Порфирий  Филимонович
понял: ничего подозрительного хилый Голиаф не замечает.
   Хозяин ресторана начинал скучать: почти все столики заняты, в воздухе все
явственнее слышался нарастающий гул  хмельных  голосов,  женский  заливистый
смех и крики, убыстряющие беготню официантов.
   Порфирий  Филимонович  совсем  собрался  отправиться  к  себе   -   чуток
передохнуть, дать покой ноющим ребрам.  -  как  вдруг  заметил,  что  в  его
заведении появился еще один посетитель. Ресторанщик сразу же узнал  великого
актера! И,  забыв  об  увечьях,  бросился  навстречу  знаменитости,  радушно
кланяясь и заискивающе заглядывая гостю в глаза.
   Бледный Максим  Иллионский-Третий  стоял  в  дверях,  как  величественный
монумент, и не обращал внимания на  хозяина  -  он  обводил  взором  гудящие
столики. Потом монумент двинулся вперед, и из-за  его  спины  выглянули  две
симпатичные барышни: несколько утомленная, плохо причесанная блондинка  и  -
чуть пониже росточком - брюнетка с опухшими от слез  глазами.  За  барышнями
следовал доктор Коровкин с медицинским саквояжем в руке.
   - Вижу, вы пошли на поправку, - вместо  приветствия  равнодушно  заметил,
скользя глазами по шумящему залу, доктор, - если без моего  ведома  на  ноги
встали.
   -  Без  присмотра  свое  дело  надолго  не   оставишь,   -   оправдывался
ресторанщик. - Вас устрою, да и прилягу.
   - Это хорошо, хорошо, надо  соблюдать  постельный  режим,  -  по-прежнему
беспокойно озираясь, ответил доктор. - Мы с господином  Иллионским  тоже  по
делу зашли.
   - Не своих ли сотоварищей  изволите  разыскивать?  Так  они  в  кабинетик
изволили отправиться... Позвольте проводить вас туда?
   Актер   сурово    воззрился    на    ресторанщика    -    настроение    у
Иллионского-Третьего, судя по всему, сегодня было мрачнейшее. Кивнув в  знак
согласия,  он  отправился  следом  за  осторожно  передвигавшимся  Порфирием
Филимоновичем, за ним потянулись и остальные.
   Порфирий Филимонович провел гостей в широкий коридор к одной из  портьер,
скрывающих отдельные кабинеты, и, с трудом согнувшись в поклоне и болезненно
морщась, отвел ее бархатную ткань в сторону.
   Надежды Порфирия Филимоновича на радостную  встречу  не  оправдались.  Он
ожидал, что кушающие в кабинете  гости  встретят  вновь  пришедших  взрывами
смеха и радостными возгласами, мужчины бросятся навстречу дамам,  начнут  их
усаживать, срочно потребуют шампанского, еще бокалов, фруктов... Но  мужчины
за столом разом смолкли и застыли на своих местах с вытянутыми  лицами  и  с
недонесенными ко рту вилками: словно  перед  ними,  в  обрамлении  бархатной
портьеры, предстали выходцы с того света.
   Великий актер повернулся к Порфирию Филимоновичу и сурово сказал:
   - Свободен, братец, благодарствуй за любезность. - Он  вынул  из  кармана
портмоне, извлек купюру,  сунул  ее  Порфирию  Филимоновичу  и  даже  сделал
движение, как будто подталкивал хозяина вон из кабинета.
   Порфирий Филимонович не стал гневить дорогого гостя. С кривоватой улыбкой
хозяин попятился прочь, но успел увидеть, как вся компания вошла в кабинет и
опустила за собой тяжелую ткань. За ней по-прежнему царила тишина.
   Порфирий Филимонович вздохнул, что отозвалось  острой  болью  в  грудине,
сердито махнул рукой и решил наведаться сюда попозже.  Если  удастся,  то  и
подслушать, о чем говорят посетители кабинета...
   Затянувшееся молчание  нарушил  доктор  Коровкин.  Он  отстранил  могучую
фигуру актера и сделал шаг вперед.
   - Господин Шлегер! - Голос Клима  Кирилловича  дрожал  от  возмущения.  -
Извольте объяснить свое поведение!
   Президент благотворительного фонда "Хрустальный Петербург", поднявшись со
своего стула, презрительно улыбнулся и окинул взором Брунгильду. Несмотря на
три дня, проведенные в вынужденном заточении  без  зеркала,  без  мыла,  без
обычных женских причиндалов, барышня сохраняла надменный, высокомерный  вид.
Явно утомленная, она выглядела хорошенькой,  невзирая  даже  на  встрепанные
волосы и несколько помятую  юбку,  выглядывающую  из-под  пелерины.  Голубые
глаза под шелковистыми ресницами светились недобрым  огнем,  губки  обидчиво
подрагивали, в руках она судорожно сжимала уродливый серый ридикюльчик.
   - Я думаю, надо предложить  барышням  сесть,  -  хрипло  сказал  ротмистр
Золлоев, поднимаясь со своего стула  и  потухшим  орлиным  взором  приглашая
Брунгильду воспользоваться его  любезностью.  На  лице  его  читалось  явное
сострадание.
   - А как вы-то оказались в этой компании мошенников и  подлецов,  господин
Апышко? - не вытерпела Мура.
   - Да вдобавок там, где убили  вашу  содержанку?  -  гневно  поддержал  ее
доктор Коровкин,  упираясь  взглядом  в  зардевшегося  хлеботорговца,  также
вставшего со своего места.
   -  Прошу  всех  выбирать  выражения,  -  гордо  вскинул  орлиный  профиль
ротмистр.
   Господин Апышко шагнул к доктору и с оскорбленным видом возразил:
   - Уверяю вас, здесь какая-то  ошибка,  я  не  был  знаком  с  мадемуазель
Ляшко... Впрочем, я предлагаю  перейти  от  взаимных  упреков  к  разрешению
возникшей ситуации. Прошу вас присесть, Мария Николаевна, - обратился  он  к
Муре, - у вас очень усталый вид.
   После недолгого раздумья обе дочери профессора  Муромцева  опустились  на
предложенные  им  стулья.  Мужчины  остались  стоять:  доктор   Коровкин   и
Иллионский против Шлегера, Апышко, Золлоева.
   - Итак, господин Шлегер, я жду ваших объяснений, - упрямо повторил доктор
Коровкин, отведя чуть в сторону и назад руку с саквояжем.
   - А почему я должен давать объяснения неизвестному мне господину? - нагло
улыбнулся обворожительный Раймонд. - Правила приличия требуют  назвать  свое
имя.
   -  Я  -  доктор  Коровкин,  Клим  Кириллович,  -  процедил  сквозь   зубы
разъяренный спутник поникших девушек. - А вот кто вы?  Действительно  ли  вы
тот, за кого себя выдаете?
   -  Вы  мне  угрожаете?  -  улыбнулся  Шлегер  и,  отступив  чуть   назад,
рассматривал доктора, как какое-то мельтешащее перед глазами насекомое.
   - Скажите спасибо, что пока еще здесь нет полиции, -  язвительно  охладил
зарвавшегося коммерсанта доктор и, размахивая саквояжем, сделал шаг вперед.
   - Нет, нет, - хрипло проговорил Иллионский-Третий, удерживая  доктора  за
рукав пальто, - Раймонд, прошу вас, не зарывайтесь. Полиция  нам  не  нужна.
Попробуем уладить дело без нее. Мне моя репутация дорога.
   - Надо было думать о  репутации  раньше,  -  с  досадой  заметил  Арсений
Апышко, - в прошлый раз, когда вы тут закладывали за воротник...
   - Ничего не поздно исправить, - настаивал Иллионскии, - лучше  повиниться
и попросить прощения.
   - Сначала деньги. - Губы Шлегера тронула холодная усмешка. - Вы проиграли
пари. Барышня сбежала при первой же возможности. Она вас раскусила.
   - Деньги, извольте. - Иллионскии порылся в  кармане,  достал  портмоне  и
вынув несколько сторублевых ассигнаций, сунул их лощеному коммерсанту.
   -  Так-то  лучше.  -  Президент  благотворительного  фонда   "Хрустальный
Петербург" аккуратно сложил купюры и запихнул их во внутренний карман фрака.
   Доктор Коровкин перевел взгляд на Брунгильду - ее щеки  медленно  заливал
болезненный румянец стыда. После бурной сцены в театре девушка явно  ощущала
упадок сил.
   - Итак? - Клим Кириллович сделал еще шаг вперед. - Я жду?
   - Шутка. Всего лишь шутка, -  холодно  вскинул  глаза  вновь  отступивший
Шлегер. - Максим вам наверняка все  рассказал,  а  я  готов  подтвердить.  И
господа Апышко и Золлоев тоже.
   - Но как вы посмели так дурно шутить? -  возмутился  Клим  Кириллович.  -
Зачем?
   - Если  вы  настаиваете,  я  объясню.  Выйдя  от  Стасова,  мы  вчетвером
отправились  сюда  поужинать.  Были  взволнованы  встречей   с   профессором
Муромцевым: фактически все остались с  носом.  А  в  таком  состоянии  Бахус
сильней бьет по голове... Выпили немного  лишнего.  И  получилось  все  само
собой... Максим похвалялся своей гениальностью, а мы над  ним  посмеивались,
задирали его... Его  артистический  талант  способен  пробуждать  чувства  у
экзальтированных поклонниц: восторги, восхищение, любовь, страсть...  А  вот
можно ли театральными средствами  внушить  настоящее  чувство:  сострадания,
сочувствия?.. И не фанатичным  обожательницам,  не  чокнутым  театралкам,  а
девушке строгой, приличной, безупречной?.. Имя вашей прекрасной спутницы все
время вертелось у нас на языке -  она  нас  всех  очаровала,  пленила  своей
красотой. - Шлегер саркастически поклонился в сторону притихшей Брунгильды.
   - Мы с господином Золлоевым ушли раньше.  Я  до  сегодняшнего  дня  и  не
предполагал, что шутка зайдет так далеко. - Апышко виновато переводил  глаза
с Брунгильды на Муру.
   - А мы с Максимом на  ее  персоне  и  остановились:  очень  уж  надменная
барышня, смотрела на нас у Стасова свысока, как на гадов каких...
   - Она была права! - пискнула Мура со своего стула.
   Шлегер не повел и ухом.
   - Надменность даже очень состоятельным барышням не  к  лицу,  не  то  что
худородным консерваторкам в  фильдеперсовых  чулочках...  -  нагло  закончил
Шлегер. - Что вас интересует еще? Сценарий? Мы его сочинили вместе. Впрочем,
готов принести извинения за эту нетрезвую шутку.
   - Вы  оскорбили  порядочную  девушку!  Вы  довели  уважаемого  профессора
Муромцева до  сердечного  приступа!  -  Доктор  с  негодованием  смотрел  на
Шлегера. - Вы и ваши сообщники!
   - Ничего, поправится, - ухмыльнулся Шлегер. - И  ему  поделом  досталось.
Он, видите ли, не  знает,  как  можно  сделать  сверхпрочное  и  сверхлегкое
стекло! Даже мне известно, что  в  Петербургском  университете  его  коллега
Фаворский ведет работы в этом направлении.
   - А мне так нравился "Хрустальный Петербург". Такой  чудесный  проект!  Я
вам так верила! - с горестным упреком воскликнула Мура.
   - Что касается сообщников, то их не было. - Шлегер  беспомощно  оглянулся
на юную барышню и пожал плечами.
   - А Варвара, заманившая девушку в вашу  ловушку?  -  с  жаром  воскликнул
доктор, успевший многое узнать, пока вместе с барышнями и Иллионским  мчался
в коляске из театра в ресторан.
   -  Моя  знакомая,  которую  попросил  об  услуге.  Очень  ей  хотелось  с
аристократами пообщаться, - засмеялся Шлегер.  -  Она  вам  расскажет  много
интересного о князе Бельском, не сомневайтесь...
   - А сторож аптеки? А госпожа Норфельдт? - не  отступал  доктор  Коровкин,
чувствуя необычный азарт.
   - Дора Захаровна - моя хорошая приятельница, деловая женщина, эмансипэ, -
с гордостью ответил Шлегер, - она глупостями не занимается. А сторожа своего
попросила вечерком присмотреть за княжной по моей просьбе. Они  в  игре,  по
сути, не участвовали.
   - А квартира, кто предоставил квартиру для вашего гнусного замысла?
   И так как Шлегер молчал, заговорил Апышко:
   - Как я понял, речь идет о доме Сукалевых, напротив дамской аптеки. После
смерти владельца наследники второй год судятся, а дом пустует: ни сдать,  ни
продать... Наверняка у  общительного  господина  Шлегера  нашлись  средства,
чтобы подкупить дворника...
   Шлегер злобно сверкнул глазками в сторону невозмутимого Апышко.
   - Правильно папа говорил, -  неожиданно  заявила  Мура,  -  вы,  господин
Шлегер, мошенник!
   - Вот как? Он такое говорил? - холодно произнес Шлегер.  -  Ну  и  пусть.
Вреда от нашей шутки особого нет... И заметьте,  княжну  Бельскую  никто  не
удерживал взаперти и никто не мучил - она сама спокойно вышла из дома.
   - Но вы требовали за нее выкуп!  -  гневно  вскричал  доктор.  -  Записка
сохранилась, вашу руку определит графологическая экспертиза.
   - Выкуп? - удивился Шлегер. - Я не так глуп, чтобы  оставлять  следы,  по
которым ищейки могут на меня выйти. Рука не моя.
   Все перевели взгляд на засопевшего Иллионского.
   - Простите, Христа ради,  -  опустился  он  на  колени  перед  молчаливой
Брунгильдой, - страсть к игре зашла слишком далеко. Ничего не могу  с  собой
поделать. Вспомните о милосердии к творческой  личности...  Я  увлекся...  Я
подумал, а вдруг удастся таким образом  добыть  денег  на  быстрорастворимые
костюмы. Они такие дорогие... - проскулил актер.  -  А  потом  испугался.  -
Голова великого трагика поникла...
   Шлегер, выразительно поглядев на пристыженного актера,  постучал  пальцем
себе по виску.
   Брунгильда  безмолвствовала.  Клим  Кириллович  слушал   признания   двух
авантюристов с брезгливым выражением лица. Мура тихо всхлипывала.
   - Вы - самая грациозная горная козочка, - неожиданно подал голос ротмистр
и, налив шампанского в бокал, протянул утомленной блондинке. -  Успокойтесь.
Мы отомстим негодяю. Какую смерть для него вы выбираете? -  хохотнул  горный
орел.
   Брунгильда предложенный бокал не приняла.
   - Нет-нет, только без мести, пожалуйста. - Арсений Апышко заходил из угла
в угол. - Ситуация неприятная. Вы, господин Иллионский, поставили всех нас в
дурацкое положение. Если дело получит огласку, я могу потерпеть убытки. Да и
вы, господин Шлегер, тоже. Так что давайте все вместе встанем для начала  на
колени перед мадемуазель Муромцевой, потому что  косвенно  мы  все  виноваты
перед ней.
   - Господин Апышко, - растроганная Мура испытывала признательность к этому
человеку, еще у Стасова показавшемуся ей весьма достойным, - присылайте  ваш
агрегат для блинов - я уговорю папу помочь вам.
   - Благодарю вас, мадемуазель, - поклонился ей на ходу Апышко,  -  но  где
эта проклятая записка с просьбой о выкупе?
   - Дома, у папы, - поспешно ответила Мура.
   - А полиция, полиция о ней знает? - В вопросе хлеботорговца  промелькнула
робкая надежда.
   -  Не  знает,  наверное,  если  за  время  моего  отсутствия  ничего   не
изменилось.
   - Очень хорошо, очень, - потер руки Апышко, - есть свет в конце  тоннеля.
Слушайте меня Внимательно, господа. Если  вы  не  хотите  неприятностей,  то
предлагаю  возместить  профессору  Муромцеву  моральный  ущерб.  Какую  цену
назначил этот лицедей?
   - Десять  тысяч,  -  прошептала  Мура,  не  сводя  глаз  с  представителя
торгового дома "Апышко и сыновья". - Очень много.
   - Да уж, батенька, аппетиты у вас не слабые, - крякнул с досадой Апышко в
сторону переминающегося с ноги на ногу актера.
   - Слишком высокая цена за идиотизм этого Лира, - возразил Шлегер. - Мы  и
так несем большие убытки, а впереди осуществление дорогостоящего  проекта  к
юбилею столицы!
   - Господин Шлегер, вы бы лучше подумали, чем  вы  лично  можете  искупить
свою вину перед Брунтильдой Николаевной. Я понимаю так:  вы  действовали  не
под влиянием творческого порыва, а весьма расчетливо и жестоко, - нахмурился
Апышко
   Шлегер с холодной усмешкой в глазах уставился на несчастную Брунгильду:
   - Надеюсь, барышня нас простит - огласка не в ее интересах.
   Брунгильда неторопливо, не сводя со Шлегера ненавидящих глаз,  поднялась,
величественно и торжественно ступила в его сторону и резко взмахнула пузатым
ридикюльчиком.
   Только хорошая реакция спасла коммерсанта от справедливого возмездия,  он
успел увернуться, и ридикюльчик, скользнув по его уху, с  грохотом  упал  на
пол, внутри него что-то жалобно звякнуло. И на глазах изумленных  свидетелей
несостоявшегося убийства ридикюльчик осел и  принял  форму  простой  дамской
сумочки. Какое-то мгновение Клим Кириллович, еще минуту назад готовый и  сам
наброситься на наглого коммерсанта, вызвать его на дуэль, переводил глаза  с
одного участника неожиданного столкновения на другого, но, судя по всему, ни
один из них не нуждался в срочной медицинской помощи. Брунгильда  Николаевна
удовлетворенно опустилась на стул, ее глаза горели нескрываемым  торжеством,
Шлегер, раздувая ноздри, потирал покрасневшее ухо. Остальные свидетели сцены
молчали, затаив дыхание.
   Первым пришел в себя Арсений Апышко. Он нагнулся,  поднял  серый  кожаный
мешочек и протянул его бледной девушке.
   - Уважаемая Брунгильда Николаевна, - опустившись на колено, хлеботорговец
почтительно поцеловал изящную, чуть подрагивающую ручку, - позвольте еще раз
от имени всех нас, дураков, принести вам свои извинения.
   - Уважаемая  Мария  Николаевна,  -  Апышко  поклонился  Муре,  восхищенно
взирающей на старшую сестру, - прошу вас до завтрашнего  утра  подумать,  не
согласится ли господин Муромцев продать нам эту несчастную писульку о выкупе
за ту же сумму - за десять тысяч рублей? Я найду способ  связаться  с  вами,
уважаемая  Мария  Николаевна.  Может  быть,  через  господина  Коровкина?  -
Хлеботорговец  сочувственно  взглянул  на  усталого  доктора.  -   Рад   был
знакомству. И позвольте  откланяться.  Дела.  Да  и  вам  советую  удалиться
отсюда.
   - Господин Шлегер, - бросил, уже  покидая  кабинет,  хлеботорговец,  -  с
каждого из нас придется всего по две с половиной тысячи. Пустяк по сравнению
с уголовным делом и обвинением в шантаже.
   С уходом Апышко в кабинете повисло тягостное молчание.
   - Настроение испорчено, - вздохнул ротмистр Золлоев. - И  домой  идти  не
хочется. Давайте закажем еще шампанского...
   - Нет, лучше поедем в баню, к Воронину, это недалеко, - мрачно  предложил
Шлегер, - там и расслабимся, и ужин закончим. Да  и  попариться  не  мешает.
Снимем нервное напряжение. - Он поспешно встал  и,  ни  на  кого  не  глядя,
направился к бархатной портьере. Золлоев и Иллионский, смущенно  простившись
с Коровкиным и барышнями Муромцевыми, бросились за ним.
   Доктор Коровкин наконец опустился без сил на стул:
   - Не знаю, смогу ли я подняться...
   Мура подняла голову и сказала в пространство:
   - А откуда же они узнали, что мы с  вами,  Клим  Кириллович,  поехали  на
Кирочную,  туда,  где  находилась  Брунгильда?  Они  же  отперли  все  двери
незадолго до нашего появления!
   - Я не догадался спросить, - удрученно вздохнул  доктор,  -  я  и  сейчас
плохо соображаю. Брунгильда Николаевна, как вы себя чувствуете? Не  пора  ли
нам домой?.. Не  стоило  ехать  сюда  вообще...  Ваши  родители  уже  с  ума
сходят...
   - Мне очень стыдно перед папой и мамой, - покаянно призналась Брунгильда.
- Я не знаю, как им объяснить все... У меня духу не хватит... Моя  репутация
погибла... А если кто-то узнал  меня  в  театре?  И  в  таком  виде?  -  Она
растерянно провела руками по юбке. - Я как-то не подумала об этом сразу.
   - Не бойся, дорогая, мы тебе поможем, - постаралась поддержать Брунгильду
Мура. - Надо придумать что-нибудь приличное, какую-нибудь легенду.
   - Придумаем по дороге, - уверенно заявил доктор, - едем домой.  Появление
Брунгильды Николаевны - самое  замечательное  лекарство  для  профессорского
сердца. Психические воздействия - лучшее средство, которое наука  Гиппократа
до сих пор знает. Дар драгоценный, данный не многим.
   Но только барышни встали, чтобы покинуть кабинет, раздвинулась  портьера:
перед  доктором  Коровкиным  и  его  спутницами   выросла   грозная   фигура
следователя Вирхова.
   - О, Карл Иваныч! - выдохнул ошеломленный доктор. - Что вы здесь делаете!
   - Вы-то мне и нужны! - Следователь уставился на Муру. - Вас-то я и искал,
неуловимая Мария Николаевна!

Глава 27

   Полина  Тихоновна  и  Елизавета  Викентьевна  сидели  в   гостиной.   Обе
волновались и  терялись  в  догадках:  почему  Клим  Кириллович  и  Мура  не
возвращаются так долго? Почему не подают о себе вестей? Хоть бы позвонили! А
вдруг с ними что-то случилось?
   Елизавета Викентьевна чувствовала себя совершенно обессилевшей: ее терзал
страх за исчезнувшую старшую дочь, она беспокоилась за здоровье мужа, она  с
минуту на минуту ждала звонка  шантажиста  с  требованием  выплатить  десять
тысяч рублей. И теперь ко всем бедам прибавились и переживания, Связанные  с
отсутствием известий от доктора и Маши. И зачем она разрешила им  поехать  -
они же задумали проникнуть в чужой дом. А вдруг их арестовали? А  вдруг  они
попали в преступное логово?
   - Нет, дорогая Елизавета Викентьевна. - Тетушка Полина  держалась  внешне
очень мужественно, хотя и переволновалась в  ходе  беседы  со