по всей России, в том числе и в столице, преступника,  посягнувшего  на
икону в Успенском Соборе Московского  Кремля?  Серебряный  убор  богоматери,
украшенный черными жемчугами еще во  времена  Ивана  III,  осквернен  руками
грабителя-святотатца. Размышлял Михневич  и  о  том,  не  купить  ли  черную
жемчужину ему самому. Насколько велик риск?
   Ювелир склонился  и  через  увеличительное  стекло  рассматривал  опасную
драгоценность:  если  она  выломана  из  оклада,  непременно   есть   мелкие
повреждения. Но ни одной царапины опытный караим не обнаружил.
   Расстроенная девушка молча ждала его решения. Тяжело  вздохнув,  Михневич
наконец изрек:
   - Откуда у вас эта жемчужина, милая барышня?
   - Семейная реликвия, господин Михневич, - отважно солгала  Мура.  -  Сами
понимаете, чтобы решиться с ней расстаться, нужны веские причины.
   - И какие же это причины?
   - Отец тяжело болен, на грани жизни и смерти,  он  нуждается  в  лечении.
Необходима помощь заграничных медицинских светил. - Губы  Муры  дрогнули  от
беспокойства  и  напряжения,  она  боялась,  что   собеседник   не   поверит
придуманному объяснению.
   - Так-так. - Ювелир задумчиво  смотрел  на  юную  клиентку  с  правдивыми
синими глазами. - Дело понятное и богоугодное. Однако,  барышня,  я  слишком
беден для того, чтобы купить у вас эту жемчужину.
   - Что? - не поверила своим ушам Мура. - Вы - бедны? Что же мне делать?  К
кому же мне обратиться?
   - Могу дать один бескорыстный совет, - вздохнул  Михневич,  с  сожалением
закрывая крышку ларчика  и  передавая  его  посетительнице.  -  Продать  эту
жемчужину вы можете только частному  лицу.  На  днях  заходил  ко  мне  один
достойный  человек,  господин  Крайнев,  Серафим  Серафимович.   И   не   со
шкатулочкой или с ларчиком,  а  с  большим  рыжим  баулом.  И  приносил  для
консультации  один  якобы  старинный  фолиант  -  текст,  вероятнее   всего,
поддельный.  Называется  "Посейдоновы  анналы",  какого-то  Ивана   Великого
Готского. Господин Крайнев утверждает, что Публичную библиотеку  этот  текст
не заинтересовал. А вот переплет  у  фолианта  дорогой:  пластинки  слоновой
кости с тонкой резьбой, инкрустацией  и  накладными  чеканными  уголками  из
серебра, такие же и застежки. В центре верхней крышки - всадник  с  цветком.
На чеканке,  по  уголкам,  четыре  черные  жемчужины.  Вернее,  три  -  одна
утрачена. Готов я был купить у него серебро с  жемчугами,  да  видно  боялся
продешевить господин Крайнев. Ушел, обещал подумать.  Вот  он-то  и  мог  бы
заинтересоваться вашей  жемчужиной  -  для  того  чтобы  восполнить  утрату:
стоимость его  книги  возрастет.  Может,  сбудет  за  границей.  Тысячи  две
выручите, жемчужина редкая. Если желаете, дам адресок.
   - Адресок? Да, желаю, - сказала настороженно Мура.
   В голове ее не укладывалось услышанное. С одной стороны, ювелир  ссылался
на бедность и отказывался купить ее жемчужину. С другой стороны, недавно  он
готов был купить книжный переплет слоновой кости с тремя такими  жемчужинами
- и на это у него денег достало бы! Мура поняла, что  господин  Михневич  по
какой-то причине не хочет покупать у нее жемчужину.
   - А ларчик, ларчик, не продадите  ли?  Хорошо  заплачу,  -  предложил  ей
ювелир из-за своей  стойки,  где  писал  на  листе  бумаги  адрес  господина
Крайнева.
   - Я подумаю, господин Михневич, - важно кивнула головой Мура.  -  Если  я
решусь его продать, то только вам. В знак благодарности  за  консультацию  и
помощь.
   Мура вышла из ювелирной мастерской,  села  в  поджидавшую  ее  коляску  и
велела ехать по записанному на бумажке адресу. Две тысячи! Если их  получить
и добавить к тому, что есть у мамы и что предлагает доктор,  -  10  тысяч  и
выйдет!
   А господин Михневич тем временем  удалился  во  внутренние  покои  своего
дома. Он подошел к телефонному аппарату, снял трубку и  назвал  телефонистке
знакомый ему номер.
   - Господин следователь? -  Михневич  чуть  согнулся  в  поясе  и,  широко
улыбаясь, продолжил:
   - Господин Вирхов? Вас беспокоит  владелец  ювелирной  мастерской  Рафаил
Михневич. Да, я коротко. Вашу занятость понимаю и благоговею. Только что  ко
мне приходила барышня и предлагала купить черную жемчужину. Да, одну. Как ее
зовут? Имени не знаю. А фамилия ее - Тугарина.

Глава 15

   Карл Иванович Вирхов  гневался:  он  сурово  сводил  белесые  брови,  его
маленький рот превратился в тоненькую щелочку. В  столице  нагло  действовал
опасный преступник, прячась за именами приличных людей. Украденные у Татьяны
Зонберг и мадемуазель Ляшко драгоценности провалились сквозь землю,  ювелиры
безмолвствовали. Грабитель должен был объявиться, должен был  кому-то  сбыть
свою добычу! Не станет же носить сам браслеты и серьги!
   Гнев  у  обычно  спокойного  Карла  Ивановича  вызвал  телефонный  звонок
льстивого Михневича. Ювелир не узнал ни адреса девушки с жемчужиной, ни даже
ее имени. Позвони Михневич раньше, и барышню можно было бы взять с поличным.
Карл Иванович Вирхов дал указание своему  помощнику  съездить  в  мастерскую
Михневича - следовало  заполучить  хотя  бы  словесный  портрет  самозванки,
проследить ее дальнейшие действия.
   Тугарина? У покойного Глеба Васильевича не было ни матери, ни сестры,  ни
тетки. Однофамилица?  Маловероятно.  Скорее  всего,  сообщница  преступника,
решившая последовать примеру своего дружка и присвоить себе чужое имя.
   Вообще выстраивалась странная цепочка. Жемчужины из оклада Божьей матери:
одна найдена в поезде,  где  напали  на  Татьяну  Зонберг,  другую  принесли
сегодня Михневичу. Не исключено, что народная молва  права:  железнодорожный
убийца и  ворсвятотатец  -  одно  и  то  же  лицо.  Но  возможно  и  другое:
железнодорожный убийца  перекупил  жемчужину  у  церковного  грабителя.  Или
жемчужина обронена Татьяной Зонберг? Но и сама девушка, л ее мать, уважаемая
госпожа  Зонберг,  отрицали   принадлежность   жемчужины   к   их   семейным
драгоценностям. В любом  случае.  похоже,  пропавшие  из  Успенского  собора
сокровища следовало искать в столице.  Жертвы,  привлекавшие  убийцу  своими
драгоценностями, погибли или пострадали от удара левши. - И  без  заключения
экспертов опытный  Вирхов  определял  это  по  характерному  наклону  орудия
убийства1 Неуловимый разбойник, словно издеваясь над полицией, оставлял свое
оружие убийства на месте преступления. Стилеты, приобщенные к делам  Зонберг
и Тугарина, были  похожи:  клинки  их  напоминали  укороченную  фехтовальную
рапиру, острие и рукоятку обвивала искусно гравированная тоненькая змейка, с
вырывающимся изо рта жалом Она ползла от острого кончика стилета к  навершию
рукоятки,  голова  змеи  была  приподнята,  из  открытого  рта   высовывался
раздвоенный язык: выполнив свое черное дело,  она  возвращалась  к  хозяину,
безжалостно  направившему  орудие  убийства  в   грудь   очередной   жертвы.
Предполагаемый убийца Тугарина, скрывшийся под именем Шлегера, имел такую же
татуировку: кинжал, обвитый змеей. Придумать вдовушка Карякина ее не  могла:
такую татуировку имели многие главари воровской "масти" Поднятая голова змеи
означала только одно: "начал воровать, грабить".
   Карл Иванович вспомнил изыскания заграничных теоретиков. В сообщениях  на
Конгрессе криминалистов звучало, что итальянский  Психиатр  Цезарь  Ломброзо
рассматривает татуировку как проявление атавизма и как  признак  нравственно
дефектных людей. Карл Иванович, не разделяя учений Ломброзо, тоже  склонялся
к тому что все убийцы - нравственно дефектны. Даже без татуировок.
   Телефонный звонок Михневича о  некоей  Тугариной,  побывавшей  у  него  в
лавке, запутывал каргину еще сильнее
   В пособничестве  убийству  Глеба  Тугарина  следователь  подозревал  двух
женщин - горничную Соню и жиличку того же дома Аделаиду Андреевну  Карякину.
Негласное  наблюдение  за  ними  не  дало  пока  никаких   особенно   важных
результатов. За прошедшие  сутки  глупая  вдовушка  не  выползала  из  своей
квартиры - проливала слезы  над  своей  несчастной  судьбой.  Дважды  к  ней
заглядывала Соня Впрочем, похоже, горничная не  слишком  горевала  о  смерти
своего бывшего хозяина. Хотя она и посетила храм помолилась за  упокой  души
убиенного, но быстро сумела подыскать себе другого хозяина -  по  донесениям
агентов, уже сегодня утром являлась к  более  состоятельному,  чем  Тугарин,
господину - поверенному в делах Серафиму Серафимовичу Крайневу.
   Он с весны снял квартиру на  Мытнинской  и  вел  себя  прилично,  вид  на
жительство имел исправный - сообщил одному  из  агентов  дворник.  Горничных
менял довольно часто - видно, не устраивали избалованного хозяина. Ни в  чем
предосудительном замечен не был - на квартире  попоек  и  буйных  сборищ  не
устраивал. Это, на взгляд дворника, ныне большая редкость  в  среде  молодых
людей. С подозрительными особами не водился.
   Разочарованный следователь все-таки решил не снимать наружное наблюдение,
и его агенты таскались теперь за горничной Соней по всему городу.
   Распутать серию убийств Карл  Иванович  пытался  и  с  другого  конца.  В
результате допросов господ Апышко и Шлегера он пришел к выводу, что  убийца,
называвшийся их именами, должен был знать их обоих. Значит, где-то  их  пути
пересекались.  Вполне  возможно,  что  именно  в  доме  господина   Стасова,
единственный раз, где встретились и Апышко, и Шлегер, и Тугарин. Вариант был
очень соблазнительным - он ограничивал круг подозреваемых.  Самого  хозяина,
великого Стасова, и хорошо знакомого следователю - через доктора  Коровкина!
- профессора Муромцева Карл Иванович отмел сразу:  кандидатуры  неподходящие
по всем статьям. Оставались  еще  трое  -  библиотекарь  Кайдалов,  ротмистр
Золлоев  и  владелец  антрепризы  "Аполлон"  Иллионский-Третий.  Всех  троих
вызвали уже сегодня в следственный кабинет. И Карл  Иванович  с  нетерпением
ожидал их  прихода;  ему  казалось,  что  вероятный  преступник  должен  был
каким-то образом изобличить себя - непроизвольно, неосознанно.
   Первым, конечно, под подозрение попадал актер: он мог перевоплотиться и в
хлеботорговца, и в руководителя благотворительного фонда. Он видел обоих,  у
него могли быть накладки - парики, усы, бороды, родинки, подходящие костюмы.
Карл Иванович с нетерпением ожидал,  когда  явится  актер  проявивший  также
дурновкусие  в  выборе  сценического  имени.  Но  по  какой  причине  актер,
привыкший к театральным смертям, мог решиться на настоящее  убийство?  Каков
был его мотив? Месть? Грабеж? Ревность?
   Максим Иллионский-Третий, гладко выбритый  и  благоухающий  сверх  всякой
меры, явился пред светлые очи следователя ближе к двум  часам.  Он  вошел  в
кабинет  походкой  крадущегося  льва.  Остановился  у   стола   следователя,
сдержанно поклонился и настороженно улыбнулся.
   - По первому зову  закона  примчался,  -  произнес  он  нараспев  звучным
голосом, и Карл  Иванович  поморщился  -  неужели  актер  будет  изъясняться
ритмизированной прозой? Или пойдут в ход цитаты? Что за книжные люди  пошли?
Ни одного своего слова.
   - Прошу вас сесть, господин Иллионский, - сухо указал он на стул.
   - Благодарствуйте. - Актер сел, как примерный гимназист - колени  вместе,
на коленях - котелок.
   Следователь оглядел стройного  бритоголового  красавца  -  голубые  глаза
навыкате, густые черные брови, свекольного цвета румянец  на  щеках.  Чистый
высокий лоб при ближайшем рассмотрении оказывался пересеченным двумя тонкими
морщинами. Актер всем своим видом выражал готовность быть полезным следствию
- он даже чуть-чуть приоткрыл маленький чувственный рот, слишком  яркий  для
того, чтобы можно было не заподозрить применение грима
   - Итак, господин Илионский, я прошу вас ответить  на  несколько  вопросов
Вызваны вы по делу об убийстве Глеба Тугарина.
   - Вы шутите? - с аффектом воскликнул владелец антрепризы "Аполлон" -  Как
я могу иметь отношение к этому делу?
   - Но вас совершенно не удивило известие о смерти  молодого  человека  Как
это объяснить? - Вирхов отметил про себя, что чисто выбритое лицо  сидевшего
перед ним человека расслабилось
   - А никак! - пожал плечами актер.  -  Мне  нет  никакого  дела  до  Глеба
Тугарина.
   - Вы были с ним знакомы?
   - Видел  однажды.  В  гостях  у  Стасова.  Чахлый  неинтересный  блондин,
никакого артистизма, - презрительно бросил Илионский
   - Навещали ли вы господина Тугарина?
   - Да  на  кой  черт  он  мне  сдался!  У  меня  с  моей  антрепризой  дел
невпроворот! - захохотал Илионский. - А где вы были вчера днем?
   - Как где? В своем театре! Мои актеры могут подтвердить! -  Недоумение  и
обида сквозили в каждом слове И лионского - Не думаете ли  вы,  что  я  убил
этого несчастного? Да мне убийств и смертей и на  сцене  хватает!  У  одного
Шекспира трупы через каждые пять минут.
   - Хорошо Ваши показания мы проверим А теперь скажите мне, что вы  думаете
по поводу других гостей, которые вместе с Тугариным  были  у  Стасова  Имели
место какие-нибудь инциденты, связанные с Тугариным? Недоразумения между ним
и другими гостями? Какая-либо напряженность?
   Весь облик актера выражал сомнение
   - А что из себя представляет ротмистр Золлоев?
   - О! Мужчина-орел,  мужчина-воин!  Мечта  всех  провинциальных  барышень!
Сколько таких героев я сам переиграл  на  сцене1  И  благодаря  этим  ролям,
думаю, во множестве городов Российской  империи  подрастают  мои  внебрачные
дети...
   - И мужчина-орел способен на убийство? - вкрадчиво спросил Карл Иванович
   - Конечно! - воскликнул актер. - Дело военного и  состоит  в  том,  чтобы
убивать врагов - Но не бледных же  юношей,  увиденных  впервые  в  жизни?  -
подогревал актера Вирхов
   - Смотря каких юношей. Если тех,  кто  является  соперником  в  сердечных
делах.
   - Господин Иллионский, я вас серьезно спрашиваю, а вы комедию ломаете,  -
нарочито-обиженным тоном прервал его Вирхов. - Какая  комедия,  если  стрела
Амура поражает кавказское сердце? - воскликнул Илионский.  -  Это  трагедия!
Подлинная трагедия! Не слабее античной! - Так вы утверждаете,  что  господин
Золлоев мог убить Глеба Тугарина  из  ревности?  -  Голос  следователя  стал
грозным, Карл Иванович даже привстал из-за стола.
   - Я этого не утверждал! - выкатил глаза актер. -  Вы  меня  не  правильно
поняли. - Вам знаком этот предмет? -  Следователь  вынул  из  ящика  стилет,
которым было совершено убийство в Медвежьем переулке. -  Видели  ли  вы  это
оружие в руках ротмистра?
   - Стилет в руках ротмистра великокняжеского конвоя? Конечно, не видел,  -
отпрянул актер. - Это и есть орудие убийства?
   - А о какой стреле Амура вы тут разглагольствовали? - хлопнул кулаком  по
столу Вирхов.
   - Да я теоретически, фигурально, -  упавшим  голосом  произнес  актер.  -
Может быть, они прежде встречались и их пути  пересекались.  А  может  быть,
ротмистра  свела  с  ума  барышня  Муромцева,  как  знать...  Он,  как   мне
показалось, был под  впечатлением...  Подлинная  красавица,  удивительная...
Блондинка к тому же...
   - И что, вы думаете,  что  из-за  ревности  ротмистр  Золлоев  мог  убить
Тугарина?
   - Думать - не моя профессия, - ответил  развязно  актер.  -  Меня  думать
никто не учил, я только играть умею - и с меня довольно. Вы спрашиваете -  я
отвечаю. И, признаюсь вам, ничего не думаю.
   - Вот это-то и скверно. - Вирхов чувствовал подступающую злость. - Думать
надо всегда. А что,  барышня  Муромцева  и  на  вас  произвела  впечатление?
Которую, кстати, вы имеете в виду? У профессора две дочери.
   - Старшую, разумеется! - Актер был явно  обижен.  -  Я  не  скрываю,  что
восхищен ею! Из нее могла бы получиться настоящая примадонна.  Правда,  пока
слишком тощенькая, но когда формы ее округлятся, ей не будет равных.
   - Получается, что и  вы  могли  убить  Глеба  Тугарина.  Из-за  ревности,
например, - язвительно заключил следователь.
   - Никого я не мог убить, - огрызнулся актер, - тем более из-за женщины. Я
не собираюсь встречать двухсотлетие Петербурга на каторге. У меня есть более
привлекательные планы. Вы еще услышите мое имя, оно будет  греметь  по  всей
стране. Думаю, Государь пожалует меня титулом и  наградит  орденом.  Вы  еще
увидите меня на посту директора Императорского театра...
   - Ладно-ладно, - прервал его Вирхов,  -  довольно.  Спасибо  за  то,  что
пришли. Ваши показания чрезвычайно  полезны.  -  Он  встал  из-за  стола  и,
подойдя  к  Иллионскому,  взял  его  аккуратно  за  рукав,  пытаясь  придать
посетителю направление движения - на выход.
   Когда дверь за владельцем антрепризы "Аполлон" закрылась,  Карл  Иванович
отер платком лоб. Что за мука - разговор с человеком  творческой  профессии,
страдающим манией величия! Определенно надо включать в штат  каждого  театра
психиатра. Драмы и трагедии разрушительно действуют на психику - выветривают
остатки и так небогатого рассудка в русском  человеке.  Он,  видите  ли,  не
думает! Это не его профессия! Да в самом деле, хватит  ли  у  него  ума  для
убийства? Способен ли такой пустышечный человек продумать преступление и  не
попасться? Впрочем, можно глянуть и  с  другой  стороны  -  преступления  по
глупости тоже бывают, и раскрыть их еще труднее. Именно потому, что  замысла
никакого преступник не имел, следователю разгадывать нечего.
   Не более десяти минут удалось следователю побыть  в  тишине  и  покое.  И
затем в его кабинете появился ротмистр Золлоев.
   - Ротмистр Золлоев по вашему приказанию  прибыл!  -  отрапортовал  он  от
двери и вытянул руки по швам.
   - Вольно, господин Золлоев, вольно, - раздумчиво протянул Карл  Иванович,
издалека  разглядывая  экзотического  гостя.   -   Прошу   вас   входить   и
присаживаться.
   Ротмистр прошагал ровным строевым шагом к столу следователя  и  опустился
на стул. На голове его была меховая шапка, синий с красным мундир  обтягивал
ладную фигуру, на плечах поблескивали вензеля, выложенные серебряным шнуром.
На поясе висели шашка и кинжал - и то и другое в ножнах.
   - Итак, Заурбек Теймуразович.  Вы  позволите  называть  вас  по  имени  и
отчеству? - Дождавшись утвердительного кивка, Вирхов продолжил:
   - Мы побеспокоили вас в связи с убийством Глеба Васильевича Тугарина. Вам
известен такой человек?
   - Так точно, господин следователь, - сверкнул глазами ротмистр.
   - Какие отношения вас связывали?
   - Никакие, - лаконично отрапортовал горец.
   - Давно служите в конвое Великого князя?
   - Переведен после чистки рядов Императорского конвоя. Там оставили только
терских и кубанских казаков. А я хоть и с Терека, но по крови дарган.
   - Так-так. Имеете ли дисциплинарные взыскания?
   -  Никак  нет,  господин  следователь.  Служу  верой  и  правдой  Царю  и
Отечеству.
   - Что вы можете сказать о покойном?
   - Ничего хорошего, -  отрезал  ротмистр.  -  Зеленый  юнец,  не  нюхавший
пороху. Слишком много о себе мнит. Воображает себя неотразимым.
   - Все  это  в  прошедшем  времени,  -  напомнил  ему  следователь.  -  Вы
испытывали к покойному неприязненные чувства?
   - Испытывал, - признался Золлоев. - Мне  не  нравилось,  что  он  пытался
обратить на себя внимание одной барышни.
   - Мадмуазель Муромцевой-старшей?
   - Так точно. - Ротмистр подергал себя за черный острый ус. -  Вам  и  это
известно? Хотя, конечно, вы уже всех допросили...
   - Но  вы,  насколько  я  понимаю,  в  браке,  -  осторожно  пошел  дальше
следователь. - И мадемуазель Муромцева вас не должна интересовать...
   - Аллах разрешает иметь много жен, - сказал смущенно Золлоев, - а барышня
мне показалась грациозной, как горная козочка... Будь  моя  воля,  украл  бы
ее... так у нас на Кавказе принято.
   - А если б на вашем пути встретился соперник?
   - Убил бы его! Вот этим самым кинжалом! - хлопнул себя по боку ротмистр.
   Карл Иванович выдержал многозначительную паузу.
   - Кстати, не позволите ли мне взглянуть на ваш кинжал? - спросил  он  как
можно безразличней.
   Золлоев сверкнул