Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
, как и Илья. Привлекательный мужчина, но
конкуренцию ему, Илье Холомкову, все-таки не составит. В сравнении с ним
Гардении проигрывает своими манерами, слишком холоден, слишком равнодушен,
не сможет разжечь в женщине настоящий огонь. Обрадованный Илья Михайлович не
возражал против такой компании.
- Сегодня здесь тихо, - элегантный господин устраивался за его столиком,
- а все потому, что не видно морских офицеров. Не прибыли из Кронштадта. Как
вы думаете, с чем это связано?
- Не знаю, - пожал плечами Холомков, - от офицеров всегда много шума, да
и апломба у них слишком много - так форма на них действует.
- Мне их амбициозность иногда кажется забавной, - улыбнулся одними губами
Гардении, - но простительной. Трудная у них служба. Парады, ученья,
проверки... - Он испытующе глянул на собеседника, но на лице красавца ничего
не отразилось. - Чем изволите наслаждаться? Здесь хорошая кухня. Плиту из
самого Парижа выписали, и продукты регулярно свежие от станции к ресторану
подвозят, по подземной рельсовой галерее.
Илья Михайлович наслаждался устрицами и нежным шабли в ожидании котлеток
даньон - он, пожалуй, мог считать себя гурманом или, по крайне мере,
ценителем хорошей и здоровой пищи.
Гардении также попросил принести устриц, зажаренную в сухариках и масле
навагу и тоже котлетки даньон, как можно больше петрушки, и еще шабли, для
поддержания компании.
- Когда кронштадтский пароход не привозит моряков, я начинаю думать, что
что-нибудь случилось и им не дали увольнения на берег, - продолжил он
интересующий его разговор после того, как официант бросился выполнять заказ.
- Что же там может случиться? - с безразличным видом спросил из
вежливости Холомков.
- Авария, например, или другое чрезвычайное происшествие, - лениво
протянул Гарденин. - Мало ли что бывает при испытании новой техники.
- По правде говоря, меня это не слишком интересует. - Интонации Холомкова
показались его собеседнику не очень естественными. - Да и кому все это надо?
- Русские должны расстаться с благодушными настроениями, потому что, хотя
и сложилась поговорка "wer mt dem Russen essen wll, der muss ener Langen
loffel haben" - "кто желает кушать вместе с русскими, у того должна быть
ложка подлиннее", ситуация не такая уж радужная. Мир бурлит. В Англии,
например, почему-то стали опасаться за безопасность со стороны моря и
усиленно занялись флотом. А нелепые обвинения английских газет по поводу
действий русских войск в Китае? - За ленивыми интонациями Гарденина
скрывался пристальный интерес к собеседнику.
- Ну, англичане так завязли в Южной Африке, что скорее они используют
зулусов против буров, чем военный флот, - неуверенно ответил Холомков. -
Похоже, интерес к русскому флоту возникнет со стороны Тройственного союза.
Англии и России нечего делить, Германия сильно досадила обеим. Россия и
Англия, можно сказать, подарили немцам Багдадскую железную дорогу,
фактически отдали Турцию Германии.
- Но заметьте, Германия откровенно заигрывает с Россией, в публике много
говорят о том, что император Вильгельм на Темнельгольфском плацу оказывал
небывалые почести графу Шувалову, а по окончании смотра даже поцеловал руку
графини. Ежедневно части немецких войск, проходя мимо окон графа Шувалова и
смотря налево, играют "Боже, Царя храни", - осторожно продолжил Гардении.
- Это какой граф Шувалов?
- Известный русский дипломат, бывший посол в Германии, бывший Варшавский
генерал-губернатор. - Гардении не мог понять, действительно ли Холомков не
знает столь выдающуюся личность, как граф Шувалов. Для разведчика это
недопустимо.
- Но ведь Германия состоит в Тройственном союзе? Пусть и дружит с
Австро-Венгрией и Италией. Зачем ей Россия? - кажется, совершенно искренне
недоумевал Холомков.
- Ну, друг мой! А родственные связи двух царствующих домов? Кроме того,
Тройственный союз не столь уж и прочен. Внутри него так возросли
экономические и политические разногласия, что возобновление союза под
угрозой. - Гардении все еще не мог понять, действительно ли Холомков так
политически наивен, или он просто хитрая бестия. А потому продолжил
прощупывать собеседника:
- Немецкий и французский капиталы активно сближаются на Ближнем Востоке,
в Турции, Малой Азии, там французский франк братается с немецкой маркой,
немецкие акции в карманах французов - хороший залог дружбы. Да и не случайно
император Вильгельм пригласил французского генерала Боннале на маневры
германских войск.
- А я и не знал, - неподдельно удивился Холомков. - Не хотите же вы
сказать, что французское общество охладело к союзу с Россией? Когда я был в
Европе, мне так не показалось. Кстати, - Илья Михайлович доверительно
понизил голос, - я встречал тамошних офицеров. Для меня загадка - почему их
ремни и сапоги не источают таких мерзких запахов, как у нас?
- Да, это загадка. Согласен с вами, я сам не люблю шумных вульгарных
компаний, - заметил Гардении, взяв в руку ломтик золотисто-желтого лимона и
выдавливая острый дразнящий сок на устрицы, которые успел подать расторопный
официант, - а наши офицеры, ваша правда, пахнут неаппетитно.
Гардении решил не уточнять, что он действительно имел в виду охлаждение
французского общества к союзу с Россией. Раскрыть полностью Холомкова ему не
удалось. С одной стороны, кое-что тот явно знал, подозрительно равнодушно
отнесся к речам об авариях и испытаниях... С другой стороны, его суждения о
политической обстановке граничили с кретинизмом.
- Вы ездили в Европу по делам? - небрежно спросил резидент "Черного
капеллана", запивал разговор о дурных запахах золотисто-светлым шабли.
- Хотел развеяться, - признался Холомков, его глаза заблестели ярче, - да
надеялся завести знакомства с перспективными невестами.
- Не сомневаюсь, что вам это удалось. - Гарденин сохранял серьезность. -
У вас прекрасные данные. И кроме того, догадываюсь, приличное положение в
обществе.
Илья Михайлович Холомков испытывал искреннюю благодарность к собеседнику
за то, что тот не иронизировал над его красотой и заслуженно серьезно
относился к тому, что она и должна служить заявленным целям. Тема разговора
становилась по-настоящему волнующей.
- Не знаю, разделяете ли вы мое мнение, но при ближайшем рассмотрении
европейские невесты показались мне нестерпимо пресными и скучными. А по
европейской литературе у меня сложилось совсем другое впечатление.
- Так и наша, русская литература, не способна выразить во всей полноте
существо русской женщины, - согласился Гардении. - Вы отказались от своих
намерений?
- Решил подумать. Торопиться не следует. Брак - серьезное дело, знаю по
своему опыту. К сожалению, супруга моя погибла в результате несчастного
случая. Вот и вдовствую.
Господин Гардении в общих чертах знал историю с женитьбой Ильи Холомкова.
Однако он не имел подробных сведений, насколько удачным или неудачным
оказался брак, заключенный явно с меркантильными целями. По его данным,
супруга господина Холомкова погибла при невыясненных обстоятельствах, чуть
ли не на глазах мужа. И повисшая пауза, сопровождаемая тяжелым вздохом,
подчеркивала тягостные чувства, испытываемые вдовцом при воспоминании о
ранней гибели его жены.
- Не могу сказать, что супруга моя происходила из столбового дворянства,
- Холомков уже аппетитно жевал котлетку, - но была из почтенного рода и душу
имела золотую.
- Не сомневаюсь, что вы дали ей счастье. - Гардении справлялся со своей
навагой, похрустывая хорошо прожаренной кожицей в сухариках. - Но ныне вы не
готовы к новому браку - мне кажется, боль утраты в вашем сердце еще свежа.
Холомков подозрительно посмотрел на Гарденина.
- Вам надо отвлечься от трагических переживаний, - сочувственно
посоветовал резидент "Черного капеллана".
- Вот и пытаюсь, - ответил Холомков, запивая котлетку рюмочкой поммери, -
пока без определенных намерений. Живу в свое удовольствие. Наслаждаюсь
летним солнцем, белыми ночами, прекрасными русскими женщинами.
- Я видел вас среди посетителей ресторана "Парадиз". Вы являетесь
поклонником Зизи Алмазовой?
- Талантливая певица, - причмокнул с откровенным удовольствием Холомков,
- вулкан страсти, как ни пытается скрыть свой темперамент под
псевдоегипетским обликом.
- Да, я с вами совершенно согласен, - Гарденин так же перешел к
котлеткам, - и вокруг этого вулкана ходят кругами морские офицеры,
кронштадтские волки. В жизни она еще интереснее, чем на подмостках. Знаете,
этакий "длинный и гибкий росток вьющегося растения", с непременным для
декаденса мотивом медленного умирания. Могу познакомить ближе.
- Буду очень признателен. Красота притягивает всех, тут ничего не
поделаешь, - подтвердил с пониманием дела Илья Михайлович. - Женщины,
избравшие сценическое поприще, мне кажутся натуральными и естественными. И
вдобавок очень интересными. Ах, как они хороши! Скользящая походка, бледные
лица с подведенными глазами, томный голос - сколько обещания, сколько тайны!
Сколько порочной привлекательности за их манерной усталостью! - продолжил с
горящим взором бывший секретарь князя Ордынского. - Исключая, разумеется,
поэтесс. Вот они совершенно невыносимы.
Гардении рассмеялся, усики над темно-пунцовыми губами растянулись, но
черные маслянистые глаза оставались холодными и непроницаемыми. Он
чувствовал, что в своем интересе к женщинам Холомков был искренен.
- Позвольте полюбопытствовать - почему?
- Да потому, что слишком много претензий и слишком чахлые силенки - стихи
глупые и жеманные, как они сами. Что же касается певиц и актрис - то они
ничего не придумывают сами, не фантазируют, они изображают то, что написали
до них талантливые композиторы и драматурги.
- А ведь знаете, вы - гонкий наблюдатель. - Гарденин, так же как и Илья
Холомков, покончил с котлетками, и теперь оба наслаждались кофе с джинжером
и хорошей сигарой. - Я об этом никогда не думал. Теперь мне многое стало
ясно. Действительно, разговоры об эмансипации совершенно сбивают нас с
толку. Кстати, ваше наблюдение относится и к музыкантшам - пианисткам,
например? Они неплохо исполняют Шопена и Чайковского.
Илья Михайлович Холомков чувствовал себя польщенным. Не так-то он глуп,
как пытались ему внушить некоторые из его бывших знакомых.
- Здесь иногда выступают премиленькие виртуозки. - Гардении все еще не
решил, имеет ли его собеседник отношение к английской или германской
резидентуре. - Видели ли вы афишу о том, что послезавтра состоится концерт
Брунгильды Муромцевой? Она выступает среди учениц Гляссера. На его курсах
много недурственных исполнительниц, они обращают на себя внимание - и
хорошенькие, и талантливые. А у Муромцевой, говорят, есть художественные
задатки, даже больше - стиль, результат хорошей школы и серьезной работы. Я
слышал, она очень, очень недурна, только, к сожалению, совершенно невинна
Чиста, как лилия. - Гардении плотоядно ухмыльнулся.
- Брунгильда Муромцева? - побледневший Холомков, растерянно хлопая
глазами бездонной голубизны, воззрился на резидента "Черного капеллана".
- Вы с ней знакомы? - Гардении постарался задать свой вопрос как можно
более безразлично.
- Нет . Пока не имел чести...
Он врал и не понимал, почему врет. Гардении не казался ему опасным
соперником: да, привлекателен, да, элегантен, но, судя по всему, больше
интересуется картами, чем женщинами. Что же касается старшей дочери
профессора Муромцева, то Илья Михайлович в одну секунду вспомнил всю историю
их знакомства во время святок - правда, уделить внимание красавице он не
мог, поскольку обстоятельства требовали добиться доверия ее младшей
сестры... Как все глупо получилось! Сначала его мило принимали в
профессорском доме. А затем что-то случилось, и после нелепой истории с
попугаем - его принимать, перестали. Холомков не привык к такому обращению и
с трудом залечил душевную рану.
Но от судьбы, как говорит народная мудрость, не уйдешь. Светловолосая
красавица, благосклонности которой он страстно желал добиться именно по
причине ее недосягаемости, ныне сама шла к нему в руки. Она концертирует в
Сестрорецке! Он увидит ее!
Господин Гардении понял, что его собеседник старается скрыть охватившее
его волнение - могло ли такое быть, если он не знаком с Брунгильдой
Муромцевой? А если знаком, то почему не признается в знакомстве? Не станет
ли концерт виртуозки прикрытием для конспиративной встречи английского или
берлинского резидента со своей нелегальной сотрудницей? И она-то и должна
незаметно передать ему важный документ, который собирался изъять из дома
Муромцевых агент Сэртэ?
Страшное подозрение закралось в сознание лучшего выпускника "Черного
капеллана": неужели господин Холомков переиграл его еще в самом начале
операции и поэтому Псалтырь князя Салтыкова и оказалась на даче Муромцевых?
Глава 17
Клим Кириллович Коровкин пребывал в великолепном расположении духа - он
мысленно сравнивал себя с человеком избавившимся от тяжелой изнурительной
болезни и идущим на поправку. События минувших дней казались ему невероятным
наваждением, безумным мороком, из-под власти которого он благополучно вышел.
Не приснилось ли ему все, что происходило на курортном взморье? Против
станции Удельная, налево от железной дороги, как знал доктор, находились две
больницы для душевнобольных. Разворачивая купленную на вокзале газету, Клим
Кириллович с усмешкой подумал, что если события на даче по-прежнему будут
развиваться драматически, то кому-нибудь придется оказаться пациентом
больницы Святого Пантелеймона, либо Александра. Впрочем, лично он ничего
трагического более не ожидал.
Поезд неспешно отправился от платформы Финляндского вокзала, и доктор
попытался сосредоточиться на газете. Он остановил свое внимание на статье,
посвященной подводному флоту. Автор уверял, что Россия напрасно относится с
пренебрежением к подводным судам, за которыми большое будущее. С точки
зрения доктора статья была перегружена техническими характеристиками и
специальными выкладками, и он быстро потерял к ней интерес. Гораздо больше
ему понравилась помещенная тут же публикация о перспективах развития
телефонной сети в Петербурге, переходящей в распоряжение городского
управления. Из статьи следовало, что обыватели смогут воспользоваться
благодетельным изобретением минувшего века уже в ближайшее время, -
достаточно будет абонироваться на телефонное сообщение с первого ноября.
Правда, количество телефонных абонентов, которые получат удобства дешевого
телефонного сообщения, не превысит в ближайшей перспективе и тысячи, а
заявок поступило уже больше. Разумеется, сначала абонентами станут жители
центральных районов. Клим Кириллович, отложив газету, задумался, не следует
ли и ему, и Муромцевым подать заявку на абонирование? Телефонное сообщение
действительно сулило много удобств. Он знал, что его идея понравится Муре и
скептически будет встречена Брунгильдой.
Читать ему больше не хотелось. Он уселся в тенистую часть вагона, но
игривые солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь густую зелень растущих
вблизи полотна деревьев, умудрялись заглядывать и сюда. Время от времени
Клим Кириллович поднимал голову и любовался в, окно проносящимися мимо
пейзажами, особенно его радовали своей умиротворенностью редкие светлые
полянки с молодой порослью, нежащиеся в теплых вечерних лучах. С
любопытством рассматривал он и здания придорожных вокзалов - основательные
сооружения из характерных финских материалов - дерева и гранита. Своими
башенками: и узкими длинными окнами очень напоминали романтические маленькие
замки.
Наконец поезд прибыл на знакомую станцию, Клим Кириллович вышел на
перрон. Он не торопился, но рассчитывал застать дачников бодрствующими и не
закончившими ужин. Клим Кириллович нисколько не сомневался, что Прынцаев
победит в велопробеге, и надеялся, что и Петя Родосский показал неплохой
результат - все-таки не зря задиристый студент проводит столько времени с
инициатором и организатором соревнований, тренируется, набирается опыта.
Поэтому есть надежда, что сегодня он не будет смотреть волчонком на него,
Клима Кирилловича, и вечер пройдет без напряжения и скрытых эксцессов.
Молодые люди его возраста страдают излишней несдержанностью, с возрастом
она проходит. Хорошо, что Петя ограничивается только демонстрацией
наполеоновских поз. К тому же семейство Муромцевых так доброжелательно, что
Петина неуравновешенность наверняка пройдет, да и тетушка вроде ему
благоволит. Интересно, в кого влюблен Петя? В Муру? С ней он охотно и
свободно общается. Или в Брунгильду? Ее, кажется, побаивается, но смотрит с
восхищением.
Доктор направлялся к "Вилле Сирень" пешком, минуя уже знакомые домики с
неизменными башенками и вывесками: "Зубоврачебный кабинет", "Аптека",
"Фруктово-ягодные воды". Изредка встречались явно никуда не торопящиеся
принаряженные дачники: по пешеходным дорожкам мимо окрашенных в яркие цвета
заборов, из-за которых приветливо выглядывали бледные шапки бузины и калины,
шли гуляющие пары и группы, попадались и одинокие прохожие. Один из них
показался Климу Кирилловичу знакомым, только через несколько минут он
вспомнил, что видел этого господина в первое свое посещение пляжа - тогда
тот увлеченно наблюдал полеты чаек в небе, а его театрально рыжие усы
казались безвкусно-комичными. Доктор улыбнулся и глубоко вздохнул в себя
опьяняющий хвойный воздушный эликсир.
Все, с завтрашнего дня - солнечные ванны и водные процедуры, решил он.
Хватит сидеть взаперти, хватит разъезжать на задымленном моторе случайного
знакомого - графа. Надо брать инициативу в свои руки. Довольно идти на
поводу у Рене, его предложения и развлечения не всегда приличны, а то и
просто опасны. Черные кудри и непроницаемые антрацитовые глаза,
аристократическое происхождение - немудрено, что романтическим барышням,
особенно Муре, мерещатся таинственные истории...
Доктор Коровкин подошел к "Вилле Сирень". Калитка с грозной надписью была
открыта. Он прислушался: ни звуков граммофона, ни фортепьянных пассажей, ни
людских голосов, ни собачьего лая. Что бы это значило? Клим Кириллович
недоуменно оглянулся по сторонам. Невдалеке он обнаружил начертанный на
песке крест. Зрелище ему не понравилось - и он с досадой растер перекрестье
подошвой ботинка.
Пройдя по центральной дорожке дачного участка, доктор поднялся на
крыльцо. На веранде он тоже никого не обнаружил м направился к двери,
ведущей в комнату с роялем.
Только он ее отворил, его глазам предстала живописная композиция.
Посередине комнаты на выдвинутом кресле Николая Николаевича сидела, а
вернее, полулежала Глаша, вокруг нее суетились Мура и Брунгильда. Елизавета
Викентьевна и Полина Тихоновна притулились на кушетке, обняв друг друга. У
окна стояли Прынцаев, Рене и Зизи.
- Климушка, милый! - вскричала тетушка Полина, увидев возникшего на
пороге племянника. - Как ты здесь оказался?
- Приехал на поезде, - машинально ответил тот. - А что здесь происходит?
Глаша закрыла обеими руками мокрое от слез лицо и зарыдала в голос:
- Да почему же я такая несчастная, и за что только мне э