овек посторонний. Отвечу вам так - возможно, в  семье  возникли  денежные
затруднения.
   - С чем они связаны? - продолжил невозмутимо Вирхов.
   - Не посвящена, - ответствовала не совсем искренне  Полина  Тихоновна.  -
Может быть, собирают деньги на заграничную поездку Брунгильды.  Может  быть,
хотят отправить профессора на лечение в швейцарскую клинику.
   - Допустим, - не стал допытываться следователь  и  решил  нанести  второй
удар. - А что делала Мария Николаевна сегодня на Мытнинской улице?
   Полина Тихоновна молчала: Бестужевские курсы, куда  утром  уходила  Мура,
располагались здесь же, на Васильевском. Зачем  Мура  отправилась  в  другой
конец города, в Рождественскую часть? Но Карл Иванович выжидательно  смотрел
на нее, и она смущенно залепетала:
   - Думаю, девушка  просто  гуляла.  Ничего  странного,  погода  солнечная,
хорошая. Может  быть,  встречалась  с  кем-нибудь  из  сокурсниц.  Не  знаю.
Спросите у нее сами.
   Последнюю фразу тетушка завершила более решительно, как бы  пресекая  все
дальнейшие расспросы на деликатную тему.
   Следователь Вирхов смотрел на собеседницу испытующе. Он понимал, что  она
что-то недоговаривает. С каждой минутой он ощущал растущее чувство недоверия
к  этой  милой  серьезной  женщине,   которую   несколько   лет   знал   как
добропорядочную тетушку доктора Коровкина. Он раздумывал, не  забрать  ли  с
собой ларчик с жемчужиной, но побоялся встревожить муромцевских  домочадцев.
Кроме того, если барышни впутаны  в  дело,  связанное  с  преступным  миром,
ларчик и жемчужина давали возможность проследить их дальнейшие  действия  и,
возможно, выйти на разыскиваемых людей. Надо поставить к дому филеров.
   Карл Иванович решил немного успокоить взволнованную им же женщину,  чтобы
она не встревожила  остальных.  Но  его  благие  намерения  так  и  остались
намерениями. Раздался телефонный звонок,  и  подошедшая  к  аппарату  Полина
Тихоновна сказала, что просят господина следователя.
   Господин следователь взял телефонную трубку и услышал прерывающийся голос
своего помощника:  на  лестнице  дома  по  Галерной,  в  котором  квартирует
ротмистр Золлоев с супругой, найден труп тугаринской горничной Сони.

Глава 24

   Следователь Вирхов прибыл на место преступления минут через сорок. В доме
по  Галерной  уже  вовсю  трудились  его  помощники:  опрашивали   швейцара,
дворника, подоспевшего околоточного, обитателей  квартиры  в  бельэтаже.  На
широкой мраморной площадке второго этажа, возле  дверей  квартиры  ротмистра
Золлоева, колдовали полицейский врач и фотограф.
   Карл Иванович приблизился к трупу - да, это была  горничная  Соня,  Софья
Аристарховна  Конфетова.  В  темном  приличном  платье  и  с  темной  косой,
свернутой венчиком на темени, она лежала на своем же расстегнутом пальто  на
спине, раскинув руки и широко распахнув мертвые глаза.  Из-под  приоткрытых,
потерявших яркий цвет губ,  виднелись  белоснежные  мелкие  зубки,  на  лице
убитой застыло  удивление.  Подол  верхней  юбки  загнулся,  и  на  всеобщее
обозрение бесстыдно предстали пышное шитье нижних, туго накрахмаленных юбок,
неловко повернутая пухленькая ножка в фильдеперсовом, ажурном чулочке белого
цвета, коричневый ботик. Аккуратная шляпка с пером райской птицы, видимо при
падении несчастной, слетела с ее головы и теперь сиротливо жалась к чугунным
розам лестничной решетки. Маленькая, пухленькая Соня походила  на  брошенную
капризным ребенком куклу. Но в груди куколки торчала  рукоятка  ножа,  ткань
вокруг него набухала темной влагой.
   Карл Иванович  нагнулся,  достал  из  кармана  шинели  лупу,  внимательно
осмотрел рукоять: ее покрывала чеканка, повторяющая затейливый  растительный
орнамент кубачинских мастеров. По характерному наклону  рукояти  следователь
понял - и здесь действовал левша.  Странным  казалось  это  преступление  не
только потому, что тугаринская горничная, одетая в приличное платье, найдена
убитой у квартиры ротмистра Золлоева, еще одного участника недавней  встречи
в стасовской квартире. Непонятным оставался мотив преступления,  несомненно,
иной, чем в случаях с  Татьяной  Зонберг  и  мадемуазель  Ляшко:  на  жертве
остались дешевые побрякушки - позолоченные сережки с  фальшивыми  камнями  и
пара дешевых колечек. Если не грабеж, то за что же ее убили?
   В опрятной  каморке  привратницкой  Карл  Иванович  самолично  расспросил
швейцара и дворника. Благообразный престарелый швейцар в ливрее и фуражке  с
золотым позументом, совершенно не гармонирующими с его  простецким  обликом,
смятенно отвечал на вопросы  следователя.  Старик  явно  боялся,  что  из-за
неприятного происшествия он лишится службы. Отлучался швейцар ненадолго,  по
своим житейским надобностям, он же и обнаружил  труп,  когда,  справив  свои
дела, направился на верхние  этажи  -  чистить  бронзовые  ручки  квартирных
дверей. Он сразу же позвал дворника, а тот уж вызвал и околоточного,  и  все
выходы из дома перекрыли. Как и с кем убитая входила в дом, ни  швейцар,  ни
дворник не видели. Среди  гостей,  приходивших  к  проживающим  по  лестнице
господам, были все знакомые швейцару личности: мужчины без барышень.
   По предварительным данным, полученным от своих подручных и  околоточного,
Вирхов понимал, что вряд ли кто-либо из благопристойных жильцов дома или  их
постоянных  гостей  окажется  преступником.  Хотя  и  исключать   этого   не
следовало.   Больше   всего   Вирхова   сейчас   интересовали   положительно
аттестованные  ротмистр  и  его  семейство:  несмотря  на  суету  перед   их
квартирой, оттуда  никто  не  показывался.  Задавать  вопросы  Золлоевым  он
собирался сам, но следовало закончить опрос швейцара и дворника.
   - Итак, никаких подозрительных личностей никто из вас  сегодня  здесь  не
видел? - Он вперил свои острые светлые глазки в расстроенного швейцара.
   - Да вертелся здесь один подозрительный тип... днем еще... Прогнал я его,
еще и Кузьмича попросил подсобить. - Совсем сникший швейцар кивнул в сторону
бородатого верзилы в фартуке, и
   Карл Иванович с интересом воззрился на нового свидетеля.
   - Он, он-то и обтяпал черное дельце... - уверенно и без всякого  смущения
прогудел верзила в фартуке. - Сумасшедшие - они завсегда хитрые.
   - О ком вы  говорите?  -  Вирхов  достал  из  кармана  коробку  папиросок
"Тары-бары" и протянул дворнику, а затем и швейцару, знак расположения  явно
подкупил последнего. - Угощайтесь, друг мой, да рассказывайте по порядку.
   Появление в деле сумасшедшего сулило Вирхову интересные перспективы.
   - Да ходил здесь один такой высокий господин, в темном длинном пальто,  -
заспешил старик в ливрее, на его морщинистых щеках проступили красные пятна.
- Лицо обычное, голова бритая, над правой верхней губой родинка.
   - Родинка? - Вирхов напрягся. - Что он здесь делал?
   - Пытался войти в дом, такими же вот папиросками меня  угощал,  да  я  не
взял. - К швейцару постепенно возвращалось чувство собственного достоинства,
свою службу-то он знал. - Интересовался, дома ли господин Золлоев?
   - И что? Что? - торопил швейцара следователь.
   - А ничего, ваше благородие, не пустил я его. И даже погнал из дома, -  с
гордостью признался старик и, подумав, добавил:
   - Если бранить не будете, то добавлю еще кое-что.
   - Не буду, не буду, продолжай, - пообещал Вирхов.
   - А вот стояла у меня тут каминная кочерга в углу, так прихватил я  ее  и
давай махать перед ним, чтоб быстрее сообразил уйти. - Швейцар приосанился.
   -  Ну  а  кочерга  зачем?  -  спросил  Вирхов.  -  Нельзя  словами   было
ограничиться?
   - В другом случае  и  ограничился  бы,  да  уж  больно  опасный  оказался
человек.
   - Опасный, говоришь? А в чем опасность-то?
   - Да сам по себе вроде и не силач. - Швейцар почесал в затылке.  -  И  на
разбойника не похож. А вот карман у него оттопыривался. И я  засомневался  -
не револьвер ли там? Но оказалось, что дело еще хуже.
   - Вы меня пугаете, друг мой. -  Вирхов  заинтересовывался  все  больше  и
больше. - Что же может быть хуже? Динамит, что ли?
   - Да  что  там  динамит,  -  махнул  сухонькой  ручкой  швейцар,  -  так,
баловство, вреда дому от динамита не много. От крыс гораздо больше.
   - От каких крыс? - опешил следователь.
   -   От   тоих,   коих   в   карманах   носят,   -   досадливо   выговорил
разоткровенничавшийся швейцар. - Запустил бы в дом наш, считай, конец  житью
нормальному пришел. А зачем это мне? Дом наш на хорошем  счету,  чистый,  ни
клопов, ни крыс, ни тараканов... Вот тогда я Кузьмича и позвал.
   - Тьфу  ты!  -  сплюнул  с  досадой  Вирхов,  наконец  догадавшийся,  что
описываемый человек  ему  знаком.  Надежда  найти  преступника-дегенерата  и
потрафить тем самым начальнику сыска, явно мечтавшему показать международным
борцам с криминалом, что и Россия  не  лыком  шита,  страна  не  варварская,
улетучилась.
   Расспрашивать  швейцара  и  дворника,  как  они  расправились  с  опасным
посетителем, он не стал.
   Наверняка Антон Пиляев шел по следам Сони Конфетовой. И она привела его в
дом, где квартировал ротмистр Золлоев. Карл Иванович уже понял, что  швейцар
в данном случае не подкачал - Антона Пиляева вместе  с  Фунтиком  поблизости
было не видно. Но служебное усердие швейцара сыграло роковую роль  в  судьбе
горничной - не прогони тот Пиляева, и девушка, возможно, осталась  бы  жива,
да и разбойника бы уже поймали.
   Отсутствовал  и  агент,  ходивший  по  пятам  за  Соней  не  один   день.
Ходил-ходил, да не углядел - нырнула девица  в  Вяземскую  трущобу,  видимо,
затерялась там. Немудрено. Давно пора снести это злачное место, зародившееся
когда-то на окраине столицы,  а  со  временем  оказавшееся  почти  в  центре
города, в начале Забалканского,  рядом  с  Сенной.  Обыватели  давно  боятся
проходить  мимо  зданий,  флигелей,  ветхих  деревянных   домиков   трущобы,
вместивших в себя и убогие квартиры, и многочисленные кладовые, и трактир, и
семейные бани,  и  питейный  дом,  и  постоялый  двор,  и  десяток  торговых
заведений. Вирхов подозревал, что его агент сейчас именно в чайной Вяземской
трущобы надеется обнаружить след упущенной им Сони...
   Почему  убийство  произошло  в  доме,  где  снимает   квартиру   ротмистр
великокняжеского конвоя? Случайно ли? Не лгал ли в кабинете сегодня днем  он
о том,  что  стилет  с  кубачинским  орнаментом  поддельный?  Не  толкал  ли
следствие на ложный путь? Второй раз за последние дни в делах,  связанных  с
убийствами, фигурировал нож с  характерным  для  дагестанских  златокузнецов
узором. Первым убита мадемуазель Ляшко, вторым - Соня. Вновь  и  вновь  Карл
Иванович бранил себя за то, что не установил  наблюдение  за  всеми  гостями
встречи в  стасовской  квартире.  Шлегер  и  Апышко  связаны  с  предыдущими
убийствами, теперь добавилось  имя  Золлоева.  Даст  ли  знать  о  себе  эта
зловещая закономерность и в дальнейшем? Окажутся ли втянутыми в криминальный
обвал Кайдалов и Иллионский? В отношении  Кайдалова  Вирхов  ничего  не  мог
предпринять - библиотекарь провалился как сквозь землю. Вполне возможно, что
его труп уже плавает где-нибудь в Неве. А вот Иллионский... Если  бы  с  ним
что-то случилось, весь город давно бы уже  перемалывал  языками  скандальную
новость.  Актеришка  Пользуется  любовью  дамского   общества,   мнит   себя
российским Шекспиром. Да и сейчас, в вечерний час  -  следователь  вынул  из
кармана часы на цепочке и, прищурившись,  взглянул  на  циферблат:  Четверть
десятого, - верно, блистает на сцене, купается в аплодисментах, так сказать,
пожинает славу... Актера необходимо взять под наблюдение - а вдруг теперь на
очереди он?
   Карл Иванович решил поторопить своих коллег. Ему  не  терпелось  оформить
все протоколы, отправить труп с места преступления, вернуться в свой кабинет
и послать освободившихся, хотя и падающих уже с ног от усталости,  людей  на
новое задание - в театр...
   Ему оставалось только переговорить  с  Золлоевыми.  Карл  Иванович  вновь
поднялся на второй этаж и позвонил в дверь,  около  которой  все  еще  лежал
неубранный труп Сони.
   Ему открыла хмурая худосочная служанка  -  вся  в  черном.  Из-под  низко
повязанного плотного платка горели черным  огнем  огромные  глаза.  Угольные
брови почти смыкались  на  переносице.  Поджатый  бледный  рот  придавал  ее
смуглому лицу злобность.
   -  Госпожа  Золлоев  никого  не  принимает,  -  заявила  она  басом   без
предисловий.
   - Доложите барыне, что  ее  желает  видеть  следователь  Вирхов.  -  Карл
Иванович выдвинул правую ногу, чтобы придержать готовую  захлопнуться  перед
его носом дверь.
   - Сказано, не принимает. - Горничная дернула дверь, но безрезультатно.  -
Господин Золлоев запрещает принимать мужчин в его отсутствие.
   - Я не мужчина, милочка, - рявкнул Вирхов, - а  следователь.  У  вас  под
носом убийство происходит, а вы здесь и ухом не ведете.
   - Закон гор запрещает  женщине  вмешиваться  в  мужские  дела,  -  упрямо
возвестила служанка и провела смуглой рукой по оборкам черной юбки.
   "Не спрятан  ли  у  чертовки  нож  под  нарядом?"  -  мелькнула  мысль  у
следователя, и он на всякий случай приготовился отразить нападение.
   - Здесь - российская столица, а не Кавказ, - сурово сказал он,  следя  за
движениями женщины, - и действуют здесь российские законы,  общие  для  всех
подданных. Преступление совершено - проводится дознание.
   В этот момент за спиной золлоевской горничной появилась еще одна  женская
фигура - тоже в черном, лицо ее было скрыто  под  черным  шелковым  платком,
только глаза над ним посверкивали.
   - Я слышала ваш разговор, -  произнесла  полная  женщина  низким  певучим
голосом, - но принять вас не могу. О преступлении нам ничего не известно. Мы
никого не видели и ничего не слышали.
   - Я так и говорю, госпожа, - недовольно встряла горничная.
   - Мадам Золлоева? - Вирхов понял, что в квартиру ему войти  не  дадут.  -
Ответьте на мои вопросы. К вам сегодня кто-нибудь приходил?
   - Никто.
   - А где в данный момент находится ваш супруг?
   - Господин Золлоев собирался сегодня поужинать в ресторане "Фортуна".
   - Хорошо. - Следователь был доволен и этим. - Я попрошу вас  обеих  выйти
на площадку и взглянуть на убитую женщину. Известна ли она вам?
   Служанка, а следом за ней и госпожа Золлоева выглянули на площадку и  без
всякого сожаления и сочувствия с минуту созерцали безжизненное тело Сони.
   - Эту женщину я никогда прежде не видела, - равнодушно произнесла госпожа
Золлоева на ходу - она уже направлялась в свою крепость.
   - Недостойная женщина, - пробурчала золлоевская служанка, - пропащая.  Мы
с такими не водимся. Собаке - собачья смерть.
   - Запирай дверь, Земфира, - властно велела  мадам  Золлоева,  двигаясь  в
глубину квартиры и более не обращая внимания на следователя.
   - Минутку, дражайшая мадемуазель. - Следователь схватился за ручку  двери
и поймал презрительную улыбку - так могла бы улыбаться  овчарка,  охраняющая
хозяйское добро и покой. - Почему вы утверждаете, что  погибшая  -  пропащая
душа?
   - За такие чулки у нас на  Кавказе  камнями  побивают.  -  И  золлоевская
служанка с силой дернула дверь и  захлопнула  ее  перед  носом  ошарашенного
Карла Ивановича.
   "Тьфу ты! - сплюнул он. - От этих баб толку никакого не добьешься, только
и видят что чулки да бантики. Никакого понятия о существе дела, о главном  и
второстепенном. Вот поэтому среди следователей  и  людей  сыскного  дела  ни
одной женщины в России нет, разве  что  добровольные  осведомительницы,  без
которых не обойтись. А то бы уж они понарасследовали!"
   Однако поединок Вирхова с цепной Земфирой не был напрасным. Хозяйка вышла
и сообщила, где  искать  ротмистра  Золлоева  -  в  ресторане  "Фортуна",  у
Порфирия Федулова.
   Карл Иванович спустился вниз,  поманил  к  себе  помощника.  Он  дал  ему
указания: быстрее завершить осмотр места преступления и  оформить  протоколы
предварительного дознания. Он решил  посоветоваться  с  ним  и  относительно
того, как распределить дальнейшие дела. Требовалось срочно ехать в  ресторан
к Порфирию и допросить ротмистра Золлоева.
   В воображении Вирхова выстраивалась новая картина, он пытался  объединить
воедино дела об  убийствах  последних  дней:  ротмистр  мог  расправиться  с
горничной, чтобы избавиться от сообщницы,  помогавшей  ему  убить  Тугарина,
претендента на  сердце  Брунгильды  Муромцевой,  так  понравившейся  пылкому
кавказцу.  Необходимо  было  выяснить,  случайно  ли  Золлоев  отправился  в
"Фортуну"? А что, если мадемуазель Ляшко убил тоже он или нанятый им убийца,
и  теперь  его,  как  всякого  преступника,  тянет  на  место   совершенного
преступления? Получалось, что и на Татьяну Зонберг он мог напасть  -  почему
он не мог ехать в том же  поезде?  Золлоев  -  человек  высокий,  брюнет,  а
родинки - дело нехитрое. Карл Иванович усмехнулся.  Не  исключено,  что  усы
ротмистра - накладные. Сумеет  ли  Золлоев  доказать  свое  алиби?  Убийство
женщин, может быть, по закону гор и не такой  большой  грех,  кто  знает.  А
зачем он их убивал?  Из-за  драгоценностей?  Или  охотничий  инстинкт,  ярко
выраженный у горских народов? Трудно им, кавказским сынам, тянуть  лямку  на
пресной  службе,  никакого  огня  для  джигита,  никакого  удовольствия  без
удальства да риска! А если его доводят до бешенства фильдеперсовые чулки?
   Карл Иванович, разговаривая со  своим  помощником,  прокручивал  мысленно
новую версию, хотя в глубине души не был уверен в своих логических  ходах  -
больно все хорошо сходилось на первый взгляд.
   Требовалось   присмотреть    и    за    театральным    гением    Максимом
Иллионским-Третьим. Не  заварится  ли  вокруг  него  какая-нибудь  каша?  Не
исключено.  Тем  более  что  сегодня  антреприза  "Аполлон"  дает  последнее
представление - завтра уезжает в белокаменную.
   Карл Иванович не мог решить для  себя  возникшую  дилемму:  ему  казалось
важным успеть одновременно в оба места - и в ресторан, и в театр. Но судьба,
видимо, решила еще больше усложнить жизнь изнуренному следователю.
   Судьба явилась в виде соскочившего с "ваньки"  помощника  письмоводителя,
который, запыхавшись,  подбежал  к  начальнику  и  выпалил  распиравшую  его
новость:
   -  Библиотекарь...  Кайдалов...  Лежит  там...  у  себя  на  службе...  С
проломленной головой...

Глава 25

   - Бежим! Скорей! За кулисы! -  завизжала  пронзительно  Мария  Николаевна
Муромцева, как только на сцене упал занавес, скрывший из виду блистательного
короля Лира, ползущего на четвереньках к явившейся перед ним  Брунгильде.  -
Бежим! Доктор, быстрее! Где вход за кулисы?
   Не дождавшись ответа от ошеломленного неожиданным разворотом сценического
действа доктора, почти оглохшего и парализованного от ее  визгливых  криков,
Мура оттолкнула обитый бархатом стул и ринулась к выходу  из  ложи.  Доктор,
едва поспевая, бежал за  ней  -  оба  метались  по  коридорам,  по  узеньким
лестницам-переходам, - и наконец в конце полукруглого  коридора,  в  который
выходили двери партера, Мура углядела еще одни бархатные шторы  и  помчалась
туда.
   Интуиция ее не подвела - за шторами скрывалась дверь,  распахнув  которую
Мура и  доктор  оказались  перед  лицом  лысоватого  человечка  в  униформе.
Человечек суматошливо  замахал  руками  и  закричал,  что  посторонним  сюда
входить не разрешается.
   - Да вы что,  милейший?  У  вас  же  на  сцене  несчастье!  -  продолжала
надрываться Мура. - Спектакль прерван! Занавес  дали,  господин  И  лионский
упал и не может встать. Нужно срочно доктора! А это и  есть  доктор!  -  Она
дергала за рукав Клима  Кирилловича,  безмолвно  кивавшего  и  переводившего
потерянный взгляд с одного на другую.
   - Доктора пущу, - неуверенно согласился несколько притихший служитель,  -
а вам, барышня, здесь делать нечего.
   - Да не  барышня  я!  -  Мура  с  удвоенным  жаром  набросилась  на  явно
сдававшего свои позиции человечка в униформе. - Я  -  а