носить  с  собой  золотых  вещей,   -
обеспокоилась Полина Тихоновна. - Кто знает, что  ему  в  голову  придет?  А
вдруг и такой пустяк, как  зеркальце,  привлечет  внимание  преступника?  Мы
будем чувствовать себя виноватыми.
   - Напротив, - заметил Клим Кириллович, -  никогда  не  знаешь,  что  тебя
спасет. Может  и  зеркальце,  если  оно  лежит  в  нагрудном  кармане.  Дочь
генеральши Зонберг спас серебряный портсигар. А как матушка бранила  Татьяну
за то, что та пристрастилась к курению.
   - Девушки с папиросками мне не нравятся, - нахмурился  профессор.  -  Мне
кажется, что они  более  склонны  к  непристойностям  и  преступлениям,  чем
барышни воспитанные.
   - Балерина Кшесинская, кажется, не курит, - задумчиво  произнесла  Полина
Тихоновна, - а вступила в порочную связь,  даже  ребенка  родила.  И  газеты
писали об этом без осуждения!
   - В артистической среде свои законы, там многое дозволено,  -  равнодушно
откликнулся Клим Кириллович.
   - А не увидите ли вы господина Фрейберга? - стремясь увести  разговор  от
опасной темы о нравственности барышень, Мура с лукавым  видом  взглянула  на
доктора. - Интересно, помогает  ли  он  полиции  в  поисках  этого  ужасного
Рафика?
   - Спрошу, если увижу, - пообещал Клим Кириллович. - Король  петербургских
сыщиков не может пройти мимо такого дела Во время  нашей  последней  встречи
господин  Фрейберг  очень  увлеченно  рассказывал  о  методах  идентификации
преступников по. оставляемым ими  отпечаткам  пальцев.  У  каждого  человека
неповторимый кожный узор на кончиках пальцев, - пояснил он, увидав  живейшее
любопытство  в  глазах  своих  сотрапезников.  -   На   месте   преступления
злоумышленники обязательно оставляют следы, особенно на гладких и  блестящих
поверхностях Следы можно обнаружить с помощью лупы, да и без нее, сделать  с
них фотографические снимки, сравнить их с отпечатками,  взятыми  специальным
образом у  подозреваемых  лиц  Уже  существуют  целые  картотеки  отпечатков
пальцев преступников.
   Мура слушала, затаив дыхание, даже на лице Брунгильды появилась некоторая
заинтересованность.
   Но рассказ Клима Кирилловича прервал телефонный звонок,  послышавшийся  в
гостиной, где год назад Муромцевы установили аппарат.
   Почти тут же в дверях столовой появилась Глаша:
   - Брунгильду Николаевну просят к телефону.
   Брунгильда встала и после небольшой заминки быстрым шагом  отправилась  в
гостиную, оставив дверь открытой.
   - Я надеюсь, это не  один  из  авторов  безумных  проектов,  -  проворчал
профессор.
   - Я почему-то волнуюсь. - Елизавета  Викентьевна  тревожно  взглянула  на
мужа.
   В наступившей тишине прозвучал немного взвинченный голос:
   - Брунгильда Муромцева у аппарата.
   Далее наступило молчание. Потом старшая дочь профессора  Муромцева  почти
механически произнесла три ужасных слова...  Потом  последовал  резкий  звук
удара трубки о столик, звук тяжело падающего тела...
   Вопрос, заданный  девушкой  невидимому  телефонному  собеседнику,  хорошо
расслышали в столовой:
   - Мой отец умирает?

Глава 5

   Петербургская полиция  сбилась  с  ног,  разыскивая  дерзкого  грабителя,
державшего в страхе не только пассажиров железной дороги, но и весь город.
   Чуть ли не ежедневно производились частичные,  мелкие  облавы:  задержали
несколько человек лет тридцати, выше среднего роста, смазливых, с  родинками
у правого уголка рта... После пристрастной проверки в полицейских  участках,
вынуждены  были  их  отпустить:  они   оказались   вполне   добропорядочными
обывателями.
   Надзиратели  городских  полицейских  участков  тщательно  инструктировали
своих постоянных агентов и  многочисленных  агентов-осведомителей,  и  те  с
удвоенным  рвением  принялись  вынюхивать,   выглядывать,   выслушивать   на
вверенных им территориях, где им и без того были известны  всякий  переулок,
всякий дом, чуть ли ни всякая квартира. Особо пристальное  внимание  уделяли
гостиницам и меблированным комнатам, игорным притонам и питейным заведениям.
Переодетые агенты сновали по рынкам, заглядывая  в  каждый  трактир,  каждую
чайную,  закусочную...  В  сыскную  полицию  шли  ежедневные  отчеты:  среди
подозрительных  элементов  никого  похожего  на  опасного   преступника   не
обнаружено, выйти на его след не удается.
   Не  помогло  и  обращение  к  полицейским  архивам:   антропометрическим,
дактилоскопическим, фотографическим.
   Из воровского  мира,  от  проверенных  доносчиков,  поступали  сообщения:
человека с такими приметами там  не  знают.  Это  свидетельствовало,  скорее
всего, о том, что разыскиваемый преступник чрезвычайно опасен  и  воры  даже
говорить о Рафике боятся.
   Еще раз оповестили всех ювелиров  и  скупщиков  золотых  вещей,  служащих
ломбардов: к полученным ими раньше спискам похищенных драгоценностей, в  том
числе и из Успенского собора, разослали и описание железнодорожного  убийцы,
предполагаемого церковного грабителя.
   В полицейских кругах возникли предположения, что  искать  наглого  злодея
следует не на городском дне, а совершенно  в  других  кругах.  Из  показаний
потерпевшей  Зонберг  следовало,  что  налетчик  хорошо  одет  и  пользуется
недешевым табаком и парфюмом. Вино в бутылке оказалось  Шато-Лафитом,  и  не
подделкой, а настоящим французским бордо.
   Появлялись  даже  подозрения,  что  он  связан  с   террористами:   среди
социалистов-революционеров встречается немало вполне приличных на вид людей,
- внешне интеллигентных, не бедствующих. А что, если налетчик таким  образом
добывает деньги  для  антигосударственной  деятельности?  Впрочем,  подобные
догадки отнесли к необоснованным домыслам: эсеры  предпочитали  не  холодное
оружие, а бомбы и револьверы, и не за беззащитными женщинами охотились, а за
государственными чинами. Да и средства они получали по другим каналам.
   Полиция бросила все силы на поимку опасного  убийцы,  скрывавшегося,  как
предполагали, под кличкой Рафик...
   Следователь Адмиралтейской части Карл Иванович  Вирхов  считал,  что  ему
сильно  повезло:  на  его  участке  нет  железнодорожных  вокзалов.  Это  не
исключало, впрочем, появления  преступника  в  плотно  населенных  городских
кварталах, и старый сыскарь старался не упустить из виду  ни  одной  мелочи,
которая могла бы навести на  след  неуловимого  грабителя.  Да  и  оценщиков
драгоценностей в Адмиралтейской части проживало  немало,  но  у  него  давно
сложились  с  ними  доверительные  отношения,  и  он  не  сомневался  в   их
добросовестности: случись что подозрительное, сообщат непременно.
   Сегодня ему даже удалось выкроить время,  чтобы  заглянуть  на  заседание
Международного конгресса криминалистов. И теперь, вернувшись оттуда к себе в
участок, он перебирал накопившиеся за последние  дни  бумаги.  Остроумное  и
красивое высказывание амстердамского профессора ван  Гамме  ля  о  том,  что
мировая наука уголовного права обязана русским тем,  что  русские  перенесли
центр исследования  с  факта  на  личность,  -  вызвало  у  Карла  Ивановича
некоторое  недовольство.  Он  боялся,  что  его  начальство,  воодушевленное
авторитетным мнением заезжего ученого, заставит заниматься своих подчиненных
не  сбором  фактов  и   улик,   а   сочинением   психологических   портретов
преступников. Вирхов и так считал, что российские адвокаты в своих  защитных
речах склонны чрезмерно обелять обвиняемых, списывая самые мерзостные деяния
на тяжелые условия жизни своих подзащитных.
   Карл Иванович сердито сдвинул плоские  белесые  брови.  В  его  ушах  еще
звучал ехидный  намек  ревельского  коллеги,  встреченного  им  в  аудитории
Университета: "Не пора ли петербургской полиции начать ловить мышей"?.. Дело
Рафика  действительно  неприятно   затягивалось,   сведения   о   неуловимом
преступнике благодаря бойким  газетчикам,  неуклонно  посещавшим  заседания,
будоражили международное собрание ученых-теоретиков.
   Тут дверь его кабинета приоткрылась, и на пороге появился письмоводитель,
сообщивший, что в приемной находится доктор Коровкин.
   - Зови, зови, - радушно пророкотал Вирхов, отодвигая  на  край  дубового,
массивного стола дела с пронумерованными обложками.
   Он встал и пошел навстречу неожиданному посетителю.
   - Вот решил заглянуть на минуту. Не отвлекаю ли вас от важных забот? - На
лице Клима Кирилловича расцветала добродушная улыбка.
   - Для вас найду и поболее минуты, - заверил гостя Вирхов, подводя  его  к
покойному кожаному креслу. Сам же устроился напротив, на другом, подчеркивая
этим неофициальность и дружеский характер предстоящего разговора.
   - Исполняя свой профессиональный долг, задаю первый вопрос,  медицинский,
- как ваше здоровье?
   - Благодарю вас, Клим Кириллович, не жалуюсь. Хотя, признаюсь вам,  порой
засыпаю с трудом. Мешают мысли о проклятом Рафике.
   - Прописал бы вам бром, но для вас лучшее средство - поимка  преступника.
Есть ли обнадеживающие вести? - спросил Клим Кириллович и  тут  же  поспешил
объяснить свой интерес к полицейскому делу:
   - Я пользую несчастную Татьяну Зонберг, последнюю жертву налетчика.
   - Увы, пока лишь нащупываем почву под ногами. Трудное  дело,  -  вздохнул
Карл Иванович. - Есть факты, улики, приметы  преступника,  но  личность  его
пока остается загадочной: респектабельный по виду  господин  убивает  дам  в
поезде, да еще как-то связан с громкой кражей в Успенском соборе. Непонятно,
что за личность... Судя по сообщениям зарубежных коллег,  и  они  не  всегда
добиваются успеха в поимке такого рода негодяев. Требуется время.
   - Вы участвуете в работе Конгресса криминалистов? - поинтересовался  Клим
Кириллович.
   - Изредка вырываюсь, - хмыкнул Вирхов и недовольно добавил:
   - Из одной Германии 124 теоретика приехали, 33 из Австрии, 46 из Франции,
да и остальная Европа хоть одного профессора уголовного права да прислала. -
И грустно закончил:
   - Все изучают  преступление  и  наказание,  докапываются  до  источников,
философские и нравственные вопросы обсуждают.  Сколько  человек,  столько  и
мнений. Ищут основания для законодательства. Нам бы их заботы...
   - А на Конгрессе затрагиваются медицинские аспекты преступности?
   - Много говорят об индивидуальной врачебной оценке преступника  в  каждом
конкретном случае. Хотите послушать? Это я могу устроить.  -  Карл  Иванович
встал, подошел к своему столу и нашел внушительную  программу  Конгресса.  -
Например, "О психических факторах и  внешних  последствиях".  А  "Разделение
личности на женскую и мужскую" вас интересует? Да зачем вам это?
   - Профессиональная любознательность. Пациенты у меня добропорядочные,  но
и среди них есть и те, кто  обуреваем  жаждой  немедленного  обогащения  или
имеет искаженное неврозами  сознание.  -  Клим  Кириллович  взял  протянутую
Вирховым затейливо изукрашенную программу.
   -  Ныне  криминальная  сфера  протянула  свои  щупальца  даже   в   сферы
интеллигентские, в мир мыслителей-аристократов,  -  согласился  следователь,
вновь усаживаясь в кожаное кресло, - а  там  никакого  простодушия,  никакой
чистоты порока. Вышелушить ядро преступного замысла ой как непросто.
   - Да, и остроумная гипотеза туринского профессора Цезаря Ломброзо себя не
оправдала. Преступного типа, как я понимаю, не оказалось. И школа  Ломброзо,
школа криминальной антропологии  после  недолгого  триумфа  приказала  долго
жить, - засмеялся Клим Кириллович, вспомнив попадавшиеся ему в руки  пособия
со схемами шишек преступности на человеческом черепе.
   - Теперь торжествует школа криминальной социологии. Профессор берлинского
университета фон Лист  против  итальянца  Ломброзо,  немецкая  школа  против
итальянской. Лист уверяет, что преступность - явление не  антропологическое,
а социальное. В 1888 году он и создал Международный конгресс  криминалистов,
чтобы исследовать преступный мир и методы борьбы с ним. Да все к  теориям  и
сводится, - обреченно махнул рукой  Вирхов  и,  глядя  на  саквояж  доктора,
поинтересовался:
   - А какими судьбами вас занесло в наш участок? Вы от пациента?
   - Внезапный вызов, - подтвердил доктор,  -  телефонировали  из  ресторана
"Фортуна" на Вознесенском  проспекте.  Вы,  наверное,  знаете  его  хозяина,
Порфирия Филимоновича?
   - Как же, солидный человек, вернее - человечище,  на  медведя  смахивает.
При нем драться боятся. Хороший ресторан. Ростбифы  славные.  И  никогда  не
бывает драк, дебошей и скандалов. На моем участке -  из  лучших.  Статистику
мне не портит.
   - А вы знаете, что Порфирий Филимонович повадился устраивать проверки при
найме официантов? Задача претендента  -  "вынос  пьяного".  Хмельного  буяна
изображает сам хозяин, ругается, дерется. Многие претенденты и  не  пытаются
его повязать, бегут сразу. Остаются смельчаки,  и  если  они  собьют  с  ног
"дебошира" да из зала вынесут, то на работу их принимают.
   - Остроумно, - засмеялся от души Вирхов.
   - Но могучий Порфирий Филимонович нарвался на неприятности.
   - Неужели дело дошло до преступления? - посерьезнел следователь.
   - Нет, Карл Иванович, по  счастью,  ваша  статистика  не  испортится.  Но
перелом ребер ресторанщику придется лечить долгонько.
   - Кто ж его, голубчика, так отделал? - хмыкнул Вирхов.
   - Победителем нашего  остроумца  оказался  щупленький  парнишка,  Аркадий
Рыбин. Пострадавший хозяин говорил, что не хотел даже его испытывать, боялся
ненароком зашибить до смерти, уж больно тот неказист и хил. Но все же  начал
свое испытание, а испытуемый стоит на месте - только  сюртук  свой  снял  да
шарф сквозь рукава просовывает. Порфирий бросился на недотепу, а тот ловко и
увертливо съездил ему по уху.  Оглушенный  ресторанщик  опешил,  а  парнишка
стремительно натянул свой сюртук задом наперед на испытателя и  в  один  миг
примотал шарфом руки к туловищу.
   - Судя по вашему рассказу, парнишка поработал санитаром  в  больнице  для
умалишенных, - предположил старый сыщик.
   - Как вы догадались?  -  удивился  доктор.  -  А  впрочем,  что  я  такое
спрашиваю. Это же ясно, как божий день
   - Значит, прошел Аркадий Рыбин через ужасное испытание, не растерялся,  -
усмехнулся Вирхов и спросил с интересом:
   - И взял его Порфирий Филимонович на службу?
   -  Представляете,  Карл  Иванович,  да,  -  с  удивлением  ответил   Клим
Кириллович. - Очень он поразил воображение Порфирия  Филимоновича.  Видел  я
этого Аркашу  Рыбина.  Совсем  тщедушный.  Хорошо,  что  на  этот  раз  дело
кончилось для  Порфирия  только  двумя  поломанными  ребрами,  но  следующий
испытуемый может и нож в ход пустить.
   - Признаю, история дикая. Но  не  она  привела  вас  ко  мне.  -  Светлые
проницательные глаза под белесыми бровями испытующе уставились на доктора:
   - Так что же?
   - Один странный телефонный  звонок.  -  Спокойное  до  этого  лицо  Клима
Кирилловича слегка омрачилось.
   - Надеюсь, вам  не  досаждают  ложными  звонками?  А  то  знаете,  сейчас
развелось немало негодяев, которые выбирают докторов с  обширной  практикой,
нe  имеющих  времени  даже  пообедать.  И   ложны-звонками   заставляют   их
подниматься средь ночи да ехать  напрасно  куда-нибудь  -  на  Петербургскую
сторону, например, - да карабкаться на шестой этаж, звонить в квартиру,  где
их никто не ждет. Нет, нет. Речь идет не  обо  мне  лично,  а  о  Брунгильде
Николаевне Муромцевой. - Клим Кирешился наконец обозначить  истинную  своего
прихода. - Я хотел бы выслушать мнение опытного человека.
   - Я весь внимание. - Вирхов встал и перешел за  свой  служебный  стол.  -
Прошу  вас,  садитесь  и  рассказывате  все  по  порядку.  Доктор   Коровкин
переместился на указанный и после небольшой паузы начал:
   -  Вчера  старшая  дочь  профессора  Муромцева,  Брунгильда   Николаевна,
праздновала свое двадцатилетие.
   - Помню-помню, - подтвердил Вирхов, - прекрасная девушка,  красавица.  Не
вышла еще замуж? Доктор покраснел:
   - Нет, не торопится.
   - Извините, что перебил. Продолжайте, - попросил Карл Иванович смущенного
доктора.
   - Все шло превосходно, по-домашнему, - рассказывал Клим Кириллович, -  да
только в самом конце ужина раздался телефонный звонок.  С  минуту  послушав,
Брунгильда Николаевна упала в обморок.
   - Сама она что-нибудь успела произнести?
   - Да, перед падением мы все слышали фразу -  она,  как  будто  с  ужасом,
переспрашивала кого-то: "Мой отец умирает?"
   - А что профессор Муромцев?
   - Он находился в этот момент в полном здравии, за столом, в кругу  семьи.
Мы сразу бросились к девушке, надо было привести ее в чувство. Она  очнулась
довольно быстро,  сказала,  что  ее  потряс  телефонный  звонок...  Какая-то
незнакомая женщина заявила ей, что умирает ее отец. Потом  успокаивала  нас,
что это злой розыгрыш, глупая шутка, просто ошиблись номером... Но почему  к
телефону пригласили именно Брунгидьду Николаевну?
   -  Ничего  себе  шуточки,  -  поморщился  Карл  Иванович.  -  Как  только
технический прогресс делает шаг вперед, так и преступники расширяют  арсенал
своих мерзостей. Слава богу, что еще не научились убивать по телефону. Но  и
до этого дойдет, не сомневаюсь. Вам следовало не вешать трубку, а спросить у
телефонной барышни дежурную, которая и сообщила бы  вам,  откуда  последовал
звонок.  Впрочем,  если   звонили   из   ресторана,   кофейни,   все   равно
злоумышленницу  определить  практически   невозможно,   не   уследить,   кто
воспользовался общим телефоном.
   - Мы все опешили, - тюник доктор, - не сообразили.
   - Но что профессор Муромцев? Скорее всего, именно  он,  а  не  Брунгильда
Николаевна,  являлся  жертвой  злого  умысла.  Он  человек  резкий,  у  него
наверняка есть недоброжелатели. Звонил кто-то знакомый и с профессором, и  с
его домочадцами.
   - Он был бледен и  подавлен.  Его  супруга,  женщина  очень  спокойная  и
выдержанная, совершенно растерялась... А я, каюсь,  заподозрил  неладное.  А
что, если профессор, действительно, на наших глазах умрет?
   - Это могло произойти только в двух случаях, - предположил Вирхов, -  или
разрыв сердца или отравление.
   - Вот-вот, Карл Иванович, и я так подумал тогда, -  обрадовано  подхватил
доктор. - Но профессор твердо стоял на ногах, на сердце не  жаловался,  и  я
решил, что надо принять меры к  тому,  чтобы  исключить  вторую  возможность
умертвления.
   - Вы заставили профессора выпить рвотного порошка?
   -  Да,  -  понурился  доктор  Коровкин,  -  заставил.   И   рвотного,   и
слабительного. Профессор протестовал, сопротивлялся, сердился.
   - Еще бы! - Представив последовавшие события,  Вирхов  нахмурился,  чтобы
скрыть невольную улыбку. - Бедный ученый, наверное,  потом  всю  ночь  бегал
между туалетом и ванной комнатой.  А  чем,  как  вы  предполагаете,  он  мог
отравиться?
   - Мои подозрения могут оказаться необоснованными... - нерешительно  начал
доктор. - Не бойтесь, - успокоил его следователь,  -  все  подозрения  можно
проверить, необоснованные - Отмести. С  другой  стороны  -  они  могут  дать
толчок к поиску злоумышленника. Итак? -  Я  грешу  на  торт,  -  заторопился
доктор, - понимаете, это единственное, что не куплено в лавке, он  попал  на
стол из чужих рук. И только профессор отведал его кусок - довольно  большой,
с кремом. Не было ли в нем .яда?
   - Торт прислал кто-то в подарок? - В светлых глазах следователя  появился
огонек.
   -  Совершенно  верно.  Но  даритель  -  человек  степенный,   с   хорошей
репутацией. Вероятно, слышали, о нем. Хлеботорговец Апышко.
   - Так-так. Хлеботорговый дом "Апышко и сыновья",  -  раздумчиво  произнес
Вирхов. - Да, как говорится, не исключено, но маловероятно. А  мотивы?  Были
ли у него мотивы?
   - Не думаю, - выдавил из себя доктор. - Насколько мне  известно,  Арсений
Апышко два дня назад увидел впервые профессора Муромцева и его дочь.
   - При каких обстоятельствах состоялось знакомство?
   - При самых благоприятных. Они встречались в квартире Стасова, профессора
сопровождали дочери. Господину Апышко  требовалас