"  -  спросите  вы.  -  Защитник,  нагнетая  пафос,  усилил
звучание своего сочного  баритона.  -  Нет,  есть  кара  и  для  госпожи
Малаховской! В наше время, когда учение любви к  ближнему  уже  двадцать
веков главенствует над миром, культурный человек не  может  безнаказанно
попрать заповедь "Не убий". Взгляните на подсудимую! Разве, убив  злодея
ударом электричества, не поразила ли она и  самое  себя?  Разве  она  не
связана на всю жизнь с трупом убитого? Куда бы она ни  шла,  что  бы  ни
делала, больную несчастную голову ее всегда будет клонить к  земле,  где
вместе с убитым зарыты ее покой и счастье!
   Госпожа Малаховская шевельнулась, в  зале  послышались  всхлипывания.
Защитник перевел дыхание.
   - И это после долгой и достойной жизни, переполнившей чашу страданий.
Чаша эта теперь вверяется вам!  -  Марголин  повернулся  к  присяжным  и
простер к ним руки. - Через полчаса вы возвратите ее нам. Чем  дополните
вы ее? Будет ли то прощение, будет ли осуждение?
   - Как он красиво говорит! - шепнула Полина Тихоновна. - Вот  увидите,
присяжные заседатели сейчас заплачут!
   Защитник сел и отер платком испарину со лба.
   - Слово для защиты предоставляется присяжному поверенному Казаринову,
- возвестил председательствующий и посмотрел на часы.
   Казаринов, маленький тщедушный господин, откашлялся и упер обе руки в
края трибуны.
   - Уважаемые господа! Представьте себе нежную  ранимую  чувствительную
душу, а именно такой была госпожа Малаховская в  раннем  детстве.  Душу,
которая впитывала  с  благодарностью  и  любовью  природную  и  душевную
красоту мира. Она трепетала от одной мысли о том, что Господь  вложил  в
нее драгоценное сокровище, которое надо оберегать и лелеять. Она мечтала
о  том,  чтобы  и  другие  были  добры,  справедливы  и  счастливы.  Это
ангельское создание безгранично любило своих родных, своих родителей,  а
впоследствии и своего покойного мужа. Эта прекрасная женщина, источающая
любовь и нежность, и в близких своих пробуждала лучшее. Покойный  супруг
обвиняемой не чаял в ней души. Втайне от своей возлюбленной жены бережно
собрал он девичьи ее сочинения поэтического характера и издал  отдельной
книжкой, преподнеся подарок супруге. И чувствуя  данную  ей  власть  над
словом,  всячески  помогал  своей  жене,  ободрял  ее,   подкреплял   ее
физические и душевные силы. Он, он был рядом  с  ней,  когда  она  стала
собирать и издавать кулинарные рецепты - эту поэзию русской кухни, плоды
которой вкушал супруг ее ежедневно и из ее собственных рук. Он,  он  был
рядом с ней, когда озаботилась она пищей духовной и погрузилась в святая
святых Священного Писания, ибо спасение уготовано всем, кто ищет  его  и
алчет его... "Будем как солнце!" - вот был девиз ее  жизни.  Но  недолго
длилось счастье обвиняемой - она осталась одна и  с  достоинством  несла
свой  крест,  духовным  магнетизмом  созидая  вокруг   себя   прекрасное
общество, которое собралось здесь, сопереживая и сочувствуя  страдалице.
И тот несчастный душевный порыв ее, который подвиг ее к описанию триумфа
короля петербургских сыщиков, разве не  был  он  изначально  продиктован
высшей любовью и самоотречением? И  что  же?  -  Защитник  обратил  свой
вопрос к главному обвинителю.  Под  его  укоризненным  взглядом  товарищ
прокурора нахохлился. - И что же?! - бросил Казаринов уже в зал. - После
десятилетий  неустанных  трудов  во  благо  Отечества,  во   благо   его
физического и  духовного  здоровья,  после  изнурительного  мучительного
подвига  по  прославлению  российских  виртуозов   криминалистики,   что
получить взамен? Бездну унижения?  Бездну  надругательства?  И  не  своя
собственная  похищенная  слава  пробудила  в  этом  ангельском  создании
священный огонь  отмщения.  Ведь,  подобно  монахине  в  монастыре,  она
скрылась за неприступными стенами псевдонима! А этот разбой  среди  бела
дня?! Конечно, покойный не отличался чистотой помыслов и  безупречностью
действий, но дойти до такого цинизма,  до  такого  разврата,  до  такого
грехопадения! Украсть славу нашего Фрейберга! Присвоить себе гонорар,  а
нашу российскую славу даром отдать какому-то Холмсу?  Этого  оскорбления
патриотического чувства нежная любящая душа снести не могла.
   Казаринов сделал паузу, прислушался к напряженно-молчаливому  залу  и
удовлетворенно продолжил:
   - Я не оправдываю способ  умерщвления  Сайкина,  но  я  понимаю,  что
возмездие не  могло  свершиться  никак  иначе,  нежели  рукой  обманутой
жертвы.  Взгляните  на  эту  строгую  скромную  даму,   во   имя   права
первородства пожертвовавшую своей ангельской кротостью и  непротивлением
злу насилием! Во имя права первородства защитившую гения  отечественного
сыска - Карла Фрейберга!
   Речь защитника  прервали  бурные  аплодисменты.  Председательствующий
отчаянно звонил в колокольчик. Но полная тишина  настала,  только  когда
снова зазвучал глубокий, проникновенный голос:
   - Разве в этой хрупкой  изящной  даме,  посвятившей  всю  свою  жизнь
любви, разве вы видите в ней закоренелую преступницу? Разве не  вызывает
она в вашей душе сладкое чувство сопереживания и прощения? Подсудимая  -
не уголовный  преступник.  Она  несчастный  человек,  которого  нынешние
низкие нравы общественной и литературный  жизни  привели  в  безвыходное
положение. Положите на одну чашу весов покойного Сайкина вместе со всеми
его миллионами дрянных книжонок, а на другую чашу все то добро и любовь,
которые принесла в мир  Елена  Константиновна  Малаховская.  Какая  чаша
перевесит?  Неужели  вы  будете  столь   бесчувственны,   что   обречете
беззащитную женщину на страдания до скончания ее дней? Не верю!
   Последние слова Казаринов произнес тихо, но их расслышали и  в  самых
дальних рядах.
   Мура проследила взглядом за  Казариновым.  Тот  поник,  сгорбился  и,
казалось, постарел от одной мысли, что обвиняемая окажется на  каторжных
работах в сером арестантском платье.
   В зале раздались выкрики:
   - Оправдать!
   - Помиловать!
   - Признать невиновной!
   Мария  Николаевна  Муромцева  вздохнула  и   склонилась   к   доктору
Коровкину.
   - А  ведь  мне,  Клим  Кириллович,  вовсе  не  хочется,  чтобы  Елену
Константиновну осудили, - виновато призналась она. - Хотя я понимаю, как
это все ужасно. Особенно смерть от электрического шнура.
   -   Последнее   слово   предоставляется   подсудимой!   -   возвестил
председательствующий.
   Елена  Константиновна  Малаховская  поднялась,   шагнула   вперед   и
склонилась перед публикой в долгом поясном поклоне. Она не произнесла ни
слова.
   Зал разразился бурными аплодисментами.
   - Прошу тишины! - властно произнес председательствующий .
   Публика нехотя смолкла. После краткого  резюме  председательствующего
присяжные заседатели удалились в совещательную комнату.
   Мария Николаевна Муромцева отыскала  глазами  следователя  Вирхова  и
кандидата на судебные должности Тернова и вместе с  доктором  и  Полиной
Тихоновной подошла к ним.
   Вирхов, багровый от возмущения, встретил старых знакомцев ворчбой.
   - Какого черта я должен выслушивать  эту  демагогию?  -  говорил  он,
сердито посверкивая потемневшими глазами,  однако  одернуть  мундир  при
виде тетушки Полины не забыл. - Столько сил потрачено, столько нервов. А
мне тут спектакль  разыгрывают.  И  для  чего  я  должен  здесь  сидеть?
Любоваться на триумф убийцы? Мне  некогда!  Вместо  того,  чтобы  искать
злодея,  закатавшего  в  бочку  девицу,  я  смотрю,  как   эти   бараны,
заседатели, льют слезы над хладнокровной преступницей!
   - Но госпожа Малаховская хотела прославить вашего друга Фрейберга!  -
осторожно вступила Мура.
   - Ему и так славы хватает! - Вирхов махнул рукой.  -  А  такая  слава
хуже  позора.  Еще  вопрос,  прославляла  она  Фрейберга  или   сочинила
очередную морализаторскую книжонку для легкомысленных барышень.
   - А мне жаль, что завтра  в  газетах  будут  расписывать  красноречие
адвокатов вместо того, чтобы воздать должное усилиям судебных властей  и
оценить искусство следствия, - посетовала Полина Тихоновна.
   - Это уж непременно, не сомневайтесь, - смягчился Вирхов.  -  Уже  от
одного этого горько.
   Полина Тихоновна понимающе вздохнула.
   - Карл Иваныч! Я никогда не была в вашем кабинете! Там можно посидеть
до конца перерыва?
   - Можно и чайку попить, - заулыбался Вирхов, -  у  меня  и  сгущенное
молоко "Нестле" есть.
   - А у меня пирожки с телячьей печенкой,  свеженькие.  По  рецепту  из
популярной  книжки  господина  Холовенца,  -  лукаво  улыбнулась  Полина
Тихоновна.
   Теплая  компания  проследовала   в   следственную   камеру   Вирхова.
Письмоводитель Поликарп Христофорович скоренько принес кипяток,  заварил
чай. Обстановка кабинета Вирхова, а еще больше румяные пирожки, отвлекли
старых знакомцев от впечатлений  судебного  заседания,  хотя  ненадолго.
Полину Тихоновну распирало любопытство:
   - И как это вы, Карл Иваныч, решились  среди  ночи  ворваться  в  дом
убийцы? Неужели госпожа Малаховская не препятствовала обыску?
   - А могла ли она препятствовать? И записка, и  рукопись  написаны  ее
рукой.
   - И все-таки я не понимаю, как столь  религиозная  дама  решилась  на
убийство? - не унималась Полина Тихоновна. -  Ведь  сказано  в  писании:
"Ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы,  и  тайного,  что  не
было бы узнано".
   - Вот и я ей так сказал, - признался Вирхов, - а она мне по писанию и
ответила: "Всякое древо, не приносящее плода доброго, срубают и  бросают
в огонь". Нет, виноватой она себя не чувствует.
   - Пистолет все-таки приличней,  чем  электрический  шнур,  -  заявила
неуемная госпожа Коровкина. - Как Сайкин соглашался с  ней  встречаться,
если она раньше телефонировала ему с угрозами?
   -  Усыпила  его  бдительность.  Простила  с  христианским  смирением,
подружилась с его дочерью, проявляла заботу о здоровье  обокравшего  ее.
Пару  раз  приносила  ему  смеси  сельдерея  с  солью,  а   может,   еще
какую-нибудь гадость. И в ту злополучную полночь пришла. Позвонила  днем
и предупредила, что явится с  новой  панацеей.  И  тут-то  все  чуть  не
сорвалось. Сайкин отказался есть сельдерей!
   - Неужели разочаровался в снадобье? Или  в  синьорине  Чимбалиони?  -
усмехнулся доктор.
   - Не угадали. - Вирхову восхищенный взор  Полины  Тихоновны  добавлял
красноречия  и  увлеченности.  -  Сайкин  решил,  что  от  суржиковского
отростка кактуса больше пользы!
   - И как же вышла из положения госпожа Малаховская?
   Вирхов язвительно улыбнулся.
   -  С  кротостью  христианской,  Мария  Николаевна,  с   кротостью   и
смирением. Она убедила старого ловеласа, что  винегрет  из  сельдерея  с
кактусом обладает двойным действием!
   - Она недалека от истины, - признал Клим Кириллович, - есть вещества,
которые в смеси взаимно усиливают действие друг друга.
   -  В  смеси,  разведенной  водой,  -  добавил  Вирхов,  подняв  вверх
указательный палец. - Как только сладострастник  вышел  из  кабинета  за
стаканом  воды,  преступница  воткнула  вилку  электрического  шнура   в
розетку, а оголенный его конец просунула  сквозь  выемки  резной  спинки
кресла. Сайкин вернулся, уселся в кресло - и мощный удар тока  подбросил
его. Сердце остановилось, он рухнул замертво. Железная дама  насладилась
сполна возмездием  -  хладнокровно  облила  лицо  мертвеца  чернилами  и
разодрала  над  ним  на  мелкие  кусочки   книжку   "Автомобиль   Иоанна
Крестителя".  Выпила  воду  из  стакана,  выдернула  шнур  из   розетки,
преспокойно вышла и заперла за собой дверь похищенными ранее ключами.
   - Удивительная женщина! - восхитилась Мура. - Я бы никогда до  такого
не додумалась!
   - Никто бы не додумался, - поддержал  эффектное  выступление  Вирхова
юный Тернов. - И Карл Иваныч три дня  мучился  над  разгадкой.  Ведь  та
дырочка на домашнем сюртуке Сайкина и пятнышко на спине трактовались  им
как следы любовных забав синьорины Чимбалиони! А  оказалось  -  след  от
удара электрического тока. Выступление эксперта вы слышали - такие следы
распознавать очень трудно. Нужно смотреть на волосы вокруг пятна -  если
не опалены, значит, это не ожог, а удар током.
   - Госпожа Малаховская так  талантливо  использовала  всю  информацию,
которую ей давала окружающая жизнь, - промолвила Мура со вздохом.
   - Вы имеете в виду сюжет?
   - И это тоже. Но главное - каменный котелок. - Мура в нерешительности
смолкла.
   - О соли в каменном котелке рассказал ей, как  о  забавном  пустячке,
полковник Вернер. Он проводил экспертизу по одному строго засекреченному
делу Охранного отделения,  -  с  важным  видом  пояснил  Вирхов.  -  Эти
сведения в деле не фигурировали по понятным причинам.
   Мура, победоносно взглянув на смущенного Клима Кирилловича, сказала:
   -  Там  котелок  был  какой-нибудь   неинтересный,   а   здесь   всех
заинтриговал, придавая преступлению таинственность.
   - А я не понял одного, - доктор поморщился, - каким образом у Сайкина
оказалась визитная карточка Короленко?
   - Это  единственная  тайна,  которую  мне  разгадать  не  удалось,  -
сознался Вирхов, - и тайна эта ушла с Сайкиным в могилу.
   - Подумать только, - Мура встала, желая скрыть  набегающую  слезу,  -
все это случилось в ночь, после  которой  госпожа  Малаховская  устроила
вечер  у  себя  дома,  была  спокойна  и  прекрасна.  И  мы  ничего   не
чувствовали!
   - Зато это чувствовала Дарья Осипова, - заметил  доктор  Коровкин.  -
Помните, пророчила всем нам, перемузданным, что мы будем пинюгать, вот и
пинюгаем.
   - Никогда таких слов не слышал. - Вирхов озадаченно потер лоб.
   - Я у Даля посмотрел, - ответил доктор.
   - И что же они означают? - Мура обернулась, личико ее вытянулось,  ей
было жаль, что она не догадалась залезть в словарь.
   - Перемуздать - что-то похожее на  нынешнее  выражение  вашего  лица,
Мария Николаевна, - с ласковой  насмешкой  пояснил  Клим  Кириллович,  -
когда  человек  с  лица  спадает,  от   расстройства   или   неожиданной
неприятности. А пинюгать - значит моргать.
   Доктор Коровкин вынул из кармана жилета часы и щелкнул крышкой:
   - Интересно, долго ли  ждать  решения  присяжных?  Время  движется  к
обеду.
   Спустя пять минут в кабинет прибежал дежурный курьер и  сообщил,  что
ожидается скорое оглашение вердикта. Компания едва  успела  вернуться  в
зал, как раздался звонок.
   - Суд идет! Прошу встать!

Глава 24

   Ночью в Петербурге выпал первый настоящий снег, и легкий  морозец  не
дал ему растаять - пушистый белый покров лег на крыши и  карнизы,  ветви
деревьев,  тротуары   и   мостовые.   Мария   Николаевна   Муромцева   с
удовольствием ступала новенькими меховыми ботиночками по  мягкому  пуху.
Она шла по Среднему проспекту к Тучкову  мосту,  направляясь  в  контору
частного детективного бюро "Господин Икс", где ее  ожидал  Софрон  Ильич
Бричкин и где им предстоял трудный заключительный  разговор  с  госпожой
Филипповой.
   В контору сыскного бюро  Мура  вошла  разрумянившаяся.  Софрон  Ильич
Бричкин сидел за внушительным столом и изучал газету. При  виде  хозяйки
он резво вскочил и помог ей освободиться от пальто.  Затем  увязался  за
нею в смежную комнатенку, служившую гардеробной.
   - Когда я служил в  артиллерии,  -  сел  на  любимого  конька  бывший
артиллерист, наблюдая за  обычными  приготовлениями  Муры  к  выходу  на
рабочее место: она надевала поверх платья вязаную кофту и  водружала  на
веснушчатый носик круглые очки, - в это время мы направлялись на  зимние
квартиры и мечтали о балах.
   - Не могу представить вас  танцующим,  -  бездумно  отозвалась  Мура,
вертясь перед зеркалом, - хотя до недавнего времени не представляла  вас
и карабкающимся на сосну.
   Бричкин  последовал  за  ней  в  приемную.   Обсуждать   благополучно
завершенное дело частные сыщики могли без конца.
   - Со страху чего не сделаешь.
   - А я, - Мура уселась за боковым столиком и раскладывала перед  собой
письменные принадлежности, - боялась, что клоун вас убьет.
   -  Не   предполагал,   что   когда-нибудь   встречусь   с   известным
Комикакимантом! - засмеялся Бричкин. - Он совершенно не  похож  на  свое
изображение на афишах. Там какой-то колченогий дуралей в рыжих патлах  и
в балахоне, а в жизни элегантный господин.
   - Потешный псевдоним. - Мура покачала головой.
   - Он по виду на жительство  значится  как  Аким  Амантов.  -  Бричкин
достал кипу визиток и вынул темно-синюю, с  восьмиконечными  серебряными
крестами по углам и с именем Джакомо Джаманти. -  Он  из  итальянцев.  К
нему  и  ринулась  после  безобразной  сцены  в  вашем  доме   синьорина
Чимбалиони. Я за ней, а когда из своей засады увидел,  как  этот  типчик
направляется в Чубаров переулок, понял: он меня ищет. Тут-то я и сел  на
хвост. Но никак не думал, что господин Амантов хочет  отправить  на  тот
свет Парфена.
   - Наверно, боялся, что Парфен сообщит полиции о трупе Настасьи,  если
бочку найдут. А там уж через паноптикум недолго  и  до  убийц  горничной
добраться.
   - Парфену повезло, жив остался. В больнице святого Герарда для бедных
его поставят на ноги, там монахи заправляют. Насколько я знаю,  средства
на ее содержание отпускает граф д'Ассейн.
   - Они-то примут  все  меры,  чтобы  заставить  Парфена  замолчать,  -
уверенно заявила Мура, - денег у них достаточно. Но вы же были в мировом
суде: как же господин Амантов объяснил нападение на ломового?
   - Сказал, что был пьян. А извозчик, которого он собирался нанять  для
перевозки рояля, над ним насмеялся. Одно  дело,  когда  он,  Амантов,  в
цирке смешит, за деньги, а в жизни смеяться над собой  никому  позволит.
Вот и ткнул ножом грубияна. Не ограбил. Не убил...
   Треньканул  дверной  колокольчик.   На   пороге   появилась   госпожа
Филиппова. Бричкин помог гостье  разоблачиться,  бережно  усадил  ее  на
стул, выдержал паузу и осторожно начал:
   - Уважаемая Любовь  Ивановна,  расследование,  которое  мы  по  вашей
просьбе проводили, дало свои результаты. И результаты удручающие.
   - Вы нашли убийцу  мужа?  -  госпожа  Филиппова  побледнела  и  стала
поспешно расстегивать ридикюль.
   После того как она вынула носовой платочек, Бричкин продолжил:
   - Готовы ли вы выслушать историю смерти вашего мужа?
   - Да, - тихо прошептала вдова, - не волнуйтесь, я сейчас  соберусь  с
силами.
   - Ваш супруг искал способ управлять взрывами на расстоянии с  помощью
электрических сигналов.  Ему  оставалось  произвести  тринадцатый  опыт,
возможно, завершающий. Он верил в успех. И сообщил о результатах  опытов
и о своих прогнозах мсье Бертло. Пока что я ничего не перепутал?
   Вдова кивнула и прижала платочек к покрасневшим глазам.
   - Вы с детьми отдыхали на юге. В доме оставались ваш  муж,  горничная
Настасья и кухарка. В  тот  самый  вечер  господину  Филиппову  позвонил
господин Джаманти, якобы уполномоченный мсье  Бертло  получить  какие-то
уточнения. Но зайти он мог только  поздно,  после  представления.  Он  и
пришел. Он подсыпал вашему мужу яд,  убедился  в  его  смерти  и  забрал
расчеты гениального научного открытия. Кухарка в ту  ночь  заночевала  у
племянницы, а Настасья, услышав шум, проснулась и  пошла  посмотреть,  в
чем дело. Убийца убедил женщину, что звать полицию опасно для них обоих.
С помощью угроз и денег он сломил ее волю.  Настасья,  дрожа  от  ужаса,
досидела до полудня, вызвала врача Полянского, который  и  констатировал
смерть от разрыва сердца. Далее вступила в  дело  охранка.  Однако  было
поздно: научные разработки исчезли, изобретатель мертв. Против  Настасьи
никаких улик.
   - Вы назвали господина Джаманти, -  темные  глаза  вдовы  лихорадочно
горели, - я его помню. Он приходил как-то вместе с молодым  Демидовым  и
"сахарным бароном" Копелевичем, они обещали помочь с журналом,  оплатить
долги, приобрести пай. Зачем же они убили мужа?
   - Сударыня, - округлое лицо Бричкина посуровело, - ваш  муж  попал  в
сети  могущественной  тайной  организации.  За  ним