  ресторанщика.  Требовал  срочно  вызвать
следователя Вирхова.
   - Господин Вирхов - превосходный мастер расследования,  -  машинально
откликнулся из-за шахматной доски профессор. - Вероятно, посетитель имел
дело с Вирховым ранее.
   - Обворожительный молодой человек, знаете ли. Хотя несколько нервный,
- сказал генерал с какой-то неясной для доктора  интонацией  и  облизнул
губы. - Ресторанщик обращался с ним весьма подобострастно:  "Сию  минуту
позвоню, Илья Михайлович, сию минуту сделаю".
   - Илья Михайлович? - Мура взметнула вверх соболиные брови. -  Я  знаю
одного такого, который любит повторять, что Петербург город тесный.  Это
господин Холомков.
   - О! - воскликнул генерал с неумеренной радостью.  -  Так  вы  с  ним
знакомы? Лелею надежду, что вскоре, пользуясь родственными  связями,  вы
представите меня этому Адонису.
   С каждой минутой доктор  все  менее  понимал  происходящее.  Особенно
неясным для него было, о каких родственных связях говорит генерал. И при
чем здесь Холомков. Неужели и он сегодня здесь появится?
   Напольные часы в гостиной отбили половину седьмого.
   И едва мелодичный бой  затих,  из  прихожей  раздался  звук  дверного
звонка.
   - Наконец-то и Брунгильда! - воскликнула Елизавета Викентьевна, глядя
с тревогой на генерала Фанфалькина.
   - Явилась наша виновница торжества, - проворчал профессор, поднимаясь
от шахматного столика, и пожимая руку молчаливому инженеру Шевальгину. -
Предлагаю ничью.
   Вскочил и генерал  Фанфалькин.  Он  вытянулся,  левой  рукой  одернул
мундир и обратил взор к дверям. Лицо его побледнело.  И  доктор,  решив,
что, видимо, рана в плече все-таки дает о себе знать,  поспешил  подойти
поближе к героическому страдальцу.
   Встала со своего места и Мура.
   Все слышали звонкие девичьи голоса и ожидали  в  каком-то  непонятном
оцепенении появления Брунгильды.
   Она пожаловала не  одна,  а  в  сопровождении  Сонечки  Смирновой,  с
которой познакомилась на святках во время благотворительного концерта.
   Оглядев застывшую композицию, Брунгильда остановила взор  на  бледном
генерале.
   - Я пришла, ваше превосходительство, чтобы выполнить взятые  на  себя
обязательства.
   - Я ни минуты не сомневался в вашем благородстве,  -  склонил  голову
генерал.
   -  Но  обязуетесь  ли  и  вы  не  препятствовать  моему   творческому
самовыражению? - с затаенной тревогой вопросила златоволосая красавица.
   - Непременно! - излишне  торопливо  заверил  Фанфалькин.  -  Ваш  раб
навеки.
   Только в этот момент доктор начал понимать,  что  генерал  Фанфалькин
явился для того, чтобы посвататься к старшей профессорской дочери. Но, к
его удивлению, эта новость не слишком его обеспокоила.  Гораздо  большую
тревогу вызывало у него другое. Именно в этот момент он понял,  что  ему
кажется неприятным и необычным в статном герое Турецкой кампании.
   Генерал Фанфалькин не источал никаких запахов! Ни мыла, ни одеколона,
ни крема, ни зубного эликсира! Совсем никаких!

ГЛАВА 12

   Вечер близился к концу, и Карл Иванович Вирхов чувствовал,  что  силы
его на исходе. Не продвинувшись ни на шаг в раскрытии дерзкого  убийства
в ресторане "Лейнер",  свидетелем  которого  он  был  вчера,  со  второй
половины дня следователь Окружного суда вынужден был уже отвлекаться  на
другие  происшествия.  Правда,   налет   с   ограблением   в   ресторане
"Семирамида" укрепил его в мысли, что один из налетчиков  -  тот  самый,
которого заприметил господин Холомков, - дерзкий Балобанов, причастный к
гибели безухого китайца, хотя, приметы слишком расплывчаты. Внешний  вид
совпадает, возраст подходит, яростный взгляд, замедленные движения. Даже
пальто с серым каракулем. Если уж быть честным перед самим собой,  то  в
столице сыщется не одна тысяча таких персон!
   Впрочем, особенно долго размышлять на эту тему Вирхову  не  пришлось.
Убийство на хорошо  охраняемой  Дворцовой  площади,  можно  сказать,  на
глазах у Государя, поставило на дыбы всю полицию: и сыскную, и наружную,
и охранную. Не остались в  стороне  и  судебные  власти:  вся  собранная
информация тут же поступала к Вирхову.
   Убийство купца Малютина казалось  абсолютно  бессмысленным.  Личность
погибшего установили сразу и без  труда:  купец  поставлял  в  столичные
рестораны  лед,  который  заранее,  к  весеннему  сезону,  заготавливала
нанятая им артель. Проживал он с  семейством  в  двухэтажном  деревянном
домишке на Петербургской стороне. Оповещенное  семейство,  после  первых
бурных проявлений горя, охотно сообщило  дознавателям  о  круге  общения
покойного. Это были артельщики-чухны, купец  арендовал  участок  Невы  у
Мытнинской набережной. Проверили, в час  убийства  рабочие  вырезали  на
Неве полосы льда с целью дальнейшей их разбивки  на  "кабаны",  работали
дружно,  никто  от  полыньи  не  отлучался.  Видимых  врагов  или   злых
конкурентов у купца Малютина не  было.  Единственная  дочь  его  недавно
вышла замуж за удачливого купчика, и с тестем тот  вполне  ладил,  да  и
приданым был доволен. Особо интересовало дознавателей,  не  ссорился  ли
покойный с кем-нибудь  из  студенческой  братии,  составлявшей  основную
часть манифестантов на Дворцовой. Но никто из близких  Малютина  не  мог
припомнить ни одного случая, когда убиенному приходилось бы  не  то  что
ссориться, но даже разговаривать с кем-либо в студенческой тужурке.
   Нашлось объяснение и для надетых  на  купце  необычных  брюк  черного
сукна. Вдова объяснила, что супруг  ее  купил  эти  штаны  по  случаю  у
старьевщика, а достались они старьевщику от матроса со  шхуны  "Заря"  и
были необычным образом утеплены, что и  прельстило  Милютина.  Ведь  ему
приходилось елозить по  льду  на  коленях,  ибо  не  гнушался  проверить
добываемый ледок самолично,  а  матросские  штаны  побывали  в  Северном
Ледовитом океане. Для того и сооружались по указанию барона Толля.
   Не удалось добиться ясности и с ножом.  Вирхов  отправил  Тернова  на
Выборгскую  пройтись   по   злачным   местечкам   и   навестить   тайных
осведомителей: не укажут ли мастера, который мог бы сделать ножичек,  не
видел ли кто подобного? Сам  же  стал  изучать  этнографические  писания
безухого китайца, переданные ему неуемным Терновым. Ничего полезного для
следствия в них не содержалось. Шершавый  сибирский  журнальчик  пестрел
рисунками птиц и диких зверей,  рассказами  о  чудесных  и  таинственных
явлениях, сказками о царях, воскресающих через триста лет.  Перу  Ерофея
принадлежала статейка о  поиске  Израилевых  колен  в  Китае  и  Японии.
Подивившись падкости журналистов на дешевые сенсации, он отложил журнал.
   Вирхов  так  устал,  что  чувствовал   необходимость   отвлечься   от
беспорядочной груды  фактов,  которые  имелись  в  его  распоряжении,  и
попросил  письмоводителя  принести  стаканчик  чаю.   В   ожидании   чая
погрузился в вечернюю газету.
   Ну что поделать с  этими  борзописцами!  Опять  восхваляют  на  целую
полстраницы Трифона Кошечкина и его героического адвоката! И  новости  с
Дальнего Востока неутешительные: броненосец "Ретвизан" сильно поврежден,
"Паллада" и "Цесаревич" залатали пробоины пластырями и вышли в  бой,  но
есть среди моряков и жертвы - на "Палладе" взорвалась мина. Про налет на
ресторан "Семирамиду" и убийство купца  Малютина  на  Дворцовой  еще  не
успели написать, верно, настрочат целую поэму к  завтрашнему  выпуску...
Война криминальной хроники не отменяет.
   Вирхов мысленно назвал газетчиков шакалами. И засомневался, а  может,
гиены? Он никак не мог припомнить, кто из них питается падалью?  Хотя  и
лежали у него дома внушительные тома Брэма.
   Поликарп Христофорович бесшумно скользнул  в  следственную  камеру  и
поставил перед начальником стакан в казенном подстаканнике, но от  стола
не отошел.  С  умильной  улыбкой  полюбовавшись,  как  Вирхов  осторожно
глотнул обжигающий крепкий напиток, он кашлянул.
   - Что еще? - поинтересовался Вирхов.
   - Карл Иваныч, в коридоре вас дожидается господин Кронберг, -  сказал
виновато письмоводитель. - Очень настоятельно просят принять.
   Вирхов махнул рукой в знак разрешения.
   Он успел сделать еще  пару  глотков  ароматного,  бодрящего  напитка,
прежде чем на пороге возникла  клетчатая  фигура  в  распахнутом  черном
пальто.
   - Вы  позволите,  Карл  Иваныч?  -  торопливо  вопросил  председатель
Шахматного клуба, оглядываясь.
   - Чего это вы озираетесь? - удивился  Вир-хов.  -  Здесь  посторонних
нет.
   - На всякий случай.  Встревожили  вы  меня  очень  своим  визитом,  -
ответил Кронберг, усаживаясь  на  стул  для  посетителей.  -  Решил  вас
побеспокоить в связи с чрезвычайными обстоятельствами.
   - Что за обстоятельства?
   - Во-первых, доложу сразу,  персона,  которой  вы  интересовались,  в
Шахматный клуб не приходила. Это весьма  подозрительно.  И  его  дружок,
господин Герц, также носу не кажет. Такого прежде не бывало. Да и третий
их дружок тоже как в воду канул.
   - Я вас внимательно слушаю,  -  Вирхов  милостивым  кивком  подбодрил
посетителя.
   - Полагаю, вы навестили господина Герца. - Кронберг подался вперед  и
прошептал:
   - А если у нашего шахматного гения рыльце в  пушку,  то  и  вспугнули
его.
   - Герца я, действительно, навещал, - не стал скрывать Вирхов. - Плохо
воспитанный молокосос, невежа, грубиян.
   - Признаюсь вам, господин следователь, я тоже  заглянул  к  Фридриху,
хотел  быстрее  вам  услужить.  Так  кухарка  мне  и  сообщила,  что  вы
наведывались. И сразу после вашего визита бедный юноша надел непросохшие
ботинки и куда-то побежал.
   - Вы думаете, я его напугал? И он пошел с горя топиться в проруби?
   - Нет, господин Вирхов. Этого у меня и в мыслях не  было.  -  Пугаясь
язвительного тона следователя, клетчатый человечек заелозил на стуле.  -
Но далее было еще  страннее.  Вернулся  я  в  клуб,  и  вскоре  является
посыльный от господина Шевальгина с записочкой для  Фридриха,  если  тот
зайдет. Я не сразу, но к вам и поспешил с ней.
   - Давайте сюда, - Вирхов властно протянул руку.
   -  Господин  следователь,  я  прошу,  чтобы  мой  визит...  Вы   сами
понимаете, мне надо срочно вернуться и вернуться с запиской. Как честный
человек...
   - Ладно. - Вирхов развернул листок бумаги и открыл от изумления  рот.
Аккуратным  круглым  почерком  на  листе  был  выведен  адрес  семейства
Муромцевых. Кровь прилила к его шее и щекам.
   - Что все это значит!? Что вы мне тут суете!?
   - Господин Вирхов! -  взмолился,  сложив  ладони  лодочкой  у  груди,
Кронберг. - Прошу вас, мне надо идти. А  адрес...  Может  быть,  вы  там
застанете  Шевальгина  или   Фридриха,   проследите   и   найдете   Юлия
Анатольевича. Шевальгин в автомобильной мастерской у Марло часто бывает.
Я вам говорил, помните?
   Вирхов сложил бесполезную  бумажку  и  протянул  ее  посетителю.  Тот
встал.
   - Благодарю вас, Аристарх Болеславович, вы свободны, - сказал он  как
можно миролюбивей.
   Едва дождавшись, когда за шахматным администратором закроется  дверь,
Вирхов выскочил из-за стола и, как зверь, заметался по кабинету.
   - Нет, это уже не лезет ни в какие ворота! - бурчал он себе под  нос.
- Что все это значит? И почему этот безмозглый Кронберг не пришел ко мне
сразу? Голову даю  на  отсечение,  что  и  Шевальгин,  и  Герц,  если  и
наведывались  к  Муромцевым,   давно   уехали.   Теперь   туда   мчаться
бессмысленно - слежку не установить. Но... При чем  здесь  Муромцевы?  И
что от них нужно Шевальгину? Зачем он сообщает о своем  визите  Фридриху
Герцу? Не собирается ли сыщица через них выйти на третьего шахматиста  -
Балобанова? Но кто же мог заказать сыщице поиск преступника?
   Вирхов перебирал мысленно  разные  варианты.  Чиновники,  не  знавшие
безухого  китайца,  не   могли   заказать   Марии   Николаевне   частное
расследование.  Вряд