Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
Нет, пожалуй, всех тонкостей кипячения не упомню, но рецепт
можно поискать. Варить-то следует, когда крыжовник еще не спелый, зеленый.
Но варенье царское. И рецепт старинный. Хотя сейчас надо есть как можно
больше свежих овощей, зелени - летние витамины.
- Да мы живем на даче без тонких пикантных блюд, без гастрономических
затей. Вместо супов у нас больше окрошка. Здесь хорошо с продуктами, многое
на дом местные жители приносят - и молоко, и сметану, и творог, и яйца, и
домашнюю живность, не говоря уж о зелени и ягодах. Продукты хорошего
качества и по обыкновенным ценам.
- А вы, Елизавета Викентьевна, наводили справки у местного врача или
священника, не болели ли хозяева и их животные заразительными, инфекционными
болезнями? Главное, чтобы молоко доставляли от здоровых коров...
Старшая дочь профессора Муромцева ходила по веранде, в распахнутые окна
которой лился с улицы упоительный поток летних запахов, и почти не
прислушивалась к разговору хозяйничающих дам. Брунгильда недавно закончила
свои музыкальные экзерсисы и теперь размышляла, чем бы ей заняться. Стоит ли
присоединяться к перебиранию клубники? Она подошла к стоящему на табурете
граммофону и провела ладонью по блестящему металлу раструба. Потом
безымянным пальчиком проверила остроту иголки, созданной для извлечения
звука. Как жаль, что сегодня не сможет прийти граф Сантамери!
Мысли ее побежали в сторону от поваренных проблем. Правду сказать, графа
нельзя назвать таким уж неотразимым красавцем. Хотя иногда, глядя на него,
Брунгильда думала, что на таких широких плечах, выразительно сужающихся к
тонкой талии, очень неплохо смотрелся бы кавалергардский мундир. Рост у
графа, конечно, средний, но все-таки француз производит впечатление личности
значительной, пожалуй, в нем чувствуется военная выправка. Странно - человек
он вроде бы обычный, чуть ли не торговец. Как поняла Брунгильда из
лапидарных и уклончивых объяснений Рене, он владел производством, связанным
с изготовлением су кон. Впрочем, не важно. Сам граф и не должен на всех
перекрестках рекламировать свои товары и вести беседы о технологии и
материалах, для коммерции у него есть управляющие и специалисты. Похоже,
здесь, под Петербургом, в дачном местечке, граф хочет отдохнуть от своих
деловых проблем - размышляла старшая профессорская дочь. Развлечься,
провести время в приятном обществе малознакомых или вовсе не знакомых людей.
Благодаря своему титулу, богатству, мотору и приятной внешности он не имеет
недостатка в людях, готовых скрасить его одиночество. Те же обстоятельства,
возможно, заставляют воспринимать его миловидность как странную красоту.
Высокие скулы с темным отсветом из-под кожи, тщательно выбритой и
благоухающей, крупные черные кольца жестких волос, спускающихся по шее на
белый стоячий воротник, непроницаемо черные глаза... Романтический образ
располагал к мечтам, но граф, кажется, не выходил за рамки обычной
галантности - и Брунгильде было немного обидно. Неужели в его вкусе такие
дурно воспитанные девицы, как Зизи? Нет, конечно, она милая и простая, но
все-таки... Что же связывает его с декадентской певицей? И почему он не
остался с Зизи в Сестрорецке?
Брунгильда решила пойти к сестре и обсудить с ней странности поведения
соседа.
Мура лежала в гамаке, привязанном к черемухе и березе, возле которой
устроился преданный Пузик. Высунув язык, он внимательно следил за хозяйкой
одним глазом, полуприкрыв другой. На коленях Муры лежала раскрытая книга.
- Что ты читаешь, Машенька? - поинтересовалась Брунгильда.
- "Историю города Афин в средние века". Как мне их жалко! Я чуть не
плачу, когда читаю, что на развалинах греческой столицы пасли коз и греки
забыли своих античных философов и поэтов. Даже Гомера!
- А мне казалось, что Гомера помнили во все века, - растерянно ответила
Брунгильда.
- В том-то и дело, что нет. Просто чудо, что вопреки темным векам это
сокровище - гомеровские поэмы! - до нас дошло.
- Как тебе не скучно копаться в такой пыли и плесени, в душном
средневековье? - удивилась Брунгильда. - В мире столько интересного!
- А там, в древней пыли, интересного еще больше, - возразила Мура со
странным значением и поспешила переменить тему. - Как ты думаешь, сестричка,
а наш Петя не социалист?
- О Пете я не думала, - призналась Брунгильда. - А вот наш сосед мне
кажется странным.
- Ты говоришь о Рене? - лукаво уточнила Мура.
- Да, о нем. Он немножко похож на камердинера Зизи.
- Да ты что? - возмутилась Мура. - Он же граф и просто сопровождает
Зинаиду Львовну.
- Что и странно. Мне кажется, он не влюблен в нее.
- Мне тоже так кажется, - согласилась Мура. - Интересно, что их
связывает?
Брунгильда ничего не ответила, потому что увидела у калитки молочницу
Марту.
- День добрый, милые барышни, - обратилась к ним чухонка. - Не беспокоят
ли вас на даче мыши или крысы?
- Мышки есть, - подтвердила Мура, - а вот крыс пока не видела.
- Спросите у маменьки, не надо ли мышей потравить, а то за лето
разведутся, спасу не будет. Ныне по дачам ходит мастер этого дела - могу
прислать.
Мура поднялась со скамейки и пошла в дом - сообщить матери о возможности
избавиться от мышей. Елизавета Викентьевна позвала профессора.
- Все чудодейственные средства против мышей - ловкое шарлатанство, -
мрачно проворчал Николай Николаевич, - знаю я этих мастеров.
Но в конце концов сам вышел к чухонке. Переговорив с ней, махнул рукой:
пусть уж придет - если пользы не будет, так и урон для семейного бюджета
невелик, да и день пройдет с пользой. Никто не знал, что суровые реплики
профессора являлись искусной маскировкой: уважаемый ученый панически боялся
мышей, и минувшая ночь оказалась для него сущим адом - в доме раздавались
какие-то шорохи и неприятные звуки, наводящие на мысль о полчищах серых
хвостатых тварей. Единственная просьба профессора заключалась в том, чтобы
чухонка привела мастера самолично.
Мура поняла, что отец опасается, как бы под видом борца с мышами в дом не
пробрался ловкий репортер.
Еще с час девушки посидели на скамейке, болтая о том о сем в ожидании
мышемора. По направлению к станции проехал мимо на велосипеде Прынцаев - он
приветственно помахал девушкам обеими руками, оторвав их от руля. Потом он
послал воздушный поцелуй и прокричал:
- Я на станцию, за газетами, ждите меня.
Вообще, Прынцаев готовился к велопробегу, он состоял в числе
организаторов предстоящих соревнований, и свободного времени у него
оставалось мало. Барышни не сомневались, что Прынцаева придется ждать с
газетами довольно долго, - по дороге у него наверняка возникнут какие-нибудь
неотложные дела.
Удивило девушек, что мимо дачи прошел студент Петя, даже не подумав
зайти, - похоже, он возвращался с железнодорожной станции, в руках у него
был конверт. Петя смущенно кивнул барышням, быстро спрятал конверт в карман
тужурки и резко ускорил шаг.
- Странно, - заметила Мура, - кажется, он надеялся, что мы его не увидим.
С кем же он переписывается? Неужели с невестой?
- Если ты думаешь, что он социалист, - сказала серьезно Брунгильда, - то,
скорее всего, он переписывается с товарищами по партии.
- Да, - засмеялась Мура, - самый безопасный способ - пользоваться обычной
почтой, на которую никто не обращает внимания. Если, конечно, ее не
перлюстрируют.
Солнце стояло почти в зените, пронизанный хвойным ароматом воздух повис
недвижно, хотя временами слегка и дрожал. Девушки ощущали на лбу и щеках
легкое покалывание - сквозь листву пробирались горячие солнечные лучики,
весьма чувствительно обжигающие, стоило только посидеть пять минут в одном
положении. Барышни обеспокоились, что из-за ультрафиолета кожа на лице потом
зашелушится, и уже собрались идти в дом.
Но тут к калитке подошла Марта в сопровождении мужичка в серой рабочей
блузе. Несмотря на жару, на лоб он надвинул порядком засаленный картуз,
нижнюю часть его лица закрывал бывший когда-то белым платок.
- Принимайте мастера, - засмеялась чухонка, - едва уговорила, так занят -
нарасхват...
- Мир вашему дому, - проговорил едва слышно мужичок, не поднимал головы,
переминаясь с ноги на ногу и придерживая рукой висящую на плече внушительную
суму.
Он даже не взглянул на Муру, стоящую у калитки, прошел около сидящей на
скамье Брунгильды, как мимо пустого места.
"Точно не репортер, - с облегчением подумала Елизавета Викентьевна,
наблюдая явление мышемора, - видно, его ничто не интересует, даже мои
девочки".
Мужичонка поднялся в сопровождении барышень на веранду и, не
поздоровавшись, буркнул сквозь зубы, изучая пыльные носы своих сапог:
- Откуда начинать-то?
- Глаша! - кликнула хозяйка. - Глафира! Проводи человека в комнаты!
Недовольная Глаша, брезгливо осмотрев замызганного мастера с головы до
ног, повела его в комнаты хозяев.
В гостиной Глаша, прислонясь к дверям и скрестив руки на груди, с досадой
наблюдала за мышемором - он ей казался неприятным. Кроме того, из-за него ей
пришлось бросить все домашние дела - а их накопилось немало. Она смотрела,
как мастер открывал свою суму, как доставал из нее пустую жестянку, коробку
и бутылку, как разводил в жестянке дурнопахнущую смесь, добиваясь того,
чтобы она стала достаточно густой. Потом он быстро скатывал небольшие
шарики, обваливая их в порошке, похожем по запаху на зубной, мятный... После
обошел все комнаты и под присмотром подобревшей Глаши, увидевшей, что дело
не займет много времени, разложил шарики по углам и под мебелью.
Наконец он закончил работу, и Глаша уже собиралась поблагодарить его и
выпроводить, но тут у него вновь прорезался голос, искажаемый грязным
платком, свисающим с носа:
- Книги и журналы есть в доме? Несите все сюда, надо их тоже засыпать
порошком. Мышки любят устраивать себе норки в мудрых книжках, тем и
спасаются от всякой отравы. А мы их обманем.
Горничная принесла несколько книг, находящихся в доме, и старые газеты.
Она не забыла и про лабораторные журналы профессора, и про книгу
Грегоровиуса, с которой обычно не расставалась Мура. Свалив все на стул
перед мышемором, Глаша остановилась, уперев руки в бока.
- Нехристи, вижу, живут здесь, - пробормотал человек в картузе. - И
прислуга такая же. Ни одной книжки духовной.
Глаша вспыхнула, удалилась в свою комнатенку и вынула из-за иконы
Псалтырь. Вернувшись и положив ее поверх Грегоровиуса, она с достоинством
произнесла:
- Все, заканчивайте, еще во флигель надо идти.
- Сейчас, сейчас, - ответил мышемор, наклоняясь над грудой книг, - сейчас
пересыплю все порошочком, да надо бы, чтобы полежало все денек под рогожкой
какой-нибудь. Не сыщешь ли, милая, пока я их здесь, у стеночки в уголке,
устрою?
Глаша вышла и через минуту принесла рогожку, которой и прикрыли
пересыпанные чудодейственным ядом книжки и газеты.
Затем горничная вместе с мышемором появилась на веранде, где уже сидел
доктор Коровкин, решивший наконец попить чаю да заодно и отвлечься от
возмутительного Вересаева, передохнуть.
- Нет, он играет на руку социалистам, - говорил Клим Кириллович хозяйке
дома, тетушке и профессорским дочерям, которые слушали его заинтересованно и
доброжелательно. - Отдает ли себе в этом отчет господин Вересаев? Такие
книги душу гнетут и заставляют опускать руки в бессилии. Все мрачно, все
абсурдно, все напрасно.
Уловив паузу, Глаша обратилась к хозяйке:
- В комнатах все сделано, не надо ли и во флигеле отравы разложить?
- Нет-нет, - вместо хозяйки быстро ответил доктор Коровкин, - ни в коем
случае. Там мышей нет. Во всяком случае, я их не слышу.
В то время как Елизавета Викентьевна рассчитывалась с мышемором, на
веранду вышел профессор, заявивший, что запах мятного зубного порошка ему
кажется вполне приятным. Муре показалось, что отец таким образом выражает
свое скептическое отношение к чудодейственной отраве. Но мышемор словно не
услышал слов профессора, слегка поклонился, не поднимая ни на кого глаз, и
вышел из дома. Он медленно спустился по ступенькам и направился по дорожке к
калитке, затем, выйдя на дорогу, не спеша удалился, вероятно к следующим
клиентам.
- Конечно, российская медицина еще далека от идеала, - продолжал доктор
Коровкин, - но, мне кажется, он намеренно сгущает краски - зачем? Что - у
нас нет прекрасных специалистов? Что - никак по-другому нельзя решить
проблемы организации лечения населения? Только путем беспощадной критики?
Ведь она не прибавляет денег в земских больницах, не прибавляет. Верит ли он
вообще в возможности лечить болезни, распознавать их? Верит ли он в
медицину? Следует ли так обнажать перед непосвященной публикой
профессиональные промахи и беспомощность врачей, естественную в ряде
случаев? Заражать читателей своим медицинским нигилизмом? Зачем нагнетать
отчаяние и безысходность? Не лучше ли позитивными примерами побуждать к
созидательной деятельности?
- Современная литература, как мне кажется, не стремится улучшать нравы, -
согласилась Елизавета Викентьевна. - Реалисты с садистским сладострастием
живописуют ужасы и страдания, декаденты - с мазохистской страстью любуются
ужасами и страданиями. Даже не знаешь, что рекомендовать читать юным
барышням.
- Гомера да Данте пусть читают, - посоветовал профессор, - а лучше пусть
учатся пользу Отечеству приносить.
Он подошел к раскрытому окну веранды.
- Господин профессор! Николай Николаевич! - послышался от калитки далекий
голос.
Прислонив велосипед к калитке, профессорский ассистент Прынцаев
размахивал газетами, зажатыми в руке, и продолжал выкрикивать:
- Да идите же скорее кто-нибудь! Дело важное!
- Что там еще? - Недовольный профессор пошел навстречу своему
беспокойному помощнику. Мура и Брунгильда наблюдали сцену, подойдя к окну.
- Профессор, профессор, - ликующе продолжал Прынцаев, увидев
приближающегося Муромцева, - не бойтесь! Ничего не будет! Почитайте
сегодняшние газеты!
- Что там такое? - холодея, выкрикнул неожиданно для самого себя
профессор. - Говорите скорее!
- Там черт знает что такое! - продолжал частить Прынцаев. - Ни в одной
газете ни слова нет о вчерашнем самоубийстве!
Глава 7
Барышни Муромцевы, забыв о благопристойной сдержанности, радостно
запрыгали по веранде, захлопали в ладоши и закружились.
- Ура! - закричала Мура, подбежала к матери и чмокнула ее в щеку. - Ура!
Значит, нам не надо сидеть дома!
Она выбежала на крыльцо:
- Господин Прынцаев! Идите скорее сюда!
- Идет, идет, - проворчал отец, уже возвращающийся от калитки вместе со
своим ассистентом. - Принес газеты со станции.
- Господин Прынцаев! - Мура ликующе улыбалась. - Завтра мы можем пойти на
ваш велопробег! Мне непременно хочется его посмотреть!
Прынцаев пребывал в счастье: он оказался в центре внимания, он принес
хорошую весть. Не терял он надежды, что и старшая профессорская дочь
встретит его любезнее, чем обычно.
Брунгильда и правда смотрела на Прынцаева почти с восторгом.
- Подождите, подождите радоваться. - Профессор старался остудить пыл
дочерей. - Во-первых, надо убедиться в том, что сказанное соответствует
действительности.
- Папа, давай мы вместе посмотрим противные газеты - и как можно скорее!
- Мура продолжала выказывать нетерпение. - Одну - я, другую - мама, каждому
по газете, мы быстро справимся.
- Хорошо, хорошо, - согласился профессор. - Выбирайте.
Минуту-другую на веранде раздавались только звуки переворачиваемых
страниц
- В разделе полицейской хроники я не вижу ничего о вчерашнем событии, -
сообщила Брунгильда. - Может быть, просто еще не успели? И сообщение
появится завтра?
- Тогда все равно, сегодня мы можем еще не беспокоиться, - упрямствовала
Мура, - а будем беспокоиться завтра.
- Я тоже не вижу в "Ведомостях" ничего о вчерашнем событии, - подтвердил
доктор.
- Надо посмотреть и некрологи на всякий случай, - продолжал руководить
профессор.
- Нет, здесь все неизвестные нам фамилии, да и покойники все в летах, -
успокоила профессора Полина Тихоновна. - Зато много поздравлений по случаю
благополучного разрешения от бремени Ее Величества Государыни. Если верить
бюллетеню о здоровье, то и Императрица и Высокорожденная Великая Княжна
Анастасия Николаевна пребывают в состоянии вполне удовлетворительном.
- А в "Ведомостях", кажется, есть один и молодой. - Голос доктора
предательски дрогнул. - Князь Салтыков...
Он тревожно посмотрел на Муру, та быстро отвела глаза.
- Здесь написано, - продолжал овладевший собою доктор, - что скончался
скоропостижно... Удивительно, но не сказано, где он служил...
- Молодые тоже иногда внезапно умирают. - Брунгильда отложила свою
газету, не найдя в ней ничего, достойного внимания. - Клим Кириллович, а
почему могла последовать скоропостижная смерть молодого человека?
- Может быть и сердечная болезнь, и кровоизлияние...
- Но кровоизлияние - все-таки не самоубийство, - подчеркнула Мура, не
сводя глаз с доктора, признавшегося ей вчера, что самоубийца - князь
Салтыков.
- Наши сомнения легко разрешить, - постаралась всех успокоить Полина
Тихоновна. - Самоубийц не хоронят в церковной ограде и не отпевают, не
правда ли? Сообщается что-нибудь о похоронах?
- Да, здесь сказано, что погребение состоится в родовой усыпальнице.
- Это ни о чем не говорит, - заключил профессор. - Если наш вчерашний
самоубийца - Хнязь Салтыков, в чем я очень сомневаюсь, то его богатая родня
и должна была замять неприятный Инцидент.
- Но ты же сам говорил, папа, что в Финляндии свои законы, разве финская
полиция допустит закрытие дела? - удивилась Мура.
- Сейчас российским властям договориться с финскими нелегко. Николай
Николаевич, ты же знаешь, что готовится манифест о воинской повинности.
Ходят слухи, что в Финляндии упразднят самостоятельное национальное войско,
распространят на нее общероссийскую воинскую повинность Вряд ли финны будут
слишком уступчивы в этих условиях, - задумчиво сказала Елизавета Викентьевна
- А для чего генерал-губернатор Бобриков? У великого русификатора есть
свои рычаги влияния, - нахмурился профессор. - Есть случаи, когда и финская,
и русская полиции моментально находят общий язык. Кроме того, манифест еще
не принят - прекрасный повод для торговли. Не забывай, ныне все покупаются И
полицейские, и попы. И врачи, выдающие свидетельства о смерти.
На веранде наступила неприятная тишина. Только через минуту профессор,
оглядев всех и остановившись взором на Климе Кирилловиче, щеки которого
залила пунцовая краска, сообразил, что сморозил глупость.
- Кажется, господин профессор заврался, - признал Николай Николаевич
озадаченно. - Простите великодушно старого дурака.
- Я сам виноват, - доктор Коровкин не хотел выглядеть обиженным, -
начитался Вересаева, и вас заразил своим нервозным настроением...
- А все потому, что мы бездействуем, - вступил Прынцаев. - Одна беда
миновала, так мы сами сооружаем другую... Надо отдыхать - и отдыхать
активно!
- Господин Прынцаев прав! - воскликнула Мура. - Мы засиделись дома!
Пойдем хотя бы прогуляемся вдоль залива! Я полагаю, милый Клим Кириллович не
откажется нас сопровождать. - И она ласково улыбн