- У Государя-то нездоровое питание? - рассмеялся доктор.
   - Почему бы и нет? Не смейся. Наверняка он употребляет  много  калорийной
пищи. К тому же, уверена,  он  совсем  не  думает  о  недостатке  фосфора  в
организме. Несбалансированное и однообразное питание, в конце концов,  может
привести к затяжной диарее, - я сама читала в брошюрке.
   - По словам госпожи Татищевой,  Император  и  Императрица  не  склонны  к
чревоугодию, отдают предпочтение незамысловатым кушаньям: говядине, отварной
рыбе, дичи, курятине, овощам. А Император вообще мог  бы  обойтись  щами  да
кашей. Думаю, с поступлением фосфора в организм  у  них  все  в  порядке.  И
потом, милая тетушка, неужели у врачей Императора нет средства от диареи?
   - Вероятно, оно не действует. Расстройство пищеварения происходит  иногда
и от более сложных причин, не только от не правильного питания.
   - Самые  сложные  причины  дипломатические,  -  подхватил  племянник,  и,
приходя в доброе расположение духа, добавил, - но о них мы судить не можем.
   -  Очень  сложная  причина  потому  и  сложная,  что  догадаться  о   ней
невозможно,  -  согласилась  тетушка,  наливая  чай   в   опустевшую   чашку
племянника. - А еще мне не нравится, что Император вдали  от  Петербурга,  а
если что экстренное, фельдъегерь до Ялты когда доберется.
   - Тут вы можете не беспокоиться.  Вся  необходимая  информация  поступает
Государю по телеграфу, о любом серьезном  случае  сразу  доложат.  Да  и  по
слухам, глава Департамента полиции имеет к Государю доступ  в  любое  время.
Тетушка, - от закравшегося в душу предположения Клим Кириллович даже опешил,
- не думаете ли вы, что и о мертвом младенце, найденном в витрине  булочной,
надо сообщать Императору?
   И, чтобы окончательно отвлечь тетушку от мыслей о младенце, а теперь  уже
и об Императоре, Клим Кириллович стал зачитывать ей сенсационное сообщение о
патентованной машине для производства льда в малом количестве, которая могла
работать и в домашних условиях, и в лечебницах.
   ...Короткий зимний день, скупо освещаемый так и  не  пробившимися  сквозь
туманную  небесную  пелену  солнечными  лучами,  быстро  угасал.   Визит   в
ширхановскую булочную никаких новостей не принес. Доктора встретили гам  как
старого и доброго знакомого. Марфа Порфирьевна  чувствовала  себя  слабой  и
обессиленной, но состояние ее здоровья не внушало тревоги.  Егор  Тимофеевич
выглядел уже не так  мрачно;  круглое  Митькино  лицо  излучало  благодушие;
служанка по-прежнему находилась в прострации, из которой ее  выводил  только
жалобный голос хозяйки.  Зеркала  в  доме  завесили  полотенцами.  Чучела  в
открытой витрине стояли на своих  местах,  а  корзину  развернули  так,  что
проходящим мимо зевакам  оставалось  только  догадываться  о  предполагаемом
младенце, который мог находиться в ней.
   Карл Иваныч Вирхов не давал о себе  знать.  Удовлетворить  явный  интерес
тетушки к  событиям  минувшей  ночи,  -  а  она  встретила  вернувшегося  от
Востряковых племянника выразительным вопрошающим взглядом, - доктор не  мог,
никаких новых подробностей не появилось.
   Предстоял  еще  один  визит,  посещение  семейства   Муромцевых   обещало
полностью  развеять  впечатления  минувшей  ночи.  Профессор  Петербургского
университета  Николай  Николаевич  Муромцев  читал  лекции  по  химии  и   в
клиническом  институте  великой  княгини  Елены  Павловны  -  именно  там  и
познакомился когда-то будущий доктор с маститым ученым. Отношения учителя  и
ученика постепенно перетекли  в  самые  дружеские.  Исследования  профессора
внушали молодому медику надежду, что  всемогущая  химия  вскоре  даст  новые
средства для лечения больных. А работа профессора  над  препаратом,  который
позволит  обезопасить  больных  от  инфекционных   заболеваний,   постепенно
становилась их общим делом, профессор ценил  мнение  своего  многообещающего
ученика.
   Сегодня, правда, доктор не рассчитывал на профессиональный  разговор,  но
его ждала не менее приятная встреча с барышнями  Муромцевыми.  Старшая  дочь
Николая Николаевича  Муромцева,  Брунгильда,  кажется,  уже  рассматривалась
профессорской семьей как потенциальная невеста доктора. Высокая,  тоненькая,
она не  соответствовала  образу  злой  немецкой  волшебницы  и  удивительной
грацией  скорее  напоминала  призрачную  фею.   Муромцевы   происходили   из
старинного  дворянского  рода  -  ныне  обедневшего,  но  все-таки   весьма,
почтенного. При взгляде на  Брунгильду  казалась  естественной  мысль,  что,
возможно,  она  мечтает  выйти  замуж   за   какого-нибудь   рафинированного
аристократа.  Но  где  было  его  взять  дочери  профессора,  не  вхожего  в
петербургские дворцы и живущего очень скромно?
   Размышляя таким образом, доктор Коровкин готовился к предстоящему визиту.
Он облачился  в  белоснежную  рубашку,  галстук,  черную  визитку,  почистил
специальной щеточкой брюки. Стоя у зеркала, он еще раз внимательно  осмотрел
себя - и остался доволен. Завершить туалет следовало при  помощи  флакона  с
пульверизатором, чтобы смягчить строгость наряда мягким  ароматом  туалетной
воды.
   Через пять минут доктор Коровкин вышел из подъезда, хорошо защищенный  от
мороза теплым пальто, меховой шапкой и  плотным  шарфом.  В  одной  руке  он
держал большой черный зонт, с которым никогда не  расставался,  в  другой  -
нарядную  бонбоньерку  с  конфетами  и  объемистую  ширхановскую  коробку  с
пирожными, перевязанную шелковым бантом. После колебаний, удобно ли нести  к
Муромцевьщ кондитерский гонорар от управляющего, Клим Кириллович присоединил
ширхановский дар к  заранее  заготовленным  конфетам.  Муромцевские  барышни
непременно  обрадуются,  думал  он,  идя  по  Большой  Вельможной  улице   и
поглядывая по сторонам - не покажется ли извозчик?
   Он начинал досадовать, что пошел не  по  Н-скому  проспекту,  который  не
любил из-за разномастного люда, снующего по тротуарам и проезжей  части,  но
тут увидел на противоположной стороне улицы остановившийся экипаж.  Из  него
быстрым шагом вышли двое мужчин, сразу же устремившиеся к  открытым  воротам
высокой витой чугунной ограды. Доктор перешел улицу  и  стал  недвусмысленно
махать зонтом, привлекая внимание извозчика. Извозчик его увидел и  медленно
тронулся навстречу. Убыстряя шаг, доктор все-таки  успел  посмотреть  сквозь
ограду. Особняк  в  глубине  огороженного  пространства,  всегда  казавшийся
безжизненным, выглядел непривычно. Может быть потому, что в  последние  годы
доктор никогда не видел отворенными ворота и открытой парадную дверь. Именно
к ней направились двое прибывших на извозчике.
   Странный это был уголок  Петербурга.  Все  знали,  что  обширный  участок
земли, обнесенный чугунной оградой, как  и  особняк  с  садом,  принадлежали
князю Ордынскому. Но Клим Кириллович ни разу не  встречал  князя,  не  имели
счастья лицезреть его и  пациенты  доктора,  хотя  судачили  о  высокородном
анахорете охотно. Если суммировать все,  что  удалось  узнать  за  два  года
проживания рядом с особняком доктору Коровкину, получалось, что князь достиг
уже весьма почтенного возраста. Говорили, что он родился во времена  Николая
I, но ведь то царствование продолжалось долго. Он мог родиться и в 25-м году
и в 55-м. Значит, князю могло быть от сорока пяти до  семидесяти  пяти  лет.
Правда, генеральша Зонберг утверждала, что князь Борис Степанович  Ордынский
совсем стар, он  участвовал  в  Крымской  и  Турецкой  войнах,  где  проявил
удивительное  мужество.  Другие  источники   сообщали,   что   князь   ведет
отшельнический образ жизни, будучи не вполне вменяем, и Государь относится к
нему холодно. Женщины возмущались, что бывший князь так и не  женился:  кому
только достанется его огромное богатство?
   Этот принципиальный вопрос мучил  солидных  дам,  прибегавших  к  услугам
доктора Коровкина, особенно же  ему  запомнилась  обида  госпожи  Татищевой,
живущей с дочерью в  своем  доме  на  Караванной.  Татищевы  принадлежали  к
родовитой  фамилии,  от  покойного  мужа  Анне  Павловне   перешли   немалые
богатства, беспримерные  коллекции  произведений  искусства.  "Вот  была  бы
прекрасная пара, князь и моя Ольга, - говорила госпожа Татищева, - появилась
бы достойная семья и поубавила бы спеси у выскочек-промышленников".  Госпожа
Татищева гордилась своей родовитостью и часто рассуждала о слиянии капиталов
аристократических фамилий. Предрекала, что еще год-два и неотесанные болваны
капиталисты будут как товар на рынке скупать породистых княжон.
   Но это так, случайно вспомнилось - доктор Коровкин не  имел  собственного
мнения  по  данному  поводу.  Он  допускал,  что  есть  княжны,  которые  не
согласятся на мезальянс, а есть и те, которые  не  отказались  бы  поправить
свое расположение таким способом. В конце концов, история знала прецеденты -
во Франции, например, после революции. Ничего катастрофического...
   Спору нет, упорное безбрачие князя Ордынского нельзя отнести к нормальным
явлениям.
   Но и безбрачие могло оказаться просто-напросто легендой. Тетушка  Полина,
например, утверждала, что ей недавно стало достоверно  известно,  что  князь
женат и что жена его - не то гречанка, не то персиянка, молодая и  красивая,
живет замкнуто - в левом крыле особняка, гуляет только во внутреннем саду  и
безумно любит своего старого мужа.
   "Обыватели любят  сочинять  что-нибудь  романтическое!"  -  думал  доктор
Коровкин, сидя в  экипаже  и  разглаживая  ленточки  банта  на  ширхановской
коробке с пирожными. Вот o таком женихе, вероятно,  мечтала  бы  Брунгильда,
будь жених помоложе. Но девичьи  мечты  -  туман.  Когда  они  рассеиваются,
является печаль - и можно полюбить человека за его истинные достоинства.
   Дом, где проживали Муромцевы, встретил, доктора светящимися  окнами,  что
создавало Л ощущение праздника. По мере приближения  к  квартире  профессора
Клим Кириллович все меньше думал  об  Ордынском,  а  все  больше  о  точеном
профиле Брунгильды, о нежном сиянии голубых глаз, о ее  ресницах-опахалах  -
никакого, более оригинального, сравнения не приходило ему в голову, когда он
представлял ее необыкновенно густые, длинные, темные ресницы.
   Семейство  Муромцевых  приняло  приятного  гостя  с  обычным  радушием  и
ненаигранной  радостью.  Конфеты  и  коробка  с  пирожными  перешли  в  руки
благодушнейшей   Елизаветы   Викентьевны.   После   первых   приветствий   и
обязательных отчетов Клима Кирилловича о  здоровье  Полины  Тихоновны,  речь
зашла о том, как барышни провели первый день после Рождества.  На  их  лицах
играл яркий румянец, и глаза блестели ярче, чем всегда.
   - Барышни мои не очень строги в вере,  -  посетовал  Николай  Николаевич,
пока его гость усаживался на стул, поближе к Брунгильде.
   - Отчего же, папенька,  -  возразила  младшая,  -  мы  и  вчера  отстояли
всенощную, и сегодня ходили в храм.
   - Все верно, - вздохнул профессор, - да  только  потом  вы  сломя  голову
устремились на каток. Вон, до сих пор, какие раскрасневшиеся. Разве так надо
радоваться Рождеству? Хотя, конечно, я и  не  могу  назвать  себя  в  полном
смысле верующим человеком, но радость-то на  Рождество  должна  быть  тихая,
умиленная.
   - Посещение катка и умиленная радость, испытанная в храме,  не  исключают
друг друга, - мягко заметила Брунгильда.
   - В посещении катка нет ничего неприличного, девочки  могут  повеселиться
на святочной неделе, - отозвалась Елизавета Викентьевна.
   - Да уж они теперь побегают по вечерам и приемам. Отдадут дань приличиям.
И что за вера такая - в приличия? - грубовато парировал профессор.
   Добродушная грубоватость являлась  неотъемлемым  свойством  профессорской
натуры, так сказать, слабым отблеском его научного темперамента и заставляла
мгновенно реагировать на замечания оппонентов.  Об  этом  превосходно,  знал
доктор Коровкин, да  и  дочери  нисколько  не  обиделись,  а  рассмеялись  и
переключили свое внимание на гостя. Они стали расспрашивать, как  он  провел
те две недели, что не был у них.
   Доктор не  мог  припомнить  ни  одного  интересного  события,  достойного
внимания барышень. Да и впечатления минувшей ночи вытеснили все произошедшее
накануне.
   - Берусь угадать, какое  событие  самое  выдающееся,  -  поддразнила  его
младшая, - визит к нам.
   Заулыбались все - и Муромцевы, и Клим Кириллович.
   - Мура, - с легкой укоризной обратился к ней отец, а  именно  так  он  по
домашней традиции и называл младшую дочь, полное имя которой было  Мария,  -
ты такими шутками, смутишь человека.
   - Какие замечательные пирожные, ширхановские  лакомства  самые  модные  в
этом сезоне! Доктор, будете сейчас  с  нами  чай  пить?  -  опять  вмешалась
благодушная Елизавета Викентъевна, в уголках ее губ подрагивала улыбка.
   Безобидные стычки отца и дочерей не тревожили ее,  девочки  относились  к
отцу с должным уважением, да и он не считал  своих  дочерей  легкомысленными
пустышками, хотя, конечно, у каждой из них имелись свои маленькие слабости И
если,   благодаря   мягкому   нраву   Брунгильды,    ее    уступчивости    и
доброжелательности, унаследованным от  матери,  недоразумения  между  нею  и
отцом случались редко, то с Мурой дело обстояло по-другому. Темпераментом  и
быстротой реакций она пошла в  отца,  да  и  внешностью  тоже.  Взглянув  на
Елизавету Викентьевну, спокойную рассудительную женщину,  слегка  полноватую
для ее возраста, можно было предположить, как будет  выглядеть  тоненькая  и
хрупкая Брунгильда, достигнув сорока лет. Мура была ниже и  плотнее  сестры,
ее  стремительность  и  порывистость  в  движениях  часто  шокировали   даже
домашних. Яркие синие глаза, окруженные черными короткими ресницами,  темные
длинные, красиво прорисованные брови, какие  в  прошлые  времена  назывались
соболиными, придавали особое очарование ее еще по-детски округлому личику. В
отличие от старшей сестры, убиравшей русые волосы по-взрослому в  изысканный
узел на затылке, Мура еще носила длинную темную косу с неизменным бантом. По
случаю праздника бант она выбрала белый.
   Барышня обещала стать красавицей. Клим Кириллович вздохнул и перевел взор
на хрупкую Брунгильду, а затем - на хозяйку дома. Благодарю  вас,  Елизавета
Викентьевна, с  удовольствием.  Но  Мария  Николаевна  не  смутила  меня,  -
галантно продолжил доктор, - потому что  здесь  все  правда,  кроме  одного.
Визит к вам для меня всегда событие - и  всегда  приятное.  Но  сегодня  это
событие уже второе.
   - А первое?  Что  за  первое  событие?  Доктор,  пожалуйста,  не  томите.
Рассказывайте скорее. Наверное, что-нибудь таинственное?
   Мура захлопала в ладоши, несмотря на укоризненный взгляд старшей  сестры,
и даже затопала туфельками по полу.
   - Таинственного в моем приключении, кажется, немного. И приятным  его  не
назовешь. Но все-таки оно необычное.
   Пока готовилось  чаепитие  за  традиционным  самоваром,  доктор  Коровкин
поведал  о  своем  ночном  приключении.  Появления  тихой  горничной  Глаши,
бесшумно вносившей в комнату Кипящий самовар, чашки, печенье и  конфеты,  не
нарушали хода беседы.
   - А вы утверждаете, что нет ничего  таинственного,  -  выслушав  рассказ,
Мура, после недолгого молчания, заговорила полушепотом. - Да как же  так?  В
рождественских яслях находился настоящий младенец, мальчик. А  вдруг  это  и
вправду второе пришествие Христа?
   -  Ну  что  ты,  милая  Маша,  -  грациозно  повернула  голову  к  сестре
Брунгильда, взгляд под ресницами-опахалами стал задумчив и  грустен.  -  Сын
Божий не умер бы прямо в яслях.
   Доктор Коровкин невольно залюбовался точеным профилем Брунгильды, девушка
казалась ему существом на редкость одухотворенным. Как выверены и  точны  ее
движения, жесты! Минимум необходимых  движений  и  есть,  наверное,  грация,
мелькнула мысль в сознании Клима Кирилловича.
   -  Понимаете,  -  извиняющимся   тоном   произнес   доктор,   глянув   на
посерьезневшую Елизавету Викентьевну и, уже досадуя на себя, что заговорил о
мрачном событии, продолжил:
   - Все так нагнеталось одно к другому: и тетушка Полина  весь  день  ждала
неприятностей, твердила,  что  что-то  произойдет,  я  чувствовал  некоторое
беспокойство - как легкую  паутину  какую-то.  Потом  первая  рождественская
звезда на небе явилась, клянусь, ни в прошлом, ни в позапрошлом году никакой
звезды не видел, небо петербургское в декабре  всегда  заволакивает  тучами,
непробиваемыми тучами. А тут...
   - А где сейчас младенец? - поинтересовалась Мура.
   - Я не знаю, скорее всего в полицейском участке или уже в  морге.  Я  дал
следователю заключение о смерти младенца. Хотя...
   - Что? Что? Говорите же скорее? Я чувствую, вы что-то недоговариваете!  -
вскричала Мура.
   - Дочка, успокойся, ты и  так  слишком  много  внимания  уделяешь  всяким
суевериям и  вздорным  книжкам.  Ничего  сверхъестественного  не  произошло.
Скушай лучше пирожное, вот этот ширхановский марципанчик  очень  вкусный.  -
Профессор оставался совершенно равнодушным к истории с младенцем.
   Протягивая машинально руку к соблазнительному марципанчику, Мура обиженно
пробормотала, что многие солидные люди  относятся  к  мистическим  знамениям
очень серьезно.
   - Окончить гимназию - еще не значит стать взрослой, ангел мой, - успокоил
насупившуюся Муру профессор. - Я тебя  очень  люблю  и  беспокоюсь  о  твоем
будущем.
   - Мы все тебя очень любим, - поддержала отца  Брунгильда,  -  но  дорогой
доктор, кажется, не договорил фразу...
   - Да. - Доктор опустил голову  и  отставил  чашку  с  остатками  чая.  Он
искренне раскаивался, что затеял этот  разговор,  но  остановиться  не  мог,
барышни провоцировали его на продолжение беседы. - Да, хотя.., вы знаете,  я
и тогда не вполне был уверен и сейчас опять сомневаюсь - не поторопился ли я
с  заключением?  Вы  же  знакомы,  Николай  Николаевич,   с   исследованиями
европейского светила, доктора Дантека, в которых он утверждает, что смерть и
глубокий обморок по сути одно и то же?
   - Дорогой Клим Кириллович, - строго сказал профессор, - не убеждайте всех
нас и себя в первую очередь, что вы могли  совершить  врачебную  ошибку.  Вы
достаточно опытный и ответственный врач А исследования Дантека - всего  лишь
гипотеза, пока не подтвержденная наукой. - Тут Николай Николаевич хмыкнул  и
недоуменно добавил:
   - Но кому же понадобилась подбрасывать младенца в ширхановскую  булочную,
да еще в рождественскую ночь?  Если  Ширханов  и  впрямь  набирает  силу,  -
профессор повернул  свою  массивную  кудлатую  голову  к  жене,  -  могли  и
конкуренты постараться скомпрометировать таким диким способом. Экономическая
борьба - штука суровая. А может, и управляющий кому-нибудь насолил.
   - Ничего плохого про самих хозяев я не слышал, да и  минувшей  ночью  они
произвели на меня впечатление людей очень порядочных.
   Разве  что  кто-нибудь  хочет  занять  место  управляющего?  Такое   тоже
исключать нельзя. - Новый поток версий заставил Клима Кирилловича второй раз
за этот  день  задуматься  о  причинах  истории,  которую  он  первоначально
склонялся расценивать как банальную. - Но при чем тут чей-то  ребенок?  Нет,
меня все-таки что-то во всем этом беспокоит...
   - Такой специалист, как вы, -  успокаивала  Клима  Кирилловича  Елизавета
Викентьев-на,  расправив  нахмуренные  было  брови,  -  да  еще   в   святую
рождественскую ночь - ошибиться не мог. Не  укоряйте  себя,  не  беспокойте.
Несчастный младенец, конечно же, умер. Он просто замерз. Увы!  -  продолжила
она. - Общество нетерпимо к женщинам, презревшим  его  законы,  и  положение
женщины, родившей ребенка вне брака, да еще необеспеченной, крайне  тяжелое.
Иногда поиск выхода у таких женщин  приобретает  весьма  жестокие  формы.  -
Елизавета Викентьевна явно не поддерживала экономические версии,  выдвинутые
мужем. Некоторое разногласие  в  оценках  в  семье  допускалось.  И,  слегка
повернувшись к дочерям, она добавила:
   - Осуждая подобных женщин, общество