гость,  -  дело  мое
близится к концу. Я имею в виду не коммерческие интересы,  которые,  как  вы
понимаете, остаются и впредь, а личные. Теперь я уже  могу  вам  поведать  о
них, тем  более  что  сегодня  я  встречался  с  господином  де  Монтебелло,
французским послом, он меня очень обнадежил. Можем ли  мы  по  этому  поводу
выпить немного шампанского?
   - Глаша, принесите бокалы, - попросил профессор  Муромцев,  с  сожалением
отставляя шахматы. - В чем же состоит ваше дело, граф?
   - Я вам уже  рассказывал,  что  мои  предки  были  связаны  с  Россией  и
некоторые из них подолгу  здесь  жили.  Но  подробностей  вы  не  знаете.  В
частности мой прадед общался с графом Строгановым, оба они проявляли интерес
к старинным вещам, к предметам, свидетельствующим о древних культурах.  Одна
из драгоценных реликвий коллекции деда оказалась в руках  графа  Строганова.
Мой отец перед кончиной поведал мне о ней и завещал ее разыскать  и  вернуть
во Францию.
   -  Какая  необыкновенная  история!  -   воскликнула   Брунгильда.   Живая
заинтересованность,  отразившаяся   на   ее   выразительном   лице,   ровный
доброжелательный свет голубых глаз не могли оставить графа равнодушным  -  и
он тепло улыбнулся прекрасной девушке.
   - И вы ее нашли, вашу реликвию? - спросила Мура.
   - И  да  и  нет.  Сначала  я  попросил  французского  посла  выяснить  ее
местонахождение. Что он и сделал - только после этого я приехал в Петербург.
Посол обещал найти возможность убедить потомков графа Строганова вернуть мне
драгоценную для меня вещь.
   Профессор самолично разлил шампанское по бокалам, принесенным Глашей.
   - Если вы ее получите то за это действительно стоит выпить шампанского! -
Профессор Муромцев ожидал продолжения рассказа.
   - Обладатели реликвии,  -  продолжил  Рене,  -  долго  отказывались  даже
говорить о ее возвращении. Но теперь  ситуация  изменилась,  и  они,  скорее
всего, расстанутся с ней. И надежда получить  ее  возрастает.  Завтра  я  ее
увижу.
   -  Ну  что  ж,  милый  Рене,  поздравляем  вас!  -  искренне   улыбнулась
взволнованному  графу  Елизавета  Викентьевна  и,  подняв  бокал,  встала  и
пригубила вино.
   Вслед за Елизаветой Викентьевной и остальные стоя выпили за удачу графа.
   - Семейные ценности - самые важные ценности для человека, хорошо, что  вы
не забыли о завещании отца, - одобрила действия графа Полина Тихоновна,  уже
усевшись на свой стул и держа в руках бокал с недопитым шампанским.
   - Такое событие можно отметить  и  водочкой,  -  предложил  профессор.  -
Найдется в этом доме хорошая закуска?
   - Только холодная, горячее еще не готово. Потерпите немного, сейчас Глаша
соберет на стол. И почему это  люди,  занимающиеся  техникой,  не  думают  о
бедных женщинах? - шутливо подхватила Елизавета Викентьевна. -  Изобрели  бы
какую-нибудь чудесную печку, которая бы за  пять  минут  могла  сварить  или
поджарить.
   - И чтобы не надо было возиться с дровами или углем, - предложила  Полина
Тихоновна.
   - А знаете что, друзья мои, одна такая чудо-печь уже  есть,  -  улыбнулся
Рене, - для нее не надо ни угля, ни газа, ни  бензина.  А  работает  она  на
электричестве. Ее ходят смотреть все приезжие  в  Париже.  Ее  установили  в
прошлом году в ресторане "Фериа". Я сам туда заходил и  видел  электрические
бифштексы и электрическое рагу.
   -  И  неужели  люди  не  боятся  есть  электрическую  пищу?  -  удивилась
Брунгильда.
   - Нет, едят, да еще и хвалят, - обворожительно-застенчиво улыбнулся Рене.
- Я, правда, не рискнул. Для  работы  печи  требуется  ток  силой  в  триста
пятьдесят амперов, а напряжение - четыреста пятьдесят килоуаттов в час.
   - Боюсь, в России подобное чудо появится не скоро, -  огорченно  вздохнул
профессор, - очень много  предрассудков,  люди  пока  боятся  электрического
тока.
   - Кстати, граф, скажите, а на вашем чудесном  самодвижущемся  экипаже  не
опасно ездить в дождь? Не может ли  он  воспламениться?  -  спросила  Полина
Тихоновна.
   - Что вы, мадам, - галантно  поклонился  Рене,  -  совсем  не  опасно.  Я
интересовался вопросами безопасности. Кроме того, я только  в  прошлом  году
приобрел новую модель "рено" - с совершенно новым двигателем.  Он  абсолютно
надежен. А в двигателях я разбираюсь.
   - И все-таки самодвижущиеся экипажи очень опасны:  лошадь  не  забежит  в
Неву или Москва-реку, а самодвижущийся экипаж может, особенно если  владелец
мотора находится под высоким давлением винных паров. Хорошо,  если  человека
спасут, а уж экипаж точно пойдет на дно. Конечно, надо бы, чтобы каждый, кто
хочет   пользоваться    самодвижущим    экипажем,    проходил    медицинское
освидетельствование  и  признавался  психически  выдержанным  человеком,   -
развивала свою теорию Полина Тихоновна, пока Глаша тихо и бесшумно накрывала
стол на веранде.
   - До сих пор мне не приходилось освидетельствовать владельцев моторов,  -
усмехнулся  доктор.  -  Но,  возможно,  при   Городской   управе   возникнет
специальная медицинская служба. Ныне же, насколько мне известно,  достаточно
подать прошение, где следует указать свое имя и  местожительство,  приложить
рисунок или фотографический снимок того мотора, на  котором  желают  ездить,
подробно описать внешний вид,  объяснить  действие  двигателя.  Кроме  того,
надлежит сообщить и название, и фирму, и номер мотора.
   - Клим, надеюсь, ты не собираешься приобрести себе самодвижущийся экипаж?
- Полина Тихоновна выглядела встревоженной.
   - Нет, - лукавые искорки появились в глазах доктора, - о  моторе  мечтает
Прынцаев. Он считает, что испытания по управлению автомобилем очень  сложны.
Но, кажется, серьезно готовится к возможному экзамену.
   - Если бы вы завтра согласились прокатиться со мной до  Черной  речки,  я
был бы очень рад, - обратился к доктору  Рене.  -  И  с  такой  же  просьбой
обращаюсь к мадемуазель Мари и мадемуазель Брунгильде.
   Девушки зарделись.
   - Завтра с утра и решим, глядя по погоде, - уклонилась от прямого  ответа
Елизавета Викентьевна. - Шампанское очень вкусное. И прохладное.
   Мура поднесла к губам бокал, пригубила золотистый  напиток  и  сказала  в
наступившей благостной тишине:
   - Извините, Рене, мое любопытство. Но мы как-то незаметно  уклонились  от
главной темы нашего праздника - обретения вами вашей семейной реликвии.  Что
же это за реликвия?
   Рене вздохнул, улыбнулся и, понизив голос, шепнул, наклонясь к девушке:
   - Саркофаг Гомера.

Глава 10

   Мура испытывала не только глубокое разочарование, но  и  некоторую  вину.
Зачем она так долго  морочила  голову  Климу  Кирилловичу  Коровкину?  Зачем
придумывала  всякие   таинственные   объяснения   карандашной   надписи   на
дешевенькой Псалтыри? Кто бы ни была  мифическая  невеста  князя  Салтыкова,
надпись могла означать просто-напросто инициалы  владельца,  а  таинственный
саркофаг - место встречи назначенного  свидания  -  Строгановский  сад,  где
хранится античное надгробье.  Ну,  ошибся  посланец,  не  в  тот  дом  занес
любовный привет какой-нибудь Татьяне Сергеевне Добрыниной или, наоборот,  от
Тимофея Самсоновича Добрянского.., да мало ли что можно придумать!
   Мура старалась не смотреть на Клима Кирилловича,  ей  казалось,  что  его
взгляд без  слов  говорил:  "Вот  сейчас  и  убедитесь  в  ваших  фантазиях,
посмотрите, есть ли  там  Тайный  Склад  Динамита  или  Тело  Доблестного  и
Славного". В его глазах она видела скрытую насмешку в те  минуты,  когда  он
оборачивался  к  барышням,  сидящим  на  заднем  сиденье  автомобиля   графа
Сантамери.
   Мотор направлялся к Черной речке. Ехал медленно, потому что дачные дороги
после прошедшего накануне дождя развезло и шофер боялся угодить  во  впадину
или яму - изъяны дороги притаились под разлившимися лужами. Граф знал,  если
что-нибудь  случится  с  автомобилем,  поломку  устранить  будет  некому   -
мастерских на побережье нет.
   Черные мысли Муры скоро  развеялись,  новые  ощущения  поглотили  ее.  Ей
казалось,  что  дорога  стремительно  мчится  им  навстречу  и  граф   ведет
ожесточенную схватку с пространством. Она чувствовала, как тысяча  невидимых
крыльев обвивает ее сладкой прохладой.
   Дорожный костюм графа  Сантамери  выглядел  экстравагантно  и  еще  более
подчеркивал то, что девушки всегда осознавали - пришествие этого человека из
совсем  другого,  не  известного  им  мира.   Рене   выбрал   для   прогулки
светло-коричневый пиджак в крупную черную клетку, на голове его  красовалась
кожаная кепочка, глаза закрывали круглые темные очки.
   Граф не принимал участия в  разговоре  -  он  сосредоточился  на  дороге.
Доктор же пытался в меру сил развлекать барышень,  настроение  у  него  было
почти превосходное - под стать погоде, которая вновь  сияла  всеми  красками
чудного северного лета. Солнце стояло высоко, и Клим  Кириллович,  время  от
времени опуская руку то на край  дверцы,  то  на  сиденье,  чувствовал,  как
быстро нагреваются металл и кожаное покрытие.
   Доктора Коровкина несколько беспокоило место, в которое они направлялись.
Сам он никогда не переступал порога увеселительных заведений Новодеревенской
набережной - ни "Аркадии", ни "Ливадии" - из чувства некоторой  нравственной
опрятности. Конечно, "Аркадия",  деревянный  летний  театр,  находящийся  на
территории бывшего  Строгановского  сада,  между  Черной  речкой  и  Большой
Невкой, во время  гастролей  заезжих  иностранных  звезд  или  отечественных
артистических знаменитостей  привлекал  и  вполне  приличную  публику,  даже
аристократическую.        Но        вообще-то,        аркадийско-ливадийские
достопримечательности  облюбовали  посетители  весьма   пестрого   толка   и
сомнительного  разбора:  склонная  к  кутежам  "золотая  молодежь",  готовые
пустить  на  ветер  родительские  капиталы  купчики,  жуиры   и   трактирные
забулдыги,  блюдолизы-критики  из  дрянных  газетенок  и  журнальчиков,   не
пойманные "червонные  валеты"  и  шулера,  продажные  красавицы  с  Невского
проспекта. Все они по вечерам искали свежего воздуха, общества,  развлечений
и веселья. Все они в силу стесненных материальных обстоятельств или из любви
к кабацко-вакханальному веселью выбирались сюда, в  увеселительные  сады,  в
рассадник сомнительных развлечений.
   Клим Кириллович очень надеялся, что аркадийские донжуаны и донны Лауры не
забредут в утренний час в Строгановский сад. Беспокоило его и присутствие  в
автомобиле собаки, сидевшей между Брунгильдои и Мурой, - зачем  ее  взяли  в
экипаж? Необходимость в ней отпала, толпы наглых газетчиков не осаждают дачу
Муромцевых, Бог миловал, так почему бы не отпустить  собаку  на  волю?  Жила
ведь она самостоятельно до встречи с Мурой, не умирала с голоду,  пропитание
себе находила, даже подвиг совершила. А теперь сидит чуть ли не на  привязи,
бегает за Мурой, как за настоящей хозяйкой. Жалко  и  Муру,  и  собаку,  обе
обречены на неминуемую разлуку. Но не брать же существо с  таким  чудовищным
экстерьером в Петербург на зиму. А существо беспокойно переводило  преданные
круглые карие глаза с Муры на Брунгильду.
   Да, приручить животное легко, а как его потом выгнать из дома  на  улицу?
Размышляла о Пузике и Брунгильда, косясь взглядом  на  сидящего  внизу  пса.
Мотор качало из стороны  в  сторону,  и  она  испытывала  неловкость,  когда
собачий бок касался ее ноги,  выглядывающей  из-под  края  расшитой  сутажом
юбки. Она выбрала для  поездки  цивильный  костюм  модного  серо-лавандового
цвета с коротким жакетом "болеро", надела легчайшую муслиновую  блузку  того
же тона. Теперь ей казалось, что собачий запах будет не отмыть  с  кожи,  не
отстирать с подола. Ей хотелось, чтобы  дорога  быстрее  закончилась  и  они
смогли выйти из мотора.  Ее  слегка  подташнивало,  вокруг  экипажа  свистел
ветер,  он  ударял  по  лицу,  и  Брунгильда  всерьез  опасалась   за   свою
новую-соломенную шляпку с гирляндой из лаванды.
   Они уже подъезжали к городу, позади остались низкие лахтинские  болота  с
их унылыми, даже в солнечный день,  блеклыми  желто-коричневыми  камышами  и
кочками. Неожиданно вспархивающие  птицы  заставляли  Пузика  вздрагивать  и
беспокойно вытягивать шею.
   Они проехали Новодеревенскую набережную  -  изредка  показывались  пестро
закутанные цыганки, почти всегда с младенцами за спиной, - впрочем, в ранний
час прохожих почти не было. Около Приморского вокзала, недалеко от  конечной
цели маршрута, пришлось постоять некоторое время: прибыл  очередной  пароход
из города, и немногочисленные пассажиры; переходили с пристани на  вокзал  -
за ними внимательно и молча следил Пузик.
   Наконец добрались и до Строгановского сада - мотор остановился, и все его
пассажиры ступили на твердую землю, ощущая легкое головокружение, то  ли  от
тряски, то ли от неприятных запахов резины и бензина.
   Граф повел своих спутников под густолиственные  сени  столетних  берез  и
лип, оставшихся от  обширного  сада  графа  Строганова.  Ускоряя  шаг,  Рене
уверенно двигался по извилистым дорожкам. Они  перебрались  через  небольшой
канал по изящному дощатому мостику,  обогнули  маленький  островок,  в  виде
холмика, увенчанный рестораном "Горка" - на его открытой террасе еще  никого
не было. Они миновали  темные  своды  аллей,  в  одной  из  которых  маячила
внушительная фигура городового, во всем  блеске  украшающих  ее  блях.  Рене
стремительно вел свою компанию в самую запущенную  часть  сада,  оставляя  в
стороне ветхий каменный павильон с  облупившейся  штукатуркой  -  перед  ним
стояли огромные мраморные статуи Геркулес?  Флора?  Мура  на  обратном  пути
рассчитывала выяснить это точно.
   Под предводительством графа его  спутники  обогнули  небольшую  березовую
рощицу и вышли на открытое пространство -  левой  своей  частью  оно  полого
спускалось к пруду, наполовину заросшему светло-зеленой ряской. Справа же, в
отдалении, на небольшом взгорке виднелся высокий забор.  Возле  него  стояли
два человека - разглядеть их было трудно, вдобавок они заметили  приближение
посетителей, и один  из  мужчин  тут  же  повернулся  и  торопливо  пошел  в
противоположную сторону.  Доктор  Коровкин  смотрел  на  исчезающую  фигуру,
испытывая тревожное беспокойство: хотя в человеке не было ничего  необычного
- среднего роста, в сером костюме и шляпе, с тростью в руках, - он удалялся,
опустив голову
   - Так я и знал, что зевак здесь предостаточно,  -  с  досадой  проговорил
Рене, повернувшись к  доктору.  -  Самое  главное,  чтобы  коллекционеры  не
пронюхали. У вас в России есть такие богатые собиратели древностей, что  мне
с ними тягаться невозможно. Поэтому и надо как можно быстрее решить вопрос.
   Компания приблизилась к крепкому деревянному забору, возле которого стоял
рослый человек в тщательно разутюженном мундире отставного солдата. На груди
человека висел на шнурке свисток Смотрел он недружелюбно.
   - Чем обязан, милостивые государи? - спросил он сурово  -  Забор  видите?
Входить за него никому не велено.
   - Но месье, - начал было Рене, - мы знаем,  сколь  ценна  вещь,  хранимая
вами, и мы не воры и не грабители, а ценители искусства.
   - Знаю я вас, ценителей, - сторож оставался непреклонным,  -  вчера  тоже
ходили здесь студенты белобрысые, подбирались,  чтобы  сунуть  свой  нос  за
ограду. Слава Богу, светло, и я привык обходить забор со всех сторон.  А  то
ведь и подкоп могут сделать, и поджечь - такая ныне молодежь пошла.
   - Мы с вами согласны, дружок, - не стал противоречить доктор, - но мы  же
люди степенные, не какие-то там студенты. К тому же мы с барышнями...
   Сторож, казалось, только после этих слов внимательно посмотрел на Муру  и
Брунгильду. Девушка с лохматой дворнягой ему не понравилась  -  зато  другая
смотрелась сказочной царевной или феей: беззащитная  и  трогательная  шейка,
взбегающая  к  тонкому  подбородку,  нежное  продолговатое  личико  в  нимбе
золотистых волос, аккуратная соломенная шляпка с мелкими  цветочками.  Глаза
девушки были опущены вниз - таких длинных ресниц сторож до сих пор ни у кого
не видел.
   - Ума не приложу, что такого ценного  в  этом  дряхлом  камне,  -  сторож
оправил и без того аккуратный мундир, -  и  вы  не  тратьте  время  попусту.
Во-первых, пускать никого не велено. Во-вторых, и смотреть не надо -  верьте
мне, развалина, а не сокровище. Лучше и деньги на такой хлам не  тратить.  А
то, смотрю, повадились один за другим, хоть барышни, хоть люди, продыху нет.
   - Один за другим? - встревожился Рене. - А что, тот человек, которого  мы
сейчас видели рядом с вами, тоже хотел осмотреть камень?
   - Очень желали-с, даже деньги предлагали. Но доверия не внушил. К тому же
вчера здесь шныряли студенты, я вам говорил. Почти до полуночи. Хорошо я  их
запомнил и в случае чего могу полиции сообщить. Как бы бомбу не бросили.
   - Что вы такое говорите! - воскликнул Рене, его взволнованность  поразила
барышень. - Как можно бросать бомбу в художественные ценности!
   - А так и можно, - ответил сторож, глядя на  Брунгильду  -  она  медленно
поднимала свои чудесные ресницы, на ее губах расцветала восхищенная  улыбка,
обращенная, кажется, к нему... - Они в людей бомбы бросают, что им  какие-то
камни?
   - Вы совершенно правы, - встряла  барышня  с  ободранной  дворнягой,  она
наклонилась и  спустила  собаку  с  поводка.  -  Собачка  не  кусается,  она
домашняя, пусть погуляет по природе. - Мура старалась найти дорогу к  сердцу
сторожа.
   За его спиной на деревянной  дверце  в  заборе  висел  огромный  железный
замок. Сторож неодобрительно проводил взглядом скрывшегося в  кустах  сирени
Пузика.
   - Да-да, любезный,  -  продолжил  доктор,  стараясь  отвлечь  сторожа  от
неприятного зрелища обтрепанной собаки, - вы правы. Молодежи  в  наше  время
приходится опасаться. Что же за студенты вас навещали? Мы готовы сообщить  о
них в полицию.
   - Некоторых видел и раньше, из местных, на железной дороге орудуют, мутят
рабочих - тех, что подурней. А один приезжий -  может  быть,  их  вожак,  не
знаю. Белобрысый такой, хромал, как бес.
   Окаменевший доктор перевел взгляд на Муру - он не успел сказать ей о том,
что тетушка перед сном поведала ему  смешную  историю  про  ахиллесову  пяту
белобрысого Пети Родосского.  Неужели  Петя?  Неужели  он  был  здесь  вчера
вечером? Ведь к ним на дачу он так и не пришел!
   - Погодите, погодите, господа, - совсем расстроился Рене, - при чем здесь
студенты? В летнее время их везде встретить можно,  они  отдыхают.  Молодежь
вообще любознательная и любит заглядывать за заборы. Нет, не думаю,  что  по
саду  разгуливают  террористы.  И  потом,  зачем  им  надо  взрывать  именно
саркофаг?
   - Мы понимаем ваше волнение, граф, - произнес с чувством Клим Кириллович,
стараясь не смотреть на Муру.  -  Но,  видимо,  надо  отказаться  от  вашего
намерения, чтобы не тревожить  господина,  которому  поручена  охрана  столь
важного объекта?
   - Как же, как же отказаться? Время не терпит! -  воскликнул  чуть  не  со
слезами в голосе Рене. - Месье, любезный друг, сделайте для нас исключение -
вы же видите, что мы люди добропорядочные.
   - Сожалею, барин, не ведено. - Голос сторожа звучал уже не столь  сурово,
он заметил,  как  залетевшая  в  его  владения  царевна-лебедь  сделала  два
грациозных шажочка по направлению к нему - от прекрасного создания глаз было
не отвести. И он, неожиданно ощутивший прилив румянца  к  щетинистым  щекам,
едва ли не в столбняке наблюдал  за  тем,  как  медленно  размыкаются  яркие
розовые губки барышни.
   - О, мы не можем требовать от вас, милый друг, нарушения вашего долга,  -
пропела  ангельским  голосом  царевна  и  легонько   тряхнула   головкой   -
качнувшийся локон на мгновение  обнажил  маленькое  ушко,  -  простите  нашу
настойчивость. Но.., если есть хоть какая-то возможность  пропустить  нас  к
гробнице,  если  только  вы  захотите...  Мы  осмотрим  саркофаг   в   вашем
присутствии...
   Она сделала еще один шажок к сторожу,  и