оненькими спиральками спускающиеся на нежную  шейку.  И
все-таки он шутил, рассказывал забавные истории, барышни смеялись невпопад и
кокетливо поглядывали по сторонам, тут же отводя глаза от дерзких  взглядов,
устремленных на них, - слишком многочисленных, по мнению Клима  Кирилловича.
Снова заиграла музыка и доктор не успел заметить, откуда  вдруг  перед  ними
появилась рослая мужская фигура - человек во фраке без маски, один его  глаз
закрывала черная шелковая повязка.
   - Адмирал Нельсон в отставке, - поклонился он,  и  обе  барышни  закусили
губки, они его узнали, это  был  их  недавний  знакомец,  утверждавший,  что
Петербург - город тесный!  Пышная  золотая  шевелюра  не  оставляла  никаких
сомнений,  да  и  оставшийся  открытым  насмешливый  глаз   был   не   менее
магнетическим, чем оба. - Позвольте пригласить вас на танец, милая Кармен!
   Он склонился перед Мурой, и она, взглянув на оторопевшего доктора, подала
руку Илье Михайловичу Холомкову. Неприятно пораженный неожиданной  встречей,
доктор, уже танцуя с Брунгильдой,  не  мог  смириться  с  мыслью,  что  Мура
приехала сюда в надежде встретить  здесь  этого  проходимца,  этого  темного
типа. Нет, не может быть!
   Однако и второй, и третий танец Мура танцевала с бывшим секретарем  князя
Ордынского. Для Клима  Кирилловича  удовольствие  от  танцев  с  Брунгильдой
оказалось отравленным - он старался не выпускать из виду ее младшую  сестру.
Цыганка выглядела веселой и  счастливой.  В  перерывах  между  танцами  Илья
Михайлович Холомков развлекал Клима Кирилловича и барышень сплетнями  о  тех
персонах, которых он узнал в зале,  разливался  соловьем,  рассказывая,  как
поразили его барышни Муромцевы при первой встрече,  -  напомнили  ему  своей
чистотой и достоинством его любимую матушку, по которой он очень  тоскует  и
которая является для него идеалом женщины. В конце концов,  доктор  Коровкин
справился со своей неприязнью к Холомкову - может быть, тому пришлось немало
пережить, и душа его не так уж безнадежна и темна?
   Илья Михайлович, казалось, почувствовал перемену в настроении  доктора  и
рискнул попросить разрешения на танец  с  Брунгильдой.  Клим  Кириллович  не
возражал, но обязал Илью Михайловича привести девушку после  танца  в  белую
гостиную, где можно отдохнуть на предусмотрительно расставленных  креслах  и
кушетках. Холомков  охотно  согласился,  заметив,  что  и  сам  он  порядком
разгорячился, пора и отдохнуть.
   Адмирал Нельсон и розовая Сильфида скрылись в  толпе  танцующих,  а  Клим
Кириллович и Мура прошли в белую гостиную. Он усадил  девушку  на  обтянутую
золотистой материей кушетку, положил рядом  с  ней  порядком  надоевшую  ему
испанскую шляпу и отправился за лимонадом.
   Едва доктор скрылся из поля зрения девушки, как она выпрямилась и  обвела
помещение серьезным и тревожным взглядом. Предчувствие не обмануло ее -  Он,
Он шел по направлению к ней. На нем был черный плащ, нижнюю часть  его  лица
прикрывала   огромная   накладная   борода,   начинающаяся    от    высокого
остроконечного колпака, украшенного  звездами,  глаза  прятались  за  черной
узкой маской, блистающей маленькими серебристыми звездочками. Маг подошел  к
Муре и опустился на колено.
   - Сударыня, - начал он глухим, явно искаженным голосом, - я  астролог,  и
звезды подсказали мне, что я вас здесь встречу.
   - Сударь, - ответила быстро Мура, - мои карты тоже обещали мне встречу  с
королем треф.
   - Ваше будущее неясно, звезды не  хотят  раскрыть  его,  -  со  значением
произнес коленопреклоненный астролог.
   - Цыганское искусство гадания более точное, потому что  земное.  По  моим
картам вам выпадает дальняя дорога, и очень скоро.
   - Возможно, - усмехнулся астролог, - мы, волхвы и  астрологи,  бродим  по
всем временам.
   - И на этих дорогах - в прошлом -  мы  уже  дважды  встречались,  -  Мура
пристально смотрела на своего собеседника.
   - Там, где пересекаются тайные знания, человека поджидает опасность.  Что
еще говорят ваши карты?
   - Они указывают на казенный дом и казенные бумаги, - осторожно продолжила
Мура, - и еще на красивую светлую местность и на неожиданную радость.
   - Не обманывают ли вас карты? Не вводят ли вас в заблуждение?  -  спросил
астролог.
   - Кроме карт, есть и другие способы узнать свою судьбу. Смотрите, -  Мура
протянула раскрытую ладонь астрологу, - видите, здесь,  на  линии  жизни,  в
самом ее начале, есть четкая вертикальная полоска, маленькая, но резкая. Это
- неожиданное событие, резко изменяющее жизнь. Я  думаю,  что  оно  как  раз
сейчас и происходит.
   - Жаль. - Астролог отвел взгляд от ладони Муры и  устремил  его  в  глаза
девушки. - Лучше  б  было,  чтобы  на  вашей  ладони  была  начертана  линия
спокойной счастливой жизни и знак близкой свадьбы.
   - Не все в нашей воле, - сказала Мура, - это  говорит  судьба,  а  не  я.
Дайте вашу руку.
   Астролог протянул Муре широкую ладонь, но она, мельком взглянув  на  нее,
прошептала:
   - Здесь  написано,  что  вы  хранитель  огромной  страшной  тайны.  Вы  в
опасности. Тайна должна быть  надежно  сокрыта.  Пока  не  настанет  час  ее
открыть. Такой же знак есть и на моей ладони.
   - Тогда мы с вами непременно еще увидимся на дороге времен, милая Кармен.
- Астролог поднялся с колен. - Если вы,  конечно,  знаете,  куда  ведет  эта
дорога.
   - Гадание на кофейной гуще мне подсказало, что ведет она к огромной горе,
увенчанной короной. - Теперь Мура глядела на астролога снизу вверх.
   - Пожалуй, - ответил астролог,  -  сегодня  мне  надо  более  внимательно
изучить ваш звездный дом. А вы обещайте мне два дня не выходить из дома.
   - Только потайным ходом, - сказала Мура, - вместе с вами.
   Астролог улыбнулся, молча  поклонился  и  медленным  шагом  устремился  в
танцевальную залу
   Мура откинулась, бессильно опустила  плечи  и  нервно  вздохнула.  Только
сейчас она почувствовала, как она устала, - у нее  больше  не  было  сил  на
танцы, ее мучила жажда, она хотела немедленно отправиться домой.
   Доктор Коровкин, задержавшийся с напитками по той  простой  причине,  что
тайком наблюдал за  розовой  Сильфидой,  порхающей  с  Нельсоном-Холомковым,
наконец появился в белой гостиной - за несколько секунд до  того,  как  туда
пришла закончившая танец пара.
   - Мура,  Мурочка,  сестричка,  -  Брунгильда  закружилась  около  младшей
сестры, изящным движением руки пытаясь приподнять ее и вовлечь в свой танец,
- что ты сидишь? Чудесный вечер! Пойдем танцевать! Клим Кириллович, -  после
очередного пируэта она оказалась лицом к лицу с  испанским  грандом,  -  как
кстати лимонад - мой любимый, апельсиновый Мурочка, сделай  глоток  -  сразу
сил прибавится! Вредно редко ездить на балы!
   Мура, поднявшаяся последним усилием, автоматически взяла  в  руку  фужер,
поднесла его к губам - и тут же почувствовала, что в глазах у  нее  темнеет,
фужер выскальзывает, и она перестает ощущать пол под ногами...
   Доктор успел подхватить падающую Муру, бережно  опустил  ее  на  кушетку,
подложив ей под голову свою испанскую шляпу. Он похлопал  девушку  по  щеке,
спрыснул лимонадом, еще раз похлопал и позвал по имени.
   Мура  открыла  глаза  и,  еле  двигая  пересохшими   губами,   прошептала
наклонившемуся к ней доктору.
   - Где? Где он?..
   Доктор растерянно оглянулся  на  бессмысленно  улыбающегося  Холомкова  и
снова обратил взор к Муре. Она схватила его за руку и прошептала:
   - Я же говорила, что Менделеев был прав!

Глава 20

   Шеф сверхсекретного бюро Департамента полиции нервничал. Время шло, а его
миссия еще очень далека от завершения. Серьезную тревогу вызывали и газетные
сообщения - находясь на благословенном юге, Государь  простужен,  никуда  не
выезжает. Пановский догадывался, что за  болезнью  Император  скрывает  свое
смятение. Наверняка императорская яхта находится в полной  готовности.  Если
события примут нежелательный оборот, Государь всегда сможет покинуть  страну
и избежать гибели. Главное, чтобы сейчас в Ливадийском дворце  его  охраняли
преданные люди, чтобы пути бегства были хорошо подготовлены.
   Полностью  отдавая  себе  отчет  в  сложности   сложившегося   положения,
Пановский не мог ясно представить, что должно произойти в государстве, чтобы
нависшая  над  царской  семьей   угроза   обрела   реальность.   Ему,   шефу
сверхсекретного бюро,  человеку  хорошо  информированному  о  настроениях  в
обществе, казалось невероятным, что вдруг в  одночасье  возникнет  ситуация,
при которой нельзя уже ничего  будет  предпринять.  Конечно,  нежелательными
обстоятельствами могут воспользоваться какие-нибудь силы,  но  для  чего  же
полиция, для чего же армия, для чего же  столько  преданных  людей,  которые
совсем не заинтересованы в том, чтобы Россия была вновь поднята на дыбы?
   Революционеры? Вряд ли они могут  толкнуть  народ  на  бунт.  Подпольщики
больше ориентируются на индивидуальный  террор,  влияние  их  на  заводах  и
фабриках - минимальное. Опаснее студенческая и журналистская  среда,  но  ее
влияние может привести к беспорядкам только в  двух-трех  городах.  Подавить
такие стихийные беспорядки у правительства вполне хватит сил. Да и можно  ли
эти - пусть в какой-то мере организованные группки - воодушевить неожиданной
экзотической идеей?
   Шеф сверхсекретного бюро нервничал, развитие событий шло по наихудшему из
всех возможных сценариев. Правильно ли он истолковал информацию,  полученную
на  тайном  свидании  у  Государя?  Теперь  Пановский  не  испытывал   такой
уверенности, как тогда, в первые месяцы  работы,  когда  он  нащупал  истоки
угрозы Государю. Возможно, страхи Николая  преувеличены,  и  он,  Пановский,
попал под влияние нервозности Императора. Жаль,  что  Государь  не  обладает
жесткой волей. Жаль, что он, боясь прослыть жестоким и негуманным,  запретил
прибегать при расследовании к мерам решительным. Что за самодержец, если  он
безволен и мягкотел? Эх, вырождается династия, вырождается. На  наших  диких
просторах время от времени должен являться Иван Грозный - да так, чтобы  лет
на сто-двести он запоминался. Так, чтобы головы летели направо  и  налево...
Один Петр Первый еще чем-то напоминал грозного Рюриковича, да и тот,  правду
сказать, жидок был, не вырвал с корнем заразу.
   Для пользы государства, размышлял Пановский, конечно, лучше  бы  сместить
дряхлую династию, а для пользы его, Пановского,  она  должна  остаться.  Ибо
пошатнись под нею трон - и  качаться  ему,  Пановскому,  на  виселице  среди
первых жертв бунта.
   Но все в воле Божьей. Чему быть - того  не  миновать.  Это,  конечно,  не
значит, что надо сидеть, сложа руки. Он, Пановский, и не  сидит.  Наблюдение
за княгиней Ордынской продолжается - без  малейшего  успеха.  Подозрительный
доктор Коровкин и подозрительная барышня Муромцева -  под  недреманным  оком
агентов, все время на виду, посещают  публичные  места,  с  неустановленными
личностями не встречаются. Если, конечно, они вообще имеют к делу отношение.
Особняк князя Ордынского под наблюдением. Никаких событий там не происходит,
ничего не исчезает.
   Не  удается  пока  найти  глумливого  монаха,  организовавшего  фальшивое
захоронение на Волковом кладбище. А отыскать  его  надо.  На  всех  заставах
выставлены посты, задержанных к вечеру свозят в специально нанятую  квартиру
и смотритель производит опознание.
   Днем агенты вместе с болваном-свидетелем -  другого-то  нет  -  объезжают
монастыри и подворья с той же целью. Одновременно полиция проверяет по своим
участкам новых жильцов, соответствующих  по  внешности  описанию  того,  кто
изображал из себя монаха. Как бы монах ни затаился, его найдут. Пановский  в
этом не сомневался. Значит, по крайней мере, выяснится, где младенец - живой
или мертвый. Если повезет, то и похищенный документ  окажется  с  ним.  Если
нет, неважно. Важно, если  они,  ребенок  и  документ,  окажутся  вместе,  -
уничтожить их. Можно уничтожить и по отдельности.
   Пановский понимал, что в его поисках и рассуждениях  есть  слабое  место.
Ребенок и документ могут находиться порознь еще очень долго, как бы Государь
ни настаивал на том, что они должны соединиться не позже указанного срока  -
до которого осталось всего два дня. Если же документ уже в пути к той точке,
где он встретится с ребенком, то как вычислить этот путь?  Ребенка  найти  и
опознать не удастся. Все младенцы на одно лицо, никаких особых примет.
   Пановский вновь вспомнил о Григории, камердинере князя Ордынского. Он все
более  склонялся  к  мысли,  что  Григорий,  который,  безусловно,  знал   о
существовании княгини и ее сына, - участвовал в тайном сговоре против  князя
Ордынского. Как  могло  произойти,  чтобы  из  особняка  могли  исчезнуть  и
ребенок, и документ, и икона? Из всех известных Пановскому лиц, замешанных в
этом  деле,  только  Григорий  имел  доступ  ко  всем   трем   составляющим.
"Преданный" Григорий вполне мог перейти на службу к тем, кто заинтересован в
наследстве князя Ордынского. А заинтересованы в этом те,  кто  в  результате
смерти старого бездетного князя  получил  бы  его  состояние  и  его  права.
Напрасно все были  так  уверены,  что  наследовать  князю  никто  не  может,
напрасно! И главная помеха не жена,  а  ребенок.  Есть  в  наследстве  князя
Ордынского нечто более важное,  чем  состояние,  и  этой  частью  наследства
никакая жена не может воспользоваться, разве что извлечь материальную выгоду
- получить отступное за исчезновение ребенка, нежелательного наследника, или
продать этот треклятый документ. Вполне возможно, что княгиня именно поэтому
и удалилась из Петербурга  так  быстро,  что  судьба  ребенка  ей  известна.
Корысть  или  угрозы  заставили  княгиню  удалиться  -  наверняка  и   здесь
обнаружится след Григория: чужеземка вряд  ли  может  хорошо  разбираться  в
тонкостях российской политики. Определенно, за ней кто-то стоит, хотя сумела
притвориться невинной, - по рассказу безмозглого Холомкова, она  чувствовала
себя после смерти мужа потерянной. В любом случае наблюдение за ней еще даст
какие-то результаты.
   Готовясь к своей тайной миссии, Пановский много времени изучал  документы
в книгохранилищах столиц и за границей. Он знал о существовании Юлиановых  -
один  из  них  ныне  увлекся  марксистским  учением,  зачитывается   трудами
Плеханова, собрал вокруг себя кружок молодежи, недовольной отсутствием  прав
и  конституции.  Начали  выпускать  нелегальную  газетку   за   рубежом,   у
правительства немало хлопот с ней. Правда, тираж газетенки мал - читают  ее,
кажется, всего несколько тысяч человек в Петербурге и двух-трех промышленных
центрах. Среди них рабочих можно пересчитать по  пальцам.  До  крестьян  же,
надо думать, она и не доходила. Юлиановская  грязно-серая  газетенка  особой
опасности не представляет, а призывы к рабочим заводов и фабрик  соединяться
с крестьянами в борьбе за свободную жизнь вообще  звучали  достаточно  дико.
Кроме  того,  эти  доморощенные  социалисты   находились   в   поле   зрения
правительства, и прихлопнуть их всех можно  в  любой  момент  одним  ударом.
Однако ж Государь, похоже, не видел в них опасности. Как он ошибался!
   Впрочем, ошибся и он, шеф сверхсекретного бюро.  Еще  в  начале  прошлого
года он тщательно проверил все контакты Юлиановского "семейства и  пришел  к
выводу, что они обзавелись хорошей легендой. Настолько правдоподобной,  что,
кажется, уже и сами забыли, что она  маскировала.  Юлиановы  давно  покинули
края своих вотчинных земель и в нескольких поколениях обитали в приуральских
степях,  никак  не   обнаруживая,   по   незнанию   или   умышленно,   своей
принадлежности  к  древней  аристократии.  Пановский  не  нашел   каких-либо
свидетельств того, что в  последние  сто  лет  роды  Ордынских  и  Юлиановых
пересекались. Обе фамилии жили в отдалении друг от друга,  их  представители
служили на  разных  поприщах,  браков  и  дружеских  связей  между  ними  не
наблюдалось. И вот он установил, как связаны два семейства.
   Пановский знал, что претендовать на наследство князя -  не  будь  у  него
жены и ребенка - могла бы семья Юлиановых, не подозревающая о своих  древних
княжеских корнях и о своем родстве с Ордынскими. Но если они сами и не знали
о принадлежности к роду суздальских князей, объявленному угасшим двести  лет
назад,  то  об  этом  наверняка  мог  знать  Григорий.  А   Григория   могли
использовать силы,  которые  на  протяжении  не  одного  столетия  исподволь
управляют судьбами народов и властителей,  а  Юлиановых  готовят  к  великой
миссии. Сам Григорий, скорее всего, свою часть работы уже выполнил.  И  если
это так, то  теперь,  уничтожив  или  спрятав  ребенка,  заговорщики  должны
уничтожить и документ. Или  завладеть  им,  чтобы  воспользоваться  в  своих
целях. Но прежде они должны бы убедиться в том, что  документ  подлинный.  В
таком случае рано или поздно украденная бумага объявится на дороге,  ведущей
к Мака-рьевскому монастырю. А там ее поджидают люди  Пановского.  Насельники
Макарьевского монастыря не оставляют своих  попыток  смутить  умы  родовитой
знати и тем самым начать разъедать династию изнутри.
   Он взял в руки "Санкт-Петербургские ведомости" за  3  января  и  еще  раз
внимательно  перечел  сообщение  двухдневной   давности:   "2   января   под
предводительством графа С. Д. Шереметева состоялось  общее  собрание  членов
Императорского  общества  любителей  древней  письменности.  Заседание  было
открыто словами председателя, предложившего почтить память  почившего  князя
Ордынского. Затем граф Шереметев сделал следующее сообщение: "В  печать  уже
давно проникло известие о том, что в  синодике  Макарьевского  монастыря  на
Унже,  уже  вышедшем  из  употребления  во   времена   патриарха   Филарета,
встречается имя инока Леонида,  упоминаемое  после  царей  Рюрикова  дома  и
Бориса Годунова и перед Царями Дома Романовых. Рукопись эта  была  несколько
лет тому назад доставлена в Общество и затем выслана обратно,  к  сожалению,
без обстоятельного осмотра.  В  настоящее  время  возникло  подозрение,  что
запись инока Леонида" могла относиться к лицу  женского  пола,  а  именно  к
вдове царевича Ивана Ивановича - инокине Леониде.  Это  должно  отпасть  при
виде синодика и надписи  инока  Леонида"  (тем  же  почерком,  хотя  немного
крупнее).  Все  сказанное  побуждает  к  тщательному  осмотру   и   описанию
Макарьевского  синодика,  для  чего  желательно  получить  вновь  разрешение
доставить его в Общество для оглашения впоследствии результатов исследования
и для точного определения значения приписки имени  инока  Леонида,  странным
образом появляющегося в ряду царских имен. В том  же  синодике  записан  род
Отрепьевых и между имен Григорий убиенный".
   Вот этот-то инок Леонид, пропавшее звено в цепи Рюриковичей,  и  выдал  с
головой тайных противников, с которыми сражается ныне Государь.
   Сеть заброшена. Огромная мелкоячеистая снасть, выскользнуть из которой не
удастся не то что документу или ребенку, но и мухе. Остается только ждать.
   Становится понятным все - и похищение иконы через специально  построенный
потайной ход, и исчезновение документа, и даже исчезновение  ребенка.  Монах
подослан со стороны проюлиановских сил, он заинтересован в гибели  младенца.
Сначала он его выкрал, бросил замерзать на морозе - случайно,  намеренно?  -
потом продолжил охоту за ним и уничтожил. Да, да, они, Юлиановы,  стремились
во что бы то ни стало умертвить младенца! И документ им нужен не меньше, чем
князю Ордынскому. И  не  меньше,  чем  Государю  Императору.  Нет,  все-таки
Романовы - европейская фамилия, гуманная, цивилизованная, не  приказывал  же
Николай совершать детоубийство ему, Пановскому, даже перед лицом смертельной
опасности.  А  эти  Ордынские  да  Юлиановы,  какими  бы  именами   они   ни
прикрывались, так и остались дикими азиатскими варварами!
   Впрочем, еще не доказано, что Юлиановы вступили в самостоятельную игру на
этом попр